Вечные дети

До дискотеки оставался еще целый день, а значит — вечер. И не было момента более подходящего для серенады. Тем более, что вчерашние посиделки настроили всех на нужный лад. Волк взял дело в свои руки, вдохновляя, воодушевляя и в общем-то инициируя. Потому что обычно задорный и готовый на все Славка теперь стеснялся и так явно нуждался в группе поддержки, что Волк собрал для него полноценную делегацию. — Не парься, она и не заметит тебя в толпе… — пообещал Волк. — Точно, я же такой незаметный, аж жуть берет. Просто человек — невидимка, — с лицом страдальца отозвался Славка. — Не волнуйся, мы все подпоем. И Олег будет рядом, ты же знаешь, рядом с ним и не такие чудеса случаются… — Волк звучал уверенно и мягко, он не хотел заставлять, лишь успокоить. — Случаются, — подтвердил Славка мечтательно и повернулся к Олегу. — Ты же меня расколдуешь, если Алиса впадет в немилость и превратит меня в камень? Олег серьезно кивнул, сжимая Славкину ладонь. — Страшно, когда твоя учительница танцев — ведьма? — Волк усмехнулся. — Но ты не тушуйся, Алиса сегодня мила, добра, очаровательна и явно довольна тем, как мы переставили пары. — Страшно, когда тебя заколдуют! — заявил в ответ Славка. — Вдруг в лягушку? — он с надеждой взглянул на Олега. — Не волнуйся, я знаю способ, — шепнул Олег Славе на ухо, но слухастый Волк расслышал и улыбнулся, Славка же просиял. Они уже почти собрались выходить, как Славка заметил Женьку на подоконнике: — Эй, ты тоже идешь! Ты не можешь оставить меня в беде. Кто же так подставляет своего стилиста? А мы теперь знаем — ты голосистый! — привел Славка аргумент. — Да уж, — Женька скривился, но спустился со своего пьедестала. — Но ты прав, мне нужна еще парочка шортов… — Ага, я и как по-новому модифицировать для тебя рубашку придумал! — заявил Славка гордо. — Ну, пошли, — Женька уступил поразительно быстро. На самом деле, его настроение было прекрасным, а к Гоше идти было все равно рано. И Женька осмыслил, что вполне не против посмотреть и даже… поучаствовать. Тем более, что Гошино окно было прямо под Алисиным. Волк потер руки и вывел своих на подвиг ради прекрасной дамы.

***

Прилетев на день раньше, чем все ждали, Митя исхитрился и в лагере почти никому не попасться на глаза и заселится по-тихому: у него был и свой постоянный номер, почти апартаменты, и личный ключ от него. Митя поспешил специально, ведь после последних событий и разговоров с Волком у него появился не иллюзорный шанс успеть на дискотеку, а значит и на первые, самые непосредственные выступления и танцы, грозящие перейти в шабаш. Митя такое любил. Он мог успеть и на ужин, но решил не портить сюрприз ни себе, ни Алисе. На ужине она бы к нему не подошла, а Митя хотел ее удивления и бурной радости встречи, такой, как могла быть только наедине. И теперь, пробираясь кустами к корпусу вожатых, уже готовя себя к фееричному подъему по водосточной трубе на третий этаж, как в лучшие годы, Митя предвкушал именно эту встречу. Он скучал и не пытался казаться ни приличным, ни терпеливым, ни, упаси Боже, мудрым. Он хотел быть собой, хотел, чтобы Алиса могла быть рядом с ним, ни о чем не думая, ничего и никого не смущаясь. Митя старался не торопить встречу, даже фантазиями не забегая вперед, и оттого воображал, конечно, Алису, но исключительно серьезной, гордой, изящной и строгой — в общем — поразительно… одетой. Такой она нравилась ему не меньше, а о большем он не хотел фантазировать, лишь увидеть и сжать в объятиях. Заметив на своем пути делегацию от старшего отряда — Митя безошибочно определил ее так по присутствию обоих своих сыновей — он нахмурился и озадачился. Лешка, конечно, всех возглавлял, с неизменной гитарой за плечами, Женька плелся в хвосте — фонари высвечивали его светлую макушку, и волосы его под фонарями почти полыхали солнцем, озаряя все вокруг. Митя знал, что заметнее могла быть лишь его собственная рыжая шевелюра, и перед выходом натянул