Вечные дети

«Боярские» ряды раскачивались, заходясь весельем, а Женя уверенно шел к своей цели, но Гоша сжал его руку и покачал головой. — Жень, что ты творишь? — сказал он печально. — Я-то на работе. Нам надо вернуться. Меня там еще пара человек наметились выбрать. Гоша не сердился, но ситуация для него не была просто романтичной, она даже простой не была. Женька замер и даже завис на секунду. Но думал он, к счастью, быстро: — Они перевыберут, — ответил он. — Ты же им ничего не обещал, — Женя чуть закусил губу. — Никто не хватится тебя минимум минут пять. Женька шептал, теперь приближаясь к Гоше и дыша ему в шею, почти касаясь ее языком. Женька готов был смириться с тем, что это не самый подходящий момент для первого раза, и точно не хотел подставить Гошу, но собирался заполучить свои поцелуи, Гошины руки и его взгляд, свое право касаться его. Это было отчаянно необходимо, чтобы дожить до следующего дня. — Жень, — повторил Гоша, не уступая и даже делая шаг назад. — Во-первых, обещал, не им, но Дине. Во-вторых, ты сам подал им дурной пример. В-третьих, время истекло, — Гоша мотнул головой в сторону играющих. Там в общем-то ничего нового не происходило, но Гоша был уверен — на них смотрят. Девчонки из его отряда не претендовали на лично Гошино внимание, но, будучи в возрасте излишнего романтизма, успели напеть ему, как он должен выбрать Дину, а Светка — постоянный резидент лагеря, хоть и была много скромнее Веры, но давно положила на Гошу глаз, и грустный ее взгляд преследовал его еще с прошлого года. Гоша не стал дожидаться реакции, сделал еще шаг и повернулся к Жене спиной, а потом влился в ряд с краю. Необходимость отказать Жене на фоне совсем других желаний — уже злила, а Женина настойчивость только усилила это чувство. Женька уставился в Гошину спину. Он отлично его услышал, изнутри поднимались тревога и ревность — Женька не хотел, но уже представлял, как кто-то выбирает Гошу… Обязательно — точно так и будет! Выбирает, берет за руку, встает рядом, касаясь плечом плеча, встает на мысочки, чтобы прошептать что-то на ухо… Женька закусил губу в бессильной злости, подавляя рык. Он злился ужасно и прежде всего на себя. Этот запал был ярким, пламенным, острым, он побуждал действовать, но за ним стояла… тоска. Она мешала что-то от Гоши требовать, лишала права претендовать на него и даже на его внимание. Женька ругал Гошу последними словами, он так хотел бы просто… Разлюбить. Но чувствовал к Гоше лишь больше, лишь отчетливее и… стремительно отчаивался. Также неумолимо и жутко, как вдруг обижался. Он не видел причины, по которой Гоша отказал ему вот так — сразу и во всем. Кроме одной — Гоша не хотел. Тяжесть этого положения грузом свалилась на плечи, Женька закусил губу и нащупал в кармане сигареты. Оставаться на месте было нестерпимо, а играть дальше — нереально. Смотреть, как кто-то будет выбивать Гошу — невыносимо. И Женька пошел прочь — куда-нибудь, куда глаза глядят, и курил, не таясь, даже желая, чтоб его засекли и поймали. Но… никто, конечно, его не преследовал. Время, неподвластное никому, ползло к отбою. Женька подумал о том, чтобы сбежать в город, но… в такое время этот самый город, точнее маленький курортный городок, уже засыпал, и Женька пошел к морю. Он всерьез решил потеряться, пусть и вышел уже из возраста Иночкина, чтобы представлять себе, как все… эти ужасные, безразличные, холодные, как айсберг люди, среди которых ему было так… одиноко… И Гоша… Конечно, он! Всплакнут на его могиле. Но Женьке отчаянно хотелось, чтобы они хватились, занервничали, искали, и никакие последствия уже не казались страшными. Гоша отказывался от него, и… Женька плохо представлял себе, что теперь делать и как с этим жить. Стоило и самому стать холодным и неприступным, но для этого не было ни силы, ни воли. По крайней мере, пока. Женька дошел с этими мыслями до самой воды, оставил мобильник и сигареты на берегу, а потом поплыл — прямо не раздеваясь. Он хотел уплыть далеко-далеко, за буйки к линии горизонта и никогда не возвращаться — перспектива утонуть его ничуть не пугала. Женя не вернулся, и Гошино раздражение начало закипать. Он честно отыграл, не отдавшись Свете, зато ухватив Дину, чтобы