Incredibly loud and extremely close

Глава 93. Инопланетянин

Февраль 2022 года Пекин, Китай

Я смотрю на разминку мужчин, глазами вылавливая стройную фигуру в черном, которую знаю до последнего изгиба. Я готова искусать все ногти от нервов в надежде унять дрожь, охватившую сейчас все моё тело. Нервы, кажется, на пределе, и я готова сдаться, но наличие микрофона передо мной и нескольких камер, то и дело направленных нам прямо в лицо, не позволяют отдаться липкому страху. — Все-таки он настоящий инопланетянин, — Илья рядом качает головой, неотрывно следя глазами за тем же человеком, что и я. — Ну невозможно быть человеком и вытворять такое, даже приняв несколько обезболивающих. Одна и та же нога, травма накладывается на травму, а он продолжает творить то, что даже присутствующие здесь и в следующей разминке не всегда способны на пике формы сделать. — Он дышит льдом, он живет катанием, — я тихо это произношу. — То, что он делает на камеры, не сравнится никогда с тем, что он делает на тренировочном катке, где только он один или тренера. — Да, я понимаю. Но даже то, что мы видим тут, пускай это малая доля от его реального уровня... Черт, я впечатлен и счастлив жить в одно время с ним. — Ну он не один тут творит магию, — Лёша сбоку фыркает на это заявление. — Ты Чена не видел что ли? Вот где уровень! — Это другой уровень. Прыжковый. А я тебе говорю про магию катания, скольжения... Посмотри на его линии, на то, как он себя не то, что подаёт зрителю, как он сам сливается с музыкой, со своим катанием, — Илья качает головой поправляет маску. — Это совсем другое, Лёш. Да, быть талантливым прыгуном — огромная честь. Но это и тренировка, и возраст, и пик формы, к которой его подводили все эти годы. А кататься так... — Ну это ему не поможет выиграть, да даже на пьедестал он не заберется! Восьмое место после короткой — это провал для такого, как он. И уже кто-кто, а Ханю это явно понимает. Я закусываю до боли губу, чтобы не ответить с оскорблениями, когда Илья сжимает мою руку и едва заметно качает головой. Он один из тех людей, кто в курсе наших отношений с Юдзуру и понимает, какие чувства меня сейчас поглощают. Он знает, что я переживаю не за великого спортсмена и своего бывшего товарища по клубу, а за любимого человека, который с серьезной травмы выходит в последний бой. Я трясусь за него сильнее, чем за любого другого человека, сильнее, чем переживала за саму себя в 2018 году, выходя на ту судьбоносную Каренину. — Он сильнее, чем кажется со стороны. Возможно, эту игры его сделают ещё более великим, чем две победы подряд. Именно эту ситуация вознесет его выше, чем сделало золото всех соревнований. — Я не знаю, какой глубокий след может оставить в его душе проигрыш на главном старте, — я тихо это произношу, так, чтобы слышал только Илья слева. — Нам не дается то, что мы не можем вынести. Значит, вся эта ситуация ему для чего-то сейчас нужна. Значит, что он вынесет и станет лишь сильнее после. Он может быть чувственным трогательным на льду, но за этой показной легкостью скрывается железная личность. — Ты прав, — я киваю, смотря на то, как Юзу отрабатывает кусочки хореографии. Я знаю, что он справится с этим, но какой ценой? Какой кусочек себя ему надо будет отдать, чтобы пройти через это? *** — Я скоро вернусь, — я отключая свой микрофон и наушники, и выскальзываю с комментаторского места. — Я быстро. — Ты куда? — Лёша удивленно на меня смотрит. — Женя? — Я в туалет. Поболтай пока в эфире, я быстро, — сжимаю в руке телефон и чуть ли не бегом несусь по верхнему этажу, совсем не смотря на то, что происходит на арене. Меня не волнует сильнейшая разминка и фигуристы, которые готовятся побороться за главное золото четырёхлетия, меня не волнует, какие рекорды сейчас будут биться устанавливаться. Меня волнует один единственный мужчина, который сейчас сидит с разбитым сердцем внизу. Я проскальзываю в туалет, оставляя свет включенным, но не запираю дверь. Сердце бешено стучит, пока я стою около раковины и напрягаю слух, силясь услышать родные шаги. И когда он входит внутрь, внутри меня что-то ломается. — Юзу, — я падаю ему на грудь, не заботясь о том, что он сам еле стоит. Его руки обхватывают меня так сильно, чтоя не могу сделать полноценный вздох, но мне наплевать на это. Я держусь за него, повторяя его имя, и просто хочу забыться. — Прости, что не оправдал твоих ожиданий. Прости, что не сделал этого, — он хрипит, позволяя слезам падать на мои волосы. — Прости, что я разочаровал тебя. — Замолчи! Не