на голову фирменную кепку с лейблом лагеря. Обновленным, придуманным вместе с Алисой. Никто не знал об этом, но она ведь — помнила. Делегация была впечатляющей и исключительно пацанской, и Митя вполне уместно смотрелся в ее хвосте, тем более что взрослость его была умело скрыта под кепкой и темными очками. Огромными — в пол-лица. Да, ночью, но… у подростков бывают и не такие причуды. И у Мити, были, пусть он давно уже не был мальчишкой, но сейчас с трудом верилось в это. Пацаны шли в какой-то радостной ажитации, кроме одного… Митя его признал — вихрастого Славку знали все, он был большой достопримечательностью. Но сейчас тот шел неуверенно, а его тихий, высокий и тощий, немного рыжий и оттого приятный Мите по умолчанию друг тянул его за руку, не понимая, но побуждая идти вперед. И Слава шел, но выражение лица у него было такое, словно он собрался утопиться, или, как минимум, раздеться у всех на глазах. И это явно не казалось ему веселым приключением. Митя решил выяснить все на месте, просто следуя за ними, достаточно близко, чтобы казаться их частью и достаточно далеко, чтобы не привлекать их внимания. Парни устроились под окнами восточной стены, Митя задрал голову, встречаясь взглядом с балконом своей восхитительной танцовщицы, и сердце его забилось чаще. Лешка решительным жестом снял гитару с плеча, глядя на безрадостного Славу, увешанного амулетами, как оберегами, и тихонько ударил по струнам, пробуя аккорд. «Черт!» — успел подумать Митя, прежде чем восхититься, едва не смеясь от догадки, но лишь закусил губу, съедая смех: ну, конечно, им нужны были те же окна, что ему… Митя не сомневался, что Алиса, и не стараясь, могла покорить кого угодно. — Что будем петь? — спросил громким шепотом Лешка. — Ну… «Группу крови»? — отозвался смущенный Славка, которому, видимо, выпала честь выступить сегодня перед Алисой. — «С добрым утром, любимая»? — предложил с удивительным цинизмом Женя. — Ночь на дворе, — неуверенно возразил Слава. Митя поперхнулся внезапно неуместным, горячим и ревнивым вздохом и вышел из тени. Делегация явилась петь именно Алисе, и, пожалуй, настолько эффектное появление его больше, чем устраивало. Серенада для Алисы, что может быть лучше? Ведь… если не можешь остановить какое-то безобразие — его стоит возглавить? — «Я здесь, Инезилья», — Митя встал рядом с Лешкой и уточнил: — Справишься? Пацаны уставились на Митю во все глаза, стихая и замирая — не узнавая. И Митя хмыкнул, ему нравилось удивлять. Лешка расплылся в широкой улыбке, блеснув зубами, а Женька вдруг оказался рядом и подло сдернул с Мити очки, лишая его всякой конспирации. — Ты не из нашего отряда, — подсказал им Женька, насмешливо и недовольно, — но твое лицо кажется ужасно знакомым. В этот момент все они на Митю вытаращились, и он, больше не таясь, стянул еще и кепку, чуть повернулся, давая им себя оглядеть, поклонился кивком и водрузил кепку обратно, пряча под нее длинные рыжие волосы. Он дал детям некоторое время поохать, а потом перешел к сути: — Тшшш… — прошептал Митя зловещим шепотом. — Сегодня я с вами, — Митя усмехнулся и уверенно забрал очки из Женькиной руки. — Отдай. Женька не возразил, и Митя вернул очки на нос, снова перевоплощаясь из хозяина лагеря в одного из них. Он поймал их кураж, замешивая его со своим — о котором они ничего не подозревали. — Нет, старье… — возразил сам себе Митя, войдя в образ, — давай, Волк, что-то поновее. Может, про «Любовь на пятом этаже»? — Так она на третьем, — заметил Слава, выходя из оцепенения, и даже почти с улыбкой. — Их всего три, — подтвердил Женька, — то есть на пятом — это выше неба, — Женька явно веселился и начал даже довольно-капризно растягивать слова, подыгрывая Славе. Митя заметил, но пояснение никак его не смутило. Лешка все смотрел на отца, внимательно, пытливо, словно проникал под очки и находил… Находил что-то, а Митя не особенно хотел ему противиться. Нужно же было когда-то… А потом Лешка