Incredibly loud and extremely close

Глава 94. Мы со всем справимся

Февраль 2022 года Пекин, Китай

— Будешь? — Женя подносит кусочек шоколадки к моему лицу. — Твой любимый. Вместо ответа открываю рот и обхватываю губам её пальцы, забирая любимую сладость. Единственное, на что я сейчас способен, это день и ночь напролет лежать с Женей в постели и наслаждаться нашим временем. Она откуда-то достала все мои любимые сладости, вредную еду и даже приставку, позволяя мне просто делать то, что я в обычные дни полностью запрещаю себе. И только сейчас, когда мы вдвоем, я вместе с ней выдыхаю. — Хочешь выйти на улицу? — она осторожно спрашивает, когда я тянусь за следующим куском шоколадки. — Можем вечером, когда будет темно. — Нет, я еще не готов выбираться отсюда. Этот гостиничный номер стал моим замком, куда я никого не пускаю. Мама заходила сегодня, но буквально на несколько минут, оставив меня на попечение Жени, с которой, как я подозреваю, они общаются с помощью сообщений. Я закрываю и на это глаза, предпочитая не думать о проблемах, которые скопились вокруг. Просто хочу побыть тут. — Ладно, я заказала ужин нам, так что не усердствуй со сладким. — Ты сама отдала мне шоколадку, — я усмехаюсь и беру ещё один кусок. — Вообще-то, знаешь ли, не стоило предлагать то, что потом планируешь отобрать. — Ой, да ладно тебе. Я просто предупредила, — она смеется и встает с постели, не стесняясь наготы. — Я в душ. Хочу освежиться. — Это приглашение? — я приподнимаю бровь, окидывая взглядом её тело. — Или ты хочешь побыть там одна? — Если бы я хотела побыть одна, то была бы у себя в номере, — Женя закатывает глаза, стоя в дверях ванной. — Но тебе нельзя перегружать ногу, поэтому просто душ. Согласен? — Ладно, так уж и быть, придётся терпеть эти муки, — я откидываю одеяло и стараюсь встать. — Там же есть поручни? — усмехаюсь, когда ощущаю боль. — Надо таблетки выпить. — А лучше лежать... Но помыться нам с тобой обоим точно необходимо.. Мы забираемся в душевую, и Женя позволяет мне стоять, прислонившись спиной к стенке, пока сама настраивает воду. Я наблюдаю за её манипуляциями, когда чувствую, что боль, не имеющая ничего общего с физической, накрывает меня с головой, не давая продохнуть. Слезы льются рекой, застилая глаза, когда Женя обхватывает меня руками, давая опору. Я плачу из-за проигранной Олимпиады, очередной травмы и всего, что столько времен держал в себе. Мне больно — всему больно — от этих слов и чувства, что я сдаюсь. Мне кажется, что я больше не тот Юдзуру, которым привык быть всю свою жизнь. Я боюсь, что я потерялся в этом мире из тысячи возможностей. Я больше никто: восемь лет я был действующим Олимпийским чемпионом, который оставался непобежденным. Обо мне говорили все: кто-то с придыханием, кто-то с ненавистью. Но они говорили и понимали, что именно я забрал эти титулы, золото висит на моей груди и ничьей больше. Только я смог побороть судьбу и пойти вопреки всем законам. А в этот раз ничего не вышло... В этот раз всё было против меня6 и травмы, и болезни, и даже сам лёд, казалось, воспротивился этому, запретив мне приземляться на него мягко и спокойно. Я был вынужден делать хоть что-то, лишь бы справиться с тем чувством опустошения, что накрыло меня после короткой программы. — Ты самый лучший, — Женя шепчет эти слова раз за разом, пробиваюсь сквозь мой внутренний крик. — Наплевать на то, что кто-то сказал. Есть только ты. Я сжимаю её ещё крепче, но слёзы не останавливаются. Я потерял всё, что у меня было, и сейчас меня удерживают её нежные руки, обхватывающие за талию и не дающие упасть. Она позволяет мне сжимать её тело так, что краем сознания я думаю о том, что завтра на этих местах расцветут синяки, но сейчас... Сейчас она мне нужно больше, чем я ей. — Тебя любит больше человек, чем ты себе можешь представить. Если ты зайдешь в социальные сети... — Я не хочу, — мой голос хриплый и какой-то незнакомый от шума воды. — Я не хочу увидеть, что они разочаровались во мне. — Твои люди полюбили тебя лишь сильнее, — она проводит рукой по моей щеке, мягко стирая слезинки. — Они переживают за тебя и волнуются все эти дни, потому что ты не выходишь на публику и не даёшь о себе ничего знать. — Я не могу. Не в таком состоянии, Жень... — Ты сидишь тут уже три дня. Я не против этого, Юзу, ты не подумай, но тебе надо выбираться из пещеры жалости к себе и показать всем, что ты в порядке. Что тебя никто не может сломать, что ты, именно ты, продолжаешь и сейчас творить магию катания. Выйди на публику, ступи на лёд... Позволь самому себе заново влюбиться в этот спорт. — Я его и так люблю. — Любишь? Тогда покажи самому себе, за что именно ты его полюбил. Сделай так, как тебе нравится: откатай любимые программы, выступи для своей публики: для людей, которые без ума от тебя. Отдайся свободе и чувству полета. Только ты умеешь так кататься, что перехватывает дыхание. Я задумываюсь над её словами: я знаю, что меня позвали на показательные, поэтому мне в любом случае надо будет что-то катать. Костюм лежит в чемодане, но я сам должен ступить на лёд и понять, подходит ли мне это или нет. Только я сам могу решить: готов ли я выступить в этот раз или нет. — Будь самим собой, я с тобой, — она целует меня в плечо, продолжая гладить по спине. — Будь тем мужчиной, который влюбляет в себя всех. Даже если я жутко ревную эти взгляды. — Не переживай, сейчас-то со мной ты, а не они, — я стараюсь улыбнуться, ощущая тяжесть опухших век. — Спасибо. — За что? — она удивленно смотрит на меня, приподнимая брови. — За то, что любимый мужчина позволяет мне быть рядом с ним в самый тяжелый для него момент? — За то, что не сбежала, не смотря на то, что ты не обязана тут находиться и утирать мне слезы. — Я не обязана этого делать, ты прав, но я хочу быть с тобой во все моменты твоей жизни, — её рука касается моей щеки, — я хочу, чтобы ты знал, что мне можно рассказать обо всем, со мной можно всем поделиться — и я не отвернусь от тебя, я не предам тебя. — Спасибо тебе за это, — я утыкаюсь лицом в её волосы, занавешиваясь ото всего мира. — Аригато... *** — Тебе надо выбраться, — Женя собирает по номеру одежду, чтобы сложить в стирку. — Юзу, хватит тут лежать. Выйди на тренировку, пообщайся с прессой. — Пресса, — я морщусь от этого, пока заправляю постель. — Опять эти тупые вопросы... — А что, если тебе на своих условиях с ними пообщаться? — она усмехается, поворачиваясь ко мне. — Устрой пресс-конференцию, где ответишь лишь на несколько воросов, а все остальное время будешь сам говорить. — Интересно, — я поправляю подушки, пока обдумываю это. — Это может быть минут тридцать, соберется журналистов десять-пятнадцать... И всё, дело будет сделано, да? — Именно так, милый. Юми-сан придет через пять минут, чтобы обсудить детали. Я резко поворачиваюсь к Жене, оглушенный её словами. То есть они все уже решили, а меня просто перед фактом поставили? — Ну ты и хитрая лиса! — качаю головой, не сдерживая улыбки. — Я даже не знал, кого пригрел на своей груди! — Да-да-да, конечно, не знал он, — её смех такой чистый и звонкий, что я невольно тоже хихикаю. — Главное результат — и всё. Так что будет тебе пресс-конференция. — Женщины... Я знал, что вас нельзя близко знакомить, вы обе меня сведете с ума! — Да-да, конечно, — она закатывает глаза и поправляет все на столе, расставляя чашки для чаепития. — Зато мы тебя не бросаем одного. — Спасибо. За это вам правда большое спасибо, — я заканчиваю убираться в спальной зоне и иду к ней. — Без тебя я не знаю, что со мной было бы все эти дни. — Для этого и нужны близкие люди, — она с готовностью принимает мои объятия, отвечая не менее крепко. — Точно не нужно заказать никакую еду в номер? Ты давно не ел. — Мы с тобой обедали пару часов назад, я не успел ещё проголодаться. — Тебе надо кушать, иначе ты похудеешь и не сможешь меня поднимать. А я люблю. Когда ты проявляешь свою грубую мужскую силу, — Женя хихикает мне в грудь. — Как первобытный человек такой, который не знает слова «нет». — Да. Я такой. Но я так же знаю, что именно такого меня ты любишь, — я звонко шлёпаю её по ягодице. — А вот тебе стоит поесть. Закажи-ка себе что-нибудь вкусненькое. — О, проснулся командир и начал нами командовать, — она закатывает глаза, но послушно отстраняется и тянется за картой меню. — Я предлагаю заказать