Вечные дети

В день заезда Гоша был весь в делах и непреклонно отправил Женю к себе, даже не дожидаясь отбоя, чтобы не вызвать подозрений. Все остальные немного сходили с ума и были в ажитации, и оказалось трудно этому не поддаться, особенно, когда Женька вернулся в свой домик и обнаружил там, конечно, Женьку, сидящую по-турецки на его кровати, Лену, что устроилась рядом с Володей и Иру на Сережиных коленках, обтянутых по случаю нового заезда искусственной кожей штанов. — А Волк нам гитару одолжил! — сообщила Лена гордо и погладила лакированный бок. Если бы Гоша так кого-то гладил, пока Женька сидит рядом, он бы вмиг задушил этого кого-то или повесился. Но Володя был терпелив и к гитаре испытывал какие-то свои нежные чувства, как мог бы, наверное, к питомцу Лены. Хотя обзывать инструмент Волка чьим-то питомцем было пределом кощунства. — А я, я нам Рыжую добыл и настойку, конечно, тоже, пока ты где-то там шлялся в неизвестности, скиталец! Зацени! — Славка хвастался совершенно откровенно, ничуть не таясь. — Ценю, — не стал спорить Женька, рушась на кровать поперек. Глаза Женьки смотрели на него горящими вишневыми угольками, и в них были вопросы. Лорд вообще-то мечтал на них все ответить, но пока им еще не удалось остаться вдвоем достаточно надолго, и Женька оставался в своей собственной ажитации: еще никогда у него не было для Женьки таких новостей! — Итак! Что же, мне есть вам сказать? — вопросил Славка картинно, и все так же картинно замерли, чтобы не портить ему малину. — Ночь Сказок объявляется открытой! Это была их традиция. Странная, начавшаяся еще в те времена, когда Волк ездил в лагерь воспитанником, Женька еще ничего о лагере не знал, а Славка был желторотым мальком. Но даже Лорд не мог не находить в этих сказочных ночах своей прелести. Их никто не пытался поймать и не разгонял, а они говорили друг с другом какими-то своими аллегориями и иносказаниями, и это было классно. Так можно было рассказать, о чем угодно, и Женька, конечно, рассказывал тоже. Обычно его сказки были грустны и пронзительны, но сегодняшняя стала другой. Хотя Женька едва не забыл ее поведать. Рыжая пригревала его плечом, заставляя расслабляться, и он то и дело переписывался с Гошей, что заставляло уже улыбаться. Женька писал Гоше ни о чем: просто рассказывал, как им, кто и что рассказывает, что он об этом думает и что бы все это значило. И Гошины ответы позволяли понять много больше обычного. Лорд встрепенулся, чтобы рассказать свою сказку, только когда Женька ткнула его локтем под ребра и призвала: — Эй, очнись! Твоя очередь. В этот раз сказка Лорда не оказалась страшной и темной. Зато волшебной, полной любви. Такими только и могли быть настоящие сказки, те, что неправда. Но Женька в свою верил. А после Рыжая привычно не спросила его девочковое: «Пойдешь провожать?» — а он привычно пошел. И осталось только их время. Время вопросов и ответов. Время потеряться в ночи. Можно было даже не ночевать в своем домике, а никто бы ничего не заподозрил, но вот это даже довольного Женьку немало бесило… Бесило. Бесило! Немало: — Пиздец, как несправедливо! Чертовы все эти условности и правила! — Женька заговорил, хотя от этой его экспрессии Рыжей ничего не сделалось понятно. Она не останавливала и не успокаивала, только смотрела и, прослушав Женькину матерную тираду, спокойно выдала: — Пока ничего не ясно, но я верю, что ты объяснишь. И Лорд, конечно выложил Женьке все, в том числе про себя и Гошу. — Не сегодня, — ответила Женька так, словно Женька ее о чем-то спрашивал, и он моргнул. — Вообще, я готова уходить с тобой в ночи и теряться где-нибудь по дороге к Гоше, но сегодня день заезда, и Гоша не обрадуется. — Гоша вообще не обрадуется, — понуро выдал Женька. — Он очень строгий. — Это с тобой. С тобой иначе нельзя, Жень. Но после я сама ему эту идею продам. Женька уставился на Женьку, как на ангела во плоти, и даже поймал ее за руку, но она ее оттдернула: — Не смей! — Женька вернула себе ладонь. — И не сходи с ума. Лучше сходи со мной на пляж… Женька послушался. Очень трудно было не слушаться Рыжую. Им не нужно было договариваться заранее, предупреждать или готовиться. Женька привезла с собой на море купальник, но он был лишь необходимой деталью социальности, и теперь она просто сбросила футболку и шорты. Женька всегда ей восхищался — Женька никогда и ничего не стеснялась, ничему не соответствовала. Она шла в долгожданное море в белье и топилась в нем со всем чувством. И вот с ней Женька мог плескаться и даже бегать, неся ее на закорках. — У тебя зубы стучат, значит пора, — констатировала Женька в какой-то момент, и Женька рассмеялся. Рыжая была безбашенной совершенно, но и заботливой не меньше. И в отличие от Лорда, у Рыжей был план. В кабинках она переоделась в совершенно сухие шорты и футболку, тогда как Женька так и остался в мокрых. — Пойдем провожу тебя! — заявила Женька. — А то заболеешь и сведешь с ума, что меня, что Гошу с доктором. Волк не оценит. Женька рассмеялся снова: — Вовсе мне и не холодно, Рыжик! А потом поймал Рыжую за руку и сказал ей странное: — Проводи. И останься. Очень хуево спать одному, Жень. Женька никогда раньше такого бы не предложил. Он отлично знал, что… друг, сестра и прочее, но… Оставаться в одной постели — это что-то значит. И значит что-то не то. Что-то, чего никогда невозможно допустить с Женькой вот просто потому, что… приспичило? Сейчас Женька был уверен — ему не приспичит. Как знал — Женька его поймет. Поймет здесь и сейчас, и совершенно правильно. Не будет никакой черты или не черты, и никаких условностей. Просто рядом с Женькой будет… просто — лучше, чем без нее. Ее тепло принесет утешение и даже, наверное, классные сны. О Гоше, конечно. Рыжая прищурилась, а потом потрепала Лорда по голове, для этого ей пришлось встать на мыски. — Ужасно ты сложный. Но я пойду, только чур одеяло все мое. Когда они уже оказались на пороге корпуса, Женька вдруг притормозил: — Жень… Ты же понимаешь, что… — с подобным у Рыжей всегда было не очень, но Женька не мог не предупредить. — Они станут говорить, что мы встречаемся, — Женька вздохнул. — Не делай такое лицо, — Рыжая вскинула к Женьке голову. — Пусть говорят. Ко мне лишний раз никто не полезет с дебильными предложениями. А у тебя… Станут развязаны руки. Вот уж не думала, что стану покровителем чьей-то любви, но… Вы с Гошей оба — нечто. Так что… Пойдем, а то у тебя губы уже посинели. Я даже уступлю тебе одеяло на первые пятнадцать минут. Утром Волк обнаружил Рыжую в коконе одеяла и Женьку вовсе без него, разметавшегося рядом с ней по постели, уронив с нее ногу. Волк не ругался и ничего не требовал, только аккуратно разрыл плечо Рыжей, а после она кивнула и растянула губы в улыбке. — Завтрак, — констатировала Женька очевидное. — Я разбужу, мы не опоздаем, — пообещала она. И склонилась над Женькой в жажде испытать новые методы: — Проснись, тебе там… Написали, — Женька уже тащила телефон из-под Женькиной подушки. Глаз тот не открыл, зато необычайно резво, словно и не спал вовсе, поймал ее за запястье: — Я первый, — Женька не стремился спрятать от Рыжей сообщения, но хотел увидеть их прежде нее. Рыжая, конечно, понятия не имела писал ли Гоша, но по факту ничуть не сомневалась. Так и было — на завтрак они пришли даже раньше самого Волка, что возглавлял вновь прибывших, вещая им о прелестях лагерной столовой. А потом появился и Гоша. Женька пронаблюдала застывшего своего Лорда: выглядел он так, словно к нему с небес спустился не ангел даже, полубог. И явно… Не собирался подходить? Женька прищурилась… Мало ли чего он там не собирался — хотел же! А теперь с ней… Женька широко улыбнулась уже Гоше, махнула ему рукой и, решительно поймав Лорда за руку, потащила его прямиком к Гоше. Рыжей было неведомо стеснение и странно не претила мысль дарить Женьке счастливые минуты с их героем. Гоша был, конечно, только Женькин возлюбленный, но… Герой он оставался всехний. Ее тоже. А значит так естественно было с ним позавтракать. Тем более, некислое Женькино лицо и его боевой настрой стоили того, чтобы постараться. Гоша еще болтал со своими новенькими, когда пространство заколебалось, то было свойство Рыжей — с ней рядом близким пожаром дрожал весь воздух. Гоша даже не стал искать поддержки среди Волка, просто отправил ребят к раздаче, а потом всем корпусом развернулся навстречу пламени. Женька успела притормозить так, чтобы Женька неминуемо оказался впереди и соблазн поймать его в руки стал огромен, но Гоша лишь вытянул вперед одну для рукопожатия. Женька поймал ее и застыл. Гоша сжал его ладонь, а потом отпустил и поймал уже руку Рыжей, улыбаясь. — Это рейдерский захват? — уточнил он. По лицам обоих Гоша читал, что Женька в курсе, но рассердиться на это не смог. И по отдельности «Женьки» были очевидно непробиваемы в своих стремлениях, а уж подпитывая друг друга… — Вы как спиртовая горелка и зажигалка, — заключил Гоша, уже внутреннее уступая. Он помнил: в самом начале это были лед и пламень. Женьки познакомились в лагере, три года назад. Это позволило Волку и Гоше наблюдать воочию их становление, а теми невероятными приключениями, что происходили на тренировках, куда Гоше ходу не было, Волк неизменно делился с Гошей. Рыжая была кремень и явно не сомневалась в своем умении высекать искры. Редкое дело, пусть ей нравились не многие девочковые штуки, но танцы она любила, а Женька действительно отлично танцевал. Только ни одна партнерша не могла с ним ужиться. Он слушал только Алису. И то ли назло отцу, то ли по другой какой причине саботировал всех, кого пытались поставить ему в пару. Первая проба Лорда и Рыжей олицетворяла отчаяние Алисы — тогда ни один из них не умел и не мог подстравиться под партнера и на секунду. Напор Рыжей сжигал и Волка, а надменность Лорда могла выдержать лишь Алиса, но… Оказавшись друг против друга, Женьки, оба, отчего-то не отказались пробовать, не оставили попыток. Словно назло друг другу, словно пытаясь что-то доказать. Их спор об этом был столь громок, что слышали, кажется все. Волк и Гоша точно. — Безнадежно. Не стоит ведь и стараться? — Женька в свои тринадцать уже мог побороться за гордое звание айсберга. — Ты что… Сдаешься? Так просто было бы даже не попытаться. В твоем духе? — парировала Рыжая без тени усмешки. Она в тринадцать колебалась между безбашенным весельем и вопиющей серьезностью. — Я… Никогда… Не сдаюсь, — ответил ей Женька. Женька хотел танцевать в одиночных, Рыжая тоже все больше склонялась к этому, но вместе они вдруг выстрелили — огонь одной смог растопить ледяную глыбу второго. Совершенно внезапно, на третьей тренировке, когда после немой борьбы движений — в такт музыке, но не друг другу, следуя за указаниями Алисы, но поразительно не исполняя ни одного, они вдруг уставились друг на друга, обжигая взглядом. А потом Женька шагнул вперед, решительно ловя Рыжую за талию. А та не оттолкнула, лишь выставила ногу, притопывая, и тряхнула волосами. Они начали танцевать, что-то в этом танце понимая и открывая. Это оказалось неожиданное попурри, смешение казалось всего, что они знали. Женька то ли красовался, то ли бравировал, а Рыжая отвечала ему легко, осекая. Но не подавляя, а действительно лишь стимулируя — и так удивительно — они сошлись в своей кажущейся разности. Ледяной лорд оказался не снегом, а белоснежными кристаллами уротропина. Он вспыхнул пламенем и… То был первый раз, когда Лорд позволил себе гореть. Без истерики и выноса. «А она потом ему улыбнулась! И… Надо было лицезреть. Он влюбится, как пить дать влюбится! — рапортовал Гоше Волк. — Какая жалость, что ты не видишь!» Эти мысли теперь подействовали на Гошу странно, и он уставился на своего Лорда… Казалось, совсем, как обычно: спокойно, уверенно и с нарочитой мягкостью, но, на самом деле, сосредоточенно и пытливо. А Женька вдруг оглох, оборачиваясь зрением и дыханием. Он уже не мог расслышать, о чем говорит Гоше Рыжая, что отвечает, но вдыхал Гошу и мог почувствовать его вкус. Женька успел соскучится, и пусть ночь без Гоши он пережил с достоинством и с Рыжей, но это не отменяло того, как сильно… Женьке казалось, что он чувствует себя лишь половиной. Таким не целым. И его тянуло к Гоше — нужно было слиться, оказаться в его руках, но Женька только краснел. И румянец этот проступал заревом на бледно-фарфоровых щеках. Гоша, глядя на Женьку и находя все то, что видел в последние недели, решил уточнить про давнее наблюдение Волка о влюбленности позже. А пока предложил руку Рыжей, она без подсказок прихватила Женьку второй и потянула их всех к раздаче.

