This Bitter End | Этот горький конец

Гермиона — настоящее время, декабрь 2009 года — Ты стал лучше себя чувствовать теперь, когда уже неделю принимаешь нашу вариацию успокаивающего настоя? — спрашивает Гермиона, усаживаясь на один из рабочих столов в лаборатории. Она настороженно наблюдает за Драко. У них выдалось несколько спокойных дней. В Министерстве в целом было тихо, поскольку большинство отделов закрылись до Нового года. Даже Тео и Энтони взяли отгулы, оставив Драко и Гермиону работать в лаборатории без лишнего внимания — в полном одиночестве. Грейнджер осознаёт, что несколько месяцев назад перспектива остаться наедине с Драко привела бы её в ужас, но сейчас? Она чувствует себя комфортно; каждый день подталкивает её к принятию правды, которую она пыталась похоронить глубоко в душе: она хочет быть с ним. За признанием своих чувств и выбором Драко последовало освобождение, исцеление, и это породило в Гермионе такую смелость, на какую она и не думала, что способна. Она больше не боится своей любви к Драко, и теперь, когда она смотрит на него, перед ней не призрак прошлого или навязчивое воспоминание, а надежда на будущее. Ей остаётся только не потерять голову, пока он не перестанет быть её пациентом. Есть границы, которые она не может переступить. Но Гермиона знает, чего хочет, какого «завтра» желает. Драко не будет вечно больным. А она не навсегда останется его целителем. Для них существует «после». Рождественская ночь показала это. Гермиона увидела проблеск будущего, о котором могла только мечтать. Драко приготовил для неё идеальное какао, и они, сидя на диване на приличном расстоянии друг от друга, смотрели классику 1964 года — «Рудольф — красноносый олень». Во встрече не было ничего особо скандального или захватывающего, но между Гермионой и Драко установилось негласное взаимопонимание. Она выбрала его. И, возможно, именно это раньше служило барьером: Гермиона никогда не ставила Драко на первое место — он всегда уступал всем и всему остальному. Грейнджер вечно боялась риска, страшилась того, что значит поставить Драко выше других людей в своей жизни — по-настоящему выбрать его. Оглядываясь сейчас назад, она понимает, как же глупо себя вела. Драко постоянно ставил её во главе, всегда выбирал именно её, когда она позволяла, и показывал ей свою любовь в свойственной ему манере. Она просто была слишком слепа и чересчур напугана, чтобы понять это и увидеть. Но теперь нет. — Я всё-таки разочарован, что ты не спела мне, Грейнджер, — игриво подмечает Драко, провожая её в прихожую. Гермиона поднимает взгляд — Малфой с весельем смотрит на неё. Она улыбается, всё ещё удивляясь тому, насколько приятным выдался вечер. После того как первоначальный шок от её появления прошёл, они погрузились в ностальгически знакомую атмосферу, и Гермиона почувствовала, что танцевать стало легче, когда она наконец позволила Драко вести. Он притягивал, а она отстранялась и в итоге невольно задавалась вопросом, почему же так легко отказалась от этой реальности годы назад. Ведь у неё всегда могло быть это. Глупая девчонка. — Может, на следующее Рождество, — говорит она с намерением. Гермиона хочет, чтобы Драко был с ней и в следующем году, и в году после него, и так далее. Она не хочет его отпускать — только не снова. Непонятная эмоция отражается на его лице, когда они замирают у двери, а нерешительность ощущается в каждом вдохе, совершаемом в узком пространстве. Как же попрощаться? Необходимости в тягостных проводах или смиренных признаниях нет — по крайней мере, сегодня. Гермиона показала Драко, обнажила душу для его притязаний. Придя сегодня вечером, чтобы провести с ним время по собственной воле, она сделала первый шаг. Так как же ей уйти? Как заставить себя сказать «до свидания»? Если раньше их совместное времяпрепровождение обуславливалось болезнью Малфоя — травмой или лихорадкой, то что на этот раз? Гермиона выбрала его, выбрала быть здесь и не может отпустить этот момент. Но, подобно снежному шару, волшебство кружится лишь мгновение, а затем оседает, оставляя после себя лишь тишину. Гермиона знает, что их время подходит к концу. Во всяком случае, на сегодня. Она подмечает каждое завихрение серого цвета в серебристых глазах, что так её пленяют. Почему кино оказалось таким коротким? — думает она, желая сделать что угодно, только не уходить. — Я запомню, — говорит Драко с улыбкой. Вдох. Один. Второй. Тишина не вызывает дискомфорта, но она ощутима и полна вопросов. Нерешительности. Желания. Взор Гермионы скользит по губам Драко и переходит на его горло. Она видит, как он поднимает руку, но Грейнджер будто застыла и не может пошевелиться под тяжестью его взгляда. Он прожигает её; желание, источаемое ртутными глазами, удерживает Гермиону на месте. Она не может не подумать, поцелует ли её Драко, и вдруг её осеняет, что она этого хочет. Ей интересно, такие же ли его губы на вкус. Но Драко — нет. На его лице мелькает сомнение. Сдержанность. Он проводит большим пальцем по её челюсти, а затем опускает ладонь на ручку двери, открывая ту и прощаясь с Грейнджер с лёгкой улыбкой. — Счастливого Рождества, Гермиона. Драко прибирает своё рабочее место, поднимает голову и пожимает плечами. — Может быть, трудно сказать. Гермиона морщится, слыша