This Bitter End | Этот горький конец

Гермиона — настоящее время, Новый год 2010 Гермионе почти трудно поверить в то, что произошло за последние двадцать четыре часа, но слабая боль между бёдер напоминает, что всё было реально. Она лежит в постели, любуясь отблесками раннего утреннего солнца, играющего на платиновых волосах и алебастровой коже Драко. Он кажется почти неземным: черты лица резкие, губы полные, а тяжесть знакомой руки, по-хозяйски обвивающей талию, удерживает Гермиону в этом моменте времени. Так близко она может видеть его пробивающуюся утреннюю щетину, трепетание светлых ресниц и каждое подёргивание уголков рта, пока сон пытается от него ускользнуть. Она чувствует, как под ладонью бьётся его сердце, и ласкает большим пальцем его кожу. Драко прекрасен, и только эта мысль всплывает в её сознании, пока она нежится в тепле его груди. Гермиона ужасно скучала по этому — по нему, и, несмотря на страх, грозящий вскрыть грудную клетку, овладеть ею и захватить в плен, она отказывается поддаваться его зову. Она думала, есть границы, которые она не может стереть, не может переступить, но в свете утра понимает, как была глупа, полагая, что сумеет держать Драко на расстоянии. Он, несомненно, безоговорочно её. А она — его. Гермиона чувствует, как Драко крепче обнимает её, притягивая поближе. Это один из тех моментов, когда ей хочется закупорить в бутылку свои чувства, защитить любой ценой этот баланс, эту хрупкость, потому что впервые за много лет она чувствует себя целой. Та частичка её самой, что пропала, растворилась в пустоте, теперь встала на место и вернулась домой, как давно исчезнувший друг. Магия пульсирует под кожей, укрепляя эту убеждённость, это желание удержать Драко рядом. Гермиона зарывается головой в его шею, сосредотачиваясь на его дыхании, и ждёт. Она знает: они должны поговорить. Драко сказал ей, что не может относиться ко всему, как раньше, и услышав от него заверения, что их отношения были настоящими, что всё всегда было настоящим, она обрела необходимое для предстоящего разговора мужество. — Я слышу, как твой мозг работает, что есть мочи, — хрипло говорит Малфой и тихонько хихикает, пробираясь рукой вверх по её позвоночнику, чтобы снять массажем напряжение, скопившееся у затылка. Даже с учётом утра его голос приятно ласкает слух, и Гермиона позволяет Драко крепко сжать её в объятиях. — Что не так, Грейнджер? — спокойно идёт следом, пока Драко умелыми пальцами разминает каждую зажатость. Гермиона терзает нижнюю губу между зубами, оценивая и перебирая все возможные объяснения бурлящим в ней в данный момент легкомысленным эмоциям. — Я ни о чём не жалею, пожалуйста, знай это. — Она скользит ладонью по груди Драко, потом дальше вверх по плечу, притягивая его губы к своим. Нежное прикосновение говорит скорее о «добром утре», чем о «прощай». Внутри Грейнджер расцветает любовь, и она чувствует, как её душа преображается, наполняясь в присутствии Малфоя чистым спокойствием. — После столь долгого отсутствия тебя в моей жизни я всё ещё пытаюсь смириться, что ты здесь — со мной. Драко отклоняется назад, наблюдая за Гермионой с любопытством, смешанным с осторожностью. — Такое ощущение, что сейчас последует «но». Грейнджер кротко улыбается, опустив взгляд, чтобы посмотреть, как кончики пальцев танцуют по серебристым шрамам на его груди. — Я хочу, чтобы у нас всё было правильно, Драко, и чтобы это стало возможным, нам нужно поговорить. Я не рассчитываю на приятный диалог, да и не настолько горда, чтобы сознаться в своём эгоизме, и мне подольше хочется побыть в этом моменте, — сглатывает Гермиона, а её глаза горят от признания. Она чувствует, как Драко ласкает пальцами её челюсть и наклоняет её голову назад, чтобы встретиться с ней взглядом, и внезапно её прошибает одна мысль. Драко обладает сверхъестественной способностью понимать её, проникать в глубины её души и открывать то, что Гермиона и сама о себе не знает. — Разговор необязательно должен быть неприятным; нам просто нужно разобраться, принять всё произошедшее между нами и двинуться дальше. Наше прошлое не обязано определять наше будущее. — Наблюдая за тем, как Гермиона обдумывает сказанное, Драко обводит большим пальцем её нижнюю губу. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Гермиона знала. В глубине души она всегда знала. Они провели ночь, обещая друг другу никогда не расставаться, больше никогда. Поклялись друг другу. И всё же? Услышав подтверждение — три простых слова, произнесённых устами Драко, сказанных с особой проникновенностью. Её душа воспламеняется. — Я так сильно люблю тебя, Гермиона, — повторяет Драко, стискивая пальцами её кудри. Слова даются ему легко — звучат без принуждения, пока его дыхание легонько обдаёт её губы. Эти слова принадлежат ей, и с каждым ударом сердца по венам разливается восторг, дающий Гермионе понять, что они правдивы. Магией она чувствует, самыми потаёнными частичками души знает, что Драко её любит. Гермиона поднимает ладонь и кладёт её на тыльную сторону его руки, переплетая их пальцы. Это нечто между ними — хрупкое, старое, но в то же время новое, и она видит, что каждый из них так крепко цепляется за него, словно боится, что вода снова утечёт сквозь пальцы. Мир Грейнджер перевернулся с ног на голову, и, разглядывая Драко с ясностью, она видит то, на что раньше всегда закрывала глаза. Он — её прошлое, настоящее и будущее. Гермиона крепче сжимает его ладонь. — Я твоя. Моё сердце — твоё. Моя душа — твоя, моя магия — твоя. Я люблю тебя. Как бы я ни боролась с этим чувством, как бы ни пыталась от него убежать, я никогда не смогу перестать любить тебя. Глаза Драко — бескрайняя пучина переливов серого и серебристого, и он смотрит на Грейнджер так, словно она — сокровище, то, чем он должен дорожить. Подобно дракону в его имени. Что-то, что он должен сберечь. Она ничего не может с собой поделать и не в силах помешать сбивающемуся дыханию, когда Драко прижимается своим лбом к её. — Никогда не думал, что услышу от тебя такие слова, — тихо признаётся он. Неверие, явно прозвучавшее в его голосе, разрывает сердце, и Гермиона смаргивает наворачивающиеся на глаза слёзы. — Ты наверняка знал? Разве ты не видел, что я безнадёжно влюблена в тебя? Малфой переворачивается на спину, притягивая Гермиону к себе, пока она не прижимается к его боку, положив на его грудь их переплетённые пальцы. Она закидывает одну ногу ему на бедро, нуждаясь в ещё большей близости. — Ты готова к этому разговору, Гермиона? — спрашивает он, и этот вопрос отдаётся вибрацией на её коже. — Нет, но он должен состояться. Не хочу, чтобы это тяготило нас и дальше. — Она сжимает его руку в заверении. Она готова. — Ты великолепна, просто чёртово грёбаное солнце, и я оказался на твоей орбите, но всегда боялся обжечься. Когда я пытался двинуться дальше, ты привнесла в мою жизнь тепло и доброту. Мне захотелось стать кем-то, достойным называться твоим другом, — Малфой ненадолго умолкает, словно погрузившись в раздумья, — а потом в ту ночь возле «Котла» ты меня поцеловала. Гермиона моргает, пока воспоминания о той ночи всплывают в памяти. По щеке скатывается одинокая слезинка, и она позволяет себе молча слушать, чтобы наконец понять, как всё воспринимал Драко. — Это оказалось... не похоже ни на что, что я когда-либо мог себе представить. Я был мгновенно очарован тобой и одновременно боялся. Когда я проснулся тем утром с тобой в объятиях, то понял, что не могу допустить, чтобы всё это было только на одну ночь. Поэтому я старался вести себя непринуждённо и обманом убедил себя, что способен на интрижку с тобой. Но с каждой неделей, с каждым интимным моментом я чувствовал, что безумно влюбляюсь в тебя, — голос Драко срывается, и Гермиона сильнее вжимается лицом в его плечо, потому