вдруг выдал: — «Представь себе». Самое то будет. Ведьме ж петь буд… ешь. Митя кивнул, расправляя плечи. Лешка выбрал поразительно точно. Пока они обсуждали репертуар, сверху раздался шорох, а потом тихое покашливание. Митя нахмурился, не желая разрушать сюрприз, но появился только Гоша, он уже было открыл рот, но Лешка замахал на него руками и, сначала ткнув пальцем в балкон выше и левее, заговорщески прижал его к губам. Гоша послушно замолчал и только поднял голову, а потом перегнулся через перила, разглядывая их, останавливая взгляд на Мите. И Митя практически прочитал по его губам: «И вы?» — и осталось только развести руками. Парни за спиной зашептались, споря о чем-то, Митя обернулся к ним и бросил: — Чей фант? — угадывая их задумку, находя объяснение испугу и смущению Славы. — Впрочем… не важно, — Митя улыбнулся. — Своей директорской властью выкупаю это задание. — Вы? — выдохнул Славка, глаза его расширились, чуть не выпадая из орбит, а потом сверкнули, как у знатного чертяки. Слава явно оценил идею и, выйдя из-под удара, начал входить во вкус мероприятия. — Я, — Митя хмыкнул, зная, что вот сейчас находит с ними контакт и приобретает определенную славу, стыдиться которой ничуть не собирался. Вокруг были лето, море… И куча безумия. Мите оно было нужно. Посреди его «не отпуска», посреди его бесконечных дел и ответственности. — Что ты хочешь взамен? — поинтересовался Митя, не собираясь дать больше, чем от него попросят. — Я? — парень смутился, краснея. — Ну, что вы… Я вам так уступлю, — откликнулся он, и в голосе его отчетливо проступила… благодарность? — Тебе, — поправил его Митя, — мы же не на линейке. Расслабься уже. — Ты… — Женька сделал на этом акцент, — станешь петь сере… Лешка остановил Женьку одним ловким движением, выбивая из него дыхание локтем под ребра. Митя выпад младшего сына проигнорировал, он уже успел в голове отметить свою победу. Его подмывало добавить, что впредь не стоит придумывать фанты, касающиеся Алисы, но решил, что это будет слишком. Алиса не терпела собственнических настроений в Мите, и хотя он из них состоял — приходилось сдерживаться. Гоша тем временем притащил на балкон стул и уселся на него, салютуя им бутылкой минералки, надеясь, что с такой высоты никто не заметит, что он, прежде всего, пялится на Женьку. Пусть и весь спектакль обещал быть. Главное, чтобы в тему — Гоша надеялся, что дядя Митя — так уж вышло, что Гоша не мог думать ни о Дмитрии Алексеевиче, ни о просто Мите — в роли полночной сойки не слишком-то огорчит Алису. Может быть… Даже порадует? Мысли двинулись в этом направлении, и Гоша успел всерьез задуматься. У него теперь была от дяди Мити тайна, но… Кажется, что у того было чем ответить. Митя, всегда уверенный в себе, вдруг понял, что… начинает волноваться. Нервничать так, словно он и правда был старшаком, который собирался спеть Алисе серенаду. Но хотел он этого много больше, чем беспокоился, а тревога всегда обещала последующее успешное выступление, и Митя вдохнул поглубже. — Давай, — шепнул он Лешке едва слышно, но тот бы понял и без слов. Волк заиграл вступление, зазвучал тихо, едва касаясь струн, не пугая, а приглашая Алису на балкон, создавая чарующее ощущение, а Митя не стал выходить вперед, оставляя себе право оказаться сейчас одним из них, почти сливаясь с ними, почти и не отличаясь, чтобы потом… Мелодия лилась нежно, смущенно, так словно ждала пробудить Алису ото сна. И Митя позабыл обо всем, он жил этим, и волнение его исчезло, стоило Лешке взять очередной аккорд, а Мите даже не нужно было дыхания: — Представь себе весь этот мир, огромный весь… Митя звучал все увереннее: — Но без любви, ты представляешь без любви… Есть океаны, облака и города Лишь о любви, никто не слышал никогда. Митя пел, но так и не вышел вперед, он хотел, чтобы Алиса услышала — пришла, чтобы… пусть узнавая по голосу, но увидела его сначала таким, как всех этих мальчишек. Он знал, что Алиса тоже легко