успеть обсудить их отход. За десять минут до отбоя явился и Волк, сияющий и довольный, что лишь подлило масла в Гошу. Он не срывался, стал лишь собраннее. Пьяный от счастья Волк завершал вечер бурными прощаниями с Верой и обещаниями скорой дискотеки, которую все же перенесли на два дня. Дина вела девочек, Гоша — пацанов, Волк никого. Жалкие остатки его отряда разбредались сами — Волк вяло подгонял их со спины. Гоша наделся, что Женя появится в этот момент, но ничего не случилось, и Гоша отошел от своих и, поймав Волка за плечо, сказал хмуро: — Если Жени нет в палате — у нас большая проблема. Гоша уже пытался дозвонится, еще пока Волк завершал вечер, но Женя не отвечал, и к злости все явственнее примешивалось беспокойство. Вернувшись к своим мальчишкам, Гоша не постеснялся устроить легкий забег до корпуса, чтобы побыстрее закончить с этим. Отследив, что все на месте, Гоша попрощался со своими подопечными до завтра, и той же легкой рысью двинулся на пляж, надеясь найти Женю в раздевалке. Волк не успел ответить Гоше сразу, зато написал ему: — Придержи коней. Женьке не шесть лет, он умет ориентироваться на местности, знает лагерь и хорошо плавает. Дай ему погулять. Или у нас есть причины для беспокойства? У Волка на ночер были совершенно другие планы — поиски братишки в них никак не вписывались. Волк хотел верить, что Женька найдется сам. Уже почти вернувшись обратно к лазарету, Волк вдруг даже понял — где он найдется — и написал: — Поищи его… у своего порога. Волк был почти прав: пока Женька плавал, его достаточно охладило, чтобы он раздумал умирать, теряться и изводить своего Георгия. Если Гоша не хотел, то следовало… увеличить усилия. Женька доплыл до берега уже изрядно утомленный — джинсы упорно тянули его ко дну. Но запал был сильнее, Женька пошел к корпусам быстро, но осторожно, стараясь никому не попасться на глаза, прямо так — в мокром, оставляя за собой влажные дорожки на песке и каменной плитке. Комнаты в лагере обычно не запирались, вот и Гоша с Волком не запирали свою. И Женька оказался там, нещадно закапывая пол, словно лучшая из отвергнутых героем утопленниц. Но сбрасывая с себя мокрую, липкую одежду, Женька собирался перевоплотиться… Настоящим Волком, тем самым, из сказки про Красную шапочку. Только жрать Гошу он не собирался, зато хотел соблазнить и от того решил быть провокационным и вызывающим. Хотя решать тут было нечего — таким Женька и был. Он уселся на Гошиной постели по-турецки, накинув на плечи покрывало и хотел уже достать мобильник. Но понял, что оставил его на большом камне у берега, как и сигареты. И теперь вот их не хватало, но не особенно: Женька погрузился в фантазии. А потом перекочевал на балкон — он хотел знать все о Гошином приближении. Раздевалка была пуста, Гоша снова набрал Жене, и услышал знакомые заунывные трели поблизости. Гоша пошел на звук, но обнаружил только телефон и сигареты. Он чертыхнулся, собираясь уже поднимать всех на ноги, но сообщение от Волка его чуть отрезвило. Гошу весьма сомневало, что Женя решил устроить столь сложный квест, но… Какими бы сложными ни были отношения Женьки и Лешки, понимали они друг в друге достаточно, и Гоша решил сначала проверить свою комнату. Гоша больше не бежал и, когда увидел на перилах своего балкона дикое, но симпатичное приведение, сначала шумно выдохнул, а потом взвелся и сжал зубы — злость никуда не уходила, тихо булькала, придавленная крышкой из сдержанности. Гоша замедлился еще, наверх он не смотрел специально, лишь упрямо шел. Женя сидел на перилах опасно, обвивая вызывающе голыми ногами тонкие прутья, хоть в остальном и кутался в покрывало, и Гоша не стал кидать ему сигареты, даже решил отобрать их своей вожатской властью, раз ничего больше ему не осталось. Разве только написать Волку, что причин для беспокойства и правда больше нет, но Гоша мстительно не стал. В небольшом коридоре было сыро, и кучей лежали Женины вещи. Гоша стянул кеды и остановился, скрещивая руки на груди и ожидая. Женька не затягивал и ничего не ждал — он ведь уже все решил: вышел навстречу Гоше. Тот выглядел потрясающе недовольным, просто как памятник сдержанному гневу и холодности. Но… Женька жаждал растопить свой