This Bitter End | Этот горький конец

Гермиона — Отдел тайн, июль 2003 года — Чёртов Салазар, Грейнджер. Кажется, мы сделали это. В данный момент Гермиона препарирует очередной образец драконьей оспы. Она отрывает голову от работы и скептически смотрит на своего напарника. Его платиновые волосы зачёсаны набок, а серебристые глаза сверкают в флуоресцентном свете лаборатории. Они пронзают Гермиону насквозь, приковывая к месту, словно он наложил на неё приклеивающие чары. Ей приходит в голову мысль, что большинство людей с подобным бледным цветом лица при таком безжалостном освещении выглядели бы измождённо, но только не Драко Малфой. Нет. Он кажется просто неземным. Он смотрит на неё: алебастровая кожа светится, а улыбка сияет. Драко излучает счастье, находясь под кайфом, который может быть вызван только одним — открытием. Он сбрасывает белый халат, открывая взору простую серую оксфордскую рубашку и чёрные брюки, которые постоянно носит, и отходит от своего стола, не сводя с Гермионы глаз. Она стоит неподвижно, и Драко останавливается перед ней, опираясь руками на деревянную поверхность. — Только не говори, что после четырёх лет совместной работы мне наконец-то удалось лишить тебя дара речи. — Когда он сокращает расстояние между ними, его улыбка превращается в нечто хищное. Его приближение обдаёт Гермиону пьянящим ароматом берёзы, и она чувствует, как всё в желудке переворачивается. Можно было бы подумать, что после нескольких недель интимной близости ему уже не удастся так легко её взбудоражить. Она скользит янтарными глазами к его губам. — Ты уверен? — Я дважды наложил диагностическое — никакой реакции на болезнь. Мы сделали это, Грейнджер. Драко поднимает руку, вынимая заколку из локонов Гермионы. Его взгляд задерживается на них, пока они в беспорядке рассыпаются вокруг её лица. Он берёт прядь и наматывает её на палец. — Мы могли бы начать испытания на следующей неделе, — хрипло шепчет он, подходя ещё ближе и вторгаясь в её пространство. В груди Гермионы всё сжимается от предвкушения. Так бывает каждый раз — все нервы оживают от его самых простых прикосновений. Она с вопросом вскидывает брови и протягивает изящную кисть, начиная теребить одну из пуговиц на его рубашке. — Ты говоришь так, будто это повод для праздника, Малфой. Он хмыкает, наклоняясь вперёд, и проводит носом по её челюсти. — Думаю, что после почти двух лет исследований вакцины против драконьей оспы необходимо отпраздновать наше достижение. Гермиона смеётся, позволяя ему обхватить себя за талию и притянуть ближе. Она проводит ладонями по его груди, прослеживая ими мускулы, спрятанные под тонким персидским хлопком, в который он одет. Гермиона целует Драко в щёку, вдыхая запах его лосьона после бритья, — пробивающаяся к вечеру щетина царапает её кожу. — Хочешь пойти поужинать? Здесь по дороге есть тот магловский французский ресторан, который тебе нравится. Малфой спускается ладонями ниже, обхватывая задницу Гермионы через халат. — По-моему, то, что я хочу съесть, сейчас находится прямо передо мной. Она взвизгивает, когда Драко быстрым движением приподнимает её, усаживая на стол. — Драко, моё исследование! Малфой невозмутим. По мановению его руки бумаги перелетают на ближайшую незанятую поверхность. Гермиона задорно хихикает, когда Драко распахивает её халат и стягивает его с плеч. Он целует её в грудь, а Гермиона путается пальцами в шелковистых прядях его волос. Она поднимает его лицо к своему и целует, прикусывая за губу. — С минуты на минуту придёт Тео, — шепчет она Драко прямо в губы. Она чувствует ими его ухмылку. — Даже если и так, он не сможет войти. Когда мы вернулись с обеда, я запер дверь и поставил заглушку. Гермиона отстраняется, оставляя руки в волосах Драко, и, не веря своим ушам, спрашивает: — Ты что? Он пожимает плечами, а на лице расплывается самодовольная ухмылка. — У меня было хорошее предчувствие насчёт сегодняшнего дня, но, даже не учитывая это, я сомневался, что смогу добраться до дома, не насладившись прежде тобой на этих шпильках. — Ты неисправим. Он расстёгивает