Incredibly loud and extremely close

Глава 19. Ты не одна

Декабрь 2018 года Саранск, Россия

Я выключаю дрожащими руками прямой эфир и не могу сдержать слез, отпуская телефон. Я в очередной раз все испортила, я в очередной раз испугалась и просто развалилась на катке. Я в паре шагов от последнего места, которое мне не дали просто из-за того, что ставить за мой прокат компоненты, которые должны были бы быть, они не могу. Выставила собственноручно себя на посмешище перед всем миром. Снова. Ничего, кроме ненависти, я к себе сейчас не чувствую. Сама добилась всего, сама себе же и пожелала этого, сама отправила себя в этот мир. Я игнорирую сообщения Брайана, Трейси и Юдзуру. Я не могу сейчас им ничего сказать и не хочу, у меня нет сил с кем-то разговаривать и снова слушать, что я сильная, что я справлюсь, надо просто выйти и завтра откатать так, как я всегда катаю на тренировках в Крикете. Я не хочу. Они не на моём месте. Им не понять, что на самом деле разворачивается у меня в душе. Они не знают, что у меня в душе. Миша звонит уже раз в пятый. Наверняка он разочарован, что я так испортила его программу, над которой он работал, в которую вкладывал душу, которая стала одной из его красивейших работ, но я не смогла её показать и, по сути, потеряла все шансы на то, чтобы продолжить этот сезон, а это значит, что для меня этот год завершен. Я больше не смогу взойти на пьедестал, а не смогу показывать себя на мировой арене, я просто хороню себя в этом ужасном месте. Я просто никто теперь... Миша 21:13:15 Пожалуйста, возьми трубку, Женя. Я пытаюсь сквозь слезы нажать на приём звонка, когда он не оставляет попыток со мной связаться, но попадаю лишь с третьего раза и со страхом прикладываю телефон к уху, боясь услышать его слова. — Да? — Наконец-то, — он выдыхает в самую трубку, и мне становится лишь хуже. — Мы волнуемся за тебя, Жень, не надо так пропадать. Юдзуру уже обрывает телефону Брайану и твоей маме, потому что ты весь день ему не отвечаешь, он на стену лезет. Можно я ему быстро напишу, что я с тобой говорю? — Угу, — я подтягиваю колени к груди и лбом упираюсь в ноги. — Я не суицидница, я не собиралась резать вены или прыгать в окно, если вы об этом. — Это физическая смерть, а нас волнует твоё ментальное состояние. Ты чего как неродная? С каких это пор мы перестали быть теми, кто пишет и звонит по любому поводу? Интересуется проблемами друг друга, волнуется и переживает просто так? Мне не нравится, что ты не считаешь нас способными на это. — Я не сказала, просто... — Мы знаем, что ты сильная, но даже у сильных бывают сложные периоды, и вот твой сейчас, — его голос спокоен и тверд. — Без падений не бывает взлётов, Жень, кому как не тебе это знать. Я знаю, что то, что произошло сегодня, выбило тебя из колеи, тебе неприятно и сложно, больно и обидно до злых слёз... Мы бы все хотели тебя сейчас обнять, но я слишком далеко... Но ты сможешь, слышишь? Я знаю, что ты сможешь завтра выйти и откатать своё танго свободы, Женя! Это не просто танец, это голос твоей души. Я знаю, что ты хотела сегодня показать нашу общую работу идеальной, но так сложилось, что не до конца получилось. Нет, молчи, — он быстро вставляет, когда я открываю рот, чтобы заговорить, — потом выскажешься, дай мне сказать. Ты сильная, ты уникальная спортсменка. И это слова мои не как твоего друга, а как человека со стороны, начинающего тренера, хореографа. Ты думаешь, мы не обсуждаем спортсменов? Конечно же всех мы обсуждаем. И все как один говорят, что в мастерстве передачи образов нет