С неба до земли и обратно

      Гермиона.       Его взгляд скользит по мне — шокированный, но при этом все такой же горячий. Становится жарко, а затем резко холодно, будто кто-то невидимый вылил на меня ведро ледяной воды.       Что я только что сказала?       По любви?       Ну что за идиотка?       — Мне уйти? — звук его осипшего голоса выводит меня из раздумий и застает врасплох.       Мерлин. Я понятия не имею, что делать.       Мысли в голове превратились в кашу, поэтому перед тем, как ответить, я несколько раз сглатываю, облизывая пересохшие губы.       — Не хочу, чтобы ты уходил, но…       Закрыв глаза, я замолкаю, в то время как Теодор придвигается ближе и, коснувшись ладонью подбородка, большим пальцем проводит по моим губам.       Его запах лишает дара речи, а касание рук разносит жар по всему телу.       Грубые подушечки очерчивают линию скул, спускаются к шее и нежно поглаживают яремную вену. Я теряю голову.       — Не хочу, чтобы это случилось так, — хнычу я, ластясь об его ладонь, словно мартовская кошка.       — Не случится, — его пожирающий взгляд скользит по моей шее и поднимается к губам. — Но я просто не могу оставить тебя в таком состоянии.       Сердце вот-вот выпрыгнет из груди или же просто сломает ребра в попытках выбраться наружу. Каждая частичка тела начинает полыхать, а циркулирующая в венах кровь отдается громким шумом в ушах.       — Если ты позволишь мне, — шепотом добавляет он.       Рука Тео опускается на мою талию, и он прижимает меня ближе. Осознание того, что я до сих пор сижу на нем, настигает бурлящей лавой, когда я ощущаю его возбуждение у себя между ног.       Неужели я позволю ему?       За шумом в ушах я едва улавливаю его слова, а бешеный ритм сердца теперь ощущается в каждом сантиметре тела. Тяжело дыша, я приоткрываю губы в попытке произнести хоть слово, но теряюсь и едва заметно киваю.       Губы Теодора растягиваются в улыбке, и мое лицо обдувает его горячее дыхание. Слизеринец придвигается ближе и, обвивая меня правой рукой, осторожно укладывает спиной на пол. Все нервы тут же натягиваются, и я замираю в ожидании, наблюдая за тем, как он устраивается между моих ног.       Это неправильно.       Так не должно быть.       Я не должна.       Какофония мыслей не дает расслабиться, поэтому я вздрагиваю, когда рука Теодора проходится вверх по моему бедру. Склоняясь ниже, он опускает свои губы поверх моих и нежно целует меня, в то время как озноб мурашек пробегается по спине.       В голове звучит оркестр голосов. Голос Джинни велит мне расслабиться и брать от жизни все, что она предлагает. Мой собственный — осуждающий — велит прекратить и не совершать эту нелепую, достойную премии Дарвина ошибку. Где-то вдалеке мне удается распознать голоса Гарри и Рона, которые с презрением произносят мое имя, узнав, на что я трачу свое драгоценное время.       Жалобный стон вырывается из груди, когда Тео начинает двигать губами сначала осторожно, затем плавно, даря приятное покалывание в конечностях. Он скользит языком по моим губам, раскрывая их шире и углубляя поцелуй. Все его движения исполнены страстью, но при этом нежные, отчего я начинаю тяжело дышать, утопая в его ласке, и ощущать, как внизу живота усиливается зародившееся тепло.       Его поцелуи настолько прекрасны, что воспоминания о них способны вызвать невероятной силы патронус, а используемые ранее кажутся совершенно ничтожными. Более того, в копилке приятных моментов моей жизни вряд ли найдется одно, которое хотя бы отдаленно сможет сравниться с касанием его губ.       Я позволяю его языку проникнуть глубже и коснуться моего неба. Тео издает хриплый стон, и вместе с тем его рука скользит выше, сжимая мои ребра и поднимаясь к груди.       Паника бьет кувалдой по голове.       Что делать дальше?       Я не могу счесть, сколько раз представляла в голове его ласки. Не могу описать, как сильно желала ощутить их. Но получая то, о чем так давно мечтала, не могу сосредоточиться на наслаждении, притупляя все ощущения мерзким чувством стыда и вины.       