Incredibly loud and extremely close

Глава 97. Все изменится для них

Февраль 2022 года Пекин, Китай

Вернувшись в комнату после очередной тренировки, я переключаюсь на новости о произвольной программе женщин. Я знаю, что Женя комментирует на русском телевидении сейчас эти соревнования, но включаю местное телевидение, где даются комментарии на английском, решив не страдать с поиском японских. Я как раз попадаю на последнюю разминку, где выступают все русские девушки. — Интересно, как всё разрешится, — мама садится рядом со мной, перебирая рукой край своей кофты. — Они такие маленькие... Я видела их вчера в зале. Господи, если про тебя всегда говорили, что ты тоненький, то они даже по женским меркам нереально маленькие, тонкие и просто прозрачные. — Мам, ну вспомни Женю на Играх. — Вспоминаю, поэтому и говорю, что это какой-то ужас. Сколько им ещё лечиться... — Да, мне кажется, что это травма на всю жизнь. Особенно питание, фигура и всё такое, — я морщусь, смотря на экран, — у жени по-прежнему заскоки на этом фоне бывают. — Господи, запереть их надо. Всех. В тюрьму посадить за то, что с девочками сделали. — Мам, если бы всё было так легко, — достаю из аптечки лекарства, ощущая уже достаточно сильную боль в больной ноге. — То нашего спорта бы не было, наверное. Ну какой человек в здравом уме согласится отдать своего ребёнка на мучения? Раз ты была готова к тому количеству травм, что меня преследовали с раннего детства? — Однозначно нет, иначе я бы тебя отдала на плавание, — мама охает и прикладывает руку к груди. — Господи, как вспомню всё... Как посмотрю на твою ногу... Сынок, это моя никогда не заживающая рана в груди, что ты постоянно травмирован. Ты не представляешь, что я чувствую в такие моменты. — Мам, всё хорошо, — я наклоняюсь и быстро обнимаю её, практически тут же отстраняясь. — Спасибо тебе за всё, что ты делаешь всю жизнь для меня. Спасибо! Я благодарен тебе всем, что у меня есть. — Всё равно больно, дорогой, — она вздыхает и переключает своё внимание на экран телевизора. — Ладно, давай всё-таки посмотрим, что происходит тут. Мне интересно очень, кто победит. Кому отдадут на этот раз. Неужели Камиле? — Если честно, то мне немного наплевать, мама, потому что все эти девочки не выйдут в следующий сезон. Вот и всё, всё разрешится максимально просто: она получит медаль и больше никогда не ступит на соревновательный лёд. — Да уж, тут ты прав... Я беру в руки телефон и заглядываю в диалог с Женей. Она была совсем недавно в сети, поэтому я решаюсь ей написать. Юдзуру 15:12:03 Смотрю старт. Жаль, что без твоего голоса. Юдзуру 15:12:11 Хотелось бы, чтобы ты сидела рядом и комментировала... — Ох, я даже не знаю, Юдзуру, они все такие напряженные. Сейчас вот Александра будет. Даже страшно, я видела её заявку. Видела, как сильно она падает... — своими словами мама заставляет меня посмотреть на экран. — Я так боюсь, что она себе что-то сломает. — Они привыкли к падениям, ты же знаешь, мам, — сажусь обратно на диван рядом с ней, но телефон из рук не выпускаю в надежде, что Женя мне всё-таки ответит. Пока Саша готовится к своей произвольной программе, я невольно вспоминаю сегодняшнее утро. Женя ушла довольно рано, но разбудила меня перед этим. Мы разговаривали о самых разных мелочах, но не касались главного: того, что нам нужно будет встретиться вечером и обсудить всё, что необходимо сказать друг другу о будущем, планах и видении совместной жизни. Мы шутили, нервно смеясь, и как-то по-детски поцеловались, едва касаясь губами губ друг друга, стоя уже в самых дверях. Я нервно