Incredibly loud and extremely close

Глава 17. Я правильно поступаю?

Декабрь 2018 года Торонто, Канада

Юдзуру постепенно приступает к тренировкам, порой смотря с непонятной озабоченностью и злостью. Я понимаю его тревогу после полученной травмы, но он не дает мне об этом заговорить, всегда переводя разговор на моё состояние, которое волнует его намного больше, чем собственная нога. Я отнекиваюсь как могу, но каждый раз под его взглядом сдаюсь и вываливаю все, как есть. На своём втором этапе я стала четвертой, напрочь потеряв все шансы на Финал. Мой следующий старт — национальные, к которым я пытаюсь готовить, но программа совершенно не ложится и я не чувствую себя в ней уверенно. Все те допущенные в прошлые разы ошибки снова и снова возрождаются в моей голове, когда я думаю о предстоящих соревнования. Брайан пытается что-то придумать, но пока мы не знаем, что и сделать со всем этим... Менять программу меньше чем за месяц до одного из главных стартов сезона? Слишком опасно. Может произойти повтор ранних выступлений этого сезона. С другой стороны, меняли же мы Звезды на Каренину — и я смогла выкатать целую произвольную за пару недель... — Нет, это не твоё, — Юдзуру останавливается около меня, привычно держа руки на пояснице. — Нужно менять. — Кого? Одежду? — я немного рассеянно смотрю на свою новую майку. — Женя, — он смотрит на меня своим «ты думаешь не о том, мы на льду» взглядом, немного хмуря и без того насупленный лоб. — Я о программе. Короткой. Нужно сменить её, ты сейчас её не ощущаешь, да ещё и воспоминания у тебя о ней слишком плохие, я вижу их в твоих глазах. Вы с программой не верите друг в друга, а это плохо для важного старта. Нужно сменить. — И что ты предлагаешь? Где я могу найти хореографа, который за пару дней поставит мне программу? — мы отъезжаем к самому краю, чтобы не мешать остальным. — Я думала об этом, но это слишком сложно и долго, у нас же нет тут толпы желающих мне поставить... — Нет, зато есть возможность позвонить и вызвать сюда любого, лёд тебе предоставят с огромной радостью, да ещё и помогут по необходимости. А хореограф... — Юзу придвигается ко мне ещё ближе. — Миша. — Миша? — я удивленно смотрю на улыбающегося Юзу. — Ты о чем? О каком Мише? — Ты уже забыла нашего общего друга тире сводника? Не знал, что у тебя такая короткая память, моя дорогая. Надо напомнить... Миша. Миша действительно ушёл с головой в тренерство и хореографию, что всей душой любил уже давно, да и программы фигуристам начал ставить ещё несколько лет назад, будучи действующим спортсменом. А сейчас на полную этим занимается. Но он на другом конце планеты где-то, согласится ли примчаться сюда по первому зову? Да и работа в сжатые сроки... — Позвони ему, Женя, попробуй поговорить. Он чувствует тебя лучше, чем другие, у вас должно получиться поставить эту программу быстро. Это тебе нужно, чтобы выбросить все из головы, чтобы справиться с мыслями. Начни с чистого листа, напиши новую историю, — он придвигается ещё ближе и шепчет, склонив голову ко мне. — И смени костюм к произвольной. Покажи настоящее танго страсти, покажи ту себя, что вижу только я. Он мажет губами мне по щеке так, чтобы никто не увидел, и снова катит вдоль катка, как делает практически все тренировки. Новая короткая программа. Новый образ. Новая я. Возможно, это и правда именно то, что мне сейчас надо?.. *** — Конечно, Женя, я помогу тебе, — Миша воодушевленно это произносит и с улыбкой смотрит на меня через экран телефона. — Я прилечу послезавтра, сейчас займусь билетами, и скоро начну скидывать тебе варианты музыки. Или у тебя есть что-то на примете? — Нет, ничего, — откидываюсь спиной на маты и немного выдыхаю. — Спасибо тебе... Я понимаю, что времени совсем мало, его практически нет, но ты... Спасибо! — Мы же друзья, Жень, а друзья в беде не бросают, — он подмигивает мне, — где, кстати, третий мушкетёр? Снова убивается на льду, толком не долечившись? — Ты же его знаешь, — закатываю глаза, — спасибо, что не прыгает хотя бы. Брайан его чуть ли не