айсберг или сгинуть в его обжигающих льдах. Он шагнул к Гоше, роняя плед на пол и оставаясь совершенно обнаженным — рядом с Гошей, таким одетым. Теперь ничто не скрывало Женьку от Гошиного взгляда, и его стояк был выразительным и смелым — он уперся в Гошу, потому что Женька просто… подошел. — Теперь ты не на работе, — прошептал он тихо. Гоша сперва выдохнул, потом обнял — тревога вот только теперь отпустила его до конца. — Ты… — прошептал он. Гоша не знал, как закончить. «Ты придурок?» — очевидно, да. «Ты меня доводишь!» — тоже «да». «А у тебя отбой, и ты должен быть в спальне?» — два раза «да». Но Гоша промолчал об этом, разжал руки и пошел к своей кровати. Достал из кармана Женин телефон и сигареты, сунул их в ящик тумбочки, пояснив: — Это я конфискую за несанкционированное купание и побег. А потом сел на кровать и на мгновение сжал голову руками и повторил давешнее: — Жень, что ты творишь? Голос упал, превращаясь в шепот. Гоша не концентрировался на этом, но последние полчаса он переживал по-настоящему. Женя не думал, но он мог и утонуть в своих идиотских джинсах, и это было похуже любых разоблачений. А Гоша ведь и правда не мог вот так просто срываться к нему каждый раз, когда Женя хотел. Женька понял, что перегнул, но отступать было поздно, и он опустился на колени у Гошиных ног: — Я… просто… я люблю тебя. И я хочу быть с тобой, — повторил он за словами песни, что стояла у него теперь на Гошином звонке, ужасно старой, ее любил отец. — Прости, что… Ты испугался? Женька теперь чувствовал холод воздуха вокруг, балкон оставался распахнут. Он повел носом по Гошиному плечу, не решаясь раздевать его, но настойчиво пыхал на него жаром. Женька был влюблен и оттого очень опасен. — Испугался, — подтвердил Гоша, не думая, зарываясь пальцами в Женины влажные волосы. — У тебя вообще берегов нет. Жень… так нельзя. Есть вещи, которые мне важны, даже если для тебя это ерунда. Но у меня есть обязанности и даже обязательства. Я не из твоего отряда, меня не просто Волк потом отчитает, и родители заберут. Я понимаю, тебя припирает, но… Гоша устало уронил руку на Женино голое плечо, теперь бездумно водя по нему. Ему не хотелось спорить о Женином «люблю», преждевременном, конечно, но… Гоше не хотелось отказываться от него, и он чуть сжал Женино плечо и потянул к себе, сам забираясь на кровать глубже. — Только руки, — предупредил он, уже обнимая Женю, что вытянулся рядом с ним. Женька вдруг ужасно смутился, вина накатывала ярко и сильно, мешалась с возбуждением. Это был убойный терпкий коктейль. И самой сильной его нотой были руки Гоши и его голос. — Прости, — Женька, наконец нашел шею Гоши и повел по ней языком, — я больше не буду, — звучало глупо, но обещал Женька всерьез. Гоша реагировал, и его реакция была такой… желанной, но такой словно Женька вынудил, когда Гоша все еще не хотел. «Тебе не нравится то, что я делаю, ты не хочешь?» — зависло в воздухе. Женька не спрашивал, но задыхался этими словами и уже дрожал. То ли от внезапных этих мыслей, то ли от возбуждения — было и не разобрать. Гоша обнял Женю крепче, смещаясь рукой к его заднице. — Ты не передумаешь? — спросил Гоша хрипло. — Я остановлюсь, если скажешь. Давая время на ответ, Гоша вынырнул из майки, а потом поцеловал Женьку, отставляя на время нежность и жадно обшаривая языком его рот, пока руки скользили по его телу. Гоша ожил, и его руки оказались повсюду, они стирали все сомнения и все подозрения. Женька и не понял как, но холод сменился жаром. Гошин голос едва помещался в сознании. Женька сначала ответил на поцелуй и только потом запоздало ответил: — Главное, чтобы не передумал ты. Это была правда — такого Женька боялся и не пережить. Может, Гоша и мог остановиться, а Женька вот — нет. Он уже таял от прикосновений и хотел отчаянно — теперь дрожа сильнее, но от удовольствия. — А мне будет мало, что бы ты ни сделал, — выдохнул он непослушными губами. Женька уловил про «только руки», но в дело явно шел уже и язык. И… Гоша не запрещал, не зная, как Женька хотел бы, чтобы Гоша разрешил ему больше — завершить чертов гештальт, как сказал бы Волк. Женька хотел почувствовать стояк Гоши во рту. И очень надеялся, что окажется достаточно