что знает, прекрасно понимает, о чём он говорит, ведь она испытала то же самое. Они существовали в одной временной плоскости. Влюблялись и не понимали. Не улавливали контекст. Были молодыми и такими испуганными. Окружёнными сверхъестественной тенью от шрамов своего прошлого. — Меня готовили, учили, что любовь не обязательна для брака. До войны я смирился с тем, что моя судьба будет связана с какой-нибудь ведьмой, выбранной родителями, и, если мне повезёт, со временем я полюблю её, — Драко произносит эти фразы неохотно, с горечью, словно ему стыдно, что когда-то он так думал. — После восьмого курса всё изменилось. Я наблюдал за развитием отношений Тео и Даф, а затем постепенно все вокруг меня обзавелись парой. Я не сомневался, что слишком сломлен, чтобы быть достойным чего-то подобного. Поэтому, когда мы с тобой снова и снова оказывались в постели, мне пришлось признать, что я влюблён в тебя и понятия не имею, что с этим делать. Гермиона ошеломлена, каждый вдох обжигает ей лёгкие. «Понятия не имею, что с этим делать». Большим пальцем Драко гладит её запястье. — Я пытался показать тебе, — добавляет он уже тише. Она не может держать язык за зубами — она должна спросить, должна узнать. — Почему... Драко крепче обнимает её. — Я годами изводил тебя. Как я мог позволить себе поверить, что мои чувства взаимны, что ты можешь полюбить меня? Что действительно можешь простить меня? Я убеждал себя, будто я для тебя не более чем возможность перепихнуться, но всё равно пытался показать тебе... — его голос негромкий, но несёт в себе силу грозы. Слова мощны, значительны и потрясают Гермиону до глубины души. — А где была твоя, Грейнджер? Где была твоя храбрость? Где была её храбрость? Затерялась, канула в бездну разума. И обнаружилась слишком поздно. — Я планировала признаться тебе на Новый год, — шепчет она. — Пообещала Джинни, что всё тебе скажу, а потом увидела статью... Какое-то время они молчат; каждый слишком поглощён призраками своих «должен был, мог бы и сделал бы». В конце концов Драко вздыхает и наклоняется, целуя кудрявую макушку Гермионы. — Полагаю, ты наконец-то сделала это, только шесть лет спустя. Она издаёт смешок, вдыхая успокаивающий аромат берёзы и пряностей, прижимаясь к Драко ещё крепче. — Поцелуй не был обоюдным, Гермиона. Уверен, теперь ты это понимаешь? Её щёки пылают от стыда. Конечно, она понимает; она осознала это спустя пару недель, хотя и упорно отказывалась это признавать. Правда преследовала её, однако гордость взяла верх. — Понимаю, и мне очень жаль, Драко. — Мать была убеждена, что помогает мне; она не знала, что я влюблён в тебя. Она внушила Тори, что я ей заинтересовался. Только из-за влияния моей матери она поцеловала меня в ту ночь, а я не смог заставить тебя выслушать меня. Сожаление. Оно гложет, грызёт и разъедает душу, преобразуясь в нечто ужасное. Как Драко может простить её за столь глупое поведение? — Гордость застила мне глаза, я была слепа. Статья Риты будто подтвердила все мои страхи — что я для тебя не более чем секс. Рядом с тобой меня покидал здравый смысл. Ты делаешь меня глупой, Драко, и вместо того, чтобы выслушать тебя, я сбежала. — Может, ты и отправила нас в ад, Гермиона, но и я не сделал ничего, не сделал достаточно, чтобы вытащить нас оттуда. — Как ты можешь простить меня, когда я думала о тебе самое худшее? — Она приподнимается и смотрит на Драко сверху вниз со щеками, мокрыми от слёз. — Я не невинен, даже если и не делал того, что ты предполагала. Я мог бы и раньше сказать, что люблю тебя, но не сделал этого. Просто сдался и ждал до этой минуты, — он сглатывает, и Гермиона следит за движением его кадыка, — но я люблю тебя и не хочу жить, сожалея, что не показываю тебе, не говорю об этом каждый чёртов день. Звук, который издаёт Гермиона, похож на что-то среднее между смехом и всхлипом. Она может любить Драко, в полной мере и искренне, и теперь, глядя в его глаза, она видит в них уставившееся в ответ обещание рая. Каштановые кудри рассыпаются по её плечам, и она улыбается, а в уголках глаз появляются морщинки. — Что дальше? — робко спрашивает Гермиона, повторяя слова Драко, сказанные накануне вечером, проводя пальцем по его ключице. Она видит, как на его губах появляется коварная и греховная ухмылка, а его ладонь ложится на её бедро. Быстрым движением Драко переворачивает Гермиону, подминая под себя, а хлопковые простыни собираются вокруг его талии. Грейнджер испуганно вскрикивает и смотрит на него широко распахнутыми янтарными глазами. Его взгляд обжигает, испепеляет. Светлые пряди падают на лоб, и она, как заворожённая, следит за тем, как бескрайние ониксовые зрачки овладевают серебром радужки. Его глаза — поглощающая и пожирающая её чёрная дыра. Драко наклоняется и легонько скользит своими губами по её. — Думаю, самое время заново познакомиться с твоим телом — как следует. Он целует Гермиону с благоговением. Приникает к её губам с такой аккуратностью, словно она — самое божественное, что когда-либо касалось его языка. Он контролирует свои движения, не спеша обхватывает её челюсть, пальцами накрывает шею и наклоняет её голову, углубляя поцелуй, отчего Гермиона жадно раскрывает рот. Драко удовлетворённо стонет, скользя языком по её губам, проникая им во влажную теплоту её рта. Голова кружится от знакомого ритма сердца, бьющегося в такт с его. Грейнджер обвивает шею Драко руками, притягивая к себе, а он просовывает бедро между её ног. Пока она танцует пальцами по изгибу его плеч, в голове царит белый шум. Драко целует Гермиону до тех пор, пока она не откидывает голову назад, глотая воздух. Он не останавливается, а уверенно двигается, целуя уголок её рта и переходя губами на челюсть. — Я чертовски скучал по тебе, Гермиона, — произносит он, обдавая горячим дыханием её ухо, и она сияет от радости, прижимаясь к нему грудью. Драко проводит зубами по местечку, где чувствуется пульс, прикусывая и посасывая кожу, пока на ней не проступает засос. Гермиона вонзает ногти в напряжённые мышцы его спины. Не торопясь, он тянется к её плечу, стаскивая тонкую бретельку ночной рубашки. Драко смотрит на Грейнджер так, будто она — подарок, что-то, что можно развернуть, с чем можно поиграть, и, быть может, так оно и есть? Когда он наклоняется и прослеживает губами и языком каждую веснушку, украшающую её ключицы, в его взгляде явно читается голод. От его прикосновений в жилах закипает кровь, сжигая волю. Немного сдвинувшись, Гермиона льнёт к Драко, а он посильнее прижимает бедро к её промежности. Перед её глазами расплываются белые пятна, а из горла вырывается отчаянный стон. Грейнджер чувствует его самодовольную и восторженную ухмылку на своей груди, пока пальцами он пробегается по подолу её сорочки. По правде говоря, так нечестно. Ведь Драко едва дотронулся до неё, а уже расколол на кусочки так, что она держится на добром слове. И всё же? Этого недостаточно. Одна-единственная мысль пробивается сквозь дымку в сознании Гермионы, сияя ясностью. Я была рождена для этого; была рождена, чтобы любить его. Драко уверенно спускает по её рукам тёмно-синюю ночную рубашку, пока та не собирается на талии. Он блуждает взглядом по телу Гермионы, и она чувствует, как напрягаются соски. Он проводит пальцем по ложбинке между её грудями, едва заметно касаясь выпуклостей. По коже пробегают мурашки, а дыхание сбивается. Медленно Малфой обхватывает упругую плоть, перекатывая под большим пальцем торчащий сосок. Прикосновения распаляют все нервные окончания, пока Гермиона не принимается стонать, подаваясь навстречу его ладони. Ещё. Драко наклоняется и целует её прямо в грудь. — Чёртово совершенство, — шепчет он, захватывая зубами розовую вершинку. Он облизывает её, выкручивает и оттягивает до тех пор, пока Гермиона не начинает задыхаться. — Однажды я заставил тебя кончить только от этого; как думаешь, мне удастся провернуть подобное снова? — вопрос прокатывается по её коже, вызывая дрожь и мурашки, а в животе разливается жар. Гермиона путается руками в его волосах и крепко сжимает их, пока он ласкает языком её сосок. Драко смотрит в её глаза и ухмыляется, коварно и порочно. Он играет с ней, ловкими пальцами сминая и массируя грудь, пока жар в её животе не разгорается до пламени. Малфой облизывает плоть, оставляя дорожку слюны, а затем дует. Его дыхание горячее и, словно рябь, пробегает по её коже. Гермиона извивается и издаёт стон, полный нужды и отчаяния. Она пылает, сгорая от вожделения, а Драко приподнимается и смотрит на неё. Его глаза темнеют, пальцы скользят по её рёбрам, и он наблюдает, как при каждом вдохе вздымается и опускается её грудь. — Звуки, что ты издаёшь, преследовали меня, — хрипло говорит он, наклоняясь вперёд и захватывая её губы своими. Поцелуй обжигает, клеймит, и Драко смещается, начиная покачивать бёдрами. Гермиона чувствует его толстый и твёрдый член через боксеры и хнычет, оттягивая зубами его нижнюю губу. — Прикоснись ко мне, пожалуйста, — она не прочь попросить. Она обхватывает лицо Драко, покрывая поцелуями его челюсть. Драко сжимает пальцы, впиваясь ими в её кожу, двигаясь между её ног. Он нежно проводит руками по внутренней стороне её бёдер, ещё больше раздвигая их. Танцует кончиками пальцев по краю её трусиков, дразня. Гермиона знает: она мокрая, и чувствует, как собственная смазка сочится на прикрывающую её тонкую хлопковую ткань. Драко приподнимается над ней, захватывая руками ночную рубашку и бельё, стягивает их вниз по ногам и бросает на пол. Он кладёт ладонь ей на живот, большим пальцем поглаживая плоть. Нежно ласкает её, и, вопреки наготе, Гермиона чувствует себя комфортно перед его взором. Драко смотрит на неё так, будто она — солнце, единственный источник света в его жизни. И теперь, глядя на него, она не видит в его глазах беспокойства или сомнения из-за опасности сгореть от жара. Вместо этого Драко смотрит так, словно жаждет её тепла, и именно эта жажда, это желание вновь скрепляют разбитые кусочки её сердца. Мысль, что он никогда не насытится. Гермиона опускает свою ладонь на его и, не сводя с него глаз, направляет его кисть к своей промежности. Драко благоговейно приоткрывает губы, скользя пальцами по её складкам. Он с лёгкостью находит клитор, смачивая его её соками и аккуратно кружа по нему большим пальцем. С каждым движением Гермиона оживает, а её тело напоминает оголённый искрящийся провод. Драко целует её колено, одновременно поглаживая нежную кожу пальцами, лаская и играя, пока она не начинает подаваться ему навстречу. Он поднимает её ногу повыше, раскрывая для дальнейших исследований. Гермиона чувствует, как он проводит носом по внутренней стороне бедра, двигая большим пальцем, а затем перемещает руку, погружая в неё несколько фаланг. Когда Драко засасывает её чувствительную плоть между зубов, помечая, она впивается ногтями в его плечо. Впечатлений слишком много: острая приятная боль от покусываний, наслаждение от подогнутых пальцев, поглаживающих чувствительное местечко внутри. Всё это порождает целый калейдоскоп ощущений, проносящихся по телу. Драко смотрит на Гермиону сквозь светлые ресницы. Приникая ртом к её складкам, он обжигает и испепеляет взглядом. Он делает первый широкий взмах языком, пробуя её на вкус. — Ты всё ещё похожа на грёбаный мёд, — бормочет он, и эти слова резонируют на её коже, отдаваясь в каждом нервном окончании, подобно колебанию струны арфы. Он щёлкает языком по клитору, совершая резкие движения, от которых у Гермионы мутнеет в глазах и дрожат ноги. Она не может думать, не может говорить. Вводя в неё ещё палец, Малфой превращает её в лужицу обмякших конечностей и бессвязных мыслей. — Пожалуйста, Драко. Гермиона знает: он чувствует, что она уже близко. Малфой перекатывает клитор между губами, загибая пальцы и надавливая ими вверх с новой решимостью. Пока он водит языком по пучку нервов, словно поклоняясь у её алтаря, её мышцы напрягаются, сжимаясь вокруг него. Любое прикосновение и полизывание безжалостно, и Драко с неумолимой силой подталкивает Гермиону к пику. Мастерски вытягивает из неё оргазм. Каждое ласкающее движение его губ вызывает волны наслаждения, заставляя Гермиону выгнуть спину. Она царапает ногтями его голову, прижимая его лицо к своей промежности. Прерывисто дышит, каждый нерв словно обуглился, и Драко в последний раз массирует её переднюю стенку пальцами, прежде чем вынуть их из сочащегося смазкой влагалища. Откидываясь на пятки, Малфой ухмыляется, его подбородок блестит. Гермиона делает вдох поглубже. Запах её возбуждения витает в воздухе, а Драко смотрит на неё потемневшими глазами. Она приподнимается, захватывая своими губами его. Слизывает с них свои соки, заставляя Драко зарычать, и тем временем танцует пальцами по резинке его чёрных трусов. Грейнджер проводит рукой по его длине, наслаждаясь тем, как та ощущается через ткань. Малфой толкается бёдрами в её ладонь, и Гермиона с ухмылкой стягивает с него боксеры. Пока она водит ногтями по бедру Драко, она чувствует, как покачивается высвобожденный член, задевая её руку. Пробегается большим пальцем по его яйцам, нежно поглаживая их, и с его уст срывается хриплое «блядь». Гермиона прижимается в поцелуе к его груди, губами лаская украшающие её шрамы от Сектумсемпры. Драко вздрагивает от прикосновений, но не пытается её остановить. Она ощущает на себе его пристальный взор, когда останавливается на дорожке жёстких светлых волос ниже пупка. Поднимает взгляд и видит, что на неё уставились жажда и голод. Гермиона сглатывает и целует Драко в тазовую косточку, а затем обхватывает его член. Она медленно водит по нему рукой вверх-вниз, наслаждаясь его твёрдостью и знакомой гладкостью. Драко протягивает к ней ладони, собирая в кулаки её кудри и убирая их с лица, пока она слизывает предэякулят с набухшей головки. Гермиона стонет, вбирая член в горло, пока не проявляется рвотный рефлекс. Пока она ублажает Драко, из его рта вырывается череда ругательств. Она скользит рукой по его стволу, смазывая тот слюной, и смотрит на Малфоя снизу вверх. Его глаза закрыты, голова откинута назад, а по лицу разливается удовольствие. Гермиона ухмыляется, снова обхватывая его губами и втягивая щёки. Её распирает гордость, растущая всё больше и больше по мере того, как Драко толкается в её рот, теряя контроль. Ей нравится видеть его таким — безудержным и столь привычным. Она вбирает его ещё глубже и не выпускает, пока от слёз не начинает щипать глаза. Драко усиливает хватку на волосах Гермионы, оттаскивая её от себя, а с её подбородка свисает ниточка слюны. Он наклоняется, проникая языком в её рот. Ладонями обхватывает её щёки, вытирая слёзы, вдавливая Грейнджер обратно в матрас. Каждое движение языком наполняет её лёгкие кислородом, вдыхая в душу: «Я люблю тебя». — Ты нужна мне, Гермиона, — умоляет Драко. Она судорожно кивает, просовывает между ними руку и водит его членом по влажным складкам. Покрывает его своей смазкой, а затем приставляет головку ко входу. На выдохе Драко проникает в неё, идеально заполняя, и погружается до упора. Гермиона крепче обхватывает его шею, привлекая к себе, пока они не касаются друг друга грудью. Драко повсюду: он окутывает её разум, тело и душу. — Пожалуйста, двигайся, — умоляет теперь Гермиона, покачивая бёдрами. Малфой с радостью подчиняется. Он перемещает её ногу, прижимая колено к груди, и с каждым толчком погружается в неё всё глубже. — О боги! Гермиона стонет, впиваясь в него пальцами, пока каждое движение его члена внутрь и наружу не заводит её всё сильнее. Левой рукой Малфой обхватывает её лицо, и Грейнджер