никого сильнее и лучше тебя, Женя. Ты единственная, кто вживается в него настолько, что потом видно, как ты выходишь из него и возвращаешься к самой себе. Ты не стоишь на месте, пускай тебе и идёт больше всего драматическое амплуа, но ты даже в нём развиваешься, используя все новые и новые приёмы, чтобы раскрыться как личность. Невероятно важно не останавливаться на достигнутом — и ты это показываешь юным девочкам, которые уже готовы копировать твои образы, номера и спортивный путь. Миша замолкает, а я закусываю губу, чтобы не всхлипнуть. То, что он говорит, о какой-то другой, более сильной Жене, которая сейчас не сидит в номере, распадаясь на мельчайшие частички, в которой есть жизненная сила и желание бороться до самого конца, грызть лёд и идти вперед бесконечно долго. А что, если это не я? Что, если во мне уже ничего не осталось, что я вывернула на себя все, что только можно было?.. — Ты — это ты, Женя. Про тебя никто не скажет, что ты стояла за чьей-то спиной, прикрывалась этим и собирала славу, пока другая боролась против всего мира. Нет, Женя, ты всегда шла вперед одна, сама, прикрывая других и борясь против системы. Ты взбиралась, и продолжаешь это делать, на новые вершины, которые будут видны немного позже самой тебе, но ты поймешь, что ты не просто рядовая спортсменка. Ты — это лучшее, что случилось с российским спортом. Я все-таки сдаюсь и плачу, крепко сжимая трубку в руке и слушая успокаивающие слова Миши, который продолжает и продолжает говорить теплые слова, от которых лишь сильнее щемит в сердце. Его вера в меня и в мои силы настолько поражающая, что я задыхаюсь от этого и больше просто не могу выдержать, позволяя себе плакать в его присутствии. Миша не ругает, не просит перестать, а просто продолжает говорить и говорить... — Спасибо тебе, — это единственные слова, которые я в силах сейчас произнести, — спасибо, что терпишь меня, что до сих пор остаешься рядом. Я... Я очень хочу иметь возможность выступить где-то ещё в этом сезоне и показать Тоску такой, какая она есть на самом деле. Такой, которой ты её создал для меня. — Это мы вместе её создали, Женя, — я слышу, что Миша улыбается в трубку, — без тебя не было бы этой программы, ни у одного другого фигуриста она бы не заиграла так, как заиграла на тебе. И я знаю, что у тебя точно будет ещё шанс исполнить её идеально. Все получится, просто верь мне. — Я верю тебе, — шепчу и закрываю опухшие от слез глаза. — Спасибо тебе, Миша, спасибо... Мы ещё некоторое время разговариваем, перекидываясь какими-то странными фразами и фактами из жизни, пока я не понимаю, что время уже слишком позднее, а я не сделала всего, что стоило бы выполнить. Например, позвонить Брайану и извиниться за свою истерику и исчезновение со всех радаров. Мне безумно стыдно сейчас, но если я не сделаю этого сразу, то утром не смогу смотреть ему в глаза, хотя, я уверена, он все прекрасно понимает и не будет ругаться сильно, привыкший к выходкам Юдзуру, однако... Однако мне все равно жутко страшно и непонятно, чего я жду так долго. Завершив разговор с Мишей, я собираюсь с силами и сажусь на пол около кровати, чтобы написать сообщение Брайану. Я извиняюсь, что не отвечала и говорю, что все будет в порядке, что мне просто нужно поспать, а утром будет уже легче, я выйду на тренировку в обычном режиме. Маме пишу, что я приму душ и минут через тридцать она может ко мне зайти. И тогда передо мной остается один диалог, заходить в который мне страшно. Сообщения от Юзу горят огнем, проникая внутрь меня и разливаясь по венам. Я знаю, что он поймет моё молчание и не будет ругаться или возмущаться, что я вместо ответа ему разговаривала с Мишей, но внутри меня сидит что-то, что заставляет смущаться... Евгения 23:43:14 Со мной все хорошо. Скоро лягу спать, завтра произвольная. Спасибо за поддержку! Более дурацкого сообщения я ему не отправляла с тех времен, когда мы только-только начинали переписываться и я смущалась ему писать, боясь, что он подумает, что я пристаю к нему. А сейчас... Я со злостью на саму себя встаю и иду в ванную, чтобы смыть макияж и принять душ. Но не успеваю я ещё закончить с лицом, как вижу входящее сообщение от Юдзуру. Юдзуру 23:49:33 Ты уверена? От твоих сообщений сводит зубы... Позвони мне. Я закрываю глаза и умываюсь, чтобы убрать следы туши, прежде чем набрать его номер, лишь запоздало вспоминая разницу во времени и то, что прямо сейчас он должен быть в Крикете и заниматься своей собственной подготовкой, а не разговаривать со мной, но уже поздно. Юзу берет трубку и я слышу небольшой шум на заднем фоне. — Я надеюсь, что ты не сходишь сейчас с ума, Женя, а понимаешь, что это просто один старт, — он начинает сразу без приветствий, а в его голосе скользит сталь, от которой по спине пробегают мурашки. — Ты не должна сдаваться и опускать голову, ты не можешь показать им, что отчаялась или сдалась. Выйди завтра и по-королевски покажи своё личное танго свободы. Расскажи историю, выступи так, как способна только ты: роскошно, ярко и с глубочайшей уверенностью в себе. — Юзу... — Не надо, Жень. Просто покажи ту, которую я видел тут на вечерней тренировке. Покажи себя настоящую на льду: девушку, которая обожает кататься и живёт этим. Не смущайся, не скрывайся, не закрывайся. Откатай для меня завтра. Думай, что я твой единственный зритель, что только я на тебя смотрю. И я буду смотреть, слышишь? Я буду завтра за тобой наблюдать и хочу увидеть тот огонь в глазах, который жду. Я буду с тобой не физически, но морально. Мои силы — твои силы. Я сжимаю руку на раковине, удерживая себя от того, чтобы не сползти по стене в слезах. То, насколько сильно он это говорит, уверенно и с любовью выбивает меня из мало-мальски собранного состояния. Я хочу, чтобы он сейчас был рядом. — И я бы хотел, Жень, — по-видимому, я озвучиваю последнюю фразу вслух. — Я бы хотел сейчас тебя обнимать и не давать упасть, но, к сожалению, я в чертовом Торонто сейчас и не имею возможности тебя прижать к себе, — он тяжело вздыхает. — Впусти маму к себе, она волнуется. — Ага, я ей уже написала, она скоро придет, — я хлюпаю носом, вытирая руками щеки. — Спасибо тебе. — Не надо, я не делаю ничего такого, чего бы ты мне не сделала. Или не делала... Вспомни чемпионат мира год назад. Вспомни травмы, как ты поддерживала меня и не давала сойти с ума. Как держала за руку и говорила, что все будет в порядке, что мы с тобой справимся... У нас просто нет другого варианта. — Мы справимся... — я повторяю за ним и поднимаю глаза на себя. Опухшие веки, потухший взгляд, осунувшееся бедное лицо... Разве это я? Разве я такая? Хочу ли я себя такой видеть и дальше? Нет. — Мы справимся, потому что кто, если не мы? — Именно так. — Если не я, то никто за меня завтра не выйдет на лёд, — я провожу рукой по своей щеке, — никто не откатает. Все только обрадуются моему уходу, правда? — Да. Но только ты забываешь о своих болельщиках, которые тебя сегодня поддерживали. Разве кому-то еще они так долго аплодировали? Разве кого-то они поддерживали так, как тебя? Нет. Никого они не поддерживали, никому не дарили