переминался с ноги на ногу, а Женя несколько раз поправила идеально сидящую шапку, прежде чем быстро выскользнуть в коридор. И тогда я выдохнул. Что с нами происходит? Почему сейчас я чувствую себя так неуютно, словно нахожусь рядом с другим человеком? Из-за чего мы потеряли легкость нашего общения? — Ох ты, — мама ахает, когда Саша приземляет первый четверной, — господи, сынок, я не могу на это смотреть. — Так не смотри, — я усмехаюсь и сжимаю мамину руку. — Ты а мальчика так же переживаешь? — На мальчиках я переживаю в сто раз сильнее, но только конкретные минуты. Не надо обобщать, пожалуйста, меня совершенно не волнуют другие фигурист и фигуристки, просто сейчас так страшно за неё. Я понимаю, что она тоже творит своеобразную историю, но, — мама снова прерывается на ахание, — господи, её колени! — Да уж, – я морщусь, ощущая эту боль в собственных ногах. — Какие ужасные приземления... — Они же её так всю поломают! Господи, какой же ужас! — мама качает головой и сжимает мою руку. — Слава Богу, ты приземляешь мягко и хорошо, сынок. Господи, я бы не выдержала сейчас. — Поэтому я и работал столько лет над приземлениями, мам, — я усмехаюсь над её реакцией, — не волнуйся ты так. — Господи... Нет, если у тебя родится дочь, не смейте отдавать её в фигурное катание. — Мама, ты ведёшь себя так, словно первый день в этом спорте, — смеюсь уже откровенно над ней. — Ты что? Ты со мной уже 25 лет в спорте! Ты что?! — Я уверена в тебе на все 200%, поэтому даже несмотря на то, что я жутко переживаю за тебя, боюсь, что ты получишь травму.... Я знаю, что большая часть твоих прыжков и приземлений будет идеальной, — мама тяжело вздыхает, и я от этого хмурюсь. Когда она была такой нервной, — а вот смотрю на них — и понимаю, насколько ужасен этот спорт. Господи... — Да ладно, мам, всё не так уж и плохо, как тебе кажется. Ей не 15 лет, по крайней мере, — я пытаюсь её успокоить. — ну и она готовилась к этому всю свою жизнь. — Она же ничего не понимает в этой жизни. Когда узнает, какой вред нанесли ей тренировки, будет поздно. — Мам, ну это наш выбор. Профессиональный спорт — это не про здоровье, — я пожимаю плечами в тот момент, когда ощущаю вибрацию телефона на своих ногах. — Все мы травмированы им, но живём же. — Ага, живёте, но в старости... Я бросаю взгляд на экран телефона. Там, неожиданно, несколько сообщений, но первым делом открываю диалог с Женей. Евгения 15:15:31 Я могу потом прокомментировать отдельные части. Саша просто офигеть! Юдзуру 15:15:48 Сколько ей ставят? Евгения 15:15:58 Неплохо. Ищут недокруты. Юдзуру 15:16:04 Берегут для остальных девочек баллы? Евгения 15:16:09 Да чёрт их знает... Юдзуру 15:16:13 Ну вот через двадцать минут узнаем точно. — Сейчас же Каори после неё? Она была третьей по короткой программе. — Значит Каори, да, — не сдерживаю зевок, — что-то я вымотался сегодня. — Ты отдал всего себя на льду, вот и устал, — мама цокает, бросив взгляд на меня. — Иди в душ сходи, а потом полежишь и отдохнешь, всё равно торопиться тебе некуда. Давай, иди. — Не обидишься, что я не смотрю с тобой фигурное катание? — я позволяю иронии проскользнуть в своё голос. — Твой любимый вид спорта — женское одиночное. — Так, иди уже, не мешайся мне, — мама отмахивается, вся сконцентрировавшись на происходящем на экране. — Иди, пожалуйста. Я усмехаюсь, быстро сделав фото такой сосредоточенной мамы, чтобы отправить отцу и сестре, прежде чем схватить чистое белье и уйти в ванную комнату. Интересно, что мама там неожиданно увлеклась просмотром. В прошлый раз она, дай бог, посмотрела Женю, хотя я и в