This Bitter End | Этот горький конец

Гермиона — флешбэк, Хэллоуинский бал в Министерстве, 2003 год — Я ни за что не стану надевать это. — Гермиона вытягивает перед собой руки, как будто только так может дать отпор Джинни. — Станешь и наденешь. — Джинни трясёт перед её лицом мало что прикрывающей квиддичной формой, дьявольски ухмыляясь. — Почему ты такая требовательная? У тебя же только что родился ребёнок? — хмурится Гермиона, забирая из рук Джинни зелёно-серебряную футболку «Паддлмира». Она разворачивает её и поднимает. — Почему она должна быть такой короткой? — Потому что это сексуально. — Более интересный вопрос — откуда у тебя футболка «Паддлмира»? Джинни пожимает плечами, откидывая волосы за плечо. — Потому что я купила её для тебя, зная, что это любимая команда Хорька и вид тебя в ней просто сведёт его с ума. — Джинни поворачивается и идёт к кровати, чтобы перебрать несколько вариантов чулок. — А мне весьма нравится лицезреть, как он смущается — приятная альтернатива его обычному состоянию занозы в заднице. Гермиона неловко переминается с ноги на ногу. — Мы… мы не… между нами… — запинается она на полуслове, пытаясь объяснить, но Джинни смотрит на неё через плечо с пониманием. — Вы просто трахаетесь… Я знаю.

***

Торжественные вечера в Министерстве — это всегда нечто удивительное, но в Хэллоуинском бале есть что-то особенное. Может, дело в декоре? Бальный зал украшают танцующие скелеты, а вдоль стен расставлены гигантские тыквы-фонари. Зачарованный туман стелется у ног, а бар открыт для всех присутствующих. Правда, Гермиона считает, что причина всё же в костюмах и в том, что приглашённые собрались здесь, только чтобы развлечься и не более того. Никто не сравнивает дорогостоящие мантии и не пытается перекинуться парой фраз с нужными людьми. Настроение, царящее в этот вечер, восторженное и радостное — все намерены веселиться целую ночь напролёт. Ничто не может сравниться с этим праздником. Хэллоуин — время, когда каждый может вздохнуть полной грудью и получить удовольствие. Это ночь, когда можно притвориться кем-то или чем-то ещё, ночь веселья. После двух магических войн они это заслужили. Иногда Гермиона до сих пор не может понять, как оказалась в подобной ситуации, в таком кругу друзей. Она была уверена, что предубеждения и распри бывших одноклассников настолько сильны, а долина отличий между ними настолько широка, что примирение невозможно, но она ошибалась. Пару недель назад, во время одного из винных вечеров, после слишком большого количества выпитых бокалов каберне, она призналась Джинни в своей связи с Малфоем. Как только слова сорвались с губ, Гермиона уже не могла взять их обратно, отчего беспокойство когтями впилось ей в грудь. Не то чтобы она стыдилась этого подобия отношений с Драко, но её волновало, как отреагирует лучшая подруга. Переживания оказались напрасными, поскольку Джинни была в восторге. В течение нескольких недель она заваливала Гермиону вопросами, желая знать каждую деталь её сексуальной жизни с Малфоем, и Грейнджер должна признать, что довольно приятно иметь возможность обсуждать подобные вещи с подругой. Раньше ей было некомфортно раскрывать подробности взаимоотношений с Роном, и она не могла обсуждать их с Гарри, но с Драко всё иначе. После свадьбы Блейза и Падмы, состоявшейся в конце сентября, их обособленные круги общения начали постепенно сливаться, и втайне Гермиона благодарна за это. Общение с Роном по-прежнему неловкое, но она надеется, что со временем они снова смогут называть себя друзьями. Пока же она находит утешение в Невилле, Пэнси, семействах Ноттов, Забини, Поттеров и Драко. С ними всё по-другому, но всё хорошо. Сейчас же Гермиона в некотором изумлении стоит в бальном зале Министерства и рассматривает друзей. — Грейнджер! — мурлычет Тео, направляясь к ней с распростёртыми руками. Он обнимает её до хруста костей, и её тут же обдаёт ароматом его одеколона. Обнимая Тео в ответ, она смотрит поверх его плеча на Дафну и видит, как та морщится, произнося извинения одними губами. — Теодор. — Гермиона отстраняется, настороженно разглядывая его кожаную куртку, чёрные лоферы и джинсы с подворотами. Кудри укрощены густой фиксирующей помадой, но на лбу остался один-единственный завиток. Тео ухмыляется, а когда к нему подходит Дафна, обхватывает её за тонкую талию. Её белокурые локоны завиты и собраны в немыслимую причёску с начёсом, но именно обтягивающие кожаные леггинсы, укороченная чёрная кофточка и сигарета во рту приводят Гермиону в замешательство. — Язык проглотила, Грейнджер? — поддразнивает Тео, целуя Дафну в волосы. — Вы что, Сэнди и Дэнни? — В глазах Гермионы читается неверие. Ей не следовало знакомить Ноттов с этим фильмом, но даже она вынуждена признать, что его герои идеально подходят им. — Да, — отвечает Дафна, хихикая. — Эй, вы парочка из того мюзикла, который Миона заставила нас посмотреть? — Гарри подходит к ней, вертя в руках магловские наручники. — Это тот фильм, где все поют? — спрашивает Падма, и глаза Гермионы ещё больше распахиваются, когда она понимает, какие костюмы выбрали Забини: Елена Когтевран и Кровавый Барон. На Падме средневековое платье угольно-серого цвета, свободно ниспадающее со стройных плеч, с присборенными на запястьях рукавами. В районе живота — большое красное пятно, а на самой ткани — прорезь. Весьма достоверно с исторической точки зрения, — замечает про себя Гермиона. А вот Блейз, по её мнению, больше похож на магловского пирата. Он подбрасывает и ловит муляж окровавленного ножа, и только тогда Гермиона замечает у него на шее собственное «смертельное» ранение. — Это классика, — возражает она, приходя в себя от шока увиденного. — Расскажи мне больше, расскажи мне больше. Насколько далеко вы зашли? — воркует Джинни, обхватывая руками талию Гарри и приникая к его щеке с поцелуем. — Он стал дружелюбнее, держал меня за руку! — подпевает Дафна. — Ну, а она стала дружелюбнее, лёжа на песке, — ревёт Тео, кладя руку на пах и делая толчок. — Да твою же мать, только не это. Мгновенное — таково действие этого голоса на Гермиону. Он в одночасье заставляет её забыть о том, что они находятся в многолюдном помещении. Его слов, его присутствия достаточно, чтобы разум затуманился, а мысли поплыли. Драко обладает способностью разрывать её на части, даже не прикасаясь — и, честно говоря, то, как он воздействует на неё, просто непостижимо. Гермиона чувствует, как он кладёт ладонь ей на поясницу, и от прикосновения каждый дюйм кожи покрывается мурашками. Она поднимает глаза и рассматривает Драко. Они не стали говорить друг другу, в кого собираются нарядиться, что только усилило предвкушение сегодняшней ночи. Однако пока она позволяет взгляду исследовать его, то не может понять, кем он оделся. — Ой, да отвали ты, Малфой, — дуется Тео. — Вы двое смотрели этот фильм пятнадцать чёртовых раз, — протягивает Блейз. — Потому что он классный. — Дафна щурится на Драко, будто предупреждая его: «Только попробуй возразить». — Ладно вам, придурки, я не собираюсь тратить единственный свободный от детей вечер на обсуждение полутонов «Мощной тачки». Гермиона смеётся, наблюдая, как Джинни тащит Гарри в сторону открытого министерского бара, а Нотты и Забини тянутся следом. Она пытается пойти за ними, но Драко обвивает рукой её талию и прижимает к груди. — И кто же вы, мисс Грейнджер? — его голос подобен мёду: он густой, насыщенный и просачивается в каждую пору её тела. Она поворачивается в его объятиях, с улыбкой глядя в потемневшие глаза. Драко смотрит на неё, словно пожирая, и вполне вероятно, именно это он и делает. Гермиона чувствует, как рукой он проводит по подолу футболки, а затем касается пальцами задней поверхности её бедра. Жест на грани непристойного, но от этой ласки она сжимает бёдра и ещё больше льнёт к нему. Они стоят возле резных тыквенных фонарей и зачарованных скелетов — никто не обращает на них внимания, и Гермиона как никогда признательна, что они остались с Драко вдвоём. Они уже давно потеряли из виду друзей, и она даже не может разглядеть в толпе полосатый тюремный комбинезон Джинни. — Игрок «Паддлмира», — отвечает она голосом, который звучит томно даже для собственных ушей. — А вы кто, мистер Малфой? — Гермиона окидывает взглядом его чёрную оксфордскую рубашку и чёрные брюки, и, по правде говоря, они мало чем отличаются от его повседневной одежды. — Исправившийся Пожиратель смерти, — шепчет Драко на выдохе, обдавая горячим дыханием её ухо. Он — воплощение своего имени. Драко — дракон, вдыхающий огонь в самую её душу. Она страстно желает его, и это адское пламя, которое она не может сдержать. Гермиона чувствует, как он крепче сжимает её бедро, и внезапно они отходят назад, пока не оказываются у стены. Она едва слышит, как Драко без помощи палочки накладывает на них чары незаметности, а затем скользит рукой вверх по её ноге и проводит пальцем по резинке трусиков. — Расскажи мне, на какой позиции ты играешь? — Голос Драко стал ещё глубже, приобретя тот хрипловатый тон, который неизменно заставляет Гермиону возжелать его. — Загонщик, — удаётся прохрипеть ей, и Драко обхватывает её промежность, притягивая к себе. Она хнычет от прикосновения, а он неодобрительно цыкает. — Наши очаровательные коллеги могут и не замечать нас, но они всё равно могут услышать тебя, Грейнджер. И это оказывает на Гермиону такой эффект, которого она никак не ожидала. Жар разливается по животу, и она прижимается к Драко задницей. Гермиона чувствует, как он твердеет в брюках, и ей приходится сдержать очередной стон. Большим пальцем Малфой проводит по её складкам, нащупывая скопившуюся влагу. Он тихо хмыкает, и его голос отдаётся вибрациями на её спине: — Ты уже такая влажная для меня. Скажи-ка, Грейнджер, и хороший ли ты загонщик? — Драко сдвигает трусики в сторону, а затем касается её, нежно поглаживая клитор. Прикосновение настолько лёгкое, что у Гермионы чуть не подгибаются колени. Она знает, что должна ответить — в подобную игру они уже играли. — Никто не жаловался. — Ей удаётся сохранить контроль над голосом, несмотря на то что пальцы Малфоя вытворяют нечто мучительное. Когда он прижимается губами к её шее, она чувствует, как он улыбается. Где-то в глубине души Гермиона понимает, что происходящее неправильно, что любой из их коллег по Министерству или гостей может в любой момент заметить их. Однако Драко, трахающий её пальцами, заставляет её испытывать привычную нарастающую и пылающую жажду, поэтому мысли о возможных последствиях оказываются где-то далеко. — А ты… ты исправился? — Она закусывает губу и прикрывает глаза, когда Драко вводит палец в изнывающее от желания влагалище. — О, очень даже, — делает паузу он, вставляя второй палец и загибая оба вперёд. — Более того, я вот-вот трахну маглорождённую. От его слов Гермиона стонет — это так грязно, так пошло, и от этого она вся течёт. Она любит Драко таким, как сейчас, когда он не сдерживается. Он постоянно отодвигает её границы, не заставляя при этом чувствовать дискомфорт. Гермиона хочет большего. Она жаждет большего, ей нужно ощутить не только его пальцы, она нуждается в нём — отчаянно. — Пойдём со мной, мы не должны оставаться здесь до конца, — целует он её кудри и вытаскивает ладонь из трусиков. Она поворачивается в его объятиях, изучая глазами лицо. В каждой чёрточке читается искренность, и Гермиона всё понимает. Он здесь только ради неё. Несмотря на то что Драко был оправдан за свои преступления и блестяще работает в Отделе тайн, его по-прежнему воспринимают как сторонника идеи превосходства чистой крови — Пожирателя смерти, который не заслуживает второго шанса. Если бы только люди могли рассмотреть и узнать его так, как она, то, вероятно, поняли бы, что он разносторонен, предан, находчив, амбициозен, а за маской безразличия скрывает доброту. Драко — человек, извлекший уроки из собственных ошибок и переросший своё воспитание, но в силу глубоко укоренившейся потребности в самосохранении он позволяет другим думать о себе самое плохое. И Гермиона никогда не пытается исправить его. — Веди меня.

***

Драко тянет её по пустынным коридорам к лифтам, которые доставят их в атриум. Туфли на платформе гулко стучат по зеркальному полу, и стоит Гермионе второй раз споткнуться, как она останавливается. Драко поворачивается к ней и в вопросе поднимает бровь. Она чувствует на себе жар его пристального взгляда, когда нагибается, чтобы снять туфли и отбросить их в сторону. Когда Гермиона встаёт и протягивает ему руку, его глаза устремляются на её босые ноги. — Ты просто оставишь свои туфли посреди коридора? — В голосе Драко звучит неверие, но Гермиона не упускает из виду маленькую улыбку, которая грозит расплыться по его лицу. Она пожимает плечами. — Они принадлежат Джинни. Она заставила меня надеть их, так что ей придётся столкнуться с последствиями того, что я их потеряю, и, кроме того… — Гермиона подходит к нему ближе, — ты, кажется, очень торопился отвести меня домой. Драко неистово приникает к её губам. В его поцелуях чувствуется ненасытность, но при этом он нежно обхватывает её лицо ладонями. Он прикасается к ней так, словно она — нечто драгоценное. Не успевает Гермиона опомниться, как Драко вкладывает свою руку в её, и они бегут. Беззаботный смех вырывается у неё из груди, а происходящее напоминает то, как в прошлом месяце они бежали по Эгюий-Руж. Она очень любит эти маленькие, ничего не значащие моменты безрассудства. В эти мгновения каждый из них будто восполняет то, чего война лишила их в детстве. Такие моменты исцеляют, очищают, освобождают, и Гермионе не хочется, чтобы они заканчивались. Пол холодит ступни, и Грейнджер поскальзывается, когда Драко слишком резко поворачивает за угол. Она крепче сжимает его ладонь, и он оглядывается через плечо. Волосы упали на лоб, а расплывшаяся по его лицу улыбка сияет ярче звёзд. Драко несколько раз нажимает на кнопку вызова лифта, словно маленький ребёнок, нетерпеливо ждущий сладкого. Когда золотой лифт наконец появляется, Драко лукаво смотрит на Гермиону, и от этого взгляда сердце в её груди бешено колотится. Она знает этот взгляд и что он означает. Драко подхватывает её на руки, а она обвивает ногами его талию и путается пальцами в волосах. Он проносит её через распахнувшиеся двери, прижимая к задней стенке лифта. Гермиона не уверена, удалось ли ему нажать на нужный этаж, но её это не беспокоит, поскольку Драко покусывает её шею. Он повсюду, поглощает все её мысли. От того, как Гермиона трётся об него, отдаёт безнадёжностью и жалостью, но Драко заставил её жаждать с