Вечные дети

Глядя, как Волк и Дэн уходят, Гоша покачал головой, а потом повернулся к Жене всем корпусом. — Если ты тоже планировал стесняться, то, напомню, тебе придется быть приличным, а мне переодеваться не во что. Гоша улыбался, он не отвергал, но действительно напоминал, что для них с Женей все не так просто. Женька хотел бы подойти еще ближе, хотя бы уронить лоб Гоше в плечо или встать перед ним, чтобы можно было чувствовать его руки вокруг талии и опереться спиной о его грудь, но между ними и это было неприлично. И Женька просто встал так, чтобы соприкасаться с Гошей плечами: — Мне, в отличие от Волка, правда нужно в кабинки. В рюкзаке шорты, чтобы не портить песком джинсы. И я не могу раздеться у всех на глазах. Под джинсами не хватает деталей, — Женька усмехнулся. — Ты же велел только под дырки их надевать. А в кабинках, можно не только трахаться, но и делать что-то более невинное. Гоша чуть склонил голову, пряча улыбку, и, глядя на Женьку исподлобья, сказал тихо: — Ты звучишь куда, как неприличнее Волка, потому ничего невинного у нас в кабинках не получится, провокатор. Гоша уличил короткий миг, в который легко коснулся губами голого плеча Женьки. — Твои плавки, должно быть нечто, даже мне их не увидеть? От поцелуя Гоши Женька почувствовал себя таким счастливым, словно прикосновение это эхом раздавалось по всему телу. Женька уже не так краснел, но к тому, как это с Гошей точно еще не привык. Если вообще можно было к такому привыкнуть. — Мои плавки взорвут мозг кому угодно, они ослепительны и покорят любого. Только вот их никогда и никому не увидеть, как в сказке, — Женька все же чуть склонил голову, почти укладывая ее Гоше на плечо. — Их просто нет. Я собирался плавать прямо так, но… Славка напомнил мне о некоторых неудобствах плавания в тяжелых и мокрых «штанах из рогожки». С этой мыслью Женька посмотрел на море и увидел, как Машка входит в воду. — Мне пришлось поговорить с Машей, — поделился он. — Ее намерения становились все серьезнее, и надеюсь, что теперь она не утопится, пока Волк развлекается. Мне показалось, что она меня… поняла. Женька мог бы уговаривать: хоть на один поцелуй в чертовой кабинке, хоть просто на то, чтобы ненадолго отойти ото всех. Мог бы сказать, что Гоше вовсе не обязательно присутствовать на самом переодевании. Но в общем-то… Гоша расставлял границы, и Женьку странно будоражило даже это. Словно заставляло ждать еще нетерпеливее, словно все тело становилось оголенным нервом или натянутой струной. И можно было быть рядом, Женька почти научился… Ему нравился вечер на самом деле. И после… Женька хотел вовсе не поцелуев и не быстрых ласк в кабинке, он хотел все эту ночь и Гошу в ней. И не было никакого смысла настаивать. Женька был искрой, и… Гоша как раз поднес к шалашу веток зажигалку. Совершенно уместную и такую живую в его ладони. Будущий костер не возразил, щепа запалилась сразу. И Женька был этим огнем. Послушным Гоше, разгорающимся все ярче. Гоша снова поднялся к Жене: — Ты приехал на море без плавок? Серьезно? Тебе, может, одолжить? У меня четыре пары. А что до Маши… Думаю, это хорошо, что вы поговорили и, конечно, она не утопится с горя — у вас все же ничего не было, стало быть, не о чем горевать. А со мной объяснилась Света… она поняла и обещала за тобой следить, — Гоша хмыкнул. — А еще не писать больше фант. Так что твой выпад убил сразу нескольких зайцев. На огонь всегда слетались мотыльки, приходили звери, собирались люди, и те, кто не приготовился к заплыву, уже спешили к ним. Женька не вздохнул, лишь поправил очки. Он хотел бы жестов. Жестов, обозначающих их с Гошей близость, но не мог позволить им случиться. Оттого думал о засосах, сейчас его любимый был тот, что на соске. Лена с Володей, счастливые и довольные, уже оказались возле них, и Гоша переключился: — Лена! Сыграешь нам? Волк сегодня инструктор по плаванию. Не обещаю быть такой же звездой вечеринки, пока он выполняет мои обязанности, но я могу хлопать и свистеть. Володя достал из своего рюкзака плед, расстелил его, и Лена, улыбнувшись, опустилась к костру, с нежностью протягивая руки к гитаре: — Ты с нами, и этого достаточно, Гош, можно не мучиться овациями. Хотя было бы прекрасно… уговори кто-нибудь Женьку петь с нами, — Лена хитро прищурилась и поманила рукой Настю, та была из самых голосистых девчонок в отряде. Валя уже поднял Веру из коляски и к костру понес романтично, на руках. Лена тут же подвинулась, хотя