Вечные дети

План Женьки был идеален, но что-то пошло не так. Вот ровно в тот момент, когда Волк посмотрел на них обоих, выражая довольство от сообразительности, а потом взгляд его, остановившийся на Дэне, сделался голодным и блестящим. — Не теряемся, идем вперед на запах волн морских, спешим за героем в белой майке — тут трудно ошибиться! Волк и правда одним легким жестом, одной улыбкой согнал всех вперед и ускорил настолько, словно пинка дал. Теперь в задней линии они остались одни… и Машка. Черт бы её! Она шла чуть-чуть впереди, так что Женька почти наступал ей на пятки и дышал в макушку. — Будь джентльменом, составь девушке компанию, — Волк чуть толкнул Женьку вперед к Маше. Женька обернулся к брату и незаметно показал фак, но ступил вперед, ускоряя шаг, оставляя Волка с предметом его воздыханий. Не ради Волка, конечно, Женька просто подумал, что Машиных заигрываний ему не миновать, а Дэн пусть молчал об этом, но пошел ведь только ради Волка. Нагнав Машу, Женька вдохнул побольше воздуха: — Пошли, а то отстанем, — сказал он сухо, а Маша приблизилась к нему и взяла под руку. Это не было слишком, Машка и не такое вообще-то делала, когда они танцевали. Женька в очередной раз хрустнул леденцом. И это было зря — они кончались. Волк же взял Дэна за руку и улыбнулся иначе, не как всем. А потом запрокинул голову в небо: — «Какие звезды сегодня… яркие», — сказал он, сияя почти как они. Вечер переставал быть томным и становился свежим — полным Дэна. Волк, на самом деле, не подставлял Женьку, просто считал, что тому нужно поговорить с Машей. Она ведь не понимала: для нее Женька был, что тот Печорин — «и непредсказуем, то лед, то огня полыханье». Когда Женька танцевал он был огнем, что-то нравилось ему больше, что-то меньше, но все же он ничего не делал вполсилы, и Маша, которая не знала его, не понимала, что это значит. Лизе было много проще: для нее Женька просто оставался ледяным, а любое упорство было конечным. Оттого Волка не мучила никакая совесть: он мог просто быть с Дэном, а даже вот так идти с ним рядом и смотреть в небо было восхитительно. Голос Лешки выдавал, что он опять цитирует, но на этот раз Дэн не знал, что именно и уточнил: — Это откуда-то? — «Про Красную Шапочку», но это цитата Звездочета, — улыбнулся Лешка. Дэн хмыкнул и чуть склонил голову, прижимаясь к плечу Лешки, ветер мягко дул им в спину, словно подгоняя к морю. Гоша ожидал, что Женя скоро нагонит его, но этого не произошло, Гоша обернулся даже, но, обнаружив Женькину светлую макушку в хвосте, успокоился. А после подле Гоши оказалась вдруг Света. — Это был мой фант, — печально сказала она и подняла на Гошу свои большие, серые глаза. — Я знаю, — ответил Гоша почти так же печально. — Но Свет… Она тихо кивнула и даже улыбнулась. — Я тоже знаю… Я больше не буду его писать… — Дело же не в тебе, а во мне… — Только не говори, что я хорошая девушка и обязательно встречу… — Встретишь, — прервал Гоша. — Я встретил, и ты встретишь. Гоша вдруг понял, что все эти слова «про тебе показалось», «ты еще не знаешь, чего ты хочешь», что с регулярностью настигали его, возможно, нисколько не относились к Жене, зато подходили именно Свете. Гоша взял ее за руку. — Мне очень приятно, Свет. По-настоящему, но ответить я не могу, потому что этого мало. И для меня, и для тебя. — А ему… можешь? — Света говорила тихо, не совсем без обиды, но все же без злости. — Выходит так, — не стал отпираться Гоша. Света вдруг тряхнула волосами, в глазах у нее блеснули слезы, но ответила она задорно: — Ну, тогда я за ним послежу! Чтобы соответствовал! — Свет… — Гоша не запнулся, но сжал ее руку крепче. — Спасибо. Ему было неуместно обнять ее, но Света и не ждала, она тоже пожала его руку, а потом отпустила, чтобы торопливо пойти вперед. Машка была младше, почти самой маленькой в отряде, и теперь она становилась все ближе, опиралась и дышала. Не придыхала, а именно дышала, так загнанно, словно они не под руку шли, пока Женька не смотрел на нее, даже не повернул головы. Ситуация была критической… точнее не была: Женька отлично знал, что он не должен, не обещал и все прочее, но… Маша-то не знала. Женька окончательно раскусил леденец, с хрустом пережевывая его. Звук этот поселился в голове, напоминая треск льда, а еще чье-то стремительное падение. Маша уходила под этот лед, и Женька не мог улыбаться. Он вдруг подумал, как мог бы уйти под него сам, если бы Гоша не ответил ему. А Маша не делала ничего ужасного, она лишь… хотела быть рядом. — Маш, — потянул Женька совершенно не романтично, — я должен сказать тебе одну вещь. Машка явно