***

Шел третий день от начала новой смены, а у Лорда не было времени даже на то, чтобы убиваться. Под предводительством урагана Евгения события развивались стремительно и рьяно. Женьке казалось, они скачут по полям и оврагам, но это его ничуть не огорчало. Даже наоборот — одно это и позволяло ему не думать о том, как сильно он огорчается и тоскует, пока Гоша занимается адаптацией своих новичков, социализацией и прочими жуткими вожатскими обязанностями. Не дремал и Славка: с Рыжей вместе они развели Олега на модернизацию небольшой части его гардероба. Хотя у него в гардеробе подходящего не нашлось, и Рыжая пожертвовала Олегу свою футболку оверсайз — потрясающего, невыносимо-красного цвета. Так Олег стал красным. Цвет взошел и подошел ему идеально, даже лицо его заиграло новыми красками, оттеняя чайные глаза и веснушки. Славка эти его веснушки обожал. Олег преобразился, словно новая эта модернизированная футболка, на спине котрой Славка фигурно вырезал крылья придала ему удивительной уверенности. Но, к вящему Женькиному ужасу, Славка вовсе не ограничился поддержкой Рыжей в экспериментах с обликом Олега. Казалось… Славка за ними следит. Ночевки Рыжей в их комнате с одной стороны приводили Шакала в восторг, а с другой вызвали в нем вопросы. И ради того, чтобы их задать он подкараулил Женьку на выходе из сортира. Славка пер напролом, заталкивая Женьку обратно в туалет, а потом захлопнул за ними дверь. — Ты рехнулся? — вопросил Женька, прожигая Славку взглядом. — Очнись, Шакал, я не Олег. — Вижу, но тебя иначе не застанешь, а я не самоубийца, чтобы спрашивать при Рыжей! — Славка шипел все это страшным таинственным шепотом. Глаза Женьки округлились, занимая пол-лица. — Вы ночуете вместе, — уличил Шакал Женьку в совершенно очевидном. — Ну, — Женька и бровью не повел, — ты завидуешь что ли? — Нет, — отрезал Славка. — Не мели чушь, просто… Я же твой друг, и я хочу быть в курсе, так сказать понимать конъюнктуру, знать куда катится полотно непредсказуемой реальности. И… вы с Рыжей… — Стоп, — Женька резко полоснул по Славке взглядом, зажимая ему рот ладонью. — Окстись, Шакал. Хорошенько подумай прежде, чем произнести эти слова. И да, я знаю, на что это похоже. Но это не то, чем кажется. Рыжая — мой друг. И ты не станешь сейчас говорить о моем друге гадостей. Славка, кажется, растерялся, тоже расширил глаза, махнул патлатой головой и предупредил: — Сейчас укушу. Женька благоразумно убрал руку. — Но… Вы, вообще, понимаете, как это выглядит? Что люди подумают? Сам-то ты подумал о… своем, точнее нашем! друге. — Что надо, то люди и скажут. Мы все обсудили. Это план, — признался Женька, понимая, что проще уже дать Шакалу, чем объяснить почему нет. — А! — Славка возвел к потолку и глаза и палец. — Так вот оно что! Скандалы интриги, расследования! Что ж вы сразу то не сказали, я тоже в игре! Если что, поддержу легенду, — Славка оскалился со всем довольством, глаза его восторженно горели. — Только без лишних восторгов, а то Женька тебя задушит ненароком. — Я могила… Как бы в рамках нашей конспирации — я могила про нашу конспирацию, чтобы все казалось более естественным. — Ты говоришь, как безумный, но я, кажется, понял. Типа того. — Я никому не скажу, только Олегу! Женька возвел ладонь ко лбу, но согласился: — Только Олегу, но… Шакал, выпусти нас уже из сортира, а то не то подумают уже о нас… — О нас? Забавная была бы легенда, но так нельзя. Я верен и честен, а Олег такие игры не любит. По мнению Женьки ничего ужаснее какой-то такой легенды и быть не могло, но он решил не пускаться в дискуссию с Шакалом, только решительно отодвинул его от двери, сталкиваясь с Сережкой. — О… А чего это вы там… делали? — Серега и не знал на какой тонкий лед ступил, но Славка пришел ему на помощь: — Ах… Мы мерялись хуями, знаешь ли, это