This Bitter End | Этот горький конец

Драко — настоящее время, август 2009 года Очередной день неудач. Похоже, именно из них и состоит теперь его жизнь. Из неудач — как былых, так и нынешних. Драко смотрит на парящие в воздухе цифры и экспериментальное зелье, варящееся в медном котле на столе, но всё без толку. Он занимается этим уже почти год, но достижений нет. Прогресса нет. Ничего нет. И это раздражает его больше, чем он хотел бы признать. Было проще, когда его напарник не был тупоголовым дураком. Не то чтобы он прямо ненавидел Энтони Голдстейна, но он не она. Драко пора бы уже смириться с этим — с потерей, с болью, но почему-то эта тоска поселилась в глубине его сознания, как фантомная боль, от которой он никак не может избавиться. Он скован воспоминаниями о ней. Он скучает по сексу, безусловно, скучает. После неё были и другие, но всё это было не то. Они приносили ему удовлетворение, но не полноценное удовольствие. Правда, по большому счёту, дело не в этом. Он скучает по ней, но больше всего ему не хватает её дружбы. Однако даже сейчас, пять лет спустя, Драко начинает злиться, когда излишне часто думает об этом. Злиться на то, что не был более честным. Злиться на то, что не заставил её выслушать. Злиться на то, что они оба были чрезмерно горды и чересчур упрямы, чтобы признать то, что было перед глазами. И вот теперь всё исчезло, но не до конца, и от этого ещё хуже. Его чувства к ней похожи на угасающий уголёк, который не желает тлеть; он цепляется за каждый глоток кислорода, как за последнюю надежду. Напоминание о том, что она всё ещё здесь. Она — уголёк его души, и Драко хочет ненавидеть её за это, но не может найти в себе силы. Он не хочет запятнать воспоминания о столь ярком периоде жизни гневом. Он хочет сохранить их. Недели, проведённые вместе с ней, были вихрем красок на фоне серости остального пейзажа. Иногда Драко задаётся вопросом, не являются ли воспоминания об их отношениях причиной, по которой он изначально согласился работать над исследованием магической дисплазии. Он знает, она уехала, дабы осуществить свою мечту — стать целителем, но что, если он согласился ради неё? Напиши он ей письмо с сообщением о каком-либо прорыве, прилетит ли к нему, наконец, сова с ответом? Выслушает ли она его? Драко качает головой, как будто способен выкинуть её оттуда. Он взмахивает палочкой в направлении котла, выливая его содержимое. Энтони отрывается от разделывания дряблоносой пиявки. Он хмуро смотрит на Драко: карие глаза устало наблюдают за ним из-за стёкол очков в роговой оправе. — Всё в порядке, Малфой? — спрашивает Энтони, вытирая полотенцем слизь с ладоней. Он нервно запускает руку в песочного цвета волнистые волосы. В присутствии Драко он всегда чувствует себя неловко, неуверенно, и это действует Малфою на нервы. — Неужели, чёрт возьми, выглядит так, словно всё в порядке? — Он скидывает с себя белый халат и бросает его на стул. — Я так понимаю, гербария не вариант? — И что же навело тебя на это, Голдстейн? — язвительно отвечает Драко. Проклятый, чёртов идиот, Грейнджер бы никогда не спросила… Малфой заставляет себя остановить ход мыслей, сравнение двух людей. Будет только хуже, а в такие дни, как сегодня, когда ничего не получается, её отсутствие всегда воспринимается тяжелее. Иногда он боится, что сломается под этой тяжестью. Он так устал и, несмотря на то что накануне выпил Зелье сна без сновидений, не чувствует себя отдохнувшим. Из-за ночной потливости простыни прилипают к коже, и он не может надолго отключиться от мыслей, чтобы спокойно заснуть. Драко не хочет, чтобы отдых зависел от зелья, и