решила вот тут и застыть, и Женька понял, как двусмысленно прозвучал: теперь она смотрела на него блестящими, широко раскрытыми глазами. — Только не останавливайся, мы все еще идем к морю, — велел Женька эгоистично, увлекая ее за собой, но не скидывая ее ладони с предплечья. — Да, — Машкин голос не дрожал, но чувств в нем было, хоть обпейся. — Черт! — выдохнул Женька почти зло. Можно было сколько угодно затягивать эту комедию, но шипы розами не становились, как ни выкручивайся. Женька бы никогда не подумал, но ему не нравилась идея просто… ударить ее отказом? Он так надеялся, что она поймет и отстанет. Сама. Даже усилия прилагал, чтобы разонравиться! — Что ты хотел сказать… Жень… Машка звала ласково и ненастойчиво, не будь Женька влюблен уже, хрен знает, как бы он сам реагировал сейчас. Но влюблен он был давно и сильно. Раньше он и вовсе не замечал никого, словно не видел людей вокруг, но Гошу неожиданно заметил, а за ним Дэна. Точнее тогда еще Дениса Александровича. Теперь вот Волка и даже… папу. И Машка вдруг тоже показалась Женьке такой странно живой и яркой. — Маш, я хотел сказать, что мы не будем встречаться, — сказал Женька просто и серьезно, и не дал ей задать вопросов. — Это навсегда. Потому что… я не люблю тебя. — Но… почему? Маша не паниковала и не требовала, не умоляла и не устраивала истерик. Она в общем-то была даже хороша, когда слеза покатилась по ее щеке, и Женька честно задал себе тот же ее вопрос. — Потому что ты хорошая. В тебе все так, Маш. Ты красивая, умная, тонкая и танцуешь отлично. И… если ты хочешь, мы будем друзьями. Я вовсе не такой мудак, каким иногда хотел казаться. Но я просто танцую с тобой. Это не жизнь — это танцы. Можно было бы рассказать Машке про то, что у него есть Женька, но все это было в сущности не важно. Женька была и будет, но это ничему не мешало, вот и все, и Женька решился: — Маш, я просто уже люблю. И не тебя. Прости. Или не прощай. Это со мной давно. И нет никого лучше. И не будет. Женька знал, что глупости говорит, но остановится не мог. Ему вдруг захотелось, чтобы Маша поняла его. Потому что она… Он знал, она сможет. Женька плохо дружил, не умел этого, он и с Женькой-то дружил лишь потому, что она почему-то выбрала его. Ну, ладно, не почему-то, он для нее вот правда старался, но… Машка могла бы быть ему другом тоже. А он ей. — Я даже рассердится почему-то не могу, — ответила Маша, стирая слезы. — Но ты не смотри, что я реву. Я… Я очень рада, что ты мне сказал. Это было честно и… по-настоящему. И я… понимаю… Тут нечего прощать, просто… Это очень сложно. — Я знаю, и я пойму, если ты не захочешь со мной говорить и даже танцевать, даже могу сам попросить Алису. — Тебе не нравится? — Что? — Женька и правда не понял. — Танцевать со мной. — Нравится, — честно ответил Женька. — Если бы я уже не был в паре, я бы с тобой хотел продолжать. — Тогда не надо. Не надо отказываться от меня. Я хочу… Хочу быть твоим другом, как бы ни было больно. Женька вздохнул снова, поправил рюкзак. — Я постараюсь не подвести. Друзья? Женька такого еще никому не предлагал. — Друзья, — ответила Машка твердо, уже рыдая навзрыд, и Женька понял, что и сам вот-вот, он сморгнул слезы и нашел Машины пальцы, сжимая их крепко. — А тебе с ней хорошо? — спросила Маша внезапно. — Очень. Хотя меня держат в строгости, — Женька чуть усмехнулся. Он мог бы и больше сказать, но нельзя было выдать Гошу. — Я рада, — Маша даже улыбнулась. — Скажи ей, что она очень счастливая. Она ведь не запретит тебе дружить… с девчонками? — Точно нет, — Женька улыбнулся шире. Маша улыбнулась ему в ответ, и трудно стало только с тем, что нельзя по-настоящему рассказать, потому что… так хотелось. Зато идти теперь стало легко и приятно, даже злость на Волка сошла, а они уже приближались к воде. Женька проводил Машу к береговой линии. — Не думай ни о чем. Плыви… А я посмотрю с берега. Машка кивнула и легко отпустила. А может, и нелегко, теперь она стояла в свете луны и смотрела на воду, а Женька обернулся, ища Гошу. и просто пошел к нему, пока все разбивались на группы, а самые смелые уже скидывали одежду. Женька тоже был смелым, но Гоша был гораздо желаннее воды. На пляже Гоша занялся организацией собственно костра, на этот случай в лодочном сарае хранили запас дров, растопки и пару зажигалок. Гоша планировал эффектно использовать свою, но остальной инвентарь с пацанами уже подтащил, пока любители ночного плавания более или менее разоблачались в кромке прибоя. — Плывешь ты, — объявил Гоша, когда Волк подошел к нему. — Я днем наплавался. И Дэн неожиданно поддержал