забудет о том, что давно уже переросла воспитанницу старшего отряда. Митя не сомневался: им обоим все еще шестнадцать. Расслышав шорохи под окном, Алиса не стала прислушиваться или выходить — ей было не до того. Все силы уходили на ожидание и одергивание себя от написания очередного глупого сообщения Мите. Алиса сердилась: сегодня Митя был на удивление молчалив и не отзывчив. Обычно, Алиса даже не успевала отвечать ему, а тут… уже ей приходилось ждать ответа. И это нервировало. Алиса не мучилась особенными подозрениями, но все же… Митя на редкость даже не ответил на ее звонок, оказавшись вне зоны действия сети. На повторный звонок он ответил лишь сообщением, что занят, но скоро освободиться и поговорит с ней. И вообще-то в любой другой ситуации Алису бы такое не напрягало, но для Мити подобное поведение было необычным. Обижаться было глупо, но очень хотелось. Ожидая этого самого «освобожусь», Алиса старалась не накручивать себя и отвлечься. Их отношения никогда не отличались балансом: они всегда выглядели так, словно Митя бежал за ней, а она решала. И это успокаивало, утешало, хотя Алиса… Не отказалась бы бежать навстречу, просто… Просто ей было страшно. И отношений, и того, что с Митей они неминуемо были чем-то за гранью. Ну, как же, блестящий миллионер, и она — учительница его сыновей. Пошлее и не придумаешь. Но Митя всегда разбивал это, играя с ней в игру, где они были равны, больше того, в игру, где она была неприступной красавицей, которую добивались. Это не было правдой, но Алисе нравилась иллюзия. И когда Митя вот так не отвечал, она грозила рассыпаться и оставить Алису там… Где она очень боялась остаться. Той, кем она боялась быть: влюбленной дурой, которую бросил самый… Просто — тот, самый. Было это по-подростковому глупо, но сколько бы Алиса ни казалась другим строгой и независимой, в своей любви она была другой. Напуганной и недоверчивой. Шорохи под окном дополнились тихой гитарной мелодией, и Алиса нахмурилась. В основном, размышляя о том, по чью душу пришли: ее или Гошину? Как черт возьми, не кстати! Голоса старших мальчишек давно сломались, но все же ни один из них не мог звучать так, как у того, кто запел. Алиса осторожно подошла к окну, все еще прячась за занавеской. Голос был похож на Волка, но… Алиса вслушалась: — Так же в синем небе звезды в небе кружат… Но был другим. Алиса сжала руку в кулак, не понимая, хочет смеяться или сердится только сильнее. — Только для чего он и кому он нужен… Телефон на тумбочке вдруг загорелся экраном, и Алиса схватила его в руку читая: «Это того стоит» — светилось в оповещениях сообщение от… Гоши. Алиса вспыхнула и выскочила на балкон, забывая свои сомнения и тревоги. В свете фонаря торчали почти все пацаны старшего отряда, Волк стоял чуть впереди, но нагло-алеющей шевелюры Мити видно не было. Алиса подошла к перилам, вглядываясь внимательнее, ища и… находя. Не так много было на свете идиотов, которые в ночи носят одновременно темные очки и кепку, и в свои почти сорок поют под окнами вожатых. Алиса не удержалась закрыла глаза и прижала ладонь ко лбу, не задумываясь, что на ее лице расцветает улыбка. Алиса не выходила достаточно долго — весь первый куплет, но Митя отчего-то не сомневался, что получится. Он просто был, жил и пел, пел для нее, будил и звал… свою ведьму. Наконец, она появилась на балконе — реальность вокруг Мити померкла. Он еще помнил о них — близких и тревожных, взволнованных до одури, но уже забывал. Он видел Алису, и реальность менялась — оставляя их вдвоем. Митя чувствовал, как она узнает его, так, как узнала бы всегда в любом облике, под любой личиной. Митя не сомневался: Алиса признала бы его и одним из двенадцати воронов на насесте и в шкуре чудовища — всегда, везде, любым. А значит дальнейший маскарад не имел никакого значения — он теперь хотел ее впечатлять, хотел быть для нее. Тем более, что… это был просто фант, и все, конечно, не понимали. Если только