связал, когда Юзу заикнулся о том, что он просто «наметит» прыжки. Поэтому катается по кругу и повторяет кусочки хореографии. Злая чёрная туча... — И ничего я не туча, — Юдзуру неожиданно плюхается на матрас рядом со мной и забирает один наушник, — привет, Миша. — О, какие люди, — он машет рукой, повторяя жест Юзу, — жив? Здоров? — Пойдет, — Юзу отмахивается и кладет руку мне на бедро, — вы все обсудили? Договорились? — Да, прилечу послезавтра, так что все увидимся, — он отклоняется куда-то за камеру и что-то быстро говорит, — ребят, мне надо идти. Жень, я пришлю тебе через пару часов несколько вариантов, хорошо? — Договорились! — киваю и выключаю звонок. — А ты чего тут? — Тебя искал, — Юзу пожимает плечами, поглаживая мою ногу. — Как ты? — Немного растеряна, но... Надеюсь, что я поступаю правильно. Точнее, я уверена, что поступила правильно. Ты был прав, когда сказал, что мне нужно убрать эту программу. Я уже сейчас чувствую, что это правильное решение хотя бы потому, что блюз несет слишком много воспоминаний. А мне они не нужны. — Именно так, — Юдзуру притягивает меня к своей груди и позволяет расслабиться, — у тебя сложный период, тебе не нужен лишний груз воспоминаний. Я думаю, что будет идеально взять что-то совсем другое, что не будет напоминать эту короткую. Посмотрите что-то в твоём стиле: сильное, эмоциональное, позволяющее тебе быть актрисой на льду. — Спасибо тебе, — утыкаюсь носом ему в шею, слыша любимый аромат. — Я скучаю... Он без слов понимает, о чём я говорю: после того разговора перед его отъездом на этап в Москву мы ограничили наше общение переписками, разговорами в Крикете и редкими поцелуями в щёку. Мы молча приняли это решение, совсем не оспаривая то, что отдалились. Но игнорирование проблемы — это не решение, и я понимаю это. Наш мир сейчас настолько хрупок, что мы боимся его разрушить каким-то нечаянно брошенным словом, сказанной фразой или слишком интимным прикосновением. Но сейчас он мне как никогда нужен. — Юзу... — Женя... Ты начинаем одновременно, как часто бывало, но смеяться никому не хочется. Я вижу такую же боль и желание в его глазах, что ощущаю сама, и не могу понять, чьи это чувства: его или отражение моих собственных. Юдзуру едва заметно касается ладонью моей щеки, а я уже вся, кажется, горю под его руками, физически желая принадлежать сейчас ему. Он немного хмурит брови, когда шумно выдыхаю, и наклонятся ко мне, чтобы поцеловать. Я льну всем телом к нему, но Юдзуру лишь нежно касается моих губ своими, не углубляя поцелуя и не давая страсти захватить нас обоих. Его прикосновения нежны и даже капельку ленивы, и я не сдерживаю стона. Я хочу тебя. Мне хочется кричать от этого. Ты мне нужен. Желание скользит по моему телу. — Позволь мне приехать к тебе сегодня, — Юдзуру серьезно смотрит мне в глаза. — Нам надо поговорить, но не здесь... — Пообещай, что ты обязательно приедешь, — я цепляюсь за его плечи как за спасательный круг. — Пожалуйста, приезжай ко мне. — Приеду, — Юдзуру шумно выдыхает и ещё раз в таком же мучительно-сладком поцелуе касается моих губ, и на секунду мне кажется, что я вспыхну от желания внутри. Все моё сомнение, страх и ненависть к самой себе смешались в единую кучу, из которой я одна не выберусь, и Юдзуру это чувствует. Этот клубок надо распутывать — и я отдаю кончик нити в его руки. *** Я не могу дождаться его прихода, нервно ходя по своей комнате и в сотый раз поправляя покрывало на постели. Я не знаю, чего ждать от этого разговора, и поэтому просто извожу всю себя. Мама даже обрадовалась, когда я сказала, что ко мне придет Юдзуру и нам нужно поговорить. Она моментально нашла себе какие-то дела в городе на вечер, и, оставив ужин на плите, уехала на машине с просьбой вести себя благоразумно и покормить Юдзуру. Будто я могу думать сейчас о еде, а не о том разговоре, что нам предстоит... Звонок дверь, которого я так жду, становится неожиданностью, и сердце падает куда-то в пятки от страха. Ну вот, этот момент пришёл, больше откладывать некуда. — Привет, — Юдзуