Incredibly loud and extremely close

Глава 50. Отменен

Март 2020 года Торонто, Канада

События, происходящие во внешнем мире, начинают просачиваться и в наш спортивный мирок. Коронавирус, который начался в Китае, постепенно расползается по всему миру, и нам грозит все больше и больше ограничений. Кроме ограничения размера группа, которое было введено буквально несколько недель назад, и множества масок, санитайзеров и правила «мыть руки всегда», постепенно поговаривают об отмене некоторых соревнований. Я вижу, как напряжен Брайан и Трейси, как они переживаю из-за этого, но на одном собрании, куда приглашают и меня, произносят самое главное, о чем должны нам говорить с детских лет: нет ничего важнее здоровья. Мы начинаем ограничивать социальные контакты. Юдзуру отменяет некоторых специалистов, к которым был записан, а также сокращает до минимума посещение массажиста, стараясь выкручиваться старыми проверенными средствами, которые всегда под рукой. Наши мамы сокращают походы по магазинам, надевая плотные маски и закупая за раз как можно больше продуктов, чтобы не пришлось идти за ними через день. Мы все начинаем жить в каком-то страхе неизвестного, но с надеждой, что через пару недель все закончится, как сезонных грипп, которым я болела буквально полгода назад. Я знаю, что это ужасно, но лучше так... — Меня это все пугает, — я сжимаю руку Юдзуру, когда он с водителем подвозит меня до дома, — неизвестность... Что будет с Чемпионатом? Отменят или нет? Как ты думаешь? — Не знаю, — он играет с моими пальцами, не поднимая головы, — не хотелось бы, конечно, чтобы отменили. Мне интересна реакция публики на программы. Хочется узнать их мнение. Посмотреть, какие оценки будут за прокат. Дай бог, чтобы он был чистым... Оба проката, — он тут же себя поправляет. — Что все было чисто выполнено. — Я уверена, что у тебя получится. Мне так нравятся эти программы... — И мне тоже, — он едва заметно улыбается и сжимает мою ладошку, — это как вернуться в детство, знаешь. Когда вокруг все только самое комфортное и уютное. Мне нравится их катать. В этих программах, кажется, весь я. Все, что есть, там. В них... Ты понимаешь, о чем я? — он с надеждой смотрит мне в глаза и продолжает, едва дождавшись кивка, — Я чувствую, что именно в этих программах по-настоящему раскрывается моё катание. Именно в них я могу показать все свои сильные стороны, показать красоту именно катания, а не только прыжковой части. Хотя, не буду скрывать, мне и прыгать в них нравится. — Ты же знаешь, что Сеймей теперь навсегда вписал себя в фигурное катание? – я дергаю его за руку, заставляя посмотреть мне прямо в глаза. — Эта программа стала символом Олимпиады в Корее. Вспоминая об Играх, все вспоминают твой прокат. Твои эмоции, радость... — Я помню сам это чувство. Я был так рад... Это самое настоящее счастье в жизни было, связанное со спортом. — Да. Я тоже была за тебя рада больше, чем за саму себя могла бы быть рада. Юзу касается губами моей щеки, оставляя невинный поцелуй, и благодарно улыбается. Я сижу рядом с ним, всматриваясь в ночную темноту, и боюсь даже представить, что же ждёт нас с ним дальше. *** — Они должны завтра объявить о своём решении. Юдзуру лежит у меня поперек на кровати, бессмысленно смотря на потолок. Он пришёл после своей дополнительной тренировки и не может сдержать своих эмоций. Я вижу, насколько сильно его беспокоит сложившаяся ситуация в мире, как сильно он переживает по этому поводу и как боится сделать что-то не так. Он не знает, как ему нужно публично реагировать: молчать или говорить? Если говорить, то что и кому? Выставить публичное сообщение для фанатов? Не будет ли это излишним. Молчать и не показываться? Но разве это хорошо держаться в тени в такое сложное для всей планеты время? — Вот когда они объявят, тогда ты и решишь, что делать, — я поглаживаю морскую свинку, пристроившуюся у меня на коленях. — Просто подумаешь и спокойно выставишь какое-нибудь видео. — И что я должен буду говорить? — он по-прежнему лежит, практически не шевелясь, чем начинает подбешивать меня. Откуда в Юдзуру взялась такая пассивность, совершенно ему не свойственная? — Ну если Чемпионат состоится, то можешь лишний раз напомнить им о средствах безопасности: мыть руки, носить части, все дезинфицировать... — А если он не состоится? — Тогда тоже напомнишь им о правилах, скажешь, что все ради них. А после можешь ещё и сказать, что скоро все наладится и мы все увидимся на шоу, — я поджимаю губы, стараясь не злиться. — Юдзуру, ну в чём дело? — Ни в чём, — он отвечает так быстро, что я моментально начинаю сомневаться в правдивости его ответа. — Просто переживаю. Я кладу свинку обратно в клетку, закрывая замок, и устраиваюсь под боком у Юдзуру. Он обнимает меня обеими руками, ложась лицом ко мне, но прикрывает глаза, чтобы не встречаться со мной взглядами. Неужели боится, что я прочитаю там что-то, чего я не должна сейчас знать? Это глупо... наверное. — У нас будет ещё множество возможностей с тобой встретиться на стартах вместе. Мы с тобой вместе будем соревноваться... И я хочу, чтобы мы оба стояли на пьедестале, хорошо? — Да, конечно, — его тон настолько неуверенно звучит, что я начинаю бояться. — Юзу? — Да? — Что произошло? Что в твое голове прячется, о чём я не знаю? Расскажи мне, успокой меня, — я мягко касаюсь пальцами его щеки, побуждая мне открыться. — Мы можем друг другу признаться в самых страшных вещах, ты помнишь? — Я помню, просто... — он замолкает, но я не заполняю тишину, позволяя ей повиснуть между нам, пока Юдзуру подбирает слова. — Мне кажется, что следующий старт, на который я выйду, будет финальным. Последним перед выходом в профессионалы. — Ты это уже решил? — я напрягаюсь, вспоминая наш недавний разговор о том, что он хочет уйти. Я понимаю, что это произойдет, но... — Я не вижу себя больше в этом спорте, в этой жесткой системе, которая ограничивает меня. Мне надоело, что я должен подчинять свои программы таймингу, определенным элементам, просчитывать, когда прыжок ложится в минуты, а не только в музыку... Я хочу творить и развиваться, но находясь в этой долбаной системе я обязан подчиняться их правилам. Юдзуру мягко оттесняет меня и садится на постели, нервно проводя пальцами по волосам в попытке поправить их, но этим самым лишь сильнее их растрепывая. — Я лучше их всех вместе взятых, но из-за этих рамок должен унижаться и каждый раз доказывать это. А что я вижу в протоколах? Несуществующие недокруты, снижения за артистизм и ещё разные минусы. Это их субъективная оценка, а не моя реальность. Понимаешь? — Я все понимаю. Ты — это не просто баллы в протоколах, потому что ты — это все фигурное катание. Почти все фигуристы, которые сейчас соревнуются с тобой, выросли на тебе. Ты для них был идеалом, примером. Ты эталон современного катания, Юдзуру! — Я знаю, — он поворачивается ко мне, смотря чуть припухшим от сдерживаемых слез глазами, — я знаю, но видят ли это они? Никто этого не ценит... Я устал от того, что мне нужно вырывать зубами эти крохи баллов, когда другим, не будем тыкать в имена, сыпят даже за грязные прокаты, преротейшены и недокруты. Надоело! Я подползаю к нему со спины и обнимаю руками за торс, прижимаясь щекой к левой стороне, чтобы ощущать отзвуки сердца. Мой родной... Мой милый и близкий сердцу человек. Я ощущаю его боль, которая пронзает все его тело, ощущаю неприятные чувства, которые его пронзают сейчас. Я знаю, насколько ему неприятно и больно все это видеть. — Прости, что вывалил все это на тебя, — он накрывает мои руки своей ладонью, прижимая их к своей груди чуть сильнее, — прости, что нагрузил тебя. Просто усталость и нервы сказываются на мне таким не очень позитивным образом. — Я все понимаю. Ты же терпишь мои истерики бесконечные. А ты просто высказался, я всегда рада тебя выслушать, — я целую его в шею и сажусь рядом, чтобы видеть лицо. — Ты прав от и до. И, поверь мне, все адекватные люди видят это и замечают. А на остальных... — Но только именно эти остальные и судят все соревнования.... — Но ты в сердцах своих фанатов, это стоит намного больше. Помнишь, ты раньше сам мне всегда об этом говорил. Разве ты врал? — Нет. Нет, конечно, не врал. — Ну вот, Юдзуру, поэтому и тебе самому нужно выбросить из головы эти мысли и перестать смотреть на оценки, а сосредоточиться на своих фанатах. Ты сможешь это сделать. И как бы мне ни было грустно, — я сжимаю его руку в своей сильнее, чем прежде, — как бы мне ни хотелось, чтобы ты был со мной на соревнованиях всегда, я понимаю, что ты вырос из этого, твой путь где-то дальше, где-то за пределами льда и соревнований. Я тоже уже не вижу тебя дальше здесь. Мне кажется, что ты смог сделать все, что должен был. И теперь твоё время развиваться дальше. — Спасибо, что ты понимаешь это, — он благодарно улыбается мне, постепенно расслабляя напряженные мышцы. — Я рад, что ты это понимаешь. Остается надеяться, что и все остальные поймут. — Твои фаню, — я не могу сдержать усмешки при этом слове, — поддержат любое твое решение, каким бы сумасшедшим оно ни было. Даже если ты решишь перейти в парашютный спорт, мой милый. — Нет, моя нога этого не выдержит, — он хихикает и пытается пощекотать меня. — Скорее я в балет уйду, вот! — Ага, уйдешь, — я уворачиваюсь от него, стараясь не свалиться с кровати, и счастливо улыбаюсь, когда он прижимает меня к своей груди. — Следующий вид спорта только вдвоём. *** Понедельник наступает намного быстрее, чем мы его ждали, и на тренировке ощущается максимально напряженная атмосфера. Юдзуру нервно поглядывает в сторону офиса, где Брайан ждет известий, и не может сосредоточиться даже на самых простых упражнениях от Трейси. Его заносит сначала на повороте, а после он практически теряет равновесий на вращении, еле удерживаясь. Я осторожно поглядываю в его сторону, когда могу, но все мы стараемся держаться в стороне друг от друга, чтобы не мешать. Пока Брайан не заходит на каток. — Отменен. Его слова повисают в воздухе, а со всех сторон слышится полный разочарования выдох. Конечно же, каждый хотел туда попасть, показать себя... Я пытаюсь поймать взгляд Юдзуру, но его глаза ничего не выражают в этот момент, он просто совершенно апатично смотрит на флаги, висящие вдоль стены, и не торопится как-то комментировать своё состояние. Впрочем, его мысли я и так знаю, но вот что он испытывает в данный момент... — Дай ему время, — Трейси осторожно касается моего локтя, когда я пытаюсь сделать шаг в его сторону, — ему надо побыть одному, потом он придёт к тебе сам. — Я не уверена, что ему стоит сейчас быть одному. — Юдзуру всегда предпочитает пережить все сложности сначала в одиночку, а потом обратиться к другим. Не торопи его. Я послушно отхожу, решив и правда не вмешиваться сейчас, когда прекрасно знаю его чувства, которые возникли в момент озвучивая решения. Для меня это тоже потеря денег и определенного удовольствия, только вот... Только вот для меня это не такая трагедия, как для Юдзуру. Я знаю, что впереди ещё будут старты, что я постараюсь сделать все, чтобы попасть на Чемпионат в качестве участницы, а не комментатора. Да, я сделаю это. А вот Юдзуру больше не хочет туда ехать. И выйдет ли он еще хоть на один старт или объявит после весенних шоу, что завершает? Весь день проходит в раздумьях, и каждый из нас выглядит притихшим, пока Брайан под конец дня не созывает ребят, которые должны были ехать на Чемпионат, чтобы записать с ними видео. Я сижу на скамейке, снимая с себя кроссовки, пока они обговаривают сценарий и настраиваются сниматься. Словно по мановению палочки у Юдзуру включается его публичная улыбка, которая не имеет ничего общего с настоящей. Той самой, которой он делится лишь с близкими. Я раньше не обращала внимание на то, насколько она выглядит неестественной и безликой. Я наблюдаю за ним, пока каждый произносит по несколько фраз, выражая обеспокоенность сложившейся ситуацией. Они напоминают о правилах безопасности и обещают в скором времени вернуться на мировую арену. И в тот же момент, когда Брайан убирает камеру, я вижу, как плечи Юзу опускаются и он снова возвращается в своё состояние озабоченности и печали. Я жду его после тренировки, сидя в фойе, пока Юдзуру возится со своими вещами и выходит самым последним. Он встречается со мной взглядом и молча кивает, приглашая идти за собой. Распахнув двери, он тут же перехватывает мой чемодан и идет в сторону парковки, понуро опустив голову. Мне хочется схватить его в свои объятия и держать в руках, только это ничего не изменит. — Просто ничего не говори, хорошо? — Юзу ставит оба чемодана около маминой машины и прижимает меня к своей груди. — Я не хочу слышать слов сожаления и сочувствия. Если это случилось, значит, этому суждено было случиться, ведь так? — Именно, Юзу, и твоей вины в этом нет. Знаешь, о чём я думаю? — я шепчу ему в куртку, осторожно подбирая слова. — Это означает, что тебе надо выйти в следующем сезоне ещё как минимум раз, чтобы показать свои программы. Сама судьба намекает, что тебя должно быть больше, что ты ещё не все сказал. — Я не знаю, что будет в следующем сезоне, не хочу даже думать об этом. Просто продолжу тренироваться и готовиться к шоу... — Ты останешься в Торонто пока? — я произношу это осторожно, боясь услышать ответ. — Не знаю, Женя, я пока не размышлял об этом. Давай подождем пару дней, хорошо? — Только не сообщай мне это в день отлета, хорошо? Я хочу провести с тобой время немного... — Все будет, а пока, — он мягко целует меня, заставляя приподняться на носочки, — пока отдыхай. Я завтра к тебе приеду после тренировки, договорились? Сегодня надо уладить с мамой все дела и со всем разобраться. Мы ещё немного стоим, крепко обнявшись, пока я не нахожу в себе силы его отпустить дальше. Мы прощаемся всего лишь на одну ночь. Но кажется, что это прощание надолго.