захватывающим, чтобы Гоша забыл об ограничениях. Ощущая, как Женя дрожит, Гоша шалел. Он перевернул их, оказываясь сверху, целуя Женю в шею, спускаясь к груди, ловя сосок губами, пока руки сжимали его бедра, неумолимо сужая круги. Член Жени в ладони тоже чуть дрожал, Гоша сжал его, повел вверх, а после вниз, открывая головку, ловя ее в кольцо пальцев, чуть сжимая, и тут же отпуская, но снова гладя. Гоша сжимал коленями бедра Жени, лишая его любой почти инициативы, лаская одной рукой, пока второй дразнил соски, время от времени ловя их губами. Гоша целовал везде, где мог: от сосков поднимаясь к шее и губам. Сам он так и не снял джинсы, и собственный член в этом плену наливался, терся о ткань, жаждал свободы и Жени, но Гоша не собирался уступать, лишь прижимался к Жене. Женька уже не мог ничего — он воспарил вместе с Гошей под потолок и завис там, обращенный в чувства. Забывая обо всем своем опыте, о планах, о том, что хотел сделать минуту назад. Гоша вытеснил все, заполняя Женьку собой. Он растекался под Гошиными ладонями, и не было шанса собраться: ощущения захватывали, Женька выгибался, тянулся руками, а потом вцепился в Гошины плечи, притягивая его к себе, и едва вышептал: — Еще… Гоша поймал этот шепот очередным поцелуем, лаская откровеннее, ускоряя движения. Гоше так хотелось почувствовать теперь, как Женя будет кончать с ним. Как он будет чуть дрожать в руках, такой… Как он есть: безумный и нужный. И от одних мыслей собственное желание всходило: Гоша не выдержав расстегнул джинсы, чтобы оказаться ближе, почувствовать Женю… — Черт, — сорвалось у него и снова утонуло в поцелуе. Женька целовал в ответ, а потом ощутил, как член Гоши, уже такой открытый, касается головкой бедра, и его повело сильнее. Но и силы пришли тоже. Женька и правда хотел, ждал — пусть в его положении нельзя было увидеть, но… Женька собирался почувствовать. Он поймал Гошу за шею, притягивая, и в тоже время нашел свободной рукой его член. И нежно, шалея, миллиметр за миллиметром — повел по нему вверх, чувствуя и представляя. Женя касался едва-едва, но у Гоши перехватило дыхание. Какой бы ни была эта ласка, ее эффект многократно усиливался ожиданием и сами фактом того, что это был Женя. Он не выходил за рамки «только руки», но Гоше казалось, что стоило запретить ему и это, чтобы точно вышло сдержаться. А теперь… Гоша на время даже остановился, впитывая эти касания, но потом со стоном подался к Женьке навстречу. Было совершенно восхитительно чувствовать одновременно себя в Гошиных руках, а Гошу в своей. Женька отлично знал, что делать, но с Гошей он не думал об этом, лишь следовал за своими желаниями и Гошиными реакциями. Женька не сомневался сейчас, что Гоше нравится, настолько нравится, что он даже ненадолго замер, позволяя Женьке заполучить немного инициативы. И Женька не стеснялся: использовал ее на полную, позволяя себе, полностью раскрыть головку, легко касаясь ее пальцами, но зато дойти до самого основания и сжать там, чтобы вернуться обратно вверх. Женька запоминал Гошу на ощупь и рисовал его под веками, всего целиком. Это заставляло чуть выгибаться и неслышно стонать, жалея лишь о том, что невозможно развести колени, становясь еще ближе. Женька не собирался спорить, но это не значило, что он отказался от идеи спровоцировать Гошу на большее. От Гошиной близости по телу шли волны, переходя в легкую дрожь, а голова безумно сладко кружилась, и больше не было холодно. Ночь давно уже наступила, и она была нежна: разливалась вокруг сумрачным покрывалом, ветер зашел к ним в гости через открытый балкон, воздух пах морем, а Женя усиливал эти ощущения — оказался соленым на вкус. Соленым и сладким одновременно — Гоша любил это сочетание. И не думал ни о чем, кроме Жени. Каждая его реакция, каждый стон и каждое движение — сносили крышу. Гоша выпадал из реальности в эти ощущения ничуть не меньше Жени, и это было восхитительно. Женя был таким. И, конечно, каким бы разумным это ни было — Гоша не отправил его в корпус. Не смог отпустить, если быть честным, а Женька уж точно не планировал уходить. Он не спрашивал, просто обнимал, по-королевски закинув на Гошу ногу, и только фыркнул, когда Гоша попытался его укрыть.