Incredibly loud and extremely close

Глава 40. Странное чувство

Октября 2019 года Торонто, Канада

Ненавижу себя. Эта мысль снова и снова пульсирует в моих висках, когда я обуваюсь. Ненависть скользит по моим венам, пока шнурую коньки. Чувство пронзает все тело, когда я лезвиями касаюсь льда. Все внутри горит этим чувство, и я подаюсь ему в очередной раз, выкатываясь в центр и начиная свою короткую программу. Я выкатываю её, не сделав ни одной ошибки, и после прыгаю раз за разом, не давая себе передохнуть. Я делаю каскады, я прыгаю лутц, я захожу на аксель... Все чисто, все приземлено и выехано. — Ненавижу себя. Я это произношу одними губами, едва слышно, опустив голову так, чтобы это видел только лёд. Какого черта это случилось именно на таком важном старте? Почему это не произошло где-то на второстепенном соревновании, почему именно на этапе Гран-при? Почему снова в Канаде? Почему... — Не закрывайся в этой коробочке, — Джейсон подъезжает ко мне и гладит по волосам. — Всё может случиться, Женя, все происходит с каждым из нас. Мы не можем работать на автомате, понимаешь? Надо забыть этот старт и просто готовиться к следующему, понимаешь? — Не понимаю, — я зло поджимаю губы и стараюсь дышать через нос как можно размереннее. — Я второй год подряд теряю шансы на ФГП, я туда точно уже не попадаю, потому что куда меня возьмут после такого старта? И Капу мне не выиграть, там тоже Саша будет, а она со своими четверными... — я качаю головой, — это точно без вариантов, с этим я не смогу справиться абсолютно. А никакого чуда не произойдет, никто не запретит завтра у женщин четверные в произвольной. — Но ты можешь показать себя в лучшей форме, а против тебя в твои лучшие выступления мало кто может бороться, Жень, — он пожимает плечами и гладит меня по плечам. — Ты сильная, ты прекрасная, ты восхитительная фигуристка... Женя, тебе надо выбросить из головы все, что там накопилось, чтобы в России показать то, что ты показываешь нам тут каждый день. Я знаю, что ты можешь. — Все вы думаете, а на стартах получается откровенная херня, — я отворачиваюсь и отъезжаю немного в сторону, прерывая тактильный контакт. — Проще сказать, чем сделать. — Ты мне обещала в марте, что больше не будешь отказываться от веры в саму себя, потому что видишь, что бывает, когда ты отдаешься прокату со всей своей душой, когда ты хочешь показывать только лучшее в себе. — Но оно не получается, Джейсон, я пытаюсь, а оно не получается, — я всплескиваю руками, силясь донести до него свои мысли. — Ты понимаешь, что оно никак не получается. — Но Женя, все обязательно получится, не в этом году, так в следующем... — Джейсон, оставь её, — Юдзуру подъезжает к нам и не смотрит в мою сторону. — Дай ей перебеситься и успокоиться, тогда можно будет вести какой-то рациональный диалог, а пока просто смысла нет приводить какие-то аргументы. — Почему ты говоришь так, словно меня тут нет? — я ощущаю, как мой голос становится тоньше и выше, приобретая какие-то истеричные ноты. — Потому что сейчас говоришь не ты, а злость, и уже через полчаса ты пожалеешь, что обидела своего друга и будешь ещё сильнее себя ненавидеть, — он спокойно смотрит на меня, принимая вызов. — Не делай того, о чём будешь сожалеть. — А почему вы все считаете правильным меня поучать и говорить, что я должна делать, а что нет? — слезы подступают к глазам против моей воли, — почему вы думаете, что имеете право за меня что-то решать и думать, что знаете, что я чувствую? — Потому что каждый из нас был в похожей ситуации, — Юдзуру морщит и берет меня под локоть, прикрывая от взгляда остальных, — ты сама пожалеешь, что развела на тренировке сырость, — он шепчет так, чтобы это слышала только я. — Женя, если хочешь выплакаться, то я приеду к тебе домой после тренировки и буду бесконечно подавать платки и вытирать тебе нос, но сейчас, если увидит Брайан или Трейси, тебя выгонят со льда и не пустят до завтра. Ты этого хочешь? Я быстро мотаю головой, но слезы не желают прекращать свой поток, и Юдзуру, тихо ругаясь под нос, тащит нас сперва к скамейке, с которой просто сдирает чехлы для коньков, а после, все ещё не выпуская моего локтя из своей