смей так никогда говорить, — я поднимаю глаза на него и срываю с наших лиц защитные маски. — Ты не можешь меня никогда разочаровать, слышишь? Даже не смей так думать! — Я не приземлил аксель, я уронил сальхов... Я еле откатался, это совсем не тот прокат, который можно было бы показывать на Играх. Я недостоин тут находиться... — он хрипит это, в какой-то момент мне кажется, что он потеряет сознание от усталости боли. — Лучше бы я умер на льду, чем сейчас сидел и улыбался на камеры. — Не смей так говорить, — я встаю на носочки и обхватываю руками его лицо. — Не медали делают человека великим, а его поступки и сердце. А твоё сердце самое величайшее и доброе. — Оно не помогает мне выигрывать. — Оно помогает тебе быть тобой, а это намного дороже этой медали, — я осторожно касаюсь его губ своими. — Запомни, для всех ты сегодня герой уже потому, что ты вышел, откатал и показал, что лучше тебя никого нет и не будет. Наплевать на рекорды и пьедестал, ведь важно другое. — Ох, Женя, — он закрывает глаза и касается своим лбом моего. — Я хочу закрыть глаза и провалиться в темноту. Я хочу, чтобы этот день поскорее закончился. — Остался часик всего, а потом мы отправимся к тебе и проведем время так, чтобы забыть обо всем, хорошо? Мы ни с кем не будем видеться. Он молча кивает, но не разжимает объятий, все так же крепко держа меня в своих руках. *** — Да дурость была приезжать с таким контентом на игры и думать, что выиграешь, — Ягудин усмехается, потягивая шампанское. — Он в прошлые разы-то еле-еле вытягивал. И то из-за ошибок всех соперников, а тут совсем уже... — Ну ты не прав. Он имеет право рисковать и делать все, что хочет, — Илья мягко возражает, покачивая головой. — Этот человек сделал больше, чем мы тут все вместе взятые. — Чего? Да ты прикалываешься, — он смеется, подливая себе спиртного. Я сжимаю руки в кулаки, чтобы не ляпнуть чего-то лишнего, просто выжидаю ещё десять минут, прежде чем смогу наконец-то уйти, — ну чемпион, но что он сделал, чего не делали мы? — Прекращай обесценивать чужой труд. Юдзуру сделал слишком много для нашего спорта. Если бы не он, то не было бы сейчас такого подиума. Он действительно толкает всех вперед. Из-за него каждый из них катается ещё больше, чем раньше, каждый старается прыгнуть что-то запредельное, чтобы обойти его. — Ай, это пиар и понты, — Лёша отмахивается от его слов, как от надоедливой мухи. — пора дать дорогу молодым уже, а не засиживаться. Вот сколько парней молодых могло бы пройти по его квоте. — Но смог ли бы хоть кто-то из них кататься так, как он? Занять четвертое место на своей третьей Олимпиаде? — я не выдерживаю, выплевывая эти слова ему в лицо. — Ты на скольких играх был? На одних. И всё, с тебя хватило. А он не планирует останавливаться. — Он тебе это лично сказал? — он зло бросает мне, поворачиваясь всем корпусом. — Рассказал о планах на следующий сезон? На жизнь? — А что, если да? — я поднимаюсь, забирая со стола телефон и карточку. — Что, если я лично знаю, что он планирует делать в ближайшее время? — Ай, брехня, — он отмахивается рукой. — На пенсию пора. Детей заводить. — Успокойся, — Илья его осаждает и примирительно машет мне рукой. — Прекращай доводить людей своими речами. Юдзуру великий спортсмен — и этого никто не отнимет. Я счастлив видеть его прокат лично. И не один. — Ну у вас всех стоит на него, словно он девица писаная, а он и гей ещё. Я звонко смеюсь, не сдерживая эмоций. Гей? Юдзуру? Боже, он обязан просто это услышать будет. Учитывая то, как ему однажды сделали замечание утром в отеле после одной из наших бессонных ночей. — Не переживай, в любом случае ты не в его вкусе, так что можешь оставить свои потуги для Чена. Я не оглядываюсь на них, когда выхожу из кабинета, и иду за своими теплыми вещами в номер. Я хочу как можно скорее выйти отсюда на свежий воздух, чтобы увидеть Юдзуру. Он не отвечает на звонки и сообщения, хотя я видела информацию, что его интервью давно закончились и он уже отправился к себе в номер. Я нервно постукиваю пальцем по телефону, пока поднимаюсь на свой этаж. Ещё одна попытка звонка оканчивается такой же неудачей — он не подходит к телефону. У меня остается только один способ узнать информацию о нем... Евгения 21:03:17 Юми-сан, здравствуйте. Это Женя. Я никак не могу дозвониться до Юзу... Он у себя? Она не отвечает сразу, но я все-таки решаю одеться и прогуляться до его здания, даже если меня никто не пустит внутрь: голове проветриться точно нужно, я обязательно хочу пройтись после стольких часов сидения и нервов. И когда я уже выхожу на улицу, мне приходится сообщение, которое я почему-то открываю дрожащими руками. Юми-сан 21:29:00 Здравствуй, Евгения. Он у себя, никого видеть не хочет. Я в номере 2205, приходи ко мне, если у тебя есть желание и возможность. Её слова ранят меня, хотя я и подозревала, что такой вариант возможен: это слишком горькое и тяжелое поражение для Юдзуру на его самом любимом старте, который раньше приносил лишь самый громкий успех. Я понимаю, как ему больно сейчас, ощущая похожие чувства на своей злосчастной Олимпиаде, рана от которой не зажила до сих пор и периодически кровоточит, вызывая самые тяжелые воспоминания из прошлого. Я иду по снежным улицам, вдыхая морозный воздух, пропитанный болью и от утраты. Для Юдзуру сегодняшняя ночь — самая тяжелая и страшная из всех, которые могут быть. Я помню, как меня разрывали чувства после произвольной и как он крепко сжимал меня двумя руками, удерживая целой на земле. Как я рыдала и пыталась вырваться из его рук, как он сносил все жестокие слова и пропитанные болью стоны, продолжая быть со мной. И теперь пришла моя очередь быть с ним. Я бы никогда не хотела оказаться в этой ситуации, пытаясь помочь ему, когда душа разрывается, но судьба распорядилась иначе — и я буду рядом. — Спасибо тебе, — Юми-сан кланяется, когда я захожу в её номер. — Спасибо, что пришла. Я была у него, но он не хочет даже разговаривать со мной. — Я ему писали и звонила, но он игнорирует все мои попытки выйти на контакт с ним, — я расстегиваю куртку и снимаю шарф. — Он откроет дверь, если я постучусь? Он вам открывает? Она качает головой, поднимая взгляд на меня. Я впервые вижу её глаза такими потухшими и наполненными болью всего мира. Это глаза матери, которая берет себе всю боль, которую ощущает её ребенок. Глаза матери, которая никак не смогла уберечь его от худшего, что могло произойти с сыном. Я не сдерживаюсь и обнимаю её, и она принимает эти объятия. Мы стоим вместе, делясь своими переживаниями из-за одного и того же человека, который сейчас в соседней комнате распадается на кусочки. — Возьми карточку от его номера и иди туда. Я сделала все, что могла, остальное способна лишь только ты, — она вкладывает мне в руки пластик, — прошу тебя, побудь с ним сегодня, если можешь. — Я буду с ним рядом столько, сколько от меня потребуется, — слегка кланяюсь, выражая своё почтение и благодарность. — Я не позволю ему остаться сегодня одному. И в другие ночи, когда будет накатывать, тоже. Он сделал это однажды для меня, а теперь моя очередь быть вместе с ним. — Спасибо, — она проводит рукой по моим волосам и касается щеки. — Спасибо тебе за твоё доброе сердце. Я с теплотой на сердце выхожу из её номера и иду к соседнему, вертя между пальцами карточку. Умом понимаю, что если бы он не хотел меня видеть, то сообщил бы об этом Юми-сан, но сердце боится, что он меня отвергнет и не примет помощи. Если я нуждалась в нем тогда, то как поступит он? Хочет ли он от меня поддержки и помощи? Нужна ли я ему сейчас там или же он хочет побыть один? Юдзуру – это не обычный человек, с ним очень сложно предугадать, как он поступит и чего он хочет. Я делаю несколько вдохов-выдохов перед тем, как поднести карточку к считывателю и, после тихого сигнала, толкнуть дверь вовнутрь. Меня встречает темнота и тусклый свет в дальней комнате. Я закрываю дверь за собой и кладу карточку на видное место на тумбочке перед тем, как раздеться. Рядом стоят гостевые тапочки, которые я с надевала в прошлые разы, и стараюсь унять дрожь, пока провожу эти простые манипуляции. Оттягивать нет больше смысла, поэтому я прохожу по номеру дальше, пока не оказываюсь в гостевой комнате. Я сканирую зрительно пространство вокруг, пока не натыкаюсь на Юдзуру, сидящего на полу перед телевизором с джойстиком в руке. Он быстро клацает по кнопкам, убивая какого-то монстра на экране. Сам Юзу в наушниках, поэтому не слышит меня, и я решаюсь не создавать шума и не обнаруживать своего присутствия до тех пор, пока он не закончит уровень. Я не вижу его лица, но то, как ожесточенно он нажимает пальцами... — Чёртова игрушка, — он зло срывает с себя наушники, когда всё-таки проигрывает, и в этот момент краем зрения замечает меня. Я стою около стены, сцепив руки в замок на уровне бёдер, и спокойно смотрю на него, хотя внутри меня всё разрывается. Взгляд, который поднимает на меня Юзу, откладывается в моей голове на всю жизнь: именно так смотрит человек, потерявший свою мечту, но обретший что-то иное.