Incredibly loud and extremely close

Глава 39. Заболела

Сентябрь 2019 года Торонто, Канада

Я осматриваюсь на катке, периодически поглядывая на часы. Я знаю, что у Жени обычное расписание на этой неделе, которое полностью совпадает с моим: у нас совместная разминка, лёд, тренировка в зале, обед, массаж и даже такие мелочи, как консультация со специалистами, сегодня совпадают, но я не встречаю её ни в зале для растяжке, ни сейчас на льду. На мои сообщения она не отвечает и трубку тоже не берет. Я посматриваю то на часы, то на дверь в ожидании, что она просто проспала и потеряла (снова) телефон в комнате, но все мои ожидания напрасны. Мы раскатываемся все перед уроком Трейси, которая пока обувается, когда в помещение заходит хмурый Брайан и что-то ей шепчет на ухо. При всем моём желании я не могу расслышать, но вижу, как Трейси охает и качает головой. Желудок сжимается в плохом предчувствии, и я все-таки подъезжаю к ним. — Что-то случилось? Они быстро переглядываются, ведя молчаливый разговор, и Брайан как-то обреченно поворачивается ко мне. — Жени не будет на тренировке. Она заболела. — Насколько серьёзно? — Кажется, у неё грипп или что-то такое, наш врач осмотрит её сегодня и будет понятнее, но... — он разводит руками. Заболела. Я мысленно прикидываю в голове все даты, на которые у неё запланированы соревнования, и понимаю, что к Шанхаю будет очень сложно восстановиться. И, зная Женю, я понимаю, что ситуация действительно сложная, раз она осталась дома, а не пыталась геройствовать на тренировке, хотя вчера она была достаточно активна и ни на что не жаловалась. Впрочем, она никогда не жалуется, даже если что-то сильно болит: Женя предпочитает молчать и делать вид, что все в порядке. И вполне могло оказаться так, что ей было уже вчера плохо, а она только сегодня утром поняла, что не сможет подняться с кровати. Я отъезжаю, кивнув им в благодарность, и пытаюсь сосредоточиться на упражнениях, выполняя все скорее на автомате, чем пропуская через голову. В моих мыслях только Женя, которая сейчас, вероятнее всего, лежит в постели и мучается от жара. С нашими ограничениями из-за допинга невозможно принимать большинство аптечных лекарств, поэтому, скорее всего, она не в состоянии нормально функционировать, проживая без таблеток первую, и самую острую, фазу болезни. — Юдзуру, — Брайан подзывает меня к себе в конце тренировки, хмуро посматривая по сторонам. — Освободи голову, с ней будет все в порядке, а ты почему-то ходишь мрачнее тучи. — Все в порядке. — Я вижу, что нет, — он качает головой, — такое со всеми бывает, а теперь вот нужно быть осторожным, чтобы не упасть с прыжка и ничего не повредить, договорились? — Хорошо, мамочка, — я закатываю глаза и копирую его позу, складывая руки на груди. — Какие-то ещё замечания? — Когда ты вырос из милого мальчишки в этого самоуверенного барана? — Брайан смеется и треплет меня по плечу. — Всё, иди. Я отправляюсь дальше заниматься, но мысли мои рядом с Женей... *** — Ох, Юзу, — Жанна охает, когда я стою на пороге, — ты бы не заходил сюда, а то, не дай Бог, ещё и ты заразишься, не надо. — Я выпил лекарство специальное и маску надел, — тычу пальцем себе в лицо. — Так что все под контролем, я могу немного побыть у вас, если вы меня пустите. Вы же меня пустите? — я смотрю на неё своим самым обезоруживающим взглядом, который действует даже на маму. — Пожалуйста... — Ох, Юзу, что же ты творишь, — она качает головой, но отступает в бок, чтобы пропустить меня в квартиру. — Она сейчас не спит, кажется, но я не уверена. Температура... Да, она не в лучшем состоянии. Я нервно вздыхаю и протягиваю ей пакет с теплой едой, которую приготовила мама. Естественно, она была совершенно не в восторге от моего поступка, но ничего не смогла сделать, потому что я все равно бы приехал к Жене, даже если бы она отобрала машину с водителем и забрала у меня ключи. — Ой, спасибо Юми, надо ей написать, — Жанна идет на кухню, а я быстро проскальзываю по коридору дальше, стараясь не шуметь на тот случай, если Женя все-таки спит. Но она не спит, а смотрит на меня опухшими глазами, и я даже отсюда вижу, как они блестят от температуры. — Я так и знала, что тебя ничего не остановит, — она едва