первую пуговицу её тёмно-синей блузки. — И ты это любишь. Возможно, это не любовь как таковая, но Гермиона действительно любит то, что он заставляет её чувствовать. Когда они вместе, Драко каким-то образом делает так, что она ощущает себя самым важным человеком в комнате, поэтому она не может не задаться вопросом: если дать ему достаточно времени, сможет ли она стать центром его вселенной, самым важным человеком в его мире? С ним она чувствует себя желанной, а не просто «Ярчайшей ведьмой своего поколения». Он даёт ей понять, что ею нужно дорожить, и это вызывает привыкание. Делает ли её эгоисткой то, что она хочет удержать его и всегда ощущать себя так? Их интрижка началась несколько недель назад, после того, как они перебрали с пинтами пива в «Дырявом котле». По окончании рабочего дня они пошли выпить с коллегами по отделу, и по мере того, как постепенно расходились их сослуживцы, уходили и остальные посетители паба. Драко и Гермиона остались вдвоём: уединились за маленьким столиком в глубине заведения и обсуждали теорию магии, наслаждаясь пинтой за пинтой. Когда Грейнджер неправильно произнесла «Феликс Фелицис», Малфой настоял на том, что проводит её до дома. Она пыталась объяснить ему, что её дом в магловском Лондоне и что это слишком далеко, чтобы идти пешком, но он был настойчив. Они даже не успели выйти на улицу, как она споткнулась. Сильные руки подхватили её, и Гермионе стало тепло, очень тепло, поскольку жар от его прикосновений просочился сквозь мантию и проник в её тело. Она смотрела в бесконечное серое море его глаз и впервые за много лет почувствовала себя желанной. Его взгляд метнулся к её губам, и Гермиона, не задумываясь, сократила между ними расстояние. Они столкнулись ртами в страстной борьбе языков и зубов. По вкусу Драко был похож на ответ на давно интересующий вопрос. Они так и не добрались до дома. Вместо этого Драко снял комнату в «Котле», где они завалились в постель. Гермиона думала, что эта интрижка будет разовой, что наутро между ними непременно возникнет неловкость, но Драко доказал, что она ошибалась. Он пригласил её на поздний завтрак и поинтересовался её планами на выходные. Они так и не дали определение тому, чем являются, но с каждой неделей всё чаще проводили время вместе вне лаборатории. Гермиона не возражала против такой неопределённости. На самом деле, так было даже легче. Между ними не было давления, которое бы заставляло думать о большем, как во времена, когда она встречалась с Роном. Гермиона могла наслаждаться Драко без невысказанного вопроса о том, когда они поженятся. Она могла и трахаться, и спорить с ним так, как считала нужным. Подобная концепция раскрепощает, и, кроме того, трудно мыслить здраво, когда Драко вытворяет своим ртом всякие нечестивые вещи. Он обхватывает губами один пыльно-розовый сосок, легонько проводя зубами по вершинке. Второй он крутит между пальцами, заставляя Гермиону хныкать. Он быстро разобрался, как играть с её телом: каким образом нужно перебрать каждую его струну, чтобы заставить её петь, что она в итоге охотно и делает. Гермиона крепче стискивает его волосы, прижимая его лицо к своему бюсту, и стоны наслаждения срываются с её губ, как молитва грешника. Может быть, то, что они делают, и есть грех? Можно было бы счесть неуместным трахать коллегу в общественном месте, но, когда Драко посасывает нежную плоть её груди, помечая как свою, Грейнджер ни капли не волнует, грешники они или нет. Он продолжает свои ласки, переключая внимание на другой сосок и оставляя на коже дорожку из слюны. Его дыхание обдаёт теплом её плоть, и она чувствует, как от его прикосновений сжимается спираль в животе. Её трусики уже насквозь мокрые, и Гермиона уверена: он знает, как отчаянно она хочет, чтобы до неё дотронулись. Драко поднимает на неё глаза, его губы припухли, и Гермиона не теряет времени, быстро расстёгивая пряжку его ремня. Он пробегает ладонями по её бёдрам, забираясь пальцами под атлас чёрной юбки. Чуть выше, — думает Гермиона, когда он задевает её трусики. Его взгляд тяжёлый, полный