этом не уверен, но после явно видела, а тут... А ещё в голову то и дело возвращаются её слова о том, чтобы я не отдавал дочь в фигурное. Дочь... Эта мысль будоражит и одновременно вызывает страх. Я буду отцом... Нет, я уверен, что однажды это обязательно произойдет и я правда буду держать на руках своих детей (как минимум двоих, чтобы у них всегда был товарищ), но во всём остальном... Воспитание, принятие важных для жизни решений, забота обо всем... Господи, как же страшно принять неверное решение! Как страшно ошибиться и сказать что-то, что может травмировать моего ребёнка. — Чёрт, ты сначала с жизнью разберись, а потом мечтай о том, как будешь держать детей на руках, — я смотрю на самого себя в зеркало, — мечтатель чёртов, блин! А хочет ли Женя двоих детей? Мы когда-то давно это обсуждали, но в самых-самых общих чертах, без какой-то конкретики, но ни к чему не пришли и какие-то рамки не обозначили. Но так как мы условились встретиться и обговорить все вопросы, касающиеся нашего будущего, то... В этот момент меня прерывает входящее сообщение. Женя, словно почувствовав мои сомнения и мысли, пишет мне, что волнуется за всех девочек так же, как за саму себя четыре года назад. Евгения 15:22:15 У меня даже ладошки вспотели. Страшно. Проще самой было выступать, чем смотреть. Их много — а выиграет только одна, для всех остальных это будет проигрыш. Евгения 15:22:17 Страшно от этого чувства. Юдзуру 15:22:33 И новый этап жизни для каждой. Каждой придётся осознать завтра утром, что как прежде больше никогда не будет. Дважды я просыпался с мыслью, что я выполнил все, что хотел, что я добился главной медали в своей жизни. А в этот раз... Сейчас я ощущаю свободу. Я освободился от оков и лично понимаю, что больше никому не должен ничего в карьере. Я выполнил своё предназначение в спортивной карьере, я счастлив, хоть сейчас мне и больно от этого финального результата. Я упал — и это не про четверной аксель. Но ото дна легче оттолкнуться и полететь вверх. Я возвращаюсь из душа, когда объявляют оценки Ани. Она занимает первое текущее место, отодвинув в сторону Сашу, и это выгляди странно, учитывая этот перфоманс с пятью четверными прыжками. — Камила, какая она растерянная сейчас. Я стою у стены, прислонившись плечом к углу, и наблюдаю за её чредой падений и срывов. Камила не выдерживает этого напряжения, и её программа просто распадается элемент за элементом, не оставляя от себя ничего. Камила машет рукой и на её глазах слезы. Сейчас она выглядит как потерянный ребёнок, брошенный на произвол судьбы, и какая-то часть меня даже жалеет её в этот момент, но... — Она всё ещё та, кто принимает допинг, — я бурчу себе под нос, когда мама сыпет проклятиями на тренерский состав. — Мама, не забывай. — Я знаю, но девочка... Как же жаль, что она оказалась одна. Они не могли пригласить сюда маму её? Почему? — Потому что это я лично выбрал тебя, а не тренеров, а у них такого права нет, им нужно было позвать всех, — я пожимаю плечами и усмехаюсь. — Мам, они всего лишь винтики системы. — Да, я знаю, но у меня сердце сжимает от слез этого ребёнка, — она ахает, — четвёртая... Она четвёртая. — Как и я, — я тихо произношу это и тянусь за пультом. — Ну вот, все и разрешилось. Вот она и вне пьедестала оказалась, минус одна проблема. — Какой ты сухарь! — мама качает головой. — Юзу, ну нельзя же так! — Да-да, конечно, — я закатываю глаза, — посмотрела бы, чтобы бы ты говорила, прими такое я или кто-то из моих соперников. Мама цокает языком, но не вступает со мной в спор, а я продолжаю стоять на своём: истина важнее.