Пока я мечусь на полу под его телом и пытаюсь спрятаться от самой себя, рука Теодора проникает под мой бюстгальтер и, очертив округлость груди, сжимает сосок. Волна жара прокатывается по телу, концентрируется между ног, и желание сжать их вместе начинает играть с новой силой.       Мне показалось, что я вот-вот расплавлюсь. Ощущение, как Нотт прижимается своей эрекцией к внутренней стороне моего бедра, окончательно перемешивает стыд и возбуждение.       Он хочет меня.       Меня.       — Я так чертовски хочу тебя, детка, — прошептал Тео в мои губы, после чего опустил мою ладонь поверх выпуклости на спортивных штанах.       — Ах! — вскрикиваю я, и он, опустив мою руку, перемещает свою на влажную часть моих пижамных штанов.       Паника. Желание.       Страх. Возбуждение.       Стыд. Вожделение.       А затем плотное прижатие его пальцев, которые излучают успокаивающее тепло и пускают по телу волну удовольствия. Щеки тут же вспыхивают стыдливым жаром, а пальцы сами собой сжимают его эрекцию, не давая разуму ухватиться за границы реальности происходящего.       Черт. Черт. Черт.       Прежде мне никогда не доводилось делать что-то подобное, и едкое презрение к самой себе дополнилось неуместными переживаниями сделать что-то неправильно. Разочаровать.       Теодор зашипел, и я замерла, шокированная тем, как великолепно прозвучал его голос в этот момент, ещё больше заточая себя в ловушку собственных противоречивых мыслей.       — Все хорошо, — шепчет Тео, начиная размеренные движения рукой и замечая мой испуганный взгляд на себе. — Просто двигай рукой.       Его слова не успокаивают, а лишь больше нагоняют панику. Он делает толчок бедрами вперед, проскальзывая возбужденным мужским естеством меж плотно сжатых пальцев.       — Ммм, — низко хрипит он, совершая круговое движение между моих ног, и я инстинктивно приподнимаю бедра, желая плотнее ощутить его прикосновения.       Замечая мое смятение и бездействие, Тео понимающе улыбается и, протиснув руку меж нашими телами, вновь опускает свою ладонь поверх моей, начиная двигать ею вверх-низ, давая мне ощутить всю его длину и твердость.       — Тео, — его имя слетает с моих губ стоном, и он улыбается.       Каждую часть моего податливого тела пронзает огнем. Нотт прижимает ладонь сильнее и, ускоряя движения руки внизу, вновь терзает мои губы. Все внутри меня начинает гореть, а штаны становятся настолько влажными, что оставляют светлые отпечатки на его серых спортивных штанах.       Я задыхаюсь. Ощущая движения его руки, продолжаю свои нелепые попытки доставить ему удовольствие, едва ли сравнимое с тем, какое он доставляет мне. Чувство отвращения к самой себе не оставляет попытки разрушить иллюзию счастья и нормальности происходящего.       Он не прекращает целовать меня, и я всеми силами пытаюсь ухватиться за нить его поцелуев, сконцентрироваться на них, заглушить касанием его губ голос, что велит мне прекратить.       — Тео, — хнычу я, извиваясь под ним.       Я разрываю исполненный желанием поцелуй, и наши глаза встречаются. Вижу, как его взгляд темнеет, и сполна ощущаю на себе его желание.       Несмотря на то, что я не имею никакого опыта в подобного рода близости, прикрытые глаза Тео, его напряженное выражение лица дают понять, что я все делаю правильно и он уже очень близок к тому, чтобы кончить.       И всё же даже приближающаяся взрывная волна экстаза, не дает Нотту забыть обо мне. Прижав ладонь к костяшке моего лобка, он ускоряет движения пальцев, желая доставить мне не меньше удовольствие, что испытывает сам. Жаркая пелена возбуждения поднимается к моему горлу, и натянутый внизу живота узел завязывается крепче.       — Быстрее, — стонет он и начинает двигать бедрами мне навстречу.       Я снова теряюсь. Реальность происходящего крепко стягивает колючей проволокой.       