вожделения, и на лице появляется та самая самодовольная ухмылка, которая так ей полюбилась. — Ты всегда такая влажная для меня, Грейнджер. Драко хватает её за бёдра, притягивая к краю стола. Он задирает юбку так, что взору открывается промежность, и Гермиона наблюдает, как его серые радужки поглощаются чёрным цветом, стоит ему только взглянуть на изумрудное кружево её белья. Он проводит пальцем между ног, и только он надавливает на клитор, как с её губ срывается вздох. Ощущение от прикосновения кружева к набухшему бугорку становится слишком интенсивным, и Гермиона подаётся навстречу его руке. Драко наклоняется вперёд, захватывая её губы в обжигающий поцелуй. Гермиона растворяется в этом поцелуе, где каждое движение его языка разгоняет жар, пульсирующий в её венах. Её не волнует, что кто-то может снять чары с двери и застать их в такой компрометирующей позе, потому что сейчас, пока Драко продолжает гладить её поверх трусиков, единственные мысли, которые занимают её разум, это то, что она никогда не забудет вкус зелёных яблок и то, насколько приятно ощущение от его прикосновения. Драко прикусывает её губу, а затем скользит ладонью под трусики и снимает их с её тела. Гермиона закатывает глаза, когда видит, как он прячет в карман кусочек ткани, но она слишком отчаянно жаждет ласк, чтобы спорить с Малфоем по поводу кражи её нижнего белья. Он собирает пальцами влагу с её входа и распределяет по клитору, а затем засовывает один в рот. При виде этого зрелища у Гермионы расширяются глаза, а Драко откровенно ухмыляется. — Ты всегда такая чертовски вкусная. Он раздвигает её колени, массируя внутреннюю поверхность бёдер. Драко усаживается на рабочий табурет и опускает глаза на сочащуюся смазкой промежность. Гермиона прекрасно осознаёт, насколько отчаявшейся выглядит, когда вскидывает бёдра навстречу его рту, но, похоже, её нетерпение лишь сильнее распаляет Малфоя. Он играет с ней, выводя большим пальцем лёгкие круги на клиторе. — Я заставлю тебя кончить на мой язык, Грейнджер, а потом отымею эту прелестную киску. Драко вводит в неё палец, и она стонет от этого проникновения. Когда он загибает пару фаланг и начинает двигать кистью, поглаживая переднюю стенку, Гермиона вцепляется в его плечи, пытаясь удержаться на месте. В их первый раз она испытала потрясение: даже находясь в состоянии алкогольного опьянения, Драко оказался способен найти то самое идеальное место, которое предыдущие любовники всегда оставляли без внимания. Сейчас, пока его пальцы двигаются, а язык щёлкает по клитору, Гермиона видит звёзды. Спираль в животе сжимается всё сильнее, и, по мере того как Драко подталкивает её к пику, она чувствует, как начинают трепетать её стенки. Родители Грейнджер были католиками, и до поступления в Хогвартс она считала себя верующей. Однако сейчас, когда Гермиона кончает от жара рта Драко и прикосновений его рук, она размышляет, что, возможно, рай всё-таки существует. Оргазм настигает её, похищая воздух из лёгких, пока она пульсирует вокруг его пальцев. Когда Драко отстраняется от её складок, его рот блестит от её смазки. Возможно, до отношений с ним Гермиона смутилась бы при виде подобного, но не сейчас. Она сжимает в кулаках его рубашку и снова сталкивает их губы. Она чувствует на его языке терпкий, но сладковатый привкус собственного мускуса и понимает, что совсем не против такого контакта. — Пожалуйста, трахни меня, Малфой. Драко рычит, стаскивая её со стола, чтобы потом нагнуть на него. Он упирается грудью в её спину, а руки собственнически обхватывают её бёдра, притягивая вплотную к телу. Он шепчет ей на ухо: — Значит, Малфой? — Его голос низкий, на грани коварства, и от этого тона по позвоночнику Гермионы пробегают мурашки. — Трахни меня как следует, и, возможно, я назову тебя просто Драко, — мурлычет она, выгибаясь и прижимаясь задом к его возбуждённому члену. Он кусает её за мочку. — Дерзкая ведьма. Она чувствует, как широкая головка упирается во вход, и одним выверенным толчком Драко погружается внутрь. От растяжения стенки тут же начинают трепетать. Это