на троих немного разной еды. — Ладно, хорошо, я поем, — еле удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. — Только я не... Меня прерывает раздавшийся стук в дверь, и Женя жестом голову просит меня самому с этим разобраться. Я понимаю, что там просто мама, но руки отчего-то дрожат, когда я осознаю, что встречусь с ней лицом к лицу впервые за эти дни. Те разы, когда она заходила к нам, я старался не сталкиваться с ней, позорно убегая то в ванную, то притворяясь, что я устал и хочу спать. Сейчас же настал момент, когда я должен посмотреть в глаза женщины, которую предал. — Проходи, — я кланяюсь, распахнув дверь, и боюсь встретиться с ней взглядом. Что я там увижу? Её разочарование во мне? Боль, что я такой слабый и ничего не смог добиться? — Юзу, — она обхватывает меня руками, прижимая к своей груди, пока я, совершенно как ребёнок, утыкаюсь лицом ей в плечо и позволяю слезам разочарования капать на мамину кофту. — Сынок, мы с тобой. Ты самый-самый лучший. Мы тебя сильно любим. Я тебя люблю. Ты мой сын, слышишь? Мне наплевать на все титулы, на все-все медали. — Мама, — я сдавленно всхлипываю, крепко обнимая её в ответ. Поток слез не прекращается, становясь лишь сильнее, но и она меня не отпускает, баюкая в своих объятиях и позволяя выплакать всю боль. — Я тебя предал. — Даже не думай так говорить! — она немного повышает тон в ответ, но все так же нежно гладит меня по спине и волосам. — Ты никого не предал, ты делал всё, что ты хотел. И ты сделал для этого мира больше, чем он заслуживает. Прекрати пускать в свою голову такие мысли. — Я ему тоже это говорю, — Женя появляется где-то рядом. — Юзу, ты дал миру фигурного катания больше, чем они способны принять или заслужили. Твоё выступление на этой Олимпиаде было для фанатов, а не для них, поэтому цифровые оценки ничего не могут значить для тебя, понимаешь? Любовь фанатов — она не оценивается в баллах. Но если тебе интересно, то можешь глянуть. Твои хэштеги за эти дни набрали не сотни тысяч, а миллионы сообщений в разных соц. сетях. Люди ненавидят ISU и просят тебя больше не быть их пешкой, а вести свою игру самостоятельно. Будь самим собой — это самое важное. — Женя права, мой милый, подписываюсь под каждым её словом. Твои фанаты... — она хихикает, сжимая моё плечо, — В общем, для тебя есть сюрприз. — Сюрприз? — я перевожу взгляд с одной на другую. — Что? — Всё узнаешь, а сначала проходи, давайте закажем еду и обсудим план действий на ближайшие дни, — Женя кивает на стол. — Юми-сан, что вы будете есть? Тут есть такие вкусные десерты! Они щебечут, а я смотрю им вслед, ощущая тепло в груди. Спасибо, что они есть в моей жизни. *** — Ну вот, — мама сжимает мою руку, когда мы заканчиваем обсуждать план моих появлений на ближайшие дни. — Всё будет хорошо, мы будем с тобой рядом, сынок. — Спасибо вам, один я не справлюсь, — выдыхаю, благодарно им улыбаясь. — Мои родные женщины. — Мы девушки, — Женя закатывает глаза, — так что не надо тут нас называть нас такими словами. — Именно так, — мама подмигивает ей в ответ. — Мы рядом, так что не надо даже думать о каких-то там мелочах. Сейчас у нас есть план, завтра ты выходишь работать на тренировке, покажешь всем, что ты в порядке. Поэтому сегодня отдохни, выспись, а завтра днём будешь на льду. Ты же соскучился? — Конечно соскучился! — Он смотрит на коньки и вздыхает. — Вот-вот, я знала, — мама качает головой. — Слишком хорошо тебя знаю. Так что приступай к тому, что тебе нравится делать. Не позволяй им управлять твоей жизнью. — Договорились, — я спокойно выдыхаю, кивая им обеим. — Сделаем, всё будет. — А теперь я оставляю тебя одного, — мама целует меня в щеку и отстраняется. — Завтра в девять приду к тебе, будь готов, пожалуйста. — Я прослежу за ним, не переживайте. — Спасибо, Женечка, добрых снов. Мама обнимает её и меня, прежде чем уйти к себе в номер. Я возвращаюсь к Жене, которая складывает наши бумаги в одну стопку, и расслабленно падаю на стул. — Спасибо. — Всегда пожалуйста. И это настолько нормальный семейный разговор, что у меня сжимается что-то в груди. Неужели я наконец-то достиг такого тихого семейного счастья и жизни? Не верится.