его резкий тон. С каждым часом сегодняшнего дня Малфой всё больше отдаляется. Она наблюдала, как он замыкается в себе, отталкивая её, отчего где-то в глубине её сознания зарождается сомнение. Рождество было ошибкой. Он не хотел тебя тогда. Не хочет и сейчас. Но Гермиона отказывается от этой мысли. Вместо этого она вздыхает, вынимает палочку из причёски и отправляет оставшиеся ингредиенты в соответствующие контейнеры. Она старалась не делать этого при Драко — в знак негласного понимания. Что ему больше не доступно удобство магии, которой он не может воспользоваться. Он хмурится. — Я почти закончил, Грейнджер. — Что случилось? — спрашивает она, игнорируя его отговорки. — Ничего. — Он отворачивается и идёт к ближайшей раковине, чтобы вымыть руки. — Драко... Поговори со мной. Она замечает, как поникают его плечи, как он горбится и хватается за край раковины. — Пожалуйста, Гермиона, не надо. Она отталкивается от стола и пересекает комнату, прислоняясь к ближайшей к Драко стене. Обводит взглядом его профиль: прямой нос, острую челюсть... Большинству он бы даже не показался больным, но Гермиона его знает. Что-то не так. А выбрав Малфоя, она выбрала честность во всех смыслах. Её наполняет ужас, накрывает с головой, и она скрещивает руки на груди, будто этот жест может защитить. — Ты жалеешь о Рождестве? — спрашивает она, ненавидя, как тихо звучит собственный голос. Драко резко поворачивает голову, широко раскрыв глаза. Когда он смотрит на Гермиону, на его лице отражается страх. — Грейнджер... блядь... Мерлин, нет. Ты действительно так думаешь? Её охватывает облегчение, очищающее и умиротворяющее от заверения Драко. Вернув себе уверенность, она тянется к нему и кладёт свою ладонь поверх его. — Тогда поговори со мной, пожалуйста. Я хочу помочь... Позволь мне помочь. Она видит, как Драко крепко сжимает челюсти. Он словно физически сдерживает себя, чтобы слова не сорвались с губ. Гермиона делает ещё один нерешительный шаг вперёд, сокращая разделяющее их расстояние. — У тебя есть я. Я рядом, — шепчет она, проводя большим пальцем по тыльной стороне его руки. Драко смотрит вниз, на её ладонь, накрывшую его. Он переворачивает свою кисть, переплетая их пальцы, и судорожно выдыхает. — Сегодня просто плохой день. Знаю, Грейнджер, это глупо. — Он поднимает глаза и встречает её взгляд с нескрываемой грустью, которая, кажется, пробирает до самых костей. — Это всё зависимость. Я зависим от Пиппи для трансгрессии туда, куда не могу переместиться по камину, от тебя, убирающей за мной, — я будто чёртов ребёнок. Я просто всё ещё пытаюсь смириться с этим — с тем, что мне нужно полагаться на кого-то ещё. Признание звучит напряжённо, трогая Гермиону до глубины души. Падма не раз говорила о подобном: каждый из её пациентов проходит через цикл горя в разном темпе. Не все воспринимают свой диагноз как приключение, подобно Артуру. С этой проблемой Драко придётся справляться самостоятельно, но, возможно, Гермиона способна ему помочь. Она сжимает его руку. — У меня есть идея. — Идея, — повторяет Малфой, звуча всё более смиренно. Гермиона сглатывает, нерешительность пульсирует в её жилах с каждым ударом сердца. — Может, просветишь меня тогда? — поддразнивает Драко, пока она хранит затянувшееся молчание. — Вождение, — осторожно отвечает она, испытывая растущее сомнение при виде непроницаемого выражения лица Драко. — Вождение, — тянет он, сбитый с толку однословным ответом. Светлые брови исчезают под белокурой чёлкой, а в глазах вспыхивает веселье. Привычная ухмылка появляется на его губах, пока он пристально смотрит на Гермиону. Её лицо горит от этого взгляда. — Да, засранец. Я могу научить тебя водить. — В смысле водить машину? — Ну а что ещё? — Её румянец становится ещё ярче, а его ухмылка превращается в коварную. — Не смей, прекрати, — укоряет она, выдёргивая руку, и засовывает обе кисти в карманы халата, демонстрируя своё раздражение. — Грейнджер, ну конечно же, я имел в виду одну из тех летающих хреновин в небе. — Конечно же, — ехидничает она, и Драко беззаботно смеётся. Смех глубокий, звонкий и слишком отвлекающий. — Ну? — спрашивает Гермиона, возвращая Малфоя к теме разговора. Он изучает её, опираясь бедром о раковину. Повторяет её позу, засовывая руки в карманы брюк и встречаясь с ней взглядом. Она затаивает дыхание, не представляя, что он может искать на её лице. Большую часть времени ей кажется, что она участвует в каком-то эксперименте с Драко в роли исследователя, что он наблюдает за ней, оценивает и решает, как поступить дальше, основываясь на её реакциях. Гермиона не верит, что сможет пройти это испытание, и всё больше убеждается, что Малфой держит часть своих эмоций под замком из страха, что она уйдёт. Она не может на него сердиться. Не за это. — Ладно. И когда ты хочешь провести этот урок? — интересуется он после паузы. В каждой клеточке её существа таится явная тоска. У Гермионы назрела необходимость отпустить прошлое, взять эту тоску и вплести её во что-то новое. Однажды всё закончилось под Новый год. Но, возможно, теперь всё может начаться. — Какие у тебя планы на завтра? — На канун Нового года? Она кивает. Вот оно, озвученное. Предложение. Прошение. Шанс на что-то новое. Драко ухмыляется. — Судя по всему, я учусь водить.

***

Гермиона нервничает. Это тот тип переживаний, от которого кровь стучит в ушах, пока она расхаживает по гостиной. Драко каким-то образом удалось разрушить все возведённые вокруг её сердца стены, оставив её уязвимой и беззащитной. Хотя, возможно, это были вовсе не стены, а просто запертое сердце. И, быть может, ключ от замка находился только у Драко. Но Грейнджер не может размышлять об этом — не сейчас. Предвкушение обвивает каждое её ребро, пока она вышагивает по потёртому ковру перед диваном. Сегодня всё начнётся. Она не с Уизли, а он не на торжественном вечере. Это отступление от традиций. Выбор. Что-то новое. Рёв камина останавливает её шаги, и Гермиона мгновенно ощущает присутствие Драко. — Не знал, что для урока вождения нужно изысканно наряжаться, — шутит он. Она опускает взгляд на своё простое тёмно-синее платье-свитер и балетки — удобную одежду. Поворачивается, на губах играет самодовольная ухмылка. — Если ты считаешь это, — она проводит рукой по своему одеянию, — изысканным нарядом, то, боже мой, Малфой, твои стандарты определённо снизились. Ответная улыбка Драко завораживает. Гермиона чувствует, как учащается сердцебиение, когда на его щеке появляется ямочка. Прошло слишком много времени с тех пор, как она её видела, и Грейнджер хочет только одного: потянуться к нему и провести рукой по его челюсти. — О, прости, Грейнджер, я ошибся — подумал, платье кашемировое. — Тогда, вероятно, и зрение тебя подводит. Драко делает шаг вперёд, приближаясь к Гермионе, пока её не окутывает аромат берёзы, а пульс не ускоряется. — Не-а, не думаю. Полагаю, я в большей степени пленён ведьмой в этом наряде, — слова произносятся с хрипотцой, прокатываются по её коже, как гром, и распаляют нервы, словно молния в небе. Мурашки бегут по спине, и Гермиона делает шаг назад. — Спасибо, — заикается она, ибо что ещё она может на это ответить? Всё происходит слишком быстро и чересчур эмоционально. — Ты и сам неплохо выглядишь, — говорит она спустя мгновение, и это действительно так. Брюки цвета хаки низко сидят на бёдрах, а угольно-серый джемпер подчёркивает широкую грудь. Белокурые волосы, как и обычно, слегка взъерошены, и Гермионе так и хочется запустить в них пальцы. Вспомнить, какое ощущение они дарят её коже. Драко пожимает плечами, засовывая руки в карманы брюк. — Сегодня хороший день, — признаётся он. — Приём нового питательного зелья и более концентрированного Животворящего эликсира по утрам помог, даже очень. — Хорошо. — Гермиона делает ещё один шаг назад, забирая с дивана сумочку. Она твёрдо решила, что сегодняшний день пройдёт отлично, что она будет беззаботной и весёлой. — Продолжай в том же духе. Повернувшись на пятках, она подмигивает Малфою и ведёт его в сторону гаража. Грейнджер долго размышляла, стоит ли ей учить Драко на своём кроссовере. Он автомат — это проще. Но она знает Драко: он не захочет её жалости, особенно сейчас. Он потерял и продолжает терять значительную часть своей сущности. Она окажет ему плохую услугу, если не попытается научить его водить машину с механической коробкой передач. После неудачи с восстановлением памяти родителей Гермиона унаследовала самую большую ценность своего отца — кремовый Porsche 356C купе 1964 года выпуска. Салон выполнен в шоколадно-коричневом цвете с небольшой тёмно-зелёной приборной панелью. Центральной консоли нет, а водительское и пассажирское сиденья расположены вплотную друг к другу. Машина удобна, а её простая четырёхступенчатая коробка — идеальный вариант для начинающего Драко. Гермиона позволяет себе прокатиться на автомобиле всего пару раз в год, но всякий раз, садясь за руль, она не может не почувствовать связь с отцом. С каждым переключением передачи на неё накатывают волны ностальгии, пробуждая воспоминания о воскресных поездках и уроках вождения. Но сегодня речь не о ней, а о Драко и о том, что она должна показать ему, что мир полон множества вещей. Грейнджер с самого начала знала, куда его отвезёт. На окраине Кентербери есть уединённое местечко. Оно в стороне от основной трассы и состоит из узкой гравийной дорожки, ведущей к укромному пруду. Именно там Гермиона сама училась водить машину годы назад, и именно туда родители уезжали с ней весной на пикник. До местного городка достаточно близко, и, возможно, при должной удаче на обратном пути им с Драко удастся увидеть фейерверк. Времяпрепровождение простое, но этого вполне хватит. Гермиона безумно желает побыть наедине с Малфоем, потому что этого всегда недостаточно. А она эгоистична и хочет большего. Она жаждет увидеть проявление его интеллекта, его колкости, вызов с его стороны. Но больше всего мечтает о его взгляде, который словно говорит, что Драко может её простить. Что до сих пор может её любить. Именно эта надежда, этот стимул и послужили толчком к иррациональной импровизации в виде урока вождения. Однако без малого часовая поездка почти уморительна. Драко с лёгким презрением разглядывает простой салон машины, несмотря на заверения Гермионы, что это люксовый автомобиль. Естественно, он сравнивает его с её новеньким BMW с подогревом сидений и встроенной GPS-навигацией. И всё же в Porsche есть что-то первозданное, неподвластное времени, и с каждым переключением передач и выжимом сцепления Гермиона чувствует себя хозяйкой положения. Легко представить себе эту ситуацию как кусочек будущего, где они с Драко будут просто кататься по воскресеньям и обедать потом на берегу моря. Она хочет отвезти его туда, показать ему, а главное — удержать его. Драко её. И она больше не боится его желать. Почти час спустя, когда Гермиона сворачивает на знакомую гравийную дорожку, опускаются сумерки. Вдоль дороги стоят голые деревья, их ветви украшены не листьями, а льдом. Гермиона с ужасом смотрит на грязь, которая наверняка покрывает серебристые колёсные диски и ходовую часть автомобиля, но продолжает движение, сбрасывая скорость и медленно спускаясь к небольшому пруду. Она наблюдает за Драко: он следит за тем, как её рука держит рычаг переключения, как тот перемещается между передачами. Малфой заинтригован, серебристые глаза полны нескрываемого любопытства. Как только в поле зрения появляется поляна, Гермиона останавливает машину и паркуется. — Готов? — спрашивает она, сложив руки на коленях. — Выглядит не так уж сложно, — тянет он, прикидываясь самоуверенным, берясь за ручку двери. — Если Поттер умеет водить, это действительно не так уж и трудно. Гермиона фыркает, сдерживая смех, и меняется с Драко местами. — Итак, сначала о главном. Это сцепление, тормоз и газ, — показывает она на каждую из педалей, садясь к нему поближе. Драко с пониманием кивает. Гермиона тянется к нему и кладёт свою руку поверх его кисти, лежащей на рычаге переключения передач. Его ладонь тёплая и крепкая, и она переплетает их пальцы поверх круглого наконечника. Аромат берёзы соединяется с кедром и дубом, заполняя небольшой салон машины и опьяняя Гермиону. Драко бросает на неё взгляд, серебристые глаза сверкают ярче молний в небе, и она, как громом поражённая, судорожно сглатывает, пытаясь собраться с мыслями. Сосредоточься, Гермиона, — укоряет она себя, в то время как Драко лукаво улыбается, прекрасно всё понимая. — Левую ногу поставь на сцепление, а правую — на тормоз, — объясняет она и удивляется, что голос не выдаёт нервозности. Она тихонько дёргает рычаг под их сцепленными руками. — Чувствуешь, что он никуда не двигается? Это потому, что машина стоит на нейтральной передаче. — Гермиона переводит рычаг влево, а затем немного вверх. — Это похоже на маленький лабиринт; смотри — сейчас мы на первой. Драко предельно сконцентрирован и внимательно смотрит на переключатель, который слегка сдвинулся с места. Гермиона поднимает глаза: невзирая на спокойное поведение, костяшки его пальцев на руле побелели. Она улыбается. — Драко, дыши. Ты не повредишь машину. Худшее, что может случиться, — это то, что у тебя заглохнет двигатель. Он поворачивает голову в её сторону, широко раскрыв глаза. — Заглохнет двигатель? — повторяет он, и в этих словах слышен лёгкий страх. Гермионе удаётся подавить смешок и улыбнуться в ответ на его хмурое лицо. — Да, Драко. Это лишь значит, что ты слишком быстро отпускаешь сцепление, и двигатель останавливается. Так бывает со всеми, кто учится. Драко снова смотрит на безлюдную дорожку перед ними. — Отлично, что дальше? — Убирай ногу с тормоза. Он подчиняется, и как только следует указанию, машина плавно катится вперёд, а сам он смотрит на Гермиону в поисках одобрения. Улыбаясь, она кивает. — Теперь плавно нажимай на педаль газа, одновременно отпуская сцепление. Она наблюдает, как Драко сосредотачивается на выполнении сказанного и делает всё в точности, как она говорит. Когда ему удаётся направить машину дальше, его гордость раздувается, как воздушный шар, а по лицу расплывается улыбка. — Следи за оборотами, — напоминает Гермиона, когда стрелка начинает ползти вверх. — Чтобы продолжить движение, нужно переключиться на вторую передачу. Отпускай газ, выжимая сцепление, и я помогу тебе это сделать. Она обхватывает пальцы Драко своими, побуждая выполнить указание, но он упускает нужный момент и не успевает полностью переместить ступню, как они слышат скрежет, поскольку двигатель глохнет, заставляя их резко дёрнуться вперёд. — Твою мать! — кричит Драко, когда автомобиль внезапно останавливается. Гермиона ничего не может с собой поделать: она хихикает, а взгляд Драко становится угрожающим. — Что, Грейнджер? — Я же сказала: у каждого хотя бы раз глохнет двигатель. Драко ещё больше сужает глаза — он в ярости. Но Гермиона смотрит на него исключительно с ликованием. — Выжми сцепление, — командует она, и, когда Малфой слушается, она переключает передачу на нейтраль. — Запусти заново двигатель — поверни ключ — отлично. Теперь, — говорит она, возвращая рычаг в первое положение, — попробуем ещё раз. Требуется чуть больше попыток, но Драко наконец удаётся включить вторую передачу, и они едут по гравийной дорожке вокруг пруда. Гермиона светится от радости и ослабляет хватку, пока Драко ведёт машину с невероятной сосредоточенностью. Он концентрируется на каждом нажатии сцепления, каждом повороте руля и каждом переключении передачи, как будто от их смены зависит его будущее. Когда он включает четвёртую, а машина лишь слегка дёргается, прежде чем продолжить движение, он смотрит на Гермиону и встречает её взгляд улыбкой, которая, похоже, трогает её до глубины души. В этой улыбке — счастье и гордость, и данный момент Грейнджер никогда не сумеет забыть. Да и не захочет. Потому что Драко здесь, рядом с ней, и его радость заразительна. Она может забыть о реальности всех окружающих их обстоятельств. Потому что прямо сейчас... Урок вождения давным-давно закончился, и они сидят вместе, наблюдая за тем, как снег безмятежно падает на пруд. Сидят настолько близко друг к другу, что это действие нельзя назвать никак иначе, кроме как намеренным, но всё же Гермиона поворачивается и, подперев голову рукой, поднимает на Драко взгляд. Ночь окружает их, окутывая чем-то, что обещает честность. Уязвимость. Они давно не разговаривали, и царящая между ними тишина хрупка и ждёт, когда её нарушат. Разум Гермионы затуманен, в нём роятся воспоминания, возвращающие её к моменту, когда однажды всё пошло не так. С тех пор она почти каждый день мучилась вопросами, жила с сожалением. Ей хочется... Нет — ей необходимо понять. Она не сможет двинуться вперёд, пока не узнает. Гермиона открывает рот, собираясь спросить и затронуть эту тему безо всякого, как она уверена, такта, как её останавливает Драко. Он тянется к ней и берет её руку в свою. Некоторое время он рассматривает их соединённые кисти, лаская большим пальцем её костяшки. — Могу я быть с тобой откровенным, Гермиона? — спрашивает он, смотря в её глаза. Серебристо-серые радужки вспыхивают, и она не может ответить, потому просто кивает. — Я чувствовал твоё отсутствие... Каждый чёртов день. Вероятно, всё дело в комфорте, вызванном уединением, или в близости друг к другу, но Гермиона ощущает, как от его признания по щеке скатывается одинокая слезинка. Потому что она чувствовала то же самое. — Я мечтал, надеялся, что ты меня выслушаешь, до боли молился каждому чёртовому божеству. — Он отпускает её руку и тянется к её челюсти, смахивая большим пальцем очередную слезинку. — Мне пришлось научиться дышать без тебя — жить без тебя. И это, Гермиона, самое трудное, что я когда-либо делал. Глаза Драко — ураган, неистовый, бушующий и безжалостный, и воля Гермионы подчиняется ему. И если он — океан, то она — река, извилистая, полная камней и неровных берегов, но их соединение неизбежно. Сейчас, в этот момент, когда её сердце бешено колотится в груди, Грейнджер всё понимает. Она больше не может бороться с его течением и неизбежно столкнётся с ним... целиком и полностью. Она поворачивается и целует его ладонь, в то время как рациональная часть её личности старается заставить её говорить, предпринимая последнюю попытку сопротивления. — Я не могу, по крайней мере, сейчас. Ты мой пациент, Драко. И её голос срывается, потому что она хочет его больше всего на свете. Отказывая ему, она отказывает и себе. Его слова — его признание — запали ей глубоко в душу. Драко произнёс их так, словно вырвал их из её собственного разума, из её собственного сердца. — Но я стал твоим раньше этого и никогда не переставал быть твоим. Его поздравление многолетней давности обжигает её сердце. «Все дороги ведут к тебе. Твой Драко». Гермиона не знает, что именно: искренность, с которой на неё смотрит Драко, или же мысль, что она больше не хочет жить с сожалениями, — заставляет её задержать взгляд на его губах. Она провела достаточно времени в мечтаниях и размышлениях. Что лучше: действовать или сожалеть? Выбор прост. Она не будет жалеть о нём, не будет жалеть об этой ночи. Гермиона не хочет, чтобы сегодняшний вечер превратился в сплошное «надо было» и «можно было». Мимолётное потрясение проходит, когда её губы встречаются с губами Драко, сливаясь воедино и образуя нечто старое и новое. Гермиона целует Драко до тех пор, пока ей не начинает казаться, что она не может дышать, пока их прошлое не забывается, а всё, что находится под ней, позади неё и перед ней, — это он. Она целует Драко, пока не забывает, что он — её пациент, а она — его целитель, и что она не может его спасти. Целует его до тех пор, пока не забывает, что они на переднем сиденье Porsche её отца и это, несомненно, ошибка. Но всё равно целует, потому что этот поцелуй наполнен обещанием завтра. Гермиона целует его так долго, что единственным, имеющим значение, становится ощущение его губ на своих и его кожи под её руками, и всё, происходящее между ними, кажется правильным. Она целует его, и Драко всё такой же на вкус, отчего она едва ли не плачет от облегчения. Он жадно прижимается к ней, и впервые за долгие годы её душа трепещет от обещания исцеления, финальной точки в событиях прошлого. Драко обхватывает её лицо уверенными, сильными и надёжными руками, углубляя поцелуй. Вот чего ей так не доставало. В чём нуждалась её душа. Драко прикусывает её нижнюю губу, нежно оттягивая, и благоговейно шепчет прямо в рот: «Гермиона». Она знает, что этого не доставало и ему. Это настоящая молитва, мольба о спасении, и Гермиона путается в шелковистых волосах Драко, привлекая его поближе. Она отстраняется настолько, чтобы посмотреть на него, и глубоко вдыхает. Малфой кажется почти неземным — бледная кожа сияет в холодном зимнем лунном свете. — Прошу, пожалуйста, не заставляй меня остановиться, — задыхаясь, произносит он, и в его голосе слышится страх, уязвимость, которую Гермиона намерена изгнать, снова завладевая его ртом. Как бы ни бушевала разумность, как бы ни пыталась она протестовать против этой неизбежности между ними, мысль о том, чтобы остановиться, недолговечна. Грейнджер не смогла бы, даже если бы попыталась. С каждым движением языка Драко одновременно крадёт у неё кислород и даёт ей дышать. С ума сводит осознание, что впервые за долгие годы Гермиона наконец-то чувствует себя живой. Рука Драко соскальзывает, переходя на её горло и собственнически обхватывая его. Прикосновения обжигают кожу, пока та не становится такой же раскалённой, как поверхность солнца. Гермиона сильнее вцепляется пальцами в волосы Драко, а он, обхватив её за бёдра, притягивает к себе на колени. Он перемещает её так легко, будто делал это сотни раз, и в этом вся суть — так оно и было. Драко прикасается к её телу с уверенностью человека, который всё помнит. Он не забыл, как не забыла и она. И Гермионе нужно больше. Только эта мысль проносится в её голове, когда Драко стискивает её талию. Гермиона ощущает, как он, абсолютно твёрдый, прижимается к её промежности. Она хнычет, утыкаясь своим лбом в его, и отстраняется, тяжело дыша. Малфой пристально смотрит на неё, выжидая. Чёрные зрачки поглотили серебристое кольцо радужки, а на алебастровых щеках заметен розоватый румянец. Он ждёт. Он, как и всегда, дал ей власть, вложил её ей в ладони, и Гермиона впервые осознаёт, что это на самом деле значит. — Мне хотелось с тобой всего, — шепчет она, не пытаясь остановить слёзы, катящиеся по щекам. Проводит большим пальцем по его нижней губе. — Я по-прежнему хочу с тобой всего, — признаётся Грейнджер более тихо. — Время текло для всех, кроме меня. Когда я ушла, мои песочные часы остановились, и с тех пор я словно застыла. — Вернись ко мне. Его слова — приказ, а не просьба, и в его руках Гермиона превращается в глину — податливую и пластичную. Драко целует её с удвоенной настойчивостью, словно желая навсегда запечатлеть свою преданность в её душе. — Не бросай меня, Гермиона, только не снова. — Больше никогда. Это — обещание, данное перед бесконечными просторами ночного английского неба, произнесённое вперемежку со столкновением зубов, языков и упущенным временем. Руками Гермиона проскальзывает под подол его джемпера. Она нуждается в Драко, жаждет ощутить его кожу под своими ладонями. — Ты мне нужен, — порывисто, отчаянно произносит она, и в кои-то веки ей не стыдно за жгучую потребность, звучащую в голосе. Драко спускается пальцами вниз, нащупывая и сжимая мягкую плоть её задницы. — Я не могу… Я не смогу относиться к этому, как раньше… Не смогу отпустить тебя. — Я больше не уйду от тебя, Драко, — обещает Гермиона. В его глазах она видит страх, терзающий сильнее, чем истощающаяся магия, — неоспоримый страх, что она снова оставит его. — Все дороги ведут к тебе, помнишь? Она впивается в него взглядом, смотря со всей преданностью и любовью, на которые только способна. Они всё равно должны поговорить, Гермиона это знает. В конце концов, им придётся всё обсудить, ведь их чувства друг к другу не меняют событий прошлого, но этот разговор может подождать. Сейчас важно, что Драко понимает и верит в искренность каждого её слова. Чувствует это в каждом её касании. Гермиона видит, как всякая толика нерешительности исчезает у него на выдохе. — Пообещай мне, — его голос низкий, почти напоминает рык, и он легонько ласкает её губы своими. — Обещаю, я — твоя. И это самое правдивое, что Гермиона произносит за последние годы. Освобождающее. Как будто с её лодыжек наконец-то сняли кандалы. — Заставь одежду исчезнуть, — приказывает Драко, притягивая Грейнджер к себе. Она без колебаний подчиняется, щёлкая пальцами. Ей знакомо это ощущение, она помнит прикосновения Драко. Оно живое и разумное, и когда Малфой вновь нежно приникает к её рту, она чувствует, как оно делает свой первый вдох. Это любовь, — нашёптывает Гермионе разум, когда Драко проводит руками по её спине, крепко прижимая к своей груди, впечатывая в неё. Это всегда была любовь. Грейнджер не волнует, кем они могли стать за годы разлуки, ведь её душе знакома душа Драко — она любит его, отчаянно любит. Горячий член со всей силой прижимается к её промежности, и Гермиона не может удержаться от стонов, скользя по нему. Она мокрая, безумно мокрая, и жаждет почувствовать его внутри себя. Рукой Драко путается в её кудрях, откидывая её голову. Грейнджер ахает, когда он целует её шею, проводя носом по изгибу ключицы. Она вся горит. Плавится от его прикосновений. Тепло разливается в животе, когда она трётся о его стояк. Прошло слишком много времени, и Драко разжигает угли до пламени. С губ Гермионы срывается рваное «пожалуйста», пока он впивается зубами в её кожу, пробуя на вкус и заявляя на неё свои права. Она не хочет ждать. У них ещё будет время для постепенного повторного знакомства, для обещаний, прошёптанных в кожу, но сейчас неподходящий момент. Драко откидывается назад, наблюдая за лицом Гермионы, и просовывает между ними руку, чтобы собрать её смазку и распределить по своей длине. Грейнджер приоткрывает рот и хнычет, чувствуя, как в неё упирается головка. — Пожалуйста, скажи, что ты уверена, — просит Драко так нерешительно, словно здесь и сейчас она посчитает, что он не стоит её времени. — Уверена. Я никогда ещё не была так уверена, — задыхаясь, говорит Гермиона, опускаясь на него и обвивая его шею руками. Она чувствует, как Драко напрягается, когда полностью входит в неё. Она не может ясно мыслить, не может нормально дышать, но сквозь шум в ушах пробивается одна-единственная мысль: «Вот оно». Долгое время Гермиона чувствовала себя неполноценной, но теперь, когда она начинает медленно двигать бёдрами, ей кажется, что она вновь становится целой. Когда-то Драко научился раскалывать её на части, но теперь, спустя годы, он исцеляет её — недостающий фрагмент встаёт на место. Гермиона нащупывает его челюсть и проводит рукой по проступающей вечерней щетине, отдаваясь знакомому ритму их близости, ощущению своих губ на его губах, чувствуя, как под ладонью бьётся его сердце. Драко целует её, боготворит, ещё больше откидываясь назад и толкаясь. Перед глазами расплываются белые пятна, и Грейнджер вскрикивает, сжимая его член своими стенками всякий раз, когда он задевает нужную точку глубоко внутри. Руки Драко блуждают по всему её телу, касаясь каждого участка кожи. С решимостью во взгляде он будто вычерчивает карту, обводит Гермиону глазами, запечатлевая в памяти каждый сантиметр её плоти. Океан горит, и они погружаются в его глубины, утопая в пламени. Это очищает, исцеляет, и Гермиона может только думать, что именно это ей и нужно. Прикосновения Драко, его любовь — единственное, чего она жаждет. Её личный эликсир жизни. — Не бросай меня, — с неистовой горячностью молит Драко, так сильно впиваясь пальцами в её бёдра, что на них проступят синяки. Наслаждаясь знакомой болью от его ласк, Гермиона чувствует, как внутри неё пробуждается собственничество. — Не брошу... больше не брошу. Вращая бёдрами, Грейнджер глубже впивается ногтями в его плечи и трётся о его пах клитором. Она ощущает, как член внутри неё всё больше твердеет, и по стеклянному блеску глаз Драко понимает, что он уже близко. Одного этого вида достаточно — зрелище подталкивает её к пику. Всеобъемлющее ощущение Драко внутри порождает напряжение в её позвоночнике, которое нарастает до тех пор, пока внезапно не стихает. Гермиону словно поражает молния — каждый нерв вспыхивает в волнах оргазма. Она прижимается губами к губам Драко, вкладывая в прикосновение всё, что она чувствует, и плавно покачивается на нём, пока он не кончает глубоко внутри неё с гулким стоном. Гермиона покрепче обвивает Драко руками, ощущая, как он отодвигается, вынимая член. Они сотворили этот миг, вырезали его из течения времени для себя, и она не хочет, чтобы он заканчивался. Она слышит, как учащённое дыхание Драко начинает выравниваться, и прижимается лицом к его шее, пытаясь отдышаться. Он ласково проводит рукой вверх по её спине, и каждый из них расслабляется в объятиях другого. — Грейнджер, — тихо зовёт он. Она сильнее зажмуривает глаза, не желая встречаться с тем, что ждёт её в его взгляде. — Гермиона, посмотри на меня. На дрожащем выдохе она поднимает голову и смотрит ему в глаза. Волосы Драко торчат в разные стороны, лицо раскраснелось, над бровями видны бисеринки пота, но в серебристых глубинах его радужек плещется надежда. — Ты говорила всерьёз? — неуверенно спрашивает он. Гермиона тянется к нему, обхватывая его челюсть. — Да. Она чувствует, как он немного расслабляется, но сдерживает свою надежду. — Что дальше? — интересуется он, аккуратно выбирая слова. — Мы поедем домой. Она замечает, что Драко колеблется, блуждая глазами по её лицу. Он облизывает губы, выдерживая паузу. — Что это значит для меня, Гермиона? Честность. Уязвимость. — Я бы хотела, чтобы ты отправился со мной домой, чтобы спал в моей постели, в моих объятиях. Я бы хотела проснуться утром и увидеть тебя там, — она сглатывает, осторожничая лишь мгновение, — я больше не хочу, чтобы мы были поодиночке. Серебро всматривается в янтарь, а где-то вдалеке грохочет фейерверк. Какое-то время Драко наблюдает за Гермионой, а затем уголок его рта трогает лёгкая ухмылка. Понимание. Принятие. Второй шанс. Между ними кружится магия, и Драко подаётся вперёд, отвечая поцелуем.

~~~

От автора: Когда я только накидывала черновик ЭГК, то уже тогда знала, что эта сцена должна произойти, и если вы давно следите за моими историями, то то, что герои не трахаются в постели, не должно вас удивлять :) Когда я обратилась к Экто за обложкой, я также рассказала ей об этой сцене, и она проделала просто потрясающую работу, воплотив её в жизнь. Мне понравились детали, их взгляды и наш оммаж «Титанику» с рукой на окне. Пожалуй, это самая эмоциональная развратная сцена, что я когда-либо писала, и мне понравилось воплощать в жизнь уязвимость Драко. Мне показалось важным, чтобы Гермиона поборолась (пусть и недолго) с этикой относительно возобновления отношений с Драко, будучи его целителем, но в конечном итоге сердце хочет того, чего хочет, и она выбирает его. И да, я умею водить машину с механической коробкой передач, хотя училась этому на побитом джипе, а не на роскошном спорткаре. Так что добро пожаловать на курсы вождения с Мэгги 101. Надеюсь, глава вам понравилась, дайте знать, что вы думаете, в комментариях.