Вале места на пледе достаться уже не могло. Женька возвел руку ко лбу. Он мог бы сказать, что собирался плавать, но кого волновали такие мелочи? Гоша был здесь, а значит план менялся. Прямо на глазах. Под охуенным Гошиным взглядом. И пора было присесть, только вот… шорты все еще лежали в рюкзаке, не забытые, но неприкаянные. А чертов Волк наверняка сейчас целовался, и Женьке хотелось его придушить, не меньше. Гоша привычно усмехнулся. — Волк придет и убедит, в прошлый раз у него отлично вышло, а я лучше доставлю нам парочку лежаков. — Точно — убийца романтики, — прозвучал из-за спины зловещий голос Волка. — Так и быть — один, для себя. — Ты главный, что ли? — фыркнул Гоша, не оборачиваясь. — А то. Но ты, царственно возлеживающий в шезлонге, придашь действу свой неповторимый антураж, потому можно. Для остальных у меня есть второй плед. Волк уже достал его из рюкзака, все время косясь на Дэна, который явно неправильно оценивал, как выглядит в одних лишь плавках. Гоша махнул рукой и отправился за лежаком, а Женька вспомнил о фляжке и протянул ее пока Насте. — Я тоже переодеться, — сообщил он, подхватывая рюкзак. Женька легко принял это решение, ведь Гоша все равно отлучился и стоило поторопиться. Волк помахал ребятам в воде, что честно не уходили на глубину и резвились на мелкоте, точно зная, что скоро им позволят больше — серчать не будут, и крикнул: — Пять минут и можно заплывать! Ему закивали, купаться пока хотели, прежде всего, Гошины мальки. Волк присел к Лене, нужно было ее настроить и придать уверенности. Пока они говорили, Гоша успел вернуться с лежаком и с удивительно быстро переодевшимся Женькой. Сиреневый самошитый Славкин рюкзак развевался в его руке флагом. Когда Гоша присел на свой трон, Волк улыбнулся хищно: — Пожалуй, я сыграю первую, для разогрева. Такую, чтобы все знали и все… — Волк смерил Женьку взглядом, — пели? — Волк как бы спрашивал, но решил сам. — Споем про самых лучших среди нас, — он усмехнулся. — Про звезду по имени Солнце. Волк понимал, чем купить: и себя возгореть, и Женьку зацепить. Точно знал, кто же — те самые. И Женька лишь поправил на носу очки, устраиваясь на песке у лежака. Вообще-то у Гошиных ног, но кому уже была разница? Волк пел со всем чувством, но чуть тише, чем мог — хотелось уступить Женьке. Тот и правда не был таким раньше, пусть он не смотрел на Гошу, но они смотрели в одну сторону, и Женька снова пел ему. Волку не нужно было видеть Женькиных глаз — он мог представить, и таким братишка нравился ему ужасно. Кажется, таким Женька нравился даже сам себе, в нем было больше, чем когда-либо. И Волк вдруг понял в чем секрет: Женька был настоящим Лордом, ледяным принцем, воспитанным для высшего света, и был почти ангелом, нежным и романтичным, и таким, как сейчас, оборванным, оторванным, в черном и в очках в пол-лица был тоже. Его нельзя было определить куда-то четче и яснее. Может, он еще и сам не знал об этом, но правда была в том, что… «ты многосторонний — на тебя футболку не надеть». Иногда правда была гораздо очевиднее и проще, чем казалось. Некоторым не стоило выбирать: все, что в них просвечивало — было настоящим. Эти мысли заняли, на самом деле, секунды между взглядом на Дэна и взглядом на Веру. Валентин романтично держал ее за руку, и она не скидывала его ладони, но смотрела на Дэна. Его новый образ впечатлил ее не меньше прежних. Черт! Она не жгла, она звала и тоже пела, и тоже знала — кому. Ее интонации не сочетались с мелодией, и Лешка порадовался, что это всего лишь одна прекрасная песня, и от нее осталась пара аккордов. В последний раз ударив по струнам, Волк поднялся, передал Лене инструмент, отсалютовал Гоше и повел Дэна к воде, подальше с глаз Веры. — Ты и не знаешь, как хорош, — выдохнул Волк по пути. Его очень радовало, что из девчонок не многие идут купаться, а Вера и вовсе — не сможет. Точнее… Не догадается, что как раз это ей, наверное, можно. Волк скинул свободные шорты и дал купальщикам отмашку, что можно стартовать. Это позволило им с Дэном и правда остаться почти вдвоем. Теперь больше не было Веры — море смыло даже Волковы воспоминания о ней. Гоша не сразу, но все же и правда вытянулся на лежаке. Его странно накрыло всем напряжением теперь. Нетрудно было решиться не оставить Женю на дискотеке, но теперь Гоша прокручивал в голове и их танец, и реакцию дяди Мити, который на пляже не появился, и свой разговор со Светой. Ничего страшного не