понимает, что оно может вызвать привыкание, но неделя беспокойного сна привела его в отчаяние. Он знает, что слишком много работает, слишком поздно ложится спать, но ниточка связи с больницей Святого Мунго и с ней — это всё, что у него осталось. Всё тело болит, когда он подходит к столу и начинает перелистывать очередную тетрадь с записями, теориями и арифмантическими уравнениями. Может быть, смесь из яйца окками и кочедыжника нейтрализует разрушение? Погружённый в свои мысли, он швыряет блокнот на стол. — К утру дряблоносые пиявки будут готовы к использованию, — заявляет Энтони, словно таким образом может развеять витающую в воздухе неловкость. В ответ Драко хмыкает, проводя большим пальцем по нижней губе. Никому не известно, что вызывает дисплазию, и, вместо того чтобы сосредоточиться на причинах её возникновения, Драко посвятил своё время разгадке её сути. Если он сможет понять механизм магического дегенеративного процесса, то, возможно, сумеет остановить его, а остановив, сфокусируется на причинах. Он знает, что она поступила бы ровно наоборот. Она бы хотела выяснить, почему, а не как. Но её здесь нет, а от Голдстейна пользы не больше, чем от флоббер-червя. — Судя по всему, вы двое пережили ещё одну неделю совместной работы. Повернувшись, Драко видит Тео, стоящего в дверях лаборатории со скрещёнными руками и сияющими голубыми глазами. Соглашаясь с ним, Малфой хмыкает и закатывает глаза, пока собирает вещи. Улыбка Тео исчезает, когда он переводит взгляд с Драко на Энтони. — Никаких изменений? Энтони отрицательно мотает головой: — Завтра опробуем дряблоносую пиявку в паре с волосом единорога. Тео кивает: — Я сообщу Роджеру. Драко хотелось бы, чтобы работать с больницей Святого Мунго было проще. С тех пор как в январе открылось стационарное отделение имени Трембле, исследовательское подразделение Отдела тайн сотрудничает с больницей в надежде найти лекарство или хотя бы более эффективную схему лечения. Тео был напарником Малфоя после Грейнджер, и, как только контракт был подписан, он взял на себя роль координатора между больницей и подразделением. Энтони Голдстейн стал его заменой… Вот урод. — Вы двое готовы двинуть в «Котёл»? — спрашивает Тео, засовывая руки в твидовые брюки. — Помнится, Блейз сказал, что сможет заскочить по пути домой. — Готов уйти — да. А вот выпить с вами, придурками, — нет, — ехидничает Драко, хватая сумку-мессенджер, и проходит мимо Тео, не удостоив его взглядом.

***

В «Дырявом котле» шумно — неимоверно шумно. Здесь пахнет несвежим элем и табаком, и даже одиннадцать лет спустя посетители по-прежнему настороженно смотрят на Драко. Он никогда не понимал, почему соглашается приходить на такие посиделки. Ему не очень-то нравится общество своих коллег. Разумеется, он хорошо относится к Тео и считает его другом, но здесь он не тот Тео, которого Малфой знает. В таких условиях он слишком дружелюбен, чрезмерно покладист и чертовски усердно старается, чтобы все друг с другом поладили. Впрочем, Драко прекрасно понимает мотивы Тео: осознаёт, почему тот упорно старается, чтобы отношения в их подразделении были радушными. Во время войны Тео не удалось обезопасить их компанию друзей, и он рассматривает настоящее как свой второй шанс. Их исследования — совместная работа — могут спасти бесчисленные жизни. На них рассчитывают целители из Святого Мунго, рассчитывают на то, что им удастся совершить какой-то прорыв. Никто не понимает, почему магическая дисплазия поражает полукровок и чистокровных в большей степени, чем маглорождённых. Однако непостижимость этой проблемы висит у всех над головами, как колокол, в