Лешка, но Митя так давно ждал ему сказать, объяснить, поделиться. Алиса опасалась, и Митя слушался, но теперь волшебство творилось само, и Митя следовал за ним. Ничто никогда не бывает случайно. — И если что-нибудь не ладиться в судьбе, Тот мир, где нет любви — на миг представь себе… И точно перед сильной долей, в секунды за нее, до того, как Лешка ударил по струнам сильнее, Митя ступил вперед, снимая кепку, давая непослушным волосам рассыпаться, как у самой вызывающей рок-звезды, снимая очки и глядя на Алису — в нее, теперь неприкрытым, полным, обнаженным взглядом. Алисе было можно все: можно смотреть, можно узнавать и не нужно было делать лицо. Женька, как ни странно, поймал очки, но это прошло по касательной, как и то, что он… устроил их в лучшее место — у себя на носу, а Митя звучал все громче, сильнее и ярче: — …Только мне не нужен, Слышишь, мне совсем не нужен, Мир, где мы с тобой друг другу не нужны! Зрители замерли в восторге — Митя отлично владел голосом, он пел в силу. Не такой хороший танцор, он был немного актер, пусть и не делал это карьерой. Но смысл был в том, что в каждом слове для Алисы сейчас была правда. И они оставались совершенно одни. Митя жалел только, что не может теперь воспарить к Алисе, как по волшебству, и шагнуть на ее балкон. Как бы ни была хороша его уверенность и сила воли, но все же в их мире было мало волшебства. Приходилось использовать те малые, но волшебные возможности, что дарила сама реальность. Алиса давно отняла руку от лица, и теперь силилась вспомнить ответ, как в кино. И, кажется, сумела: — А вы кто? — спросила она, перегибаясь немного через перила. В следующую секунду, она вспомнила и ответ героя, но отступать было поздно: Митя сейчас, на глазах обоих своих сыновей признавался ей в любви, и это было невозможно… Забыть. Проехать, спрятать. Алиса любила и Лешку, и Женьку, может, не как мать, пусть и довольно похоже, а они отвечали ей, но… Одно дело, когда это было между ними, а другое дело, когда это будет вместе с Митей. И глупо было отрицать, что Алисе хотелось этого. Этого странного представления и того, что стояло за ним. — А я? — спросил Митя улыбаясь. Он точно помнил, что он не Иванушка, и это уже была победа. — Я Митя… — и усилием воли не добавил: «Я твой жених… И ты должна меня поцеловать». Такого Алиса ему бы не простила. Но она смотрела, и это стоило всего. Она не замечала, но улыбалась, и Митя мысленно поправил прядку у ее лица. Жалея, что неуместно прямо на глазах пацанов старшего отряда влезть к Алисе на балкон. Митя надеялся на помощь Лешки, но Лешка смотрел на них, замерев, зато Женька не растерялся: — Ну… чего уставились? — Кино-то уже кончилось, — Лешка очнулся, отвел взгляд от отца, и повернулся к ребятам. — Директор закончил свой пассаж, — продолжил Женька. — Кончили аплодировать и все свободны. Пошли? Женька поразил Митю до глубины души, словно понял так ужасно много и… Не остался недоволен? Не важно, он уже собирал ребят в обратный путь. — Точно! Знакомьтесь, это был господин директор и не… стоит его стесняться, он один из нас, — Лешка тоже выступил вперед, поясняя дальше: — Но Митя с нами в корпус не пойдет. Отбой не для него. «Ему уже 37 годочков от роду», — подумал Волк в удивительной растерянности, но не выдал своих чувств. Женька фыркнул и отдал Лешке кепку, но не очки. Зато поклонился Алисе, прощаясь. Митя не смотрел, но чувствовал, как они потекли к корпусу, и лишь Гоша все еще оставался на балконе. Не совсем его сын, но все же тот, кто тоже был важен в этой тайне и этом признании. Пацаны уходили не бесшумно, конечно, но оставляли их в тишине, в которой Гоша не совсем понимал, как бы так… смыться по-незаметнее? Волк на мгновение обернулся назад, и Гоша решился: он склонился со своего балкона на втором этаже: — Помочь, дядь Мить? Волос лишних у меня нет, но могу найти простынь. Алиса на своем этаже звонко рассмеялась: — Ты просто убийца романтики! Гоша