очень важно: у кого больше? Как иначе узнать, кто главный… Примешь участие в нашем состязании? И пока Сережка одуплял, не понимая до конца, что Славка просто стебется, Женька спешно ретировался и даже спрятался в прачечной, чтобы написать Гоше. «Все сходят с ума, а я… Так соскучился, — пожаловался он. — Гош… Я приду в тихий час, я больше не могу. К тому же мне нужна твоя помощь в походных сборах.» Женьке, конечно, могла помочь и Рыжая, но… Это был отличный предлог. Ведь смотреть на Гошу и не трогать становилось все труднее: от напряжения по телу то и дело бродила дрожь. Казалось, прошло не три дня, а все тридцать три. Гоша увидел сообщение, когда они собирались на пляж, и только вздохнул. Он, конечно, мог больше, чем Женя, но все же скучал и сильно. Ему не хватало чувствовать Женьку рядом, касаться, целовать, ощущать его тяжесть на себе и его щекотное дыхание на шее. Гоша знал: поход вознаградит их этим лишним временем, но и с этим знанием ожидание было тяжелым. Гоша не любил походов, что никак не мешало ему быть тем человеком, без которого и поход не поход. Поход был безумием, но безумства Волка было не принято останавливать, особенно такие заразные и увлекательные для ребят. По мнению Гоши никто в здравом уме не мог променять комнату с душем на сомнительное удовольствие топать по пересеченной местности, разбивать палатки и вместо мытья плескаться в водоемах, где можно встретить пиявок. Или кого похуже. Но все же никто лучше Гоши не игнорировал любые неудобства и не умел столь успешно, словно без усилия, их преодолевать. Потому Женькина идея про сборы оказалась удивительно в тренде: как раз в тихий час Гоша вел мастер-класс по этому поводу. Что, конечно, абсолютно убивало возможность заняться тем, о чем Женька просил по-настоящему. Для объяснений Гоша решил перехватить Женьку на пляже и по удаче даже зажать его в подсобке, потому написал ему: «Приходи помочь с инвентарем на пляж, попробуем вытащить катамаран.» Это тоже был ящик Пандоры: катамаран можно сказать скрывали и прятали, но Гоша уже был готов и катать малышню, и вытаскивать эту шайтан-машину снова и снова. Гошин ответ снова все переиначил, зато вскружил голову. Женька прокручивал в мыслях это вот «помочь с инвентарем», но представлял немного не то, хотя именно что в лодочной, среди лодок, под сенью хиленького лодочного сарая. «Приду,» — ответил Женька и завис, упираясь лбом в стену. Его телефон снова завибрировал, Женька вздрогнул, но обнаружил послание Рыжей. Краткое и внятное: «Тебе не мешать, или ты предаёшься унынию в одиночестве? Славка хотел собрать разыскную бригаду, но я не дала — обещала сама найти.» «Пока один. И предаюсь мечтаниям,» — ответил Женька. «На чердаке или в подвале?» «По пути в подвал. Но я сейчас сам выйду, и мы пойдем на пляж, кажется, мне назначили свидание. Нужно только незаметно улизнуть.» «Жду. Помогу,» — отозвалась Рыжая, и Женька расслабился. Признаться, именно этого ответа он и хотел. По пути Женька отобрал у Рыжей пляжный рюкзак: ему одному были позволены такие вольности — носить за Женькой вещи, а она подхватила его под руку, чтобы незаметно и на ухо прослушать его признания. Она не спрашивала лишнего, позволяя Женьке самому говорить ровно то и столько, сколько он сам хотел. И этот подход работал — Лорд вываливал на Женьку все, в ожидании реакции и поддержки. Реакции у Женьки были всегда по делу и в тему. А еще она была очень деятельной — в этом они были правда похожи. — Роняй рюкзак под своей сосной и пошли, — шепнула Рыжая твердо. В ответ Лорд только нежно погладил ее ладонь на своем предплечье. Женька закусила губу, удерживая громкий и выразительный фырк. Лорд улыбался и светил, он словно воспарил и немного возвышался над всеми, сияя своим ледяным светом. Ослепляющим. Хотя это он сам был ослеплен Гошей.