С неба до земли и обратно

      Теодор.       Первый матч по квиддичу выпал на воскресенье. Дружеское соревнование с командой Гриффиндора, к которому моя команда явно была не готова. Большая часть парней в раздевалке отпаивалась антипохмельным зельем, рвотный запах которого напрочь отбивал всякое желание когда-либо пить.       Несмотря на отнюдь не бодрое состояние игроков, атмосфера в раздевалке была заряжена адреналином. Я не могу припомнить, чтобы мы хоть раз выигрывали у гриффиндорцев, поэтому каждый из нас был настроен явно не на дружескую игру. Пусть между всеми факультетами царило условное перемирие, качества, по котором студентов распределяли по четырем факультетам, оставались неизменными.       Снаружи слышатся вопли болельщиков, которые жаждут зрелищ и грязной игры, отчего желание вырвать победу зубами достигает своего апогея. Сейчас в это трудно поверить, но еще несколько лет назад я с трудом мог не то чтобы играть, но и летать. Однако юношеское желание доказать что-то отцу сыграло свою роль.       Поначалу квиддич был нужен мне лишь для того, чтобы привлечь внимание отца, мол, смотри, твой сын добился успеха. Потом я заметил, что спортивная форма влияет на девчонок, словно афродизиак, и это не могло не радовать. Никогда не забуду тот день, когда лишился девственности после матча с пуффендуйцами на пятом курсе.       Ммм, Кэти, ты показала мне, насколько может быть прекрасен этот мир…       Что же касается настоящего, сейчас для меня квиддич — это способ свалить подальше от дома, заняв престижное место в какой-нибудь сборной, и забыть все, что связно с моей фамилией, как страшный сон. Так что я совру, если скажу, что не лезу из кожи вон, чтобы проявить себя, как высококлассный игрок. Может это глупо, но я все еще надеюсь на то, что на финальном матче мою игру заметит какой-нибудь тренер.       — Эй, ты в порядке? — Забини толкает меня плечом.       Я закрываю свой шкафчик и быстро выкидываю все мысли из головы. Мои проблемы касаются только меня.       — Да, — произношу я и, поворачиваясь к парню, натянуто улыбаюсь. — Порвем их.       — Чур, Пикс мой, — злобно улыбается Блейз. — Мечтаю скинуть его с метлы еще с прошлого года, после того как этот недоумок сказал, что моя тупая мамочка увела отца из семьи.       — Без проблем, — тут же откликаюсь я, зная, что Забини теперь не может, когда кто-то задевает его мать, пусть та иногда ведет себя, как последняя профурсетка.       — О чем спорите? — в разговор вмешивается Малфой, который целых десять минут зализывал свои волосы, не думая о том, что идущий снаружи дождь растреплет их уже через пару минут игры.       — Я говорю, что собираюсь вернуть долг Пиксу, — бормочет мулат, затягивая шнурки на своих ботинках.       — Давно пора, только не увлекайся, — Драко включает поучительный тон, и Блейз закатывает глаза. — Не хочу, чтобы тебя дисквалифицировали в начале матча.       — Не бойся, никто даже не заметит, как он случа-а-а-йно свалится с метлы.       Слова Забини совершенно не устраивают Малфоя, судя по тому, как он пристально смотрит другу в глаза.       — Сохраните силы для игры, — решаю вмешаться я, пока эти двое не устроили драку.       Последнее время отношения между парнями были весьма напряженными. Дело в том, что до того, как связаться с Уизли, Забини какое-то время встречался с Дафной — сестрой девчонки, которая захомутала Малфоя. И вполне естественно, что после их разрыва Тори проела всю плешь Малфою о том, какой Блейз козел и как он мог променять ее сестру на это рыжее недоразумение.       К счастью для всей команды, уже спустя несколько секунд капитан Слизерина делает объявление о выходе на поле, и все игроки тут же выстраиваются в шеренгу.       Как второй загонщик, я встаю рядом с Забини и, проводив Малфоя взглядом в конец строя, слегла хлопаю его по плечу.       — Выплесни всю свою злобу на Пикса, а не нашего ловца, — мельком улыбаясь, произношу я, и Блейз усмехается мне ответ.       