происходило и ничего не предвещало, что произойдет, но Гоша все же переживал. Никогда еще ему так не хотелось просто сдать полномочия и забыть, и было почти жаль, что он не может вдруг стать одним из воспитанников. Женька сидел рядом с ним на песке, то и дело невзначай задевая руку, которую Гоша специально свесил вниз. Ребята болтали, глотали настойку и вино, что добыл для них сам Волк, пели. Женя тоже, и Гоше нравилось слышать его, хотелось только курить и еще… чтобы все разошлись. Дрейфуя в этих мыслях, Гоша достал телефон и написал Жене: «Ты так и не плавал. Есть на этот счет план?» Женька не повернулся к Гоше, хотя ему ужасно хотелось, только написал: «Все планы летят к чертям, так что… очень общий — я хочу быть с тобой.» И додумал цитату до конца: «Я смотрел в эти лица и не мог их простить за то, что у них нет тебя, и они могут жить.» Можно было бы написать Гоше, что потом они могут просто сюда вернуться, или выдумать еще что-нибудь, но, на самом деле, Женька понятия не имел, как все это будет. Его уже немного повело, больше от того, как можно было невзначай задевать руку Гоши, чем от вина. Как ни странно, петь очень помогало не взорваться. В слова песен можно было хоть как-то разместить чувства, впихнуть в них себя. «Ну, значит моя очередь планировать. Ты ведешь счет свиданий? Это, кажется, будет пятым,» — ответил Гоша. Купальщики довольные и счастливые уже подтягивались к ним, и Гоша снова сел, чтобы желающие могли устроиться рядом на шезлонге, а пока написал Волку: «Еще минут двадцать и сворачиваемся. Я останусь все убрать,» — почти с умилением наблюдая, как Дэн облаченный вместо Волка в его шорты, чуть вздрогнул, а потом передал телефон, вынимая его из кармана. «Понял, не дурак, — ответил Волк, — все будет.» Он и правда понял, причем много больше, чем Гоша написал, достаточно было посмотреть на Женьку. Тот вел себя поразительно прилично: снова был сдержанным, как раньше, пусть и не таким отстраненным. Такие старания Волк не мог пропустить или слить в унитаз. Волк поправил упавшую прядь с лица Дэна за ухо, так касаясь его щеки, и быстро поцеловал в висок, пока свет костра еще не долетал до них. — Еще минут двадцать и будем сворачиваться, — пообещал Волк, хотя Дэн сейчас выглядел расслабленным и счастливым. — Я только сыграю им немного в завершение вечера. Вера теперь снова смотрела на Дэна, но, приодев его в свои шорты, Волк уже не так волновался. К тому же Дэн накинул на себя и рубашку, скрывая от страждущих свои прекрасные плечи, и выступающие ключицы, и грудь, и живот. Волк мотнул головой, отгоняя фантазии. Он не мог натянуть на себя концертные брюки, но его и мокрые купальные шорты устраивали, но брать гитару в мокрые руки было настоящим кощунством, и Волк вытерся своей футболкой, прежде чем материализоваться у Лены за спиной. Та почувствовала — обернулась и с улыбкой передала ему инструмент. Лена была чуть раскрасневшейся и очень довольной — она и правда играла сегодня очень хорошо. — Молодчина! — похвалил ее Волк, и Лена благодарно вскинула голову. Волк успел отметить, что Валентин-то не промах: он тихонечко Вере подливал и добрался уже до момента, когда сумел присесть с ней рядом, и Вера положила голову ему на плечо. Волк был уверен: клин клином вышибают, а Валек был мальчик славный, и Волк надеялся, что Вера его разглядит и оценит ухаживания. Волковы пловцы, немного утомленные, теперь переоделись и тоже подходили к костру. Машка устроилась рядом с Женькой, и тот ее не оттолкнул, только подвинулся чуть ближе к шезлонгу, так и давая Маше место, и еще приближаясь к Гоше. — Ну что же… Время наше подходит к концу, куранты вон… уже почти пробили, — Волк знал, что лучше подготовить ребят заранее и знал, как предупредить все возражения. — Но спешить не будем так что… еще парочку? — Волк провел рукой по струнам. Его предложение встретили восторженным согласием, и Волк заиграл. Он не спросил, выбрал ту песню, которую сейчас хотел спеть сам: — «Давай разукрасим тротуары золотым и серебряным, Хочешь, я приду к тебе домой красивым, радужным и трезвым? Потом пойдем гулять по ночному городу. Я покажу тебе дом, где прячутся мечты с надеждами.» Эту песню знали не все, хотя старожилы успели уже и ее выучить, но Волк теперь солировал — пел в голос, играл, смотрел на Дэна, и… в глазах того под ресницами вспыхивали смешинки. Такие бесценные, немного таинственные, немного серьезные, полные какой-то удивительной… любовью?