Чем я занимаюсь с парнем, который не испытывает ко мне даже намека на то, что я так отчаянно желаю ощутить перед тем, как уйти?       Бесстыжая.       Его напряженное, прерывистое дыхание ласкает губы. Тео совершает новое движение бедрами, вместе с тем ускоряя кругообразные движения рукой у меня между ног. Разорвав поцелуй, он прикусывает мою нижнюю губу, в то время как мне хочется исчезнуть.       Тянущее низ живота возбуждение не утихает, и я пытаюсь сосредоточиться на его ласке, игнорируя мысли в голове. Однако тяжесть осознания происходящего окончательно завладевает телом, не давая получить то, в чем я так отчаянно нуждаюсь.       Не замечая моего напряжения, Нотт чувствует лишь влагу, что увеличивается с каждым новым вращением его руки. Несколько стыдливых секунд и я оказываюсь на грани.       — Тео, пожалуйста я… — выкраиваю я, желая прекратить все.       Мерлин.       Теодор утыкается лбом в ямку на моей ключице и, сделав финальный толчок, взрывается громким, хриплым стоном, пачкая свои штаны и мою руку вязкой жидкостью.       Мои испуганные глаза находят его усталый взгляд. Он тяжело дышит.       — Ты, — хрипит он, опираясь на дрожащие локти, — кончила?       Отлично, Гермиона!       — Я… — мямлю я, пытаясь подобрать правильный ответ на его вопрос. — Да.       В его взгляде читается недоверие, и я закрываю глаза, изображая наслаждение, которого мне не удалось достичь из-за приступа самопоругания.       — Хорошо, — произносит он, пряча нотки сомнения, которые мне все же удается прочесть. — Проведем занятие в другой раз?       — Ага.       Степень неловкости ситуации достигает своего апогея. Теодор неуклюже встает с меня и, достав торчащую за спиной палочку, применяет к нам обоим очищающее заклинание.       Я стараюсь подавить чувство стыда и, делая вид, будто ничего не произошло, быстро сажусь и собираю растрепанные волосы в тугой хвост на макушке.       — Я пойду? — с надеждой спрашивает он.       По всей видимости ему так же неловко, как и мне. И это удивительно, ведь я уверена, что Нотт десятки раз оказывался в подобной ситуации, в отличие от меня.       — Ага, — максимально непринужденно произношу я, стараясь не смотреть ему в глаза.       Тео натягивает обратно футболку и надевает на ноги кроссовки, которые я даже не заметила, как он снял.       — До встречи, Грейнджер, — подходя к выходу, неожиданно произносит он, и я вздрагиваю от того, как угрюмо звучит его голос.       — Увидимся.       После моих слов Нотт спешно выскальзывает за дверь, оставляя меня наедине с отягощающими создание мыслями.       Теодор.       По любви?       Любовь.       Какое сложное и неуловимое понятие. Некоторые люди всю жизнь ищут ее, а другие считают, что это не более чем плод нашего воображения. Я отношусь к последним. Никогда не верил в любовь, по крайней мере, в том виде, в котором ее представляет общество. Для меня это не более чем ловкая манипуляция, иллюзия, созданная для того, чтобы мы гонялись за тем, чего на самом деле не существует.       Если вам нужны доказательства, то вот небольшая история юношеского максимализма. Когда мне было четырнадцать лет, я думал, что впервые влюбился. Это был вихрь эмоций и гормонов, время, когда все казалось интенсивным и подавляющим, но сейчас, оглядываясь назад, я вижу, что это было не более чем увлечение, временная иллюзия, которую я принял за любовь.       Ее звали Люси. Она была самой красивой девушкой, на которую я когда-либо обращал внимание. С того момента, как я увидел ее, мое сердце заколотилось по-новому, а разум был поглощен мыслями о ней. Каждый наш разговор казался волшебством, каждое прикосновение вызывало мурашки по позвоночнику. Но как только все началось, тут же рухнуло.       Оказалось, что Люси была заинтересована во мне не так, как я в ней. У нее были свои планы, свои мотивы, которые не имели ничего общего с любовью. Вместо меня ее интересовал лишь кошелек моего отца, куда она хотела залезть, начав отношения со мной. И у нее это получилось. Я дарил ей самые красивые украшения, которые ювелиры нашей семьи делали на заказ. Покупал ей все, что он захочет, не требуя взамен ничего, кроме искренней улыбки. Кто знает, как долго это могло продолжаться, если бы однажды я не приперся к ее комнате с букетом в тот самый момент, когда она рассказывала своей подружке о том, как ловко вертит мной вокруг пальца. Оглядываясь назад, я понимаю, что она лишь манипулировала мной, используя мои чувства к ней в своих интересах. Это был тяжелый урок, но он открыл мне глаза на реальность любви, вернее, на ее отсутствие, а также позволил сосредоточиться на более ощутимых вещах в жизни — личностном росте.       Кто-то может назвать меня циничным или сухим, но я считаю это самосохранением. Я был свидетелем того, как многие люди пострадали от любви, как их сердца разбились на миллион осколков. И ради чего? Мимолетного мига счастья и связи? Нет, спасибо.       Я знаю, что среди вас есть те, кто будет утверждать, что настоящая любовь существует, что она стоит всей боли и сердечных страданий, но я просто не могу заставить себя поверить в нечто столь неосязаемое и непредсказуемое. Любовь может быть могущественной силой, но для меня она не более чем дым и зеркала.       Поэтому, пока другие продолжают искать ее, я довольствуюсь тем, что живу свободной от ее влияния жизнью. Я не позволю, чтобы мной кто-то манипулировал. Вполне достаточно отца. Вместо этого я предпочитаю сосредоточиться на том, что действительно важно: карьера, развлечения, удовольствия, независимость.       К тому же о какой любви вообще можно говорить, если в наше время все врут? Кто-то притворяется, что безумно любит тебя, кто-то изображает дружбу, а кто-то нагло врет о том, что кончил.       Приходя утром в пустующую гостиную Слизерина, я вновь вспоминаю, с каким трудом Грейнджер произнесла свое «ага», после чего сжимаю челюсть так сильно, что у меня сводит скулы.       Неужели я настолько плох?       Нет, конечно, впечатлить заучку не было моей личной целью, но и оставить ее неудовлетворенной не входило в планы. Скажу больше, это пиздец как ударило по моему мужскому самолюбию.       Честно говоря, я понятия не имею, как мне на это реагировать и что делать дальше. Сказать ей о том, что знаю о ее лжи, равносильно поражению, скрыть — унизительно и подобно признанию в собственной неспособности удовлетворить девушку.       Сука… Нужно было довести все до конца, а не сбегать, как долбанный идиот.       Я бы предложил повторить ей, но что-то мне подсказывает, что после вчерашнего недоразумения она пошлет меня куда подальше.       Да и хер с ним! Я был пьян, и Грейнджер должна догадаться, что, находясь в трезвом состоянии, когда моя голова не занята мыслями о предстоящих судах отца, я куда лучше.       Громкий кашель Драко возвращает меня в реальность. Подняв глаза, я встречаюсь с сонным взглядом друга и придаю своему лицу невозмутимый вид.       Мне не хочется говорить о том, из-за чего у меня дерьмовое настроение. И тем более делиться этим с человеком, который презирает всех гриффиндорцев.       — Не спится? — зевая, произносит он и садится на кресло передо мной.       — Ага, — сухо отвечаю я, пытаясь выбраться из круговорота удручающих сознание мыслей. — Тебе, как я понимаю, тоже.       — У матери Тори день рождения, хочу отправить поздравительное письмо.       — Прям идеальный бойфренд! — усмехаюсь я, невербально призывая налитый ранее стакан воды.       — Ага, — бормочет друг, закидывая ноги на стол. — Как дела с отцом?       — Наша ненависть друг к другу вышла на новый уровень.       — Поясни.       — Я собираюсь свидетельствовать против него на следующем суде, — с неохотой произношу я, и глаза парня вспыхивают беспокойством.       — Совсем ебнулся? — шипит Малфой и, опираясь локтями на бедра, наклоняется вперед. — У твоего отца связей больше, чем мышей в подвале. Он же сотрет тебя в порошок!       — А что мне остается делать? — недовольно вскидываюсь я. — Позволить ему дальше управлять мной? Начать руководить фабрикой? А может, сразу забронировать себе место в Азкабане?!       Драко вздохнул и провел рукой по волосам:       — Я понимаю твое стремление к свободе, — мягко проговаривает он, не скрывая в голосе беспокойство. — Но свидетельствовать против собственного отца — это не слишком?       — Все будет нормально, Белоснежка.       — Катись, — услышав свое негласное прозвище, Драко усмехается и толкает меня ногой.       В комнате повисает молчание, и я вновь утопаю в мыслях. Вчерашний вечер стал для меня особенным, ведь желая лишний раз самоутвердиться за чужой счёт, я пал ниже некуда. Естественно, меня не волновала мысль о том, расскажет ли заучка кому-то о моем позоре. Само собой, нет. Она слишком боится замарать свою белоснежную репутацию прилежной зубрилки, чтобы вот так просто трепаться о том, какими непотребствами занималась вместе со мной.       Да какого хрена меня вообще это парит?!       Прежде меня никогда не интересовало удовлетворение девушки, а лишь собственные удовольствия. Остальное выходило само собой, так что, вероятнее, это с заучкой что-то не так.       Грейнджер.       Жесткий набор этих букв с самого утра вертится в голове, не давая покоя и не позволяя отпустить вчерашний вечер. Я ловлю себя на мысли о том, что хочу показать ей, что на самом деле мог бы дать ей. Доказать, что она ничем не отличается от тех, кто уже оказывался подо мной и иногда даже не имел имени, был просто «деткой».       Доказать ей или самому себе?       — Тори когда-нибудь имитировала с тобой оргазм? — вырывается у меня, когда я окончательно зарываюсь в мысли о заучке.       Драко таращит глаза и, подавившись воздухом, закашливается, а я начинаю осознавать всю безрассудность ляпнутой фразы.       — Прости, — мямлю, кривя лицо. — Это не мое дело.       — Да, имитировала, — спокойно признается друг, смотря на меня с еще большим интересом.       — И как ты к этому относишься? — неловко поерзав на диване, спрашиваю я.       — Нормально.       — Нормально? — удивленно восклицаю я.       Как к этому вообще можно относиться нормально?       — Ну да, — Драко встает с кресла и достает из переднего кармана рубашки конверт — тот, который собирался отправить матери Астории. — Это же физиология, каждый раз ощущается по-разному, и она не хочет лишний раз меня расстраивать, когда что-то идет не так.       Пускай в словах Малфоя есть логика и смысл, я все же придерживаюсь мнения, что получить от девушки то, что тебе нужно и при этом не показать себя во всей красе, как минимум унизительно.       — Значит, угрюмое выражение твоего лица вовсе не связано с визитом к отцу? — на лице блондина проскальзывает идеальная ухмылка.       — Забей.       — Кто она? — крутя конверт в руках, интересуется Малфой.       — Гр… — крутящаяся в голове фамилия едва не соскальзывает с губ, и черты лица Драко приобретают серьезность. — Гринграсс. Дафна Гринграсс.       — Ты что переспал с бывшей Блейза?       — Ага.       — Это отвратительно.       — Знаю.       Фактически я не соврал. Я действительно спал с Даф, только это было практически сразу после их расставания с Забини. Тот самый неловкий момент, когда девушка хочет отомстить парню, променявшему ее на другую, трахнув его лучшего друга. Только в отличие от заучки, она действительно кончила со мной. Уточнение — трижды.       Блядь, я на это надеюсь.       — А он знает? — Драко приподнимает брови и подавляет нервную улыбку.       — Да, — и это чистая правда. Я рассказал Блейзу еще перед тем, как пойти на встречу с ней.       Ну хоть тут не проявил себя, как полный мудак.       — Пойдет? — Драко нарушает вновь воцарившуюся тишину.       Я забираю из его рук конверт и осторожно, чтобы не помять края бумаги, вытаскиваю лист пергамента:

«С днем рождения, миссис Гринграсс.

                                                                  С уважением Драко Малфой».

      — Хм, — я растягиваю губы в улыбке. — Мне кажется, это слишком чувственно.       — Я старался, — язвит Малфой, выхватывая из моих рук пергамент и по пути запихивая его обратно в конверт, идет к выходу из гостиной. — Надеюсь, ты избавишься из своих загонов и придешь посмотреть, как я надеру Забини задницу сегодня.       Дуэль. Я совершенно забыл про нее!       Гермиона.       — Прости, ты не можешь повторить? — произношу я следующим днем во время прогулки по Хогсмиду с Джинни.       — Я говорю, что не понимаю, как Малфой смог вызвать на дуэль Блейза, они же, как-никак, друзья. Нет, я, конечно, понимаю, что они поссорились и все такое, но махать палочками — явно перебор.       — Ага, — будучи погруженной в свои мысли, бурчу я.       — Что «ага», Гермиона? — Джинни останавливается посреди дороги и впивается в меня скептичным взглядом.       — Ты хочешь помахать палочкой с Забини?       — А-а-а, — нервно растягивает подруга. — Что с тобой происходит? Ты весь день будто летаешь в облаках.       Ага, в тучах позора.       Я пожимаю плечами, задаваясь вопросом о том, должна ли поделиться с Джинни тем, что произошло вчера. Недолго думая, набираю в грудь побольше прохладного, осеннего воздуха и на одном выдохе произношу:       — Я целовалась с Тео.       Уизли роняет из рук имбирный пунш, которым пыталась согреться, а затем заливается раскатным хохотом.       — И как? Это было похоже на первый поцелуй твоей мечты? — Джинни берет меня под локоть, при помощи палочки убирает с дорожки следы разлитого напитка и начинает шагать дальше.       — Этот поцелуй был не первым, — признаюсь я, шмыгая носом. — Первый случился где-то месяц назад.       — Месяц назад? И ты не сказала мне? — возмущается девушка и, наклоняясь, старается загнуться в мои глаза.       — Я думала, что это не повторится, а затем мы поцеловались еще раз и еще.       — Гермиона, ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, не боясь осуждения? — в голосе Уизли проскальзывает обида, и я начинаю чувствовать себя еще более нелепо. — Точно так же, как я знаю, что могу говорить с тобой, о чем угодно.       Да, точно, о чем угодно. Но историю о своей практике «шибари» вместе с Забини она могла бы сохранить в тайне. Эти двое умудрились связать друг друга, а затем выронить палочки.       — Прости, прости, — я крепче сжимаю руку подруги. — Я сама не знаю, как вообще позволила этому произойти.       — Тебе хоть понравилось?       — Да, — без доли сомнения произношу я.       — Тогда ты все сделала правильно, — улыбается девушка. — Но все же на твоем месте я бы подумала дважды перед тем, как позволить Нотту залезть себе в трусики.       Я тяжело сглатываю и опускаю глаза в пол.       — Я же могу рассказать тебе все, не боясь осуждения? — нервно улыбаясь, спрашиваю я.       — Мерлин, ты что переспала с ним? — Джинни открывает рот, а затем тащит меня к ближайшей лавочке. — Как это было? Тебе понравилось? Он не обидел тебя? Ты должна мне все рассказать!       — Что? Нет, Джинни, мы не спали, — садясь на лавку, тараторю я наперебой новым вопросам подруги. — Мы целовались, а затем он положил мою руку себе на…       — Член?       — Да, туда, — краснею и мямлю я.       — А где были его руки?       — Ты и без моего ответа знаешь.       — О боже! Тебе понравилось? Вы были в одежде? Правда, что у него шрам во все бедро?       — Шрам? — не понимая, спрашиваю я.       — Значит, в одежде, — заключает Уизли. — Да, шрам. Ханна говорила об этом. Ты знала, что они переспали в каморке для швабр? — слова подруги ударили по мне хлесткой пощечиной. — Прости, я не подумала…       — Все нормально, мы не вместе. Мы вообще никто друг другу, — к моему сожалению, мне не удается скрыть проскальзывающую между слов грусть.       — Тебя это беспокоит, да?       — Кажется, я сделала очередную ошибку.       Джинни замолкает. Пара зеленых, пронзительных глаз внимательно изучают мое лицо, и мне начинает казаться, будто девушка старается применить легилименцию, стараясь понять, что происходит у меня в голове.       — Хороший секс не бывает ошибкой, — улыбаясь, произносит девушка, а затем добавляет, прежде чем я успеваю ее поправить: — И все, что с ним связано, тоже.       — Наверно.       Следующие несколько часов проходят незаметно. Прогуливаясь со мной по Хогсмиду, Джинни не перестала трепаться о том, как будет выглядеть лицо Малфоя, когда Забини кинет в него жалящее заклинание, но при этом не упустила возможности купить несколько целительных зелий по пути.       Дуэль слизеринцев, Рождественский бал, экзамены — все это совершенно не беспокоит меня сейчас. Волна разочарования вновь прокатывается по замершим на улице конечностям, концентрируясь в районе солнечного сплетения.       Как я должна вести себя с ним дальше?       Делать вид, что между нами все как раньше, у меня уже не получится, точно так же, как и продолжать заниматься с ним трансфигурацией. В конце концов, каждый новый урок все меньше будет напоминать изучение школьного предмета или…       Сердце сжимается от боли, когда решение всех проблем вонзается в него кинжалом. Макгонагалл. Директор вряд ли откажет мне в просьбе поставить Нотту другую оценку. Одной лишь записью профессор сможет прекратить все: лишить меня встреч с ним, избавить его от этой необходимости.       Побежавшие по спине колючие мурашки заставляют содрогнуться всем телом, и холод заключает меня ледяным объятием.       Больше всего на свете я бы хотела, чтобы он пригласил меня на свидание. На мое первое в жизни свидание, после которого он бы проводил меня до башни девочек и сделал этот вечер самым прекрасным в моей жизни, оставив нежный поцелуй на моих губах.       Ноги задрожали.       Этому никогда не бывать. Уходя вчера, он ясно дал понять, что кроме собственной выгоды ему от меня больше ничего нужно. Поэтому будет рад узнать, что больше нет надобности проводить вечера со мной.       Горячая слезинка обожгла щеку. Воздуха стало слишком мало, а к горлу подступил душащий ком.       — Гермиона? — испуганно зовет меня Джинни, ощущая, как дрожит моя ладонь в ее руке. — Гермиона?!       Голос пропал. С каждой новой секундой тряска начала усиливаться, и вот волна жгучей боли пронзила все нервные окончания.