This Bitter End | Этот горький конец

Гермиона и Драко — постановка диагноза Драко, настоящее время, август 2009 года Гермиона никак не может принять реальность сложившейся ситуации. У Драко Малфоя магическая дисплазия. Размышления о его консультации не давали ей заснуть почти всю ночь. Она ворочалась и перебирала в памяти всё хорошее и плохое из времени, которое они провели вместе, и с каждым новым всплывающим воспоминанием всплывала и боль. Драко вернулся в её жизнь, как летняя гроза — напористая и неумолимая, — и каким-то образом Гермиона оказалась во власти его присутствия, не сумев убежать от дождя. Его магия. Как часто она видела, как он накладывает беспалочковые чары? Что подумает его мать? Нарцисса, несомненно, поймёт. Да, курс зелий помог заболевшим, но это не решение проблемы. Драко может быть оптимистом, но Гермиона — реалист. Шансы на нахождение лекарства до того, как его ядро разрушится, минимальны. Драко будет страдать, а она ни черта не может сделать, чтобы это остановить. Гермиона стоит в гардеробной, но ей нечего надеть. Ни одна вещь не подходит для того, что ей предстоит сегодня сделать, с чем придётся столкнуться. Мантия слишком формальна, свободные брюки чересчур повседневны, и она не может заставить себя надеть те оксфорды, которые лежат в глубине шкафа за шапочкой выпускника Хогвартса. Она смотрит на маленькую деревянную коробочку, спрятанную под ботинками. Нет, — думает она. Гермиона возвращается к джемперам и бесцельно перебирает их, но всё же снова бросает взгляд через плечо, как мотылёк на пламя. Гладкий дубовый ящичек зовёт её, умоляя просто взглянуть. Ведь прошло уже пять лет, что плохого может случиться? Она раздражённо вздыхает и садится перед полкой. Чтоб тебя, Драко Малфой, — мысленно говорит она, нахмурив брови. Деревянную поверхность покрывает слой пыли, а латунные петельки потускнели. Гермиона тянется к шкатулке и кладёт её на колени. Ей кажется, что если она её откроет, то подвергнет себя воздействию более интимных воспоминаний, но понимает, что должна начать — должна хоть как-то встретиться лицом к лицу с их прошлым. Но будет ли этого достаточно? Гермиона пристально смотрит на коробочку, словно желая, чтобы её содержимое дало ответ — подсказало, что делать. Она проводит ладонью по крышке, сметая пыль. Пять лет. Она может это сделать. Ну или надеется, что может. Гермиона открывает защёлку и поднимает крышку. Первое, что она видит, — движущуюся фотографию, на которой они запечатлены в домике его семьи во Франции на её день рождения. Тогда она не обратила на колдо особого внимания, но сейчас замечает, как Драко наклоняет голову, рассматривая её, и в его глазах читается обожание. Гермиона откладывает снимок в сторону, не в силах смотреть на собственное лицо. Она и так знает, что на нём написано. Она перекладывает ржавую вилку и тянется за другим предметом. Следующая их фотография — на свадьбе Блейза и Падмы. Драко кружит её на танцполе, и в кадре отлично видна ямочка на его щеке. Гермиона проводит большим пальцем по его лицу, а на глаза наворачиваются слёзы. Он такой здоровый, но это меркнет по сравнению с тем, какими счастливыми выглядят они оба. Драко улыбается ей, и камера ловит, как она поднимает на него полные влюблённости глаза. Повторяющийся кадр заканчивается тем, что он наклоняется вперёд и прижимается губами к её лбу. Гермиона покусывает губу, наблюдая за тем, как сценка проигрывается ещё трижды, после чего, наконец, откладывает колдо в сторону. Она отчётливо помнит, что чувствовала, пока Драко кружил её в своих объятиях. Тогда она впервые позволила себе задуматься, каково бы было танцевать с ним на их собственной свадьбе. Гермиона смахивает слезу со щеки и берёт в руки третью фотографию, спрятанную в коробке. На фото нет ни её, ни Драко, и она весьма благодарна за это. Гермиона не уверена, что сможет выдержать то, как они когда-то смотрели друг на друга. Вместо колдо — магловская фотография её разгромленной кухни в канун Рождества, и она смеётся над нелепостью произошедшего. Яйца, мука и масло покрывают абсолютно все поверхности, а кухонный остров завален испорченными печеньями. Гермиона точно помнит, о чём думала, когда делала снимок. Как так вышло, что напыщенный мальчишка из её детства превратился в мужчину, который ввязался в чёртову битву едой с маглорождённой девушкой на её магловской кухне? Она хотела сохранить это на память, чтобы всегда иметь возможность вспоминать, каким жизнерадостным был Драко в её присутствии. А затем провела следующие пять лет, пытаясь его забыть. Гермиона не уверена, что может взглянуть на последний предмет, лежащий на атласной подкладке шкатулки, но понимает, что это нужно сделать. Она знает, что если собирается работать с Драко, чтобы помочь ему, то больше не может бегать от собственных воспоминаний о нём. Она должна посмотреть им в лицо, принять и двинуться дальше. Должна. Она слишком долго жила в страхе перед прошлым. Золото по-прежнему сверкает так же ярко, как и в тот первый день, и это всё равно что смотреть на звёзды. Перламутровый циферблат всё ещё переливается, а секундная стрелка продолжает тикать в безупречном ритме. «Ведьминские часы. Они никогда не сбиваются». Гермиона протягивает дрожащую руку и крепко сжимает пальцами часы. «Тебе нравится?» Она переворачивает их, и желудок словно наливается свинцом. «Все дороги ведут к тебе. Твой Драко». По её щеке текут слёзы, а сердце в груди полыхает. «Я могла бы влюбиться в тебя, Драко Малфой». Гермиона сдерживает всхлип. «Могла бы». Часы выскальзывают из её пальцев и падают на дно шкатулки, крышку которой она быстро захлопывает.

***

Драко подташнивает, пока он ждёт Тео в вестибюле Святого Мунго. Ему удалось трансгрессировать в переулок неподалёку от входа, но теперь он чувствует последствия магического перенапряжения. Желудок скручивает и сводит, будто его обвивают лозы растений на террасе, и Драко закрывает глаза. Он хочет, чтобы волна недомогания прошла, и пытается сосредоточиться на стерильном запахе, с которым теперь ассоциируется это место. Стационарное отделение имени Трембле совсем не похоже на остальную часть Святого Мунго, и Драко жаждет просто удалиться в гостеприимную обстановку, пусть и только ради того, чтобы покончить с официальным диагнозом. Правая рука дрожит, и он прячет её в карман брюк, полный решимости скрыть недомогание от окружающих пристальных взглядов. Он смотрит на проходящего мимо целителя, сопровождающего мальчика и входящего с ним через двойные кремовые двери. Иногда Драко задумывается, не стоило ли ему в более юные годы приложить больше усилий, чтобы преобразить фамилию Малфой. Спрашивает себя, стоило ли попытаться изменить отношение волшебного мира к себе. Никто не знает о его работе в Отделе тайн и тысячах галлеонов, пожертвованных этому учреждению за последние два года. Он никогда не позволял окружающим видеть сверх того, что они хотели, а они всегда смотрели только на поверхность — на его имя. Но не все. Кое-кому действительно удалось заглянуть глубже, а он умудрился всё испортить. Он позволил Гермионе Грейнджер поверить, что он её не любит. Почему эта мысль ранит сильнее, чем диагноз? Больше, чем потеря магии? Увидеть её вчера было сродни глотку воздуха после длительного отсутствия кислорода. Жжение в груди утихло, пускай и на мгновение. До того момента как он оказался в её непосредственной близости, Драко по-настоящему и не осознавал, насколько сильно физически его мучило её отсутствие. Казалось, он просто научился жить с такой болью. — Готов? — Малфой поворачивается и оглядывается через плечо, встречаясь с обеспокоенным взглядом Тео. — Думаю, да, — пожимает плечами он. — Вряд ли я узнаю что-то, чего и так не знаю. Тео хмурится, но больше ничего не говорит, молча провожая Драко к дверям, которые выведут их к кабинету Гермионы. Он ещё не простил Драко за то, что тот раньше не рассказал о появившихся симптомах, но Малфой понимает, что Тео скорее обижен, нежели зол. Дверь в кабинет Гермионы открыта, и, когда они с Тео оказываются в проёме, Драко мгновенно находит её взглядом. Пользуясь моментом, пока она не замечает их, он позволяет глазам блуждать. Она сидит за столом, склонив голову, и неистово что-то