столько эмоций и своей энергии. Женя, во круг сотни тысяч людей, которые являются твоими фанатами. Они с тобой даже в самые трудные времена. — Ты прав, — я улыбаюсь, вспоминая те плакаты, которые сегодня были по всему стадиону. Те кричалки, слова поддержки... — Ты прав, Юзу, ты снова и снова прав, потому что я иногда забываю... Но они есть, да. Они есть и всегда были. Спасибо тебе. — И есть мы. Твой тренерский штаб, семья, друзья, одноклубники — все за тебя невероятно переживали сегодня, дрожали и поддерживали. Мы любим тебя так сильно, что Джейсон мне чуть руку не сломал. — Джейсон? — я хихикаю. — Вы вместе смотрели? — Да, собрались у Трейси в кабинете и смотрели утром твоё выступление, поэтому я знаю, о чём говорю. Ты звезда, и никакая Алина или другие юные девочки не смогут затмить тебя. Выйди завтра на лёд и покажи себя. Сделай это, слышишь? — Хорошо. Да, я сделаю это, — я уверенно киваю своему отражению. — Я выйду завтра на лёд и откатаю своё танго. Я покажу всем свободу! И танго! — Вот это моя Женя, — я слышу его приглушенный смех. — Моя! Такой ты и должна быть, малышка. — Спасибо тебе, что поговорил со мной и поддержал. Это очень важно, особенно сейчас, — я стараюсь улыбнуться, чтобы он услышал это, — я сделаю так, как ты сказал: я покажу им себя. Юдзуру удовлетворенно вздыхает, вселяя в меня уверенность. Он прав до последней запятой в своих словах: только я могу себя показать такой, какая я есть, только я могу выйти и выступить, чтобы показать, что я жива и готова бороться. Именно я, а никто другой, на это способна. У меня есть, кроме моих ближайших родных и друзей, целая толпа фанатов. У меня есть те, кто следят за мной уже много лет, поддерживают и не отвернулись... Разве я не должна бороться ради них тоже? Разве я имею право сейчас опустить руки? Нет, я не должна сдаваться до тех пор, пока во мне есть силы выходить на лёд. *** Моё танго свободы сегодня прозвучало так, словно я действительно освободилась от груза прошлого. И даже та досадная ошибка на каскаде с акселем, которая привела к падению, ничего не значит. Намного важнее то, что я откатала, не завалила всю программу, не испортила себе настрой и выступила так, чтобы ни у кого не осталось сомнений: я жива. Я буду бороться, вгрызаться в лёд зубами, если понадобится, и бороться до последнего момента. Я готова к этому, я делаю это. — Ты невероятная умница, Женя, я горжусь тобой, — Брайан хлопает меня по плечу и ещё раз обнимает. — Вот та Женя, которую я вижу на тренировках. Та Женя, которая пугает всех вокруг своей силой и целеустремленностью. — Спасибо тебе, Брайан. Я постараюсь тебя не подводить больше. — Ты меня не подводишь, ты проходишь свой путь. Я с тобой рядом, ты же помнишь об этом? — тренер гладит меня по плечу и улыбается. — Мне надо лететь в Торонто. Отдохни несколько дней, а потом мы с тобой согласуем план новый, да? И проконсультируйся с врачом. Он оставляет мне последние инструкции и наставления, прежде чем убежать на такси, которое его уже ждёт. С показательными я справлюсь и сама, ничего сложного в этом нет уже. Но его поддержка сегодня помогла мне выстоять. Он помог мне справиться со всем, в сегодняшнем выступлении было больше его силы, чем даже моей. Юдзуру 18:15:13 Это была моя Женя! Эти простые слова вызывают у меня широкую улыбку и я не скрываю её, пока иду по коридору в сторону арены, чтобы посмотреть на выступления других. Да, это я. И я вернулась, чтобы побеждать и бороться, чтобы выигрывать и показывать себя. Пока со мной эти люди — я справлюсь со всем.