руки, к выходу. Я слепо следую за ним, опустив голову, чтобы ни за что не зацепиться лезвиями, пока он своим уверенным шагов следует до кладовки. — Давай ногу, — едва закрыв за нами дверь, Юзу наклоняется и по очереди надевает на мои коньки чехлы. — Вот так-то лучше. Я начинаю плакать, пока он надевает свои, и не могу прекратить этого потока. Юдзуру спокойно проходит вглубь, шаря длинными руками по верхней полке, пока что-то не находит. — Я знал, что однажды нам это пригодится, — он вздыхает и вскрывает упаковку салфеток. — Вот, держи, — он вытаскивает несколько салфеток, — я не могу тебя успокоить, но могу хотя бы помочь... От этого его жеста я начинаю плакать ещё сильнее, и Юдзуру подходит ближе, обнимая меня за талию и позволяя опереться о себя, периодически доставая новые салфетки и вытирая моё лицо. Я плачу без остановки, выливая всю свою горечь от совершенных ошибок, позволяя себе пропустить всю боль через тело, прожить её... — Я люблю тебя не за победы и медали, не за чистые прокаты, а просто люблю тебя, всю тебя, — он произносит это, когда мои рыдания немного утихают, — люблю просто за то, что ты — это ты. Мне наплевать, что ты ошибаешься, падаешь, срываешь прокаты... Женя, тебе нужно понять, что для меня главное — это ты сама. Неидеальная, порой излишне эмоциональная, не всегда думающая о том, что и кому говоришь... Но ты — это ты. — Но полюбил ты меня, когда я побеждала... — Но полюбил я тебя не на катке, а за его пределами, — он тяжело вздыхает, — мне понравилась ты в смешном платье, в джинсах, в пижамках... Мне понравилась ты сама, и было наплевать, что на тебе: коньки или кроссовки. Когда же ты поймешь это?! — он устало восклицает, вытирая мой нос. — Я тоже полюбила всего тебя, а не медали, — я хлюпаю и смотрю на него, — ну, то есть увидела я тебя впервые на льду, но... — Тогда ты понимаешь, о чём я говорю, — Юдзуру тяжело вздыхает в очередной раз, поправляя мой, очевидно, размазавшийся макияж. — Наши чувства не связаны со спортом, поэтому я с тобой всегда. Но мне тяжело видеть, когда ты настолько себя не ценишь, даже ненавидишь. Женя, ты мне обещала, что такого больше не будет, ты помнишь? — Помню, — я опускаю глаза вниз, рассматривая его ботинки, — но Канада... — Я помню, что там было, и помню ту кладовку, — он игриво проводит пальцами у меня по талии, — я все помню, я не страдаю проблемами с памятью. Но тебе надо выбросить все из головы и двигаться дальше, Женя. У тебя впереди следующий этап, на котором на тебя снова будут смотреть, где тебя будут оценивать, рассматривать и ждать на национальных... Помнишь, что ты говорила? — Что? — Что национальные — вот главный старт сезона. И ты туда поедешь подготовленная, готовая ко всему, ясно? — он слегка меня встряхивает, при этом довольно сильно сжимая плечи. — Хватит себя жалеть, эти силы ты могла потратить на работу над акселем, на очередной прогон куска произвольной, а ты плакала. Мы оба теряем драгоценные минуты, которые могли провести с пользой. Черт, – он шлепает рукой по стене, — ты могла сделать мне минет тут! — О, Боже, — я от неожиданности ахаю, прикрыв рукой рот, — ты что такое говоришь? — От этого было бы и то больше пользы, чем от слез. Мы бы сняли напряжение приятным способом, а так... — Юзу ещё раз проводит пальцами у меня под глазами, пока удовлетворенно не кивает. — Ладно, пошли, пока про нас правда не подумали, что мы тут занялись сексом. Дважды. — Фу, все, ко мне не приходи со своими пошлостями, — я шмыгаю носом, но чувствую, как боль в груди постепенно притупляется, — я не такая. — Ага, не такая, — он шлепает меня по ягодице. — Давай, отрабатывай свою произвольную. Сегодня остаемся на дополнительную тренировку, раз пропустили половину этой. — Нас не было не больше десяти минут... — Это слишком много, — он выключает свет и выталкивает меня в коридор. — Давай, шевели бедрами. Его легкая грубость вкупе с касаниями немного меня бодрит и, несмотря на свои чувства внутри, я благодарна ему за то, что он не сюсюкается со мной и помогает бороться. Эта смесь энергий и заставляет меня на подъеме выйти на лёд. *** — Всё, я не могу, — я падаю на пол около катка, не в силах пошевелиться. — Я пас. — Нет, ещё рано, — Юдзуру едва стоит на ногах, но дергает меня за руку. — Пошли, еще по дорожке — и тогда будем делать заминку. Вылезай, Женя. — Я правда не могу, — я практически плачу, сворачиваясь в комочек. — Пусти, я тут спокойно умру, пока ты докатываешь свой Ориджин. Пожалуйста... — Нет, Евгения, хватит себя жалеть! — несмотря на официальный тон, я слышу в его голосе смех, — ты уже жалела себя утром, пора поработать. Я отрицательно качаю головой и прикрываю рукой глаза, чтобы свет так не слепил меня, но Юдзуру, не удовлетворившись моим ответом, хватает одной рукой под коленку правой ноги, а второй за локоть, и, приложив усилие, стаскивает меня на холодный лед, наполовину кладя на свои ботинки. Я визжу и брыкаюсь под его смех, пытаясь выбраться из странного захвата, но он, несмотря на кажущуюся слабость, на удивление крепко меня держит, не давай удариться головой о лёд. — Ну хватит, дети, — Брайан хлопает в ладоши, привлекая наше внимание. Юдзуру аккуратно возвращает меня на деревянный настил, помогая осторожно лечь. — Не дай Бог Женя опять заболеет, Юзу, это будет на твоей совести! — Всё-всё, я тут ни при чём, — он поднимает руки, продолжая игриво хихикать, — наоборот тренирую свою силу и Женю вот. А то она ленится, не хочет со мной катать дорожку. — Так, а ты вообще должен был двадцать минут назад выйти со льда, — Брайан шутливо замахивается на него желтым полотенцем, — а ну марш в душ и домой! У вас завтра тренировочный день, никакого ночного льда вам! — Как скажете, — я послушно киваю и заползаю на скамейку, тут же расшнуровывая коньки. — У меня завтра приём контрольный у врача, я не останусь на дополнительный лёд. — И правильно, не надо каждый день. — Я тебя не спрашивала, — показываю язык Юдзуру, который продолжает настырно скользить перед нами, оперевшись руками о бёдра. — Ты идёшь? — Задержусь на пять минут, нагоню тебя на парковке, — он спокойно кивает, не скрываясь от Брайана. — Мойся спокойно. Я прощаюсь с тренером и машу маме, что скоро буду свободна, прежде чем направиться на выход. И до самой двери ощущаю прожигающий взгляд Юдзуру на своей спине. *** — Вкусный суп, — он удовлетворенно вздыхает, поглаживая свой живот. — Жанна, просто восхитительно, спасибо! — Всегда пожалуйста, приходи почаще, с тобой вот и Женя за компанию хотя бы нормально питается. — Ой, не начинайте, — я закатываю глаза и беззлобно смотрю на них. — Вам дай волю, так вы меня раскормите до размеров бегемота, я уверена. — Просто маленького пингвинчика, — Юзу хихикает и хлопает меня по колену. — Маленького такого, но очень милого. Мы препираемся, пока мама заваривает чай, когда я получаю неожиданное сообщение от Брайана. Я с удивлением смотрю на экран, боясь его читать, но Юзу, загляну через моё плечо, сжимает мои пальчик, без слов выражает поддержку. Я немного медлю, пока мой палец зависает над экраном, и, тяжело выдохнув, открываю наш диалог. Брайан 19:15:12 Евгения, добрый вечер! Составил новый план тренировки для тебя. Завтра меня не будет, как ты знаешь, поэтому тебя проконтролирует Трейси. Все получится, ты молодец! Б. — Тьфу ты! — я мигом успокаиваюсь, ощущая легкую дрожь в теле, пока адреналин медленно сходит на нет. — Зачем так пугать людей? Мы ведь и так нервные. — Все в порядке, — Юзу хихикает и целует меня куда-то в висок. — Ты уже перенервничала просто, Жень, не надо так реагировать на каждое сообщение, которое приходит, это просто его забота о тебе, волнение... — Я понимаю, просто в груди почему-то тяжелое чувство. Не пойму причины. — Ты устала, перетрудилась, слишком много думала. Тебе давно уже пора выдохнуть и позволить один вечер отдохнуть себе. Просто поваляться в кроватке и посмотреть фильм, которые будет не о спорте. — Ну так давай это сделаем? — мой тон больше похож на вопросительный. — Если ты свободен... — Сегодня свободен, давай посмотрим наконец-то что-то, — целует меня в нос и переключается на разговор с мамой, но я по-прежнему не могу расслабиться, все время мысленно переключаясь на сообщение Брайана и мою реакцию на него. И отчего-то в груди горит странное чувство ожидания чего-то, что изменит мою жизнь навсегда.