Incredibly loud and extremely close

Глава 31. Эта арена

Март 2019 года Сайтама, Япония

Выступление на арене в родной стране всегда вызывает двоякое ощущение из-за радости и ответственности. Мне страшно выходить и видеть, как все ждут от меня очередной победы. Я люблю выступать и наслаждаюсь этим каждый раз, когда выхожу на арену, но сейчас никак не могу собраться и выкинуть из головы эти противные мысли об ожиданиях всех вокруг. — Ух, какой ты! — Гислен хлопает меня по плечу, когда я выхожу из раздевалки. — Я каждый раз забываю, что ты так меняешь, когда переодеваешься. Красавец! Я усмехаюсь в ответ, поправляя перчатки, и разминаю шею. Впереди шестиминутная разминка, на которой я очень часто понимаю свое состояние и вижу свои ошибки заранее, стараясь их предупредить в программе. Кроме того, я хочу проверить состояние льда, чтобы удостовериться в отсутствии ям. — Все в порядке? — Брайан окидывает меня внимательным взглядом, немного хмурясь. — Нога не беспокоит? — Не сильнее, чем в обычные дни, — я слегка киваю, словно успокаивая этим самого себя. Нога не болит, а скорее ноет, беспрестанно напоминая о себе легким стоном, который стал уже фоновым для меня. Я привык. Раз болит — значит жив. Грустно усмехаюсь от собственных мыслей. — Ты все знаешь, не мне тебя учить, — Брайан нервно делает несколько шагов, — не торопись и не переусердствуй на разминке, пожалуйста, не хочу, чтобы ты устал или перенапряг ногу. — Сделаю только самое важно, что необходимо, — я послушно киваю, поправляя верхнюю кофту. — Все будет хорошо. — Я знаю, Юзу, все обязательно будет хорошо, ты прав, — Трейси проходит рядом и ласково мне улыбается. — Не забывай о ребрах! Я стараюсь не рассмеяться её замечанию, но в последний момент поджимаю губы. Все бывает, Трейси, все бывает... Но куда без этого?! — Вы меня как на Олимпиаду отправляете, — я качаю головой и иду к выходу на арену. — Это просто Чемпионат Мира. — Для тебя каждый старт как Олимпиада, Юдзуру, — Гислен догоняет меня уже у выхода. — Но помни, что тут не надо так рисковать своим здоровьем. Делай все то, что ты делаешь на тренировках. Я киваю, непонимающе поглядывая на них и их нервные выражения лиц. С чего они решили, что я буду сходить с ума и рисковать своим здоровьем? Это соревнование, это старт. Не более или менее важных, есть просто все, что встречаются на моём пути. И на каждом я должен показать свой максимум, должен выступать и не ошибаться. Я сделаю это. Брайан хлопает меня по плечу и отходит, забирая все вещи, пока я вспоминаю порядок выхода на лёд и нахожу своё место в этой импровизированной очереди. Все камеры моментально направлены на меня, едва я выхожу на лёд, и привычно выдыхаю: ничего не меняется, особенно этот момент. Я сдерживаю усмешку, концентрируясь на общей атмосфере возбуждения и радостного предвкушения. Если вы хотите насладиться, то вы получите такую возможность. *** Я лежу на кровати, уставившись в потолок уже некоторое время, не в силах поднять своё тело и пойти в ванную, которую необходимо сегодня принять. Я осознаю, что это не моя техническая ошибка, что это не нехватка тренировочного времени, не тактическая ошибка... Эта чертова случайность, откинувшая меня назад. Сильно назад. Я ощущаю пустоту внутри себя. Что я должен сделать? Как я могу улучшить своё положение? Мысли съедают меня, постоянно выдергивая из более-менее устаканившегося состояния. У меня есть день, чтобы что-то придумать и как-то вытянуть себя наверх. Конечно, я объективно понимаю, что Джейсон не сможет меня и в произвольной обойти, но Нейтан... Стук в дверь — и мне не надо даже спрашивать, кто стоит по ту сторону, потому что так стучит только Женя, которая сейчас должна готовиться к своей произвольной программе, а не утешать меня, только вот мы оба всегда спешим друг к другу. — Все будет хорошо, не стоило проявлять солидарность и занимать место поближе ко мне, — она слабо улыбается, обнимая меня за талию. — Это просто случайность, ты же понимаешь? — А что, если это знак, что мне пора уходить? — я озвучиваю свои мысли, крутящиеся в голове все это время. — Что, если я должен уйти был после Игр? Все намекает, что я лишний, что надо дать место другим, новому поколению. — Замолчи! — она шлепает ладонью меня по спине. — Что ты несешь? Какое новое поколение? Тебе самому всего 24 года. — Целых 24 года, Женя, целых 24... Ты видишь, как омолаживается наш спорт. Хави ушел, Патрик... Все уже ушли, один я тут остался, словно последнее ископаемое, от которого никак не могут избавиться. Реформы оценивания, баллы других и мои, курс на омоложение, желание видеть новые лица в топе каждый цикл... Жень, ну тут только слепой не поймет, куда все это идет. А я не слепой. — Но ты должен продолжить бороться. Биться с ними до тех пор, пока сам чувствуешь, что хочешь кататься, пока видишь в себе эти силы прыгать перед публикой лучше, чем могут другие. Никто не станет тобой, никому не дано быть тобой, понимаешь? Нейтан классный, но он — это не ты. В нем нет того, что я нашла в тебе, когда была маленькой девочкой: магии катания, от которой замирает все вокруг, когда ты эти несколько минут программы не дышишь. И даже бабочка в короткой не украла магию проката, Юдзуру. Она сделала его таким настоящим: живым и человечным. Мы порой думаем, что ты Бог льда, но маленькая ошибка словно говорит: Бог, да, но и человек тоже. Ты не идеален и не обязан таким быть, ты вовсе не должен все время показывать нам, что ты можешь все. Ты должен быть человеком. Её слова что-то трогают, приятно согревая, и я вместо ответа крепче сжимаю её в своих руках, прижимая к груди и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Я третий после короткой с бабочкой на четверном сальхове. Я понимаю, конечно, что это очень хорошо, что я не поймал бабочку на тулупе, лишив себя каскада, однако это такое себе утешение. Я должен был быть первым, обойдя Нейтана, а сам уступил даже Джейсону. Я. Я, двукратный Олимпийский чемпион и чемпион мира, уступил парню без четверного. Просто вот так взял и подарил ему серебро в короткой. 94 балла с копейками. Против 110 в первой половине сезона. Вот тебе и чемпионство, вот тебе и желание выиграть. — Впереди ещё произвольная, я знаю, что ты сможешь отыграть разницу, — Женя врывается тихим шёпотом в мои мысли. — Все будет хорошо, Юзу. Она так часто говорит мне эти слова, что становится даже неудобно, и я зарываюсь носом в её волосы, взъерошивая прическу и ни капли об это не сожалея. Женя не противится, лишь сильнее прижимаясь ко мне, и я позволяю нам обоим немного раствориться друг в друге, если чувствуем необходимость в этом. — Давай приляжем? — я тихонько произношу это. — Просто полежим. — Угу, — она кивает, но не разрывает объятий, из-за чего мы, подобно пингвинчикам, топаем к постели, на которую я заваливаюсь, утягивая её на себя. Мы хихикаем, пытаясь устроиться поудобнее, и Женя неловко дергается, ударяя меня локтем по ребрам. — Ох, — я тяжело выдыхаю, жмурясь от неприятных ощущений. — Ты решила мне отомстить за что-то? — Прости-прости-прости, я случайно, — она сползает на бок, поглаживая меня по месту удара. — Лёд? Мазь? — Жить буду, — отрицательно качаю головой и ложусь на бок, смотря на неё. — Надеюсь, что у меня не будет синяка на весь бок. — Я тебя не так сильно ударила, — Женя закатывает глаза, — я совсем чуть-чуть, между прочим. — А потом говорят, что только мужчин склонны к домашнему насилию. — Ой все, — хихикает и снова обнимает меня. — Лучше я тебя, чем ты меня. Во мне все равно не так много силы. Да и тебе за твою вредность иногда хочется по попе надавать. Юми-сан со мной согласна, я знаю, она уже говорила об этом мне как-то. — Вот сговорились вы с мамой, предательницы! Никто не ценит меня и мои старания! А ведь я-то как стараюсь, как забочусь о вас, как все делаю усиленно... — Мы тебя ценим, только иногда ты бесишь тем, что вовремя не останавливаешься, а мы за тебя волнуемся. Ты же не просто человек или соперник, а любимый и дорогой... — Мне нравится, как это звучит, — я довольно улыбаюсь, ластясь к её ладошке, которая поглаживает меня по щеке. Мы улыбаемся, смотря друг на друга, и просто молчим, пытаясь забыть о том, где мы находимся, что делаем, и какая ответственность над нами нависла. *** — Юдзуру, — Гислен задумчиво подходит ко мне, пока я растягиваюсь, и жестом просит меня вытянуть наушник. — Я тут вот что подумал... — Что мне пора на пенсию? — я усмехаюсь, пытаясь разрядить обстановку, но тренер лишь сильнее хмурится. — Ладно-ладно, неудачная шутка. Так что? — А если вот тут тебе заменить каскад? — он тычет пальцем в план программы. — Облегчить немного... — Ты сошёл с ума? — я скептически смотрю на него. — Облегчить. Мой. Контент. Если ты забыл, то напомню, я третий после короткой. Мне нужно его усложнять, а не облегчать. Для манёвров времени нет, тем более облегчение... — Я беспокоюсь