поднял голову и, к своему восхищению и почти ужасу, увидел, что Алиса уже сидит на перилах свесив ноги на улицу. — «Кто кандидат? Я кандидат? Я давно уже мастер!», — процитировал Митя, перетекая в свою сказку. — Я оценил, но… спи, Гоша, а я справлюсь… «И прихожу я на свиданье по водосточной трубе…», — процитировал Митя снова и прикрыл глаза, глотая: «И я убью того, кто скажет, что я не пара тебе». Митя отлично знал, что Гоша не помешает и пугать его не стоит, как и то, что… никто не посмеет вмешаться, зато любуясь ногами Алисы. Она не требовала и с виду не ждала, но у него была теперь вся бездна времени. Алиса знала его достаточно хорошо, чтобы не ошибиться. Она понимала — еще чуть-чуть и Митя окажется рядом. И он просто шел вперед. «За тем, чтобы он подняться мог ко мне… Или что я могла к нему спуститься». Их с Алисой встречи состояли из цитат и аллюзий — совершенно одно поле. Митя говорил с ней этим их сказочным языком, а Алиса понимала. Она была больше любых ожиданий. А Митя и правда умел карабкаться по водосточной трубе. Гоша кивнул, хотя его немного тревожило, что дядя Митя свернет шею, а прекрасная Алиса сломает себе ноги… «Ну чем не дары волхвов?» — мелькнуло в голове, и Гоша склонил свою неповинную голову, отодвигаясь за балконную дверь, чтобы не видеть, но если что прийти на помощь. Не каждый же день свидетельствуешь чей-то союз. Алиса посмотрела вниз и покачала головой, ловко перебираясь за перила обратно и исчезая в комнате. Ей не хотелось продолжать представление, зато хотелось встретить Митю, и она вышла на лестничную площадку и побежала вниз. Митя не мог возразить, а Алиса не любила, когда он рискует. Она встречала его в парадной, и он просто делал, так, как она хотела. Но это не мешало ему — жизнь была такова, что следовало самому превращать ее в сказки. Алиса увидела его на пролете второго этажа и замирая, выпадая из всех этих цитат и сказок, сказала просто: — Я соскучилась, — приближаясь и обнимая. Митя поймал ее в руки, приподнял над собой, почти кружа, и только после впитывая ее слова и прижимая к себе. — Я был в небе и от того не мог ответить, — он уже оправдывался, пусть она уже не сердилась. — Хотел сделать сюрприз. Но серенада не планировалась. Это все дети — они подали мне дурной пример. Невозможно было устоять. Митя перешел от оправданий к хвастовству, он уже шел вверх, вместе с Алисой, которая забылась — обвила его и руками ногами. Маленькая, хрупкая, нежная — и Митя шел вместе с ней к ее скромной комнате. Он хотел целовать, а до заветного разрешения оставалась пара ступеней. Женька ловко потерялся в пути, отбиваясь от своей стаи. Пусть они перенесли кино, но Волк все еще ночевал в лазарете, и Женька знал — его путь свободен. И раз отцу можно, то он… поймет? Это была неожиданная мысль — новая. Женька не был уверен, что воспринял бы ее так раньше, но теперь… Он не смел критиковать отца и лишь тихо желал ему успеха. Потому что Митя, как и сам Женя, выбирал недостижимые призрачные вершины. Но… Женька надеялся, что и его ждет очередной успех. «Солнце мое, взгляни на меня…» Всякий раз: снова и снова. Потому что Гоши всегда было мало. Женька ждал, когда путь станет свободен, но… комната Алисы была на третьем этаже, тогда как Гоша обитал на втором. И это позволило Женьке увидеть, узнать, как выглядит встреча отца и Алисы. Безумно страстная. Невероятная. Женька впервые видел Алису такой. И если отца он легко мог таким представить, то Алиса его поразила. И Женька старался даже не дышать — лишь бы не помешать им. Женька ненавидел слово «мама». И никогда не стал бы думать подобных гадостей об Алисе. Но теперь он думал о ней… Женька не знал верного определения. Мачеха — тоже не подходило. «Девушка отца» никак не передавало всего смысла. Но Женька был готов обойтись и без слов — он смиренно дождался пока отец занесет Алису в ее комнату, и лишь заслышав хлопок двери, решился подниматься по лестнице дальше — к Гоше.