вызывает эйфорию, привыкание, и Гермиона уверена, что ничто и никогда не сравнится с тем, как Малфой трахает её. Он идеально заполняет, растягивает и вбивается в неё, отправляя в забытьё с каждым толчком. Гермионе хочется кричать или плакать — она не может определиться. Когда Драко начинает наращивать темп, она впивается пальцами в деревянную поверхность, пытаясь найти хоть какую-то опору. Он бьётся бёдрами о её ягодицы, сжимая тело руками так сильно, что на коже появятся синяки, и заставляя Гермиону стонать. Под натиском тел стол скрипит по полу, и на краткий миг Грейнджер становится тревожно, что он может рухнуть — в конце концов, он не предназначен для секса с коллегой. Впрочем, это беспокойство быстро исчезает, когда спираль в её животе снова сжимается — наслаждение в позвоночнике нарастает, и она понимает, что вот-вот кончит ещё раз. Должно быть, Драко тоже чувствует это, поскольку его толчки становятся глубже, и он крепче обхватывает её, притягивая к себе. — Кончишь для меня ещё раз, Грейнджер? Эта прелестная киска сожмёт мой член? Позволишь мне заполнить тебя так, что ты выйдешь отсюда, истекая моей спермой? В ответ на его вопросы раздаются возгласы: «Да» и «Драко, пожалуйста, заставь меня кончить». Гермионе жарко: она сгорает под прикосновениями Малфоя, пока он пробирается ладонью к чувствительному клитору. Ощущений и слишком много, и недостаточно, и почему-то ей хочется большего. Гермиона хочет остаться здесь, в этом моменте, когда всё, что она чувствует, — это Драко внутри и вокруг неё. Однако, как это всегда бывает, момент заканчивается. Спираль, затянутая до боли, внезапно обрывается, и Гермиона вновь содрогается от потрясающего оргазма, от которого пылают все нервные окончания. Стенки сжимаются, втягивая член Драко всё глубже, пока экстаз накатывает на неё волна за волной. Она ощущает, как Драко толкается ещё дважды, преследуя собственную разрядку, а затем с глубоким стоном кончает за её спиной. Они молчат, тяжело дыша в тишине своей лаборатории, где каждый утопает в неге блаженства. Счастье ли это? Гермиона не может удержаться от вопроса, когда Драко прижимается поцелуем к её плечу. Как только он вытаскивает обмякающий член и накладывает на них обоих очищающее заклинание, она тут же успевает соскучиться. Она поворачивается, опуская юбку, и видит, что Драко застёгивает брюки. Его волосы взъерошены, а едва заметный розовый цвет оттеняет острые скулы. Ей нравится видеть его таким: расслабленным и беззаботным. Это та сторона жизни, которую он бережно скрывает: прячет от журналистов, желающих поживиться за счёт решений, принятых за мальчика, у которого не было выбора. Гермионе нравится знать, что за человек Драко Малфой. Он тянется к ней, застёгивая её блузку и приникая к губам в нежном поцелуе. — Твоё предложение о праздничном ужине с блюдами французской кухни ещё в силе? — игриво спрашивает он, заправляя непослушный локон ей за ухо. Гермиона не сомневается, что выглядит явно оттраханной, но это её нисколько не волнует. Скорее наоборот, поскольку на её лице расплывается широкая ухмылка, от которой в уголках глаз собираются радостные морщинки. — Зависит от того, оплатишь ли ты счёт за бутылку винтажного совиньон-блан, — заявляет она, приподнимая бровь. Драко смеётся. Его смех глубокий и насыщенный, и Гермионе хочется укупорить этот миг в пузырёк, чтобы потом воспроизводить в Омуте памяти. Он одаривает её целомудренным поцелуем в лоб, после чего возвращается за свой стол. — Грейнджер, ты же знаешь, я всегда плачу по счетам, — улыбается он, подхватывая свою верхнюю мантию. — Как насчёт того, чтобы уведомить совет целителей Святого Мунго о нашем открытии? — интересуется она, глядя на бумаги на его столе. Драко поворачивается и смотрит на пергамент, подбирая свою палочку и убирая её в карман. — Полагаю, завтра наши записи всё ещё будут на месте, и тогда мы сможем всех уведомить, — он протягивает руку. — Пойдём, Грейнджер? Она качает головой, посмеиваясь, но всё же опускает руку на сгиб его локтя, позволяя в очередной раз отвести себя на ужин.