поворачивается к ней, целуя поблёкшие следы от Тёмной метки. Как только губы касаются этой отметины, он издаёт болезненный звук. Гермиона уже делала так прежде. И это? Как она вообще жила без этого? Без Драко? Каждое движение его члена внутри заставляет её магию искриться, виться и тянуться, чтобы переплестись с его собственной. Душа Гермионы поёт, радуясь тому, что наконец-то стала целой. — Я люблю тебя, — обещание, клятва, произнесённая в его кожу, в момент поцелуя. — Я люблю тебя, — повторяет она, чувствуя знакомое напряжение в позвоночнике. Оно эйфорично, пульсирует по всему телу, и с каждым толчком, задевающим заветное местечко внутри, перед глазами Гермионы появляется пелена. — Я люблю тебя. Она скользит потными пальцами по плечам Драко, пока его толчки становятся хаотичными, а их сердца бьются в унисон. Дыхание перехватывает, и, когда Драко начинает вбиваться, вдавливая свой таз в её клитор, Гермиона срывается. Напряжение в позвоночнике резко ослабевает, и она сжимает член стенками, втягивая его всё глубже. Драко с силой вжимается своими губами в её, и Грейнджер чувствует, как он погружается в неё до упора, со стоном кончая внутрь. Он опускается на неё всем весом, а она танцует пальцами вдоль его позвоночника. Гермиона не знает, сколько времени они так лежат, но когда Драко шевелится, выскальзывая из неё, то смотрит с озорной ухмылкой. — Что? — с усмешкой спрашивает она. — Как возможно, что секс стал ещё лучше, чем прежде? — Драко, — говорит она с притворным возмущением. Он нагло ухмыляется, чмокая её в уголок рта. Грейнджер протягивает к нему кисть и убирает влажные прядки волос с его лба. Обводит взглядом контуры его лица: он весь светится, и Гермиона не может не задаться вопросом, не излучает ли она такую же неподдельную радость? — Ты должен принять свои зелья, — тихо говорит она, опуская руку. Драко вздыхает и садится. — Знаю. — Вернёшься потом? Он поворачивается и наклоняется, целуя её в лоб. — Конечно, схожу в душ и вернусь. — Готовка на мне, — добавляет Гермиона, кротко пожимая плечами. — Договорились. Гермиона провожает взглядом Драко, который встаёт, натягивает трусы и подбирает с пола остальную одежду. Он задерживается у двери, постукивая пальцами по дереву, а затем поворачивается и снова направляется к кровати, впиваясь в губы Гермионы ещё одним обжигающим поцелуем. — Я люблю тебя, Грейнджер. — А я люблю тебя, — смеётся она, опуская руку ему на грудь. — А теперь иди; когда ты вернёшься, я буду здесь. — Здесь, в постели, обнажённая? — ухмыляется он, отходя назад, и в глазах его пляшет веселье. Она тянется за спину и швыряет подушку ему в голову. — Нет, болван. Но Драко лишь хихикает, выскакивая из спальни, а подушка влетает в стену. По коридору разносится его звонкий смех, и Гермиона вздыхает, качая головой от абсурдности прошедшего дня. Драко её. Звучит почти нереально, и в то же время кажется, будто Грейнджер впервые за долгие годы вынырнула на поверхность. Но невзирая на то, что она может дышать, что очистилась через его касания, что-то не так. Гермиона встаёт, поднимает с пола домашний халат и завязывает его на талии. Не утруждая себя избавлением от липких следов общего удовольствия, покрывающих бёдра, она подходит к шкафу. С вновь обретённой уверенностью достаёт с полки деревянную шкатулку. Пальцы дрожат, когда она откидывает крышку, по-новому разглядывая содержимое. Гермиона не знает, как могла не замечать, как сознательно закрывала глаза на протяжении стольких лет. На каждой фотографии ясно и чётко видно, что Драко смотрит на неё с одной лишь любовью во взгляде. Точно так же смотрит и она. Гермиона улыбается, откладывая каждую из рамок в сторону. Она заберёт их с собой, вернёт на полку — туда, где им самое место. Но всё её внимание сосредоточено не на фотографиях, нет. Она обхватывает пальцами тонкий золотой браслет часов и надевает их на руку.