его, заявив: — Я взял плавки. Волк бросил взгляд на море, увидел Машу у кромки воды и Женьку, что отходил от нее, пятясь, а потом обернулся: заметил не Волка, конечно, а Гошу и поспешил к ним. — Кажется, я везунчик! — Волк просиял на них улыбкой Чешира, — Ну что ж… Нам нужно в кабинки для переодевания, или они уже на тебе? Женька подошел к ним, как раз расслышав последнюю фразу: — С вами нельзя? — спросил он насмешливо. — Почему же, с нами можно, но не нужно, — ответил Волк. — По какой-то причине ты звучишь, так неприлично… — протянул Дэн мечтательно. — Даже жаль, что в кабинки мне не нужно. Волк так и остался в своем наряде для выступлений, только переобулся, но кроме гитары с ним был и рюкзак, который он почему-то отказался отдать Дэну, пока они шли, зато доверил гитару, видно считая ее не багажом, а сокровищем. Волк окинул Дэна взглядом восхищенным, а пляж взглядом критическим. Волк был не из стеснительных и ему незападло было скинуть концертное прямо здесь, а плавки сменить скрывшись за спинами Дэна и Гоши. Но… Интонация Дэна говорила о том, что Волку поразительно можно позволить себе больше. Гораздо больше, чем скорое плавание. И Волк решил немного постесняться. — Ничего страшного, я решил, что туда нужно мне. Не будем никого фраппировать, я не мог надеть плавки для танцев, — Волк улыбнулся. — Зато взял с собой не только их, но и шорты с футболкой! — Волк победно взмахнул рюкзаком. — Пока мой верный друг и мой младший брат постерегут гитару, отдать можно только Лене, ей одной, — предупредил Волк, не глядя на Гошу. — Ты же… составишь мне компанию? — Волк протянул Дэну руку словно звал его не в пляжные кабинки, а в ресторан у моря не меньше. Женька фыркнул, но лишь сбросил свой рюкзак с плеча и придвинулся к Гоше. Дэн усмехнулся: — Все неприличнее и неприличнее, — сообщил он, беря Лешку не просто за руку, но под локоть. Волк мгновенно опьянел: Дэн был ужасно живым и горячим, он не оглядывался и, кажется не нервничал. И оттого сиял ярче звезд. Волк поднял голову к небу, оно тут и правда было офигенное, чистое, звездное, темно синее, больше, чем черное, но Дэн украшал и его. — «Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно!» — сказал Волк полу-шепотом и… не сумел остановиться. Он не мог читать в голос, но интонировал и так. И когда они дошли до кабинок, успел дойти до конца: — «Значит — это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?!» Волк уже обнимал Дэна — его звезда была у него в руках, она не жгла, но все вокруг освещала. Дэн слушал и любовался, а потом Лешка обнял, уже уводя в кабинку. Понятно было, что приспичь кому-то переодеться, их бы засекли, но Дэн почти не волновался об этом. — Твое настроение… оно такое… Дэн не совсем находил слова для описания: Лешка был просто потрясающим: романтичным, нежным и вот уже горячим, когда целовал его. Это было чарующе, держать, наконец Дэна в руках, скользить ладонями под его рубашку, касаться кожи, гладить. И целовать… Целовать. Целовать. Волк обтекал Дэна поцелуями и дышал так жарко, что над ними собралось бы облако, если бы пар не мог улетать в небо. Дэн шел мурашками и отвечал совершенно безумно, он сейчас был только Волков, и больше ничто не имело значения. Ладони Дэна сами собой оказались уже на пряжке ремня, и Волк стремительно терял контроль. Это было охуенно тоже. Потому что он был Дэна и точно знал это. Почти падая и гася стон в плече Дэна, Волк теперь ласкал его. Волк запрокинул голову, прижимаясь грудью к спине Дэна, и только теперь понял, как кружится голова. Потому что сверху на них падало небо. То самое, полное звезд, которые теперь сливались, и небо было в огне. А они под огнем. И когда Дэн выгнулся сильнее, Волк упал новым поцелуем на его шею, слизывая соль, словно Дэн уже был и морем. В общем-то так и было: Дэн был целым миром, и смотреть, как волосы его искрятся в лунном свете, когда он откидывает голову, прежде чем снова поцеловать, было восхитительно. Если бы Дэн думал, он бы точно счел нужным подождать, но к кабинкам никто не приходил, а они с Лешкой оказались отгорожены от всего мира, и думать было, видно, не время. Дэн гладил руки Лешки, что теперь просто обнимали, понемногу вспоминая, что, кроме звезд над ними и хлипких пластиковых стенок, есть люди, море, костер… — Пойдем? — спросил он тихо, не двигаясь с места. — Ты обещал меня не топить. — Пойдем, — Волк очнулся и постарался быстренько привести их обоих в порядок. — Я помню. Мы будем дельфинами. Они всегда выталкивают друг друга наверх. А ты… самый лучший, — закончил Волк невпопад, быстро натягивая плавки и шорты.