за старушку, — он хлопает меня по ноге, присев на корточки, чтобы быть на одном уровне. — Точно все будет хорошо? — Да точно, — я рассерженно выдыхаю. — Я же говорил тебе, что все с ногой нормально, она выдержит завтрашний старт, я справлюсь с этим. Мне нормально. Да, я на таблетках, но ты знаешь, что это страховка и помощь. — Ох, ладно. Я просто волнуюсь за тебя, что-то первая половина сезона шла отлично, а потом эта чертова травма. Второй год подряд. Ладно, прости, что пристаю к тебе. — Это ты старик, Ги, волнуешься из-за каждой мелочи, скоро моё дыхание проверять будешь, кажется. Я жив и здоров, полон сил и готов завтра катать Ориджин так, как я готовился к этому. И не пытайся меня переубедить, — тычу пальцем ему в живот. – Все, не мешайся, я тут пытаюсь подготовиться к тренировке, если не заметил. — Больно взрослый стал, — он качает головой и встает. — Ладно, ворчун, разминайся. Меня наконец-то оставляют одного и я снова надеваю наушник, отрезая себя ото всего мира. Женя не пишет, но она, должно быть, точно так же сейчас разминается и готовится к прокату. Я периодически поглядываю на часы, чтобы при возможности посмотреть ее произвольную программу, но времени ещё слишком много до начала. Юдзуру 16:15:18 Пойдем в воскресенье есть гёдза после банкета? Я отправляю ей сообщение, особо не рассчитывая на быстрый ответ, и откладываю телефон. Меня волнует её прокат, но ещё сильнее в моих мыслях крутится собственное третье место и предстоящая произвольная, в которой Чен будет прыгать чертовы четверные в нереальном количестве. Я ощущаю слабость в своём теле при этой мысли, потому что у меня нет возможности так технически усложнить свою программу: возраст, усталость, травмы, медали и титулы. И если два последних должны были бы меня окрылять и помогать, то это все оказалось враньем. Сейчас, когда я двукратный Олимпийский чемпион, на меня направлено еще больше взглядов, еще большее количество людей мечтают увидеть моё падение, ожидают проигрыша, ожидают битвы с Нейтаном. Только я не хочу этой битвы, я не хочу бороться с ним. Мне это неинтересно. Почему-то сейчас, когда я упустил баллы в короткой, я четко осознаю, насколько наше катание разное. Я не хочу прыгать и скакать, я хочу катать программу, которая не потеряет ничего лишь от того, что я не смог идеально выполнить прыжок. Я не хочу убивать своё здоровье ради все большего и большего количества четверных прыжков, потому что это не красота программы, это прыжки. Я хочу наполнить свои программы связками, переходами, убрать паузы и показать, что я настоящий чемпион, а не случайный. Мимоходом бросаю взгляд на часы, невольно отмечая, что Женя мне до сих пор не ответила. Я знаю, что сейчас глупо говорить о том, что она должна отвечать моментально, однако прошло уже двадцать минут, а от неё нет ни одного сообщения, что очень странно — обычно Женя даже перед стартом мне пишет, посылая фотографии и делясь музыкой, которую слушает. А сегодня она молчит. Я решаюсь написать Мише, который должен быть рядом с ней, и отправляю сообщение, уже идя к катку для своей тренировки. Мне хочется знать, что с Женей все хорошо, но мне никто не отвечает — и я должен выкинуть всю тревогу из головы. И через почти тридцать минут я выхожу со льда довольным тренировкой: все, что было запланировано, я выполнил, Гислен дал мне несколько комментариев, когда я чуть не упал с тулупа, и мне хотелось рассмеяться, потому что я и сам все это уже давным-давно знаю. Я привык к его добродушным подшучиваниям, поэтому, когда беру телефон в руки и вижу входящие сообщения, сначала не могу понять написанного. Миша 16:38:22 У Жени травма. Обкололи, должно хватить на произвольную. Терпит. Я как чувствовал, что с ней что-то не то, когда она сразу не ответила. Травма. Какая травма может быть сейчас, прямо перед стартом? Что произошло за эти пару часов, что мы с ней не общались? Я снова отвечаю Мише, но он не в сети, и я захожу в Твиттер, чтобы пролистать ленту. А там уже есть короткие видео с разминочной площадки, где Женя ходит, прихрамывая на одну ногу, а Миша стоит рядом, сложив перед собой руки. Я пересматриваю этот момент несколько раз, сильнее стискивая челюсти. Почему она от меня скрыла это? Почему не ответила? Не сказала... Сейчас я не буду ей звонить и писать еще, но после нам снова нужно будет поговорить о том, как мы поступаем в критических ситуациях. Но какого черта опять все несчастья достаются ей?!