Гермиона.       — Ты видела, ты видела?! — выкрикивает Джини, хватая меня за руку и скача на месте, как баскетбольный мяч! — Блейз забил еще один гол!       — Да-а-а, — протягиваю я, не понимая, что может нравиться в этой игре. Четырнадцать игроков просто летают по полю, пытаясь забросить мяч в кольцо и сбросить друг друга с метлы. — До сих пор не могу повредить, что ты уговорила меня пойти с тобой.       — Ты сама хотела пойти, — не отрывая взгляда от летающего в воздухе Забини, ворчит на меня Уизли. — Думаешь, я не замечаю, как ты не сводишь глаз с Нотта?        — Ничего глупее в жизни не слышала.       — Что между вами вчера произошло?       — Ничего. Он просто помог мне очистить платье.       — И поэтому ты оказалась прижатой к стене?       — Нет, у него просто дурная привычка зажимать меня при первой же возможности.       — Видела, видела?! — снова радостно завопила Джинни, привлекая к себе внимание всей трибуны болельщиков Гриффиндора. — Что?.. Нет!       Я обернулась лицом к полю, краснея под недовольными взглядами студентов своего факультета. Рон летит так быстро, что я едва успеваю следить за ним глазами, однако совершенно точно замечаю, что выкрики его сестры в адрес слизеринца пришлись ему не по вкусу. Он несколько раз облетает поле, затем протискивается между двумя защитниками из команды соперника и начинает пытаться столкнуть Забини с метлы.       — Что он творит?! — верещит Джинни наперекор одобряющим возгласам трибуны. — Клянусь, я засуну ему эту метлу туда, где он точно не ожидает ее увидеть!       Озлобленный на Забини Рональд пускай и достаточно крупного телосложения, но в сравнении с мулатом, выглядит просто крохотным, а напирающий с другой стороны Нотт только усугубляет ситуацию. Тут даже я понимаю, что у него нет никаких шансов.       Внезапно, откуда не возьмись, появляется Гарри и со всего маху влетает в Блейза, отталкивая того подальше от своего друга. Пользуясь моментом, Рональд наклоняется вперед и мчит прочь к воротам.       — Так тебе и надо, говнюк! — восклицает Лаванда Браун, за что в неё тут же вонзается злой взгляд Джинни.       Свист, оглушающий возглас диктора:       — Гарри Поттер поймал снитч! Игра закончена со счетом 90:30. Так держать, Гриффиндор!       С облегчением выдохнув от того, что мне не придется наблюдать за тем, как как-то летит с метлы, я сажусь на скамью болельщиков и вместе с остальными начинаю хлопать в ладоши.       Все-таки эта игра точно не для меня. Это просто жестокость под прикрытием дружеского соревнования. В конце концов, когда Гарри толкнул Забини, Рон отлетел в стену и чуть не сбил Нотта. Все это едва не закончилось трагедией.       Игроки один за другим начали покидать поле — все, кроме Рона, который облетел поле еще раз и приземлился возле нас с Джинни.       Ты совсем рассудок потеряла, скажи мне? — спрыгивая с метлы, кричит Рональд и хватает сестру за рукав куртки. — Нравится быть слизеринской подстилкой — пожалуйста, но орать на трибуне Гриффиндора их кричалки, это уже уму не постижимо! Ты не только опозорила меня, но и всю нашу семью!       — Я сама могу решить, за кого мне болеть, а за кого нет! — младшая Уизли отдергивает руку, но брат тут же хватает ее обратно. — Отпусти меня, ненормальный!       — Сколько раз мне тебе повторить, чтобы ты держалась от него подальше?! — парень продолжает гневаться на сестру, привлекая к себе внимание всех, кто еще не успел покинуть трибуну. — Мало того, что сама за ним носишься, как девочка на побегушках, так еще и Гермиону следом таскаешь. Неужто не могла допетрить остатком своих мозгов, что ей нужен покой!       — Рон, все в порядке…       — Не защищай ее, Миона, — тут же отвечает Рональд, который желает оставаться непреклонным в своих убеждениях.       — Повторяй сколько хочешь, мне все равно!       — Взрослая что ли стала? — злобно рычит гриффиндорец. — Хорошо, будь по-твоему. Можешь таскаться со своим дружком сколько хочешь, но только не прибегай ко мне плакаться, когда он наиграется и бросит тебя.       — Не буду, можешь не волноваться!       — Отлично!       Неловкое молчание на мгновение воцарилось на трибуне. Рон задумался о чем-то своем, затем, будто отрицая что-то, покачал головой и, запрыгнув на метлу, улетел к раздевалкам.       — Джинни? — осторожно спрашиваю я.       — Не надо, Гермиона, — пускай Джинни и ведет себя достаточно резко с братом, но их ссоры очень задевают ее. — Не хочу говорить об этом.       — Может, пойдем? Кажется, дождь усиливается, — я поднимаю глаза на затянутое тучами небо, которое через мгновение озаряет молния.       — Да, пойдем.       Теодор.       Как я уже сказал, после школы я собирался занять место в одной из самой успешной сборной по квиддичу. Отец же хотел, чтобы я перенял его дела и, пройдя обучение в какой-нибудь академии, взял на себя управление семейным делом, как и полагает сыновьям чистокровных семейств. Но с моими оценками поступить после школы в бизнес-академию было невозможно. Не то чтобы я плохо учусь или являюсь откровенно глупым. Нет, вовсе нет. Просто я не трачу свою жизнь на то, что мне не по душе, а, следовательно, не получаю достаточно высокие баллы для зачисления.       По окончанию матча мне пришло письмо, в котором мой дорогой папаша сообщил мне, что его третье обжалование приговора снова не удовлетворили и поэтому он невероятно сильно хочет видеть меня возле своей камеры, дабы обсудить мои планы на будущее.       Холодные камеры Азкабана, затянутые бескрайним мраком, испускают напряженную энергию, словно злобный дух, наблюдавший за полностью лишенными надежды злодеями.       Сердцем тюрьмы является Башня безумия — место ужаса, которое остается неисследованным и закрытым даже для самых отважных стражей. В самой глубине темного склепа, там, где свет заканчивает свое существование, сыплются сумеречные призраки сомнений и сожалений, температура падает до безжалостной заморозки, и души заключенных заглушаются навсегда. Именно туда собираются перевести моего отца в ближайшие несколько месяцев.       — Здравствуй сын, — произносит отец, когда я сажусь на стоящий напротив его камеры табурет. — Рад тебя видеть.       — Привет.       Наверное, я заслуживаю звания «худший сын мира», ведь смотря на мужчину за решеткой, чьи ноги украшают кандалы с цепями, я абсолютно точно уверен, что он заслужил это.       — Как дела в школе?       — Ты позвал меня, чтобы обсудить мою успеваемость?       — Не будь так резок, я просто интересуюсь твоей жизнью.       — Не слишком ли поздно?       — Тео, я знаю, что не уделял тебе достаточно времени, но мы еще можем все исправить.       Мои взаимоотношения с отцом никогда нельзя было назвать «теплыми». За последние пару лет я почти возненавидел его. Я сам не понял, когда именно это произошло, но злость вырвалась из темных ущелий души, где накапливались обиды, предательство и ложь. Сначала это был только тонкий трепет, неуловимое дуновение ветра, но постепенно он превращался в рычание, готовое сотрясать землю под ногами отца.       — Зачем ты звал меня?       — Ладно, не хочешь разговаривать, тогда перейдем сразу к делу. Я хотел поговорить с тобой о фабрике.       Фабрика. Семейное дело по производству зелий. Место работы огромной части населения Британии. Нуждающиеся в деньгах волшебники батрачат сутками ради хорошей зарплаты, которую они получают в обмен на свое здоровье. Ради денег бедняки игнорируют факт того, что, работая на моего отца, они ежедневно вдыхают ядовитый пары.       — Производству нужен хорошей руководитель, я думал, что сам смогу вернуться к делам, но все пошло не по плану, так что…       — Ты хочешь, чтобы я взял управление на себя?       — Да, хотя бы до того момента, пока меня не выпустят отсюда.       — Мне семнадцать, по закону я еще не могу управлять фабрикой.       — Ты мой сын и единственный наследник, который может перенять семейные дела в любом возрасте.       — А что если я не хочу?       Отец отпустил руки, и пространство вокруг наполнилось железным звоном цепей. Он окидывает меня сердитым взглядом, гневно сжимает челюсти.       — Если не хочешь вылететь из школы, ты сделаешь то, что от тебя требуется, — с нажимом произнес он. — Несмотря на то, что я нахожусь в этой клетке, я все еще могу сделать так, чтобы тебя отчислили.       На этом диалог можно закончить. Наши разговоры всегда заканчивались одинаково. Отец что-то просит, я отказываюсь, и он тут же напоминает мне, что у меня нет выбора.       Вот тебе и наследники чистокровных семей аристократов. Рожденные с золотой ложкой во рту, мы просто не имеем право голоса. Даже если дело касается нашей собственной жизни.       Гермиона. Следующий день.       Всю свою жизнь я считала себя невероятно рациональной. Мне казалось, я отлично умею принимать правильные решения и контролировать свои эмоции. Но, видимо, мне так просто казалось, ведь как иначе объяснить то, что я уже три минуты пялюсь на Нотта?       — Тебе не кажется, что Тео какой-то странный сегодня? — стараясь не привлекать к себе внимания профессора Флитвика, шепотом спрашиваю у Джинни я.       — Не знаю, — девушка даже не пытается сдерживать смешок.       — Что смешного?       — Ты утверждаешь, что он не интересен тебе, но при этом отмечаешь смену его поведения.       — Это трудно не заметить, — я делаю новую запись на пергаменте, а затем вновь поднимаю глаза на парня. — Прошел почти весь день, а он даже ни разу не попросил меня позаниматься с ним.       — Тогда ты должна радоваться, что он отстал от тебя. Разве не этого ты хотела?       — Да, но все же это странно. Может, у него что-то случилось?       — А теперь мы проведем небольшую практику по изученному материалу. Достаньте ваши палочки! — воскликнул Флитвик, выходя на небольшую сцену возле окна кабинета.       — Если переживаешь, подойди и спроси у него, — Джинни закрыла учебник и полезла в сумку, чтобы достать волшебное древко.

***

      — Ну, как вам учебный год? — спрашивает Гарри, когда мы вечером того же дня сидим в гостиной Гриффиндора.       — Странный, — отвечает Рон, который, скрестив руки на груди, недовольно смотрит на Джинни, что усердно игнорирует его взгляд.       — Вот и мне кажется, что все как-то неестественно. Вся эта дружба факультетов, расхаживающие по школе дети Пожирателей.       — Как по мне, отличный год, — произносит Джинни, и Рональд хмыкает в ответ.       — Кто бы сомневался.       — Да, в отличие от вас двоих, я живу настоящим, а не ищу во всем подвох.       — Трудно жить настоящим, когда все газеты пишут о твоем прошлом, — парирует Гарри.       — Тоже верно, — Джинни смеется, и Поттер слегка краснеет.       Вечерняя посиделка проходит спокойно. Несколько часов обсуждений общих воспоминаний, полчаса ругани брата с сестрой, во время которой мы с Гарри чувствуем себя явно лишними, и около двадцати минут рассуждений о будущем. И почти целый час на мое утешение, которое мне не требуется.       — Все нашли себе пару на Рождественский бал? — спрашивает Джинни, когда мы уже собираемся расходиться.       — Я пригласил Джоу, — почесывая заток, признается Поттер.       — И что она ответила? — спрашиваю я, радуясь тому, что друг наконец простил девушке старые обиды.       — Согласилась, — улыбается брюнет. — Мне кажется, она согласилась бы на что угодно, лишь бы я прекратил мямлить.       — Оу, Гарри, уверена все было не так плохо, — я подбадриваю друга и перевожу взгляд на Рона: — А ты пригласил кого-нибудь?       — Еще нет, — нехотя признается Уизли.       — Ты бы поторопился, пока всех девчонок не разобрали, — не упускает возможность подколоть брата Джинни.       — Без тебя разберусь, — тут же огрызается он, а затем сосредотачивает внимание на мне: — Ты уже решила, с кем пойдешь, Гермиона?       — Не думаю, что я вообще пойду на танцы.       — Не пойдешь? — тут же вмешивается подруга.       — Неа. Макгонагалл договорилась о приеме лекаря в Норвегии, так что, возможно, я буду там.       — Хочешь, я поеду с тобой? — Джинни кладет мне руку на спину, дабы показать, что я всегда могу рассчитывать на ее поддержку.       — Мы все готовы поехать с тобой, Гермиона, — поддерживает ее идею Гарри.       — Не хочу, чтобы вы проводили год, таскаясь со мной по врачам. Все-таки это последний учебный год, так что вы должны запомнить его, а не медицинские кабинеты.       — Не неси чушь, Миона, — строго, но при этом мягко произносит Рон. — Нет ничего важнее… вернее, мы с радостью съездим с тобой.       — Решим ближе к делу, ладно?       — Хорошо, — тихо произносит Рональд, после чего переводит тему разговора на вчерашнюю игру.       Я люблю своих друзей, наверное, поэтому испытываю обжигающую боль всякий раз, когда думаю о том, что не смогу увидеть их в самый важный момент их жизни, что не увижу их суетливые спонтанные снимки в выпускном зале, легкомысленный смех и радость от окончания Хогвартса. Меня, возможно, не будет рядом с ними и… они даже не знают, как мне страшно от этого.        Теодор.       Вернувшись вчера в Хогвартс, я несколько часов просидел на деревянном мосту, теряясь в дыму сигарет и жаждая, чтобы мой отец поскорее сгнил в своей камере.       Моим намерением было продолжать мучить Грейнджер, начиная с понедельника, но, к сожалению, мракобесие охватило и следующий день, потому я решил отложить свой замысел ещё на некоторое время. Заучка и так чуть ли в обморок не падает при виде меня, а если сорвусь, будет совсем плохо.       Но моим планам было суждено измениться, потому что вечером я встречаю Грейнджер на том же самом мосту, на котором вчера пытался убить себя никотином.       — Если ты собралась прыгать, то подожди, пока я докурю, — произношу я, скрывая свое удивление, вызванное ее присутствием.       — Привет.       Я ожидаю услышать язвительный ответ или увидеть закатанные глаза, но никак не эту обреченную усмешку. Будто бы она и впрямь собралась прыгать.       — Тут нельзя курить, — добавляет она, опершись руками на перила и устремив взгляд куда-то вдаль.       — Так же, как и покидать школу в это время, — я демонстративно взглянул на наручные часы, стрелки которых показывали без десяти одиннадцать. — Не боишься потерять звание «самой прилежной ученицы школы» ночными вылазками на мост?       — Никто об этом не узнает, если ты не будешь трепаться, — она говорит так тихо, будто опасается спугнуть ночь громкостью голоса.       — Не буду, — я встаю рядом с ней и делаю затяжку. — Мне все равно никто не поверит, если скажу, что ты нарушаешь школьные правила.       Наступает тишина, спокойствие которой нарушается тлением сигареты и выкриками ночных птиц.       Невероятно запутавшись в своих эмоциях, я хотел провести время наедине с собой, но, увидев ее на мосту, не смог пройти мимо, сам не понимая почему.        Докурив сигарету, я облокачиваюсь на перила и направляю взгляд на заучку, пытаясь прочесть тайну, затаившуюся в ее глазах.       Все вокруг нас замирает, словно время остановилось в ожидании чего-то мгновенного и важного. Все шумы и тревоги мира отступили перед нашим молчаливым присутствием.       — Мне кажется, здесь есть нечто большее, чем простое нарушение правил, — произношу я, и мои слова растворяются в холодном ночном воздухе.       Она медленно поворачивается ко мне, и я вижу, как ее глаза сияют в ночной тьме.       — Тебе кажется.       Я усмехнулся, прекрасно понимая, что она лжет.       — Как скажешь.       — У тебя что-то случилось? — внезапно спрашивает она.       — С чего ты взяла?       — Не знаю, мне показалось, что ты ведешь себя не как обычно.       — Тебе кажется.       — Как скажешь, — она улыбается она, следом добавляя то, что я совершенно не ожидаю услышать. — Я согласна позаниматься с тобой, если это действительно важно для тебя.       — Ты даже представить себе не можешь насколько.