слышно шепчет, устало поворачивая голову. — Тебе нельзя тут находиться. — Кто это сказал? — я хмурюсь и подхожу ближе. — Не было таких распоряжений от Императора, ничего не знаю. — Открой окно, пожалуйста, дышат нечем, — она слабо машет рукой в сторону, и я тут же подчиняюсь ей, — и не подходи ко мне близко. — Где же ты так, малышка? — я осторожно присаживаюсь у неё в ногах. — Почему ты вчера не сказала? — Вчера было все в порядке, честное слово, а ночью стало очень-очень плохо. Меня тошнило, била дрожь, я еле шевелилась... Под утро только уснула и беспокойно проспала до середины дня, когда пришёл доктор, — она прикрывает глаза, — прости, что не сказала. — Я понимаю, — я наклоняюсь и целую пальчики её левой руки, не сдержавшись. — Тебе что-то нужно привезти? Заказать? — Всё есть, ничего не надо, правда, — она слабо касается моей щеки, не прикрытой маской. — Иди домой, отдохни. Не хочу, чтобы ты дышал моими бактериями. — Я ими вчера дышал, но ведь я в порядке. — Юзу, не стоит рисковать, хватит уже того, что я болею, не надо, чтобы и ты страдал, хорошо? — Я скоро уйду, обещаю, а ты закрывай глазки и засыпай. Я же вижу, что ты хочешь спать... Она послушно кивает, и вздыхает, перекладываясь на бок, а я поправляю её одеяло, подтыкая его под бока. Моё сердце сжимается, когда я вижу такую бессильную Женю, не способную даже возразить мне или выгнать из своей комнаты. Она настолько ослабла, что попросту не в состоянии говорить — и мне становится ещё больнее от этого. — Спи, моя любимая, и поправляйся во сне, — я целую её в горячий лоб, когда убеждаюсь, что она уснула, и выхожу из комнаты. Меня тревожит её болезнь, насколько хорошо подумал врач её лечение? Стоит ли обратиться к другому специалисту? — Уснула? — Жанна подходит ко мне, когда я возвращаюсь в зал. — Да, но она вся горит, — я качаю головой и нервно заламываю пальцы. — Жанна, давайте я пришлю своего врача её осмотреть? — Не стоит, Юзу, её осмотрел доктор Клуба, выписал лекарства и обещал завтра снова приехать, у меня есть его номер, по необходимости я буду звонить и сообщать об изменениях. Любая простуда — это несколько очень тяжелых дней, ты же помнишь, а дальше будет уже легче, — она слабо улыбается. — Не переживай, через неделю она будет в полном порядке. Организм молодой, сильный, должен быстро побороть болезнь. Снова будете скакать на тренировке. *** Однако через пару дней Жене по-прежнему плохо: она так же лежит с температурой, чаще всего спя в то время, когда я приходил её проведать во второй половине дня, и ничего не менялось, лишь увеличивалось количество небольших букетов, которые я приносил ей каждый день, отделяя один от другого. Она почти всё время лежит в постели, изредка выходя на кухню, но быстро возвращаясь обратно, потому что сил совсем нет. С каждым днём оптимизм Жанны всё уменьшается, и она беспокоится больше, чем мы все. — Я не знаю, почему она так долго не поправляется, — она закусывает губу, когда мы пьём чай. — Доктор говорит, что её организму нужно время, какой-то вирус сейчас коварный, но мне так тяжело смотреть на её мучения... — Я понимаю вас, Жанна. Я пригласил своего доктора, он скоро приедет, — я с опаской смотрю на неё, но не встречаю сопротивления. — Пусть он посмотрим её, хорошо? Может быть даст ещё рекомендаций. — Я уже на всё согласна, Юдзуру, спасибо, что не бросаешь меня, — Жанна подсаживается ко мне и берёт за руку. Я вижу в её глазах слезы, которые она старается сморгнуть, но боль и беспокойство о дочери видны в ней невооруженным взглядом. — Спасибо, что помогаешь нам справиться в чужой стране. — Не за что, сейчас нам важнее всего помочь Жене быстрее поправиться, вот и всё, — я кладу правую руку поверх ее и немного улыбаюсь. Беспокойство Жанны понемногу сходит на нет, когда приезжай мой доктор и после осмотра говорит, что все было правильно выполнено и выписывает ещё одно лекарство, которое, по его словам, через неделю поставит Женю уже полностью на ноги, а пока нужно постоянно давать ей пить и заставлять поесть. Об этом он особенно беспокоится и составляет список блюд, которые необходимо готовить, однако часть из них — это традиционные японские, которые Жанна, конечно же, готовить не умеет. Я тут же, пока Жанна и доктор объясняются на кривом английском, пишу маме смс с просьбой приготовить для Жени некоторые из предложенных блюд, на что она отзывается согласием и обещает, что через пару часов всё будет готово. — Спасибо ещё раз, — я провожаю доктора и, незаметно от Жанны, протягиваю ему наличные. — Спасибо за помощь. — Обращайтесь, Ханю-сан, — мы кланяемся друг другу в очередной раз, и я закрываю дверь на замок. *** Женя не спит, когда я к ней захожу с тарелкой маминой еды. Она полусидит, опираясь на гору своих подушек, и кому-то, видимо, отвечает на сообщение. Я замираю у входа, смотря на неё: она похудела за эти дни, лицо осунулось, а глаза потеряли то присущее ей сияние, приобретя нездоровый блеск. — Я ещё не умерла, чтобы на меня со стороны смотреть, — Женя поднимает на меня глаза, убирая телефон в сторону. — Что сказал доктор? — Что ты будешь жить, и, вероятнее всего, уже совсем скоро восстановишься, — я присаживаюсь у неё в ногах, поправляя одеяло. — И что тебе надо кушать. — Меня тошнит лишь от одной мысли о еде, — она морщится, — не хочу. — А придётся, если хочешь восстановиться и поехать на старты, милая. Она продолжает капризничать, и мне кажется, что в этот момент я скорее похож на её родителя, чем на парня: всячески уговариваю хотя бы немного поесть, чтобы у организма были силы бороться, да и приём лекарств на голодный желудок может пагубно сказаться на её здоровье в дальнейшем. — А если я не хочу выступать? Я хочу быть дома! — Ну, тогда оставайся дома, тебя никто не заставляет, — я усмехаюсь, спокойно пожимая плечами, — а я вот поеду на старт. Один, заметь, и там вокруг будет куча девушек, которые... Мне в лицо прилетает маленькая подушка, которую Женя, несмотря на собственную слабость, сумела кинуть и попасть. Она довольно улыбается, и я понимаю, что повёл себя правильно. И, после еще нескольких минут уговоров, она соглашается немного поесть, чтобы не обидеть мою маму. Я вижу, что поначалу ей каждая ложка даётся с трудом, но потом, отвлекшись на разговоры со мной, она съедает большую часть порции. — Умница, — я забираю поднос и щелкаю её по носу. — А теперь выпей лекарства, пожалуйста, чтобы поправиться скорее. Она что-то ворчит себе под нос, но все-таки запивает водой таблетки. Маленькая вредная малышка.... *** Буквально через несколько дней, когда я по привычке после ужина еду к ним, мне дверь открывает сама Женя, довольно улыбаясь и счастливо повиснув на моей шее. — Я чувствую себя в миллион раз лучше, — она шепчет мне на ухо, обнимая за шею. — Спасибо, что все время был рядом! Я от неожиданности теряюсь, не зная, что и ответить в первый момент, и просто обнимаю, стараясь не помять букет лаванды, которую мне подготовила мама лично со словами, что это поможет Жене быстрее восстановиться на данном этапе. — Я пока еще не готова идти на тренировку, конечно, — я чувствую, как она морщится, но уже вполне себе способна передвигаться по квартире дальше, чем до туалета, и даже готовить простую еду сама себе. И для тебя приготовила, кстати! Я молчу о том, что только что поел, и позволяю ей на радостях утянуть меня на кухню, где уже сидит Жанна, пряча улыбку за чашкой чая. Мы словно вернулись в то спокойное состояние, когда вечерами проводили время вместе, обсуждая тренировки и предстоящие старты. За эти десять дней, пока Женя болела, я успел забыть о том, насколько это приятно и расслабляюще. Мы вскоре перемещаемся в зал, где Женя, совершенно не стесняясь мамы, прилипает к моему боку, заставляя меня принять полулежащее состояние. Постепенно её ответы становятся всё более редкими и растянутыми, пока наконец я не чувствую, как её дыхание замедлилось, а тело полностью расслабилось, унося её в царство сном. Мы так сидим некоторое время, пока я не понимаю, что мне самому нужно ехать домой и отдыхать. — Я отнесу её в спальню, — я киваю Жанне и осторожно выбираюсь из-под Жени, стараясь её не потревожить и максимально аккуратно отнести в спальню. — Я люблю тебя, — я тихо шепчу, укрывая её одеялом, и задерживаясь на несколько мгновений. — И всегда буду любить. Моё сердце сжимается, словно предчувствуя что-то плохое, но я себе сам говорю, что это просто нервы. Просто нервы — и ничего более.