пишет. Волосы собраны в простой пучок, и губы Драко дёргаются от знакомой картинки, но воспоминание о ночи свадьбы Блейза быстро улетучивается, когда его взгляд останавливается на её руках. Рукава светло-бежевого джемпера закатаны до локтей, а на запястьях нет часов, которые он ей дарил. На деле у неё нет вообще никаких украшений. Драко не знает, почему его огорчает подобное. Не то чтобы он всерьёз ожидал, что она будет носить его подарок после расставания, но отчасти всё же надеялся. Отчасти надеялся, что она не смогла отпустить всё, что между ними было, что какая-то часть её души нуждается в его близости. Тео стучится, но Гермиона слишком поглощена записями, чтобы обратить внимание. Драко дёргается, и Тео бросает на него вопросительный взгляд, но он лишь качает головой, поправляя запонки. — Эм... Грейнджер? — окликает её Тео с порога. Гермиона вскидывает голову, и на её лице отчётливо читается смесь шока и тревоги. — Прости. Не слышала, как ты постучал. Она встаёт, заправляя за ухо выбившийся локон, и подходит к передней части стола. Драко замечает пятна синих чернил на её пальцах и не может сдержать улыбку. Этот вид настолько знаком, что лёд, образовавшийся в его груди, откалывается кусочек за кусочком. Гермиона жестом указывает на кресла у камина, и Драко следует за Тео. — Я тут раздумываю, не может ли всё дело быть в накоплении какого-либо минерала, который может влиять на ядро. Записывала кое-какие соображения, чтобы передать их вам в Отдел тайн, — сбивчиво поясняет Гермиона, размахивая при этом перед собой рукой и забирая палочку с края стола. Она нервничает, — понимает Драко, и от этого ему не по себе. Витающее в воздухе беспокойство ощутимо, и он не может удержаться от вопроса, останется ли всё между ними так навсегда? Как они должны работать сообща, если Драко слишком поглощён прошлым, а Гермиона чересчур упорно его игнорирует. Тео продолжает смотреть то на него, то на Гермиону, пока она продолжает тараторить, а Драко садится в кресло. — Кроме того, мне кажется, что в зависимости от состояния ядра Животворящий эликсир может быть более подходящим для приёма по утрам, нежели Бодроперцовое зелье... — Грейнджер? — Тео приподнимает тёмную бровь, на его губах появляется ухмылка, и он присаживается на её стол, скрестив руки. — Теодор, — заикается она, занимая место напротив Драко. Она до сих пор так и не взглянула на него, и, Мерлин, это больно. — Да перестань ты, Грейнджер. Знаю, что за последние несколько лет мы мало общались, но то, что вы двое перестали трахаться, не означает, что тебе снова нужно называть меня Теодором. Драко закашливается, а её лицо заливается пунцовым румянцем. — Ради всего святого, Нотт, — задыхаясь, выдаёт Малфой, злобно глядя на друга. Тео невозмутимо пожимает плечами. — Что? Мне нужно было как-то разбавить это мрачное настроение. К тому же, — он снова переводит внимание на Гермиону, прищурив глаза, — Грейнджер, ты никогда не говорила нам с Даф, что существует второй «Бриолин». Пришлось выяснять всё самим. Рот Гермионы слегка приоткрывается, и она с недоумением пялится на Нотта. — Ты имеешь в виду «Бриолин 2»? — Да. — Потому что он не очень хорош, Теодор. — Чёрт подери, Грейнджер. У тебя очень плохой вкус в развлечениях, и я — Тео. — Мы можем уже провести это грёбаное тестирование? — вмешивается раздражённый Драко. — Здесь у меня тикают чёртовы метафорические магические часики. Гермиона подскакивает в кресле и наконец-то смотрит на него, словно его напоминание о причине сегодняшней встречи обожгло её. Он заглядывает в её глаза цвета виски в поисках хоть какой-то подсказки о том, что она чувствует на самом деле, но его захлёстывает разочарование, поскольку всё, что он видит, — обеспокоенность. Драко интересно, а видит ли она тоску в его глазах? — Разумеется. — Она взмахивает палочкой, и к ней подлетают блокнот и Прытко-Пишущее перо. — Прежде чем мы начнём, не появились ли у тебя какие-нибудь новые симптомы, о которых мне стоит знать? — За двадцать четыре часа? Вряд ли, Грейнджер, — тянет Драко, закидывая лодыжку на колено. — Вопрос был задан искренне, Малфой. Это будоражит его. Огонь, разгорающийся в её глазах. Он ухмыляется: происходящее так знакомо, и жар распаляет его, подстёгивая к следующему шагу. — То, что он был искренним, не означает, что он был разумным. Драко наблюдает за тем, как уголок её рта опускается, но взгляд становится жёстким, а в глазах полыхает пламя. Давай, поборись со мной, — молча умоляет он, потому что вот уже много лет ничто не заставляло его чувствовать себя таким живым. Гермиона прикусывает губу, и он не может оторваться от созерцания того, как её кожа бледнеет от надавливания. — Разумным? — повторяет она. — А ты никогда не задумывался, что эмоциональная зрелость — признак высокого интеллекта? Или это слишком необычно для твоего понимания? Вот оно, — думает Драко, и чувство, вызванное её словами, настолько головокружительно, что похоже на глоток огневиски. Оно согревает его. Воодушевляет его. И оно настолько чертовски знакомо, что он почти забывает, где они находятся. Почти. — Как бы ни было весело наблюдать за вашим словесным спаррингом, по-моему, нам действительно нужно провести настоящий осмотр, — вмешивается Тео прежде, чем Драко успевает сформулировать ответ. Огонь в его жилах потух, а Гермиона выглядит подавленной. Неужели и она об этом забыла? — Д-да, — спотыкается на полуслове Грейнджер, но потом выпрямляется и крепко сжимает палочку. — Ты готов? Драко кивает, не позволяя взгляду устремиться куда-то ещё, кроме неё, потому что она наконец-то смотрит прямо на него. Он следит за тем, как она сглатывает, а затем чувствует, как его окутывает её магия. Драко потрясает это ощущение. Оно — блаженство, подобное прохладному ветерку в жаркий летний день; оно — шёпот давно потерянного друга. То, как её магия переплетается с его собственной, настолько интимно, настолько восхитительно, что он впервые за много лет испытывает надежду. Но надежда быстро тает, будто первый осенний снег, когда с лица Гермионы сползает маска, пока она оценивает плавающие в воздухе цифры. Краем глаза он видит, как Тео отталкивается от стола, чтобы встать рядом. — Грейнджер, здесь что-то не сходится. Это голос Тео, но звучит он как-то приглушённо. Как будто голову Драко погружают под воду. Малфой видит, как Гермиона взмахивает палочкой, завершая диагностику. Прикосновение её магии тут же прекращается — ощущение болезненное, и Драко приходится подавить всхлип. Однако прежде чем он успевает осознать её отсутствие, она возвращается, обволакивая каждую клеточку его тела. Золотые цифры появляются вновь, и он видит, как Гермиона прослеживает каждую из них. И тут внезапно кричит Тео: — Когда это, блядь, началось, Драко?! — его возглас эхом разносится по комнате, он вцепляется руками в волосы и начинает расхаживать. — Потому что, — показывает он рукой на заклинание, — ясно, что не вчера. Гермиона прекращает диагностику, и повторный уход её магии более мягкий, будто в первый раз он оказался резким непреднамеренно. Драко потирает рукой челюсть, глядя в потолок. — Я заметил изменения примерно полтора года назад, — наконец бормочет он. — И ТЫ ЛИШЬ СЕЙЧАС!..— Тео отворачивается, возмущение и боль отходят от него волнами, пока он пялится на коллекцию книг Гермионы на полке. — Тео, — шепчет она. — Нет, Грейнджер, — его тон подобен льду — пронизан ледяной яростью, и он снова поворачивается. — Ты держал это в секрете почти два чёртовых года, Драко. Он видит, как Тео сжимает челюсти, обдумывая следующие слова. — Почему? — Вопрос звучит просто и сломленно, и в голосе Тео слышится надрывный всхлип. — Почему ты так долго ждал? — Я не верил... — Хватит пороть чушь, Драко. Тебе лучше других известны симптомы. Ты, мать твою, изучаешь их каждый день, — кипит Тео, направляясь обратно к нему. Гермиона инстинктивно встаёт, загораживая его и блокируя Нотта на убийственном пути. — Тео... — снова пытается уговорить его она. Его голубые глаза мечутся между ними двумя, а лицо напрягается. — Грёбаный Салазар, — бормочет Нотт, обращаясь скорее к себе, нежели к ним, и потирает рукой затылок. Прежде чем заговорить, он делает вдох: — Если ты думаешь, что я взбешён, подожди, пока не расскажешь Даф. Она тебя прикончит. — Ты не можешь рассказать ей, Тео, не сейчас. У него вытягивается лицо, а Гермиона поворачивается, чтобы посмотреть на Драко. — Пока не станет хуже, я не хочу никому сообщать. — Драко, уровень твоего магического ядра держится на шестидесяти чёртовых процентах! Как долго ты намерен ждать? Малфой переключает внимание на Гермиону, которая продолжает разглядывать его так, словно не знает, что о нём и думать, словно он — мираж и, если она будет пялиться слишком пристально, он может исчезнуть. — Твоё заключение, Грейнджер? — Драко наклоняется вперёд, сцепив пальцы, и, если честно, он шокирован реакцией обоих. Ему кажется, что для человека, которому поставили диагноз, он воспринимает эту новость вполне нормально. Он ожидал, что Тео расстроится, но не до такой степени, чтобы устраивать чёртову истерику, а Грейнджер? Он не хочет думать о том, какие эмоции плескались в её глазах, когда она просматривала его диагностику. Было похоже, что ей не безразлично, и Драко не уверен, что может справиться с подобным предположением. Она зажимает губу между зубами, произнося очередное заклинание. Драко закрывает глаза: оно не такое мощное, как первое, но он всё равно наслаждается ощущением того, как её магия ласкает его собственную. Гермиона мягко разрывает чары, и Драко вздыхает, чувствуя, как от остаточного эффекта её магии покалывает кожу. Грейнджер просовывает палочку сквозь пучок, и губы Драко подрагивают при виде этого. Она опускает руки на бёдра и наклоняет голову в сторону Тео. — Всё началось не меньше двух лет назад. Твои показатели кортизола, адреналина и норадреналина на несколько порядков выше нормы. Учитывая расщеп и другие симптомы, а также то, что уровень ядра составляет шестьдесят процентов... — её голос срывается. Гермиона опускает голову и скрещивает руки на груди. В наступившей тишине раздаются отзвуки невысказанных ею слов. Она поднимает глаза и встречается с его взглядом. В янтарных глубинах больше нет настороженности, вместо этого они наполнены глубокой печалью, которую он не может объяснить. Тео раздражённо проводит ладонями по лицу. Драко слышит, как он бормочет под нос что-то похожее на «два долбаных года». — Что дальше, Грейнджер? — спрашивает он, привлекая их внимание. — Животворящий эликсир по утрам, Успокаивающий настой днём и Умиротворяющий бальзам перед сном. Мы можем подкорректировать этот курс и использовать Зелье сна без сновидений, если потребуется, по мере прогрессирования симптомов. Постарайся поддерживать хороший физический режим. Сам знаешь, усталость и мышечная слабость неизбежны, — она бросает на него взгляд, и на её лице появляется смущённое выражение, — ну и постарайся сдерживать свою тягу к сладкому и включи в рацион побольше корнеплодов. Постарайся сдерживать свою тягу к сладкому — от этих слов у Драко щемит в груди. Он вяло моргает, после чего как-то умудряется произнести простое: — Постараюсь. Гермиона оборачивается к Тео. — Это всё для начала. Тео кивает. — Вы двое всё ещё намерены проводить совместные исследования? Гермиона мельком переводит взгляд на него. — Да. — Отлично, — хлопает ладонями Тео. — Займусь твоим допуском в лабораторию. — Спасибо, Тео. — Можешь взять зелья в нашей аптеке, — тихо произносит Гермиона. Словно теперь, когда диагноз поставлен, ни один из них не знает, как вести себя в присутствии другого. Общий знаменатель удалён. Они снова пустились в неловкий вальс, в котором ни один не знает, как вести. — Прекрасно. Спасибо, Грейнджер. — Драко встаёт и направляется к двери. — Увидимся на следующей неделе? — Не завтра? Он наклоняет голову к плечу. Неужели... огорчение? — Нет, не завтра. Думаю, мне нужна пара дней, чтобы всё переварить — теперь официально. Гермиона кивает, скрещивая руки, пытаясь скрыть смущение на лице. — Да, конечно, полностью понимаю. Ну... не совсем... полностью... — она отводит взгляд, щёки пылают. — К тому времени как раз будет видно, как ты привыкаешь к зельям. Тео хлопает его по плечу. — Ладно, пойдём к Дэвису. Драко отвечает Гермионе полуулыбкой и выходит вслед за Тео за дверь.