Хвост кометы

Ифтидия лежит в постели, по пояс накинув одеяло, склонившись над отчетом. Время – глубокая ночь. На мостике уже сменился караул, и многие отошли ко сну. Но у самой Валанциус – сна ни в одном глазу. Сидеть за столом стало почти невыносимо, так что работа плавно перетекла в постель с кипой бумаг, планшетом и маленьким когитатором с данными. Воксп-передатчик на тумбочке шипит, знаменуя открытие канала. – Вигдис, что-то не так? – обыденно и без интереса уточняет Ифтидия, нажимая на кнопку перелистывания страницы. Отчет о поставках продовольствия с Януса невероятно скучный, но сонливости так и нет. – Ифтидия, добрый вечер. Не помешал? – доносится голос Хенрикса. – Рикс… Нет, конечно нет. Для тебя всегда найдется время, – губы Ифтидии сами расплываются в мягкой улыбке. – Подойду? – спрашивает Дознаватель и после паузы дополняет, – Не могу уснуть. – Конечно, – отзывается Ифтидия, заканчивая чтения. В Регицид ей играть не очень хочется, слишком взбудоражит ленивое сознание, но что еще поделать всегда есть идея. Девушка поправляет вторую подушку и одеяло. В прошлые разы постель пришлась Хейнриксу по вкусу. Сам он приходит менее, чем через полчаса с бутылкой амасека в качестве подарка. Шаги слышатся из основной части кабинета и только потом проходят в спальню. – Доброго вечера, пленительная леди, – сначала удивленно смотрит мужчина, затем улыбается. Но скрыть не то разочарование, не то волнение не может. – Спасибо, что зашел. Составишь компанию? – Ифтидия постукивает по месту рядом, убирая когитатор на стопку бумаг у постели. Утром нужно будет привлечь слуг к уборке всего этого безобразия. Хейнрикс отставляет бутылку амасека на стол и медленно подходит, лениво снимая свой алый плащ. Следом с рук слетают и перчатки – признак наивысшего доверия, – затем и знак инквизиции с шеи. В постель он ложится уже в одном исподнем. Накидывает одеяло на манер самой Ифтидии и смотрит – внимательно, трепетно, выискивает какие-то знаки или детали? – Что-то не так? – уточняет Ифтидия, наклоняя голову. Опирается о согнутую руку.  Хейнрикс мотает головой, ложась на бок к ней лицом, подкладывая локоть под голову. – Просто любуюсь, – мужчина тянется к одной из ее прядей и перебирает пальцами. Прикладывает к губам, не отводя взгляда, но сами глаза холодные. Черный главенствует над серо-голубым. – Расскажи мне, каков твой родной мир? – спрашивает Ифтидия, ложась окончательно. В пару движений двигается ближе, чтобы прижаться плечом в его груди. Чувствовать чужое тепло и пульс. Девичьи пальцы дотрагиваются до подбородка Хейнрикса, гладят линию челюсти по гладковыбритой коже, вверх по щеке и обратно к шее. Нежная ласка, не дающая двойственного сигнала. Сейчас Ифтидии хотелось тепла, а не страсти. – Ты уверена? Я думал… – несколько теряется Хейнрикс, будто не находя слов. – Наши занятия любовью мне нравятся, очень. Я в восторге от того, как ты зажигаешь во мне огонь и не только. Но я хочу познать больше твоей души, понимаешь? Мужчина склоняется ниже, ловя ее губы в легком поцелуе, полном оттенков благодарности и даже грусти. Холодные пальцы аккуратно касаются ее плеча, взлетая выше по линии шеи к щеке. Лбом он прижимается к ее, выдыхая. Затем следует тихий смешок, скрипучий, как несмазанная половица в старом доме. – В который раз ты обманываешь ожидания, моя прекрасная Ифтидия, – улыбается Дознаватель, – Что ты хочешь узнать? – Какие цветы там растут? Из каких трав заваривали местный рекаф? Какие вещи тебе нравились и нет. Я хочу узнать тебя, Рикc, – светлый тонкий палец с аккуратным маникюром тычется в мужскую грудь, – а не Хейнрикса ван Калокса, Дознавателя Инквизиции, ладно? Хейнрикс кивает, ложится на спину, приподнимая руку, куда ныряет Ифтидия, укладываясь. Слышит спокойный уверенный стук чужого сердца, успокаивающий лучше любой колыбельной. Мужская рука нежно медленно поглаживает по волосам. Губы прижимаются к макушке. Лег ли он так, чтобы скрыть своё лицо или, хотя бы, глаза? Лгут слишком плохо в последнее время, как лед в сердце тает слой за слоем. – Мой родной мир – рыцарский, как я и говорил. Людей в доспехах и обмундировании я видел чаще, чем простых плебсов и животных. И пусть на планете господствовала техника, находились и уголки более обыденных развлечений. Мой род готовил пилотов Рыцарей и… – голос Рикса на мгновение дрожит. Наступает долгая пауза, сердце пропускает удар, тяжелый вздох повисает в воздухе. – У вас был сад при замке? Или имении? А лошади? – заполняет тишину Ифтидия, Чтобы Рикс не закутался в полог своих мыслей и, возможно, сожалений. – Лошади были... Наш род воспитывал выносливых боевых коней для кавалерии. Мы с младшей сестрой, Мерриэль, иногда тайком убегали кормить их яблоками, пока инструктора и наши няньки не видят. Замечательные животные, преданные. Его рука продолжает гладить волосы, быть может, больше успокаивая себя. – У нас были только птицы, – отзывается Ифтидия, – Соколы, чтобы пересылать сообщения. Куролиски – на мясо. Смешные такие, с чешуйчатыми хвостами. Баловство, конечно, но наблюдать за ними было очень забавно. И сады, сплошь сады, полные самых разных цветов и растений со всего Империума. Отец в своих странствиях собирал для матушки семена. Что-то выращивалось в огромных масштабах для экспорта, что-то – единичными кустами в личной теплице госпожи. – Быть губернатором аграрного мира весьма хлопотно, как понимаю, – заключает Рикс, убирая длинную серебряную прядь, слегка щекоча ушную раковину. Ифтидия фыркает, замешкавшись, затем тихо смеется. – Я и забыла, что у тебя есть на меня досье. Да, и губернатором он был хорошим, судя по множеству сводок и отчетов. Ты бы видел ту теплицу… Из чистейшего хрусталина, шпилем тянулась к самому небу. Лучи солнца играли в гранях, танцуя по лепесткам цветов, листьям кустов и кротким тонким черенкам карликовых деревьев. Небольшие ярусы водопадов игриво шумели, умиротворяя. В самом центре – в тени плакучей ивы, что цвела невероятными бледно-фиолетовыми цветами – можно было устроить скромное распитие рекафа или сбор литературного кружка благородных девиц. – Звучит великолепно, – мягко комментирует Рикс. Они продолжают говорить еще долго, до глубокой ночи, пока слово за словом не проваливаются в сон.

*** 

Во снах Ифтидии цветы всех оттенков и форм переплетаются кустами, разлетаются лепестками. Пара бутонов находят новое пристанище в ее волосах, что заплетает матушка. Мягкие черты, легкий аромат духов и шаль на бледных плечах. Но глаза… Какие были ее глаза? Более округлые или, наоборот, похожие на миндаль? Зеленые или серые? – Ифтидия, милая, не вертись, – говорит нежный, почти воркующий голос. Матушкин ли? Или кого-то другого? Вспомнить бы, но память истерлась, истончилась, как самый дорогой тюль. – Мамочка, я так скучаю, – хнычет девочка, прижимаясь к материнской груди. Прижимается ухом к самому сердцу, но там тишина. Чужое тепло становится все слабее и слабее, пуская холодок по коже. – Моя малютка. Я здесь, всегда здесь, – чужие руки мягко гладят волосы и исчезают, оставляя лишь холодную скорбь. Ифтидия просыпается с резким вздохом, открывая глаза. В спальне тьма, люмены не горят. По отсутствию звуков ясно, что никто не копошится в проходе к кабинету, значит, служанки не заступили в утреннюю смену и не готовятся будить Лорд-Капитана. Дрожь проходит по телу, как от озноба. Ифтидия садится на постели, теплое одеяло соскальзывает, и руки сами тянутся обнять плечи, чтобы согреться. Воздух, холодный и свежий, щекочет легкие, заставляя выдохнуть облачко пара. Девушка трясет головой, прогоняя сон, и смотрит на Рикса, спящего рядом. Он – источник этого паранормального холода. Псайкеру снится что-то, что заставляет потерять душевный покой. Он возится в постели, сжимает часть одеяла в кулаке и стискивает зубы до скрипа. Ифтидия ложится к нему рядом, чуть наваливается, обнимает за плечи, прижимается щекой к щеке. – Рикс, просыпайся… – шепчет она, поглаживая, чтобы только спящий не испугался, рывком не прыгнул в реальность, стирая грань. У ее сестры бывают кошмары, но та псайкер намного слабее и единственное проявление наружу – лишь легкая головная боль у окружающих. Итидия шепчет разные нежности, пока дыхание Рикса не становится менее обрывочным. – Что…  – он открывает несколько разные оттенками глаза и сквозь тьму пытается узнать возлюбленную. Рукой хватается за ее плечо, будто проверяет – реальная ли. – Тебе плохо спалось. Холодно стало, – Ифтидия жмется сильнее, ища тепла. Рикс вздыхает немного рассеянно, носом утыкается в серебро волос, дыханием щекочет ухо. – Прости, любимая, испугалась? – шепчет он встревоженно. – Только немного замерзла, – мотает головой Ифтидия, слегка покачиваясь. Так она укачивала сестру ко сну – едва ощутимо, но действенно. – Хорошо… – вздыхает облегченно Рикс, затихая. – Помочь тебе уснуть? – мягко уточняет девушка, продолжая ненавязчивое убаюкивание. Мужчина прижимается плотнее, почти впечатывается, ища защиты и, возможно, спокойствия. – Только если разок, – совсем тихо смеется Дознаватель, – Большим мальчикам не поют колыбельных. Ифтидия немного отстраняется, целует уголок его губ и начинает тихо мурлыкать колыбельную мелодию, что мягким пологом растекается по спальне. Хотя бы здесь и сейчас они вместе и в безопасности.