той поры, как впервые прикоснулся в бальном зале. Он сжимает ладонями её задницу и стонет, толкаясь в неё. Если Гермиона выглядит жалко, то Драко — отчаянно, и она знает, что он хочет её — чувствует по тому, как сильно он скользит по её промежности. — Пожалуйста, Драко, ты нужен мне, — умоляюще хнычет она, царапая ногтями кожу его головы. Сколько бы раз она ни была с ним, этого никогда не бывает достаточно. В присутствии Драко она испытывает голод — он и есть голод, который невозможно утолить. Гермиона спрашивает себя, а всегда ли так будет? Всегда ли она будет ощущать эту ненасытную нужду. Драко встречается с ней взглядом, и больше всего на свете ей хочется, чтобы он раскалывал её на части, пока она не перестанет понимать, где кончается он и начинается она сама. — К чёрту. Гермиона слышит звук расстёгиваемой пряжки, а затем Драко немного пододвигает её. Он сильнее придавливает её к стенке, пока лифт продолжает медленно подниматься. Пальцами обхватывает хлипкую полоску ткани и рвёт её, бросая порванные трусики на пол. Грейнджер чувствует, как одним быстрым движением он входит в неё и начинает трахать — жёстко — у стенки лифта. Она откидывает голову назад, и губы Драко моментально оказываются у её горла. Он кусает и посасывает её кожу в перерывах между хриплыми возгласами: — Такая блядски тугая… Золотая киска — создана, чёрт тебя побери, прямо для меня… Моя… Всё это звучит так развратно, но так охренительно прекрасно в его устах. Гермиона ещё сильнее прижимается к Драко, ногтями впиваясь в хлопок его рубашки, пока он продолжает трахать её в точном ритме, и весь жар, скопившийся в её животе, превращается во что-то иное. В надежду. Может ли это быть правдой? Может ли Драко считать, что она создана для него, а он — для неё? Принадлежит ли она ему? Может ли она ему поверить? Именно из-за возможности этой последней мысли Гермиона начинает расползаться по швам и полностью распадается, кончая, в объятиях Драко. Он продолжает неумолимо трахать её во время оргазма, и по тому, как он впивается пальцами в её бёдра, а также по беспорядочному ритму толчков Гермиона понимает, что он уже близок. В погоне за собственным удовольствием он утыкается головой в её плечо. Он с силой вскидывает бёдра один раз, второй, а затем с протяжным стоном заполняет её. Какое-то время ни один из них не может пошевелиться, просто наслаждаясь послевкусием удовольствия, но лифт начинает замедляться. Драко выскальзывает из неё и помогает встать на пол, после чего быстро накладывает на обоих очищающее заклинание. Он поправляет на Гермионе одежду, удостоверяясь, что всё прикрыто, после чего прячет член в брюки. Каждый из них немного запыхался, и Гермиона тянется вверх, убирая с его глаз слипшуюся прядку волос. Она позволяет руке задержаться на его челюсти и поглаживает большим пальцем румянец, разукрасивший щёки. Драко задумчиво улыбается ей и поворачивает голову, целуя её ладонь. Со звонком двойные двери лифта открываются. Драко берёт Гермиону за руку, и они выходят в атриум. Прежде чем Грейнджер успевает вспомнить, что нужно забрать испорченные трусики, лифт уезжает — уже слишком поздно. — Мои трусики, — негодует она, сощурив глаза, но Малфой лишь пожимает плечами, ничуть не смутившись. Она открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но Драко заставляет её замолчать поцелуем. — Я куплю тебе новую пару, Грейнджер. Она закатывает глаза, когда он отстраняется, и каждый из них устремляет взгляд на ряды свободных каминов. — Моя квартира или твоя? — спрашивает он, поднося тыльную сторону её ладони к губам и запечатлевая мимолётный поцелуй на костяшках. — Твоя.