который вот-вот позвонят. Количество случаев заболевания растёт, а решения всё не видно, и это заставляет всех быть на взводе. В ожидании. Крайнего срока, к которому они не могут подготовиться. Вот поэтому Тео и пытается поднять боевой дух с помощью еженедельных посиделок. Он приглашает всех сотрудников Святого Мунго, но приходят только Роджер Дэвис и Падма Патил-Забини. Временами Драко задаётся вопросом, а не потому ли он сам соглашается? Или он надеется, что однажды появится она? Пустая надежда. Он уже несколько лет не получал от неё никаких известий. Совы улетали без ответа. На письма не отвечали. Сообщения оставались на магловском телефоне без ответа. Он даже обратился к Падме с просьбой передать ей письмо. Ответного так и не последовало. Молчание оглушало сильнее, чем Бомбарда. Когда открылось стационарное отделение имени Трембле, Драко увидел её фотографию в «Ежедневном пророке» — первый взгляд на неё за долгое время. Он смотрел на движущуюся картинку, наблюдая, как она улыбается губами, и не мог не заметить, что она не улыбалась глазами. Драко не хочет, чтобы она грустила или чувствовала себя такой же разочарованной, как он сам, но не может отделаться от вопроса, что произошло в её жизни такого, что заставило всё сияние потускнеть. На страницах светской хроники ему не попадалось ни единого упоминания о её свиданиях, ни одного объявления о помолвке. Возможно, она больше не работает в Святого Мунго. Когда Драко в компании Падмы и Блейза, каждый из них старается не обсуждать её. Они понимают, что она — еле-еле зажившая рана. Он ценит их заботу, искренне ценит, но трудно не переживать за неё, не интересоваться её состоянием, когда он знает, какая она. Если речь идёт о том, что она может спасти кого-то ещё, она готова, не раздумывая ни секунды, отдавать, отдавать и отдавать всю себя. И Драко нет поблизости, чтобы сказать ей, что нужно притормозить. Чтобы позаботиться о ней. Его интересует, а кто есть. Тео протягивает ему пинту, разгоняя меланхолию предложением свежего эля, но Драко не выносит жалостливого выражения лица друга. — Плохой день? — бормочет Нотт, усаживаясь рядом в кабинке. Драко кивает, делая внушительный глоток пива. Он отключается от бесполезной болтовни вокруг, отсчитывая минуты до момента, когда можно будет уйти. Энтони обсуждает с Роджером идею по изменению состава Умиротворяющего бальзама для получения более долговременного эффекта, а Падма и Блейз зависают у бара. — Дружище… — Я в порядке, Нотт, — огрызается Драко. — Мы с Дафной волнуемся за тебя. — Не думал, что отсутствие секса в моей жизни может стать хорошей темой для разговора за ужином. — О, отвали, ты же знаешь, мы не об этом. Ты неважно выглядишь, Драко. Он и сам знает, что неважно. Под глазами — фиолетовые синяки, а и так алебастровая кожа на грани перехода к мертвенно-бледной. Он осознаёт, что является лишь оболочкой того, кем был в прошлом, позапрошлом и позапозапрошлом годах, но с течением времени кажется, что он теряет всё бо́льшую часть себя. Однако Драко не хочет об этом думать. Вместо этого он щиплет себя за переносицу и закрывает глаза. — Скоро сентябрь. — И прошло уже пять лет. Тут что-то другое. Драко смотрит на Тео. Оливковый цвет лица друга сияет в тусклом освещении паба, но на нём читается доброта, которая не даёт Драко покоя. Она заставляет решиться на откровенность, пусть даже и такую: — Плохо отдыхается: задерживаюсь в лаборатории допоздна, напарник — тупица… — Я всё слышал, — острит Энтони, подмигивая Драко и возвращаясь к беседе с Роджером. Малфой в раздражении всматривается в Тео. — Понимаешь, о чём я? Тео хмурится. — Тебе нужно расслабиться. Кузина Дафны… — Нет, — голос Драко звучит твёрдо, тон не оставляет места для возражений. — Никаких Гринграсс. — Малфой, Астория была молода и всего лишь… — Я сказал «нет», Нотт… Хватит уже, ладно? Всё это только усложнит ситуацию, да и к тому же я давно простил Тори. Тео всё ещё выглядит недовольным, и Драко чувствует, что ему хочется надавить на него ещё сильнее, но в конце концов он вздыхает и отпивает пива. — Ладно, но ты же придёшь в субботу на квиддич? — Естественно, — бурчит он, делая ещё глоток. — Кто-то сказал «квиддич»? — Блейз проскальзывает в кабинку, за ним подтягивается Падма. Она всё ещё одета в сливовую целительскую мантию, и Драко невольно гадает, устала ли она так же сильно, как и он. Падма, видимо, чувствует его пристальный взгляд, потому что поворачивается и смотрит в ответ. Между ними возникает глубокое понимание, и когда её миндалевидные глаза останавливаются на его лице, она одаривает Драко полуулыбкой. — Она в порядке. Он кивает в знак благодарности, и больше о ней не говорят. В этом нет необходимости. Подобная осведомлённость вызывает привыкание. Она снимает с Драко груз, который он носит на плечах, и впервые за несколько дней ему кажется, что он может дышать. Если он знает, что с ней всё в порядке, то может спокойно сосредоточиться на исследованиях в надежде найти что-то дельное, что ей поможет. Беседа переходит в лёгкое русло: обсуждается квиддич, строятся планы на выходные, Тео делится с Роджером информацией о грядущих испытаниях, которые подразделение начнёт в понедельник. После двух пинт Драко готов уйти, и компания друзей расходится по своим делам. Он отмахивается от Тео и Блейза, которые настаивают пропустить пару стаканчиков на ночь в поместье Ноттов. Драко отказывается, и Падма одними губами произносит «спасибо», утягивая мужа к пункту трансгрессии. — Уверен, что не хочешь зайти к нам? Дафна будет спать, а у меня остался тот хороший скотч. Губы Драко дёргаются, но он засовывает руки в карманы брюк, пиная булыжник на улице. — Мне нужно хорошенько выспаться, если я хочу сохранить победную серию над вами, двумя напыщенными засранцами. Ложь обжигает язык, но Тео покупается на неё. Он весело смеётся, а в смехе слышится нотка излишнего количества выпитого. Он качает головой, отчего каштановые кудри подпрыгивают. — Тогда, пожалуй, разбужу Даф, чтобы порезвиться с ней ночью. Драко хмыкает, забавляясь опьянённым состоянием друга. — Сомневаюсь, что твой член сейчас вообще способен работать. — О, Малфой… ты удивишься тому, на что способен мой член. Даф особенно любит, когда я… — Пиппи! — кричит Драко, вызывая своего домового эльфа. Треск от трансгрессии заполняет пустой Косой переулок, и Тео спотыкается от неожиданности. Пиппи улыбается и смотрит на него во все свои большие фиалковые глаза. Он одет в большой свитер и непарные ботинки и устремляет на Драко взгляд полный обожания. — Хозяин Драко вызывает Пиппи! Пиппи приходит! Чем Пиппи может быть полезен, сэр? — Пиппи, будь так добр, отведи Тео домой к жене. Сможешь сделать это для меня? — Эй, вы… Меня не нужно… На этом слова обрываются, поскольку эльф ручкой хватает Тео за брюки. — Ничего подобного, мистер Тео. Хозяин Драко велит Пиппи отвести мистера Тео домой, поэтому Пиппи так и сделает! — Спасибо, Пиппи. Проследи, чтобы Тео и его член благополучно добрались до дома. Пиппи кивает, уши подпрыгивают, он щёлкает пальцами и исчезает вместе с Тео, прежде чем тот успевает ответить. Драко остаётся один в окружении угасающих огней Косого переулка. Августовский воздух согревает лицо, пока он идёт к пункту трансгрессии. Он подумывал уйти через выход в магловский Лондон в «Котле», чтобы дать себе время погулять и развеяться, но, если быть честным, он слишком устал и очень боится того, где может оказаться. Ботинки гулко стучат по земле, и он не особо обращает внимание на владельцев магазинов, которые закрывают их на ночь. Это лишь очередной день, который наступил и закончился, а завтра всё повторится сначала. Мысли Драко затухают, когда он с палочкой в руке подходит к пункту трансгрессии. Он закрывает глаза, сосредотачиваясь на своей квартире, — мир вокруг сжимается и исчезает. Больно. Почему ему больно? Драко падает на пол гостиной, ощущая, как правую руку будто раздирает. Господи, твою мать, — думает он, хватаясь за неё. Он чувствует под пальцами что-то влажное и тёплое, и от этого к горлу подступает желчь. Драко открывает глаза, когда боль меняется: она начинает обжигать, пульсируя от кисти до плеча, заставляя глаза слезиться, пока всё перед ними не расплывается. Он быстро моргает, пытаясь прояснить зрение. — Тинси! — голос Драко срывается, но маленькая эльфийка тут же появляется. Она смотрит на него, лежащего на полу, — фиалковые глаза широко распахиваются. Взгляд скользит по огромной ране, идущей от большого пальца вдоль запястья и дальше вверх по предплечью. Его расщепило. И при этом задело чёртову артерию. Тинси не просит указаний, а действует. Она призывает небольшой целительский набор и заливает рассечение бадьяном. От зелья Драко шипит — оно щиплет и жжёт, а запах горелой плоти витает в воздухе, прилипая к лёгким с каждым вдохом. — Хозяину Драко нужно в Святого Мунго, — заявляет Тинси, обматывая руку и кисть чистой марлей. Драко игнорирует её и тянется к небольшой коробочке, чтобы достать крововосполняющее зелье. Он проглатывает его одним махом и отбрасывает пустой пузырёк в сторону. — Со мной всё будет в порядке, Тинси. Мне просто нужно было, чтобы ты остановила кровотечение, и ты это сделала. Спасибо. Голос доносится до собственных ушей будто издалека, а голова всё ещё сильно кружится, чтобы встать, поэтому Драко прислоняет её к дивану. Почему меня расщепило? Ведь я даже не был пьян. Он обдумывает эту мысль, пока Тинси заканчивает обрабатывать рану. Две пинты не вызвали бы такое. Малфоя начинает подташнивать. — Хозяин Драко! — взвизгивает Тинси, протягивая ручки, чтобы придержать его за плечи. Драко поднимает забинтованную руку и внимательно рассматривает её. Ночная потливость. Усталость. Расстройство сна. Проблемы с трансгрессией. БЛЯДЬ. Он замечает, что палочка лежит на столе — там, куда её положила Тинси, прежде чем заняться его рукой. Драко делает глубокий вдох, концентрируясь на заклинании, которое с годами стало для него совершенно естественным. Акцио палочка, — думает он сначала, но ничего не происходит. Он хмурит брови, но в глубине души знает. — Акцио палочка, — произносит он с большей решительностью. Серые глаза впиваются в древко из боярышника, но оно не двигается. Драко сглатывает, чувствуя, как ужас закрадывается в каждую расщелинку сознания. Тинси продолжает смотреть то на него, то на палочку, не понимая, стоит ли ей взять её или что он от неё хочет. — АКЦИО ПАЛОЧКА! — Больше похоже на плач, чем на крик, и Драко не может остановить одинокую слезу, скатывающуюся по лицу, когда палочка не влетает в протянутую ладонь. Он роняет руку на колени и ощущает, как влага от слёз капает на кожу. Он давно знал или, по крайней мере, догадывался, но отказывался принять это. Как может мир быть таким жестоким? Он допускает, что такая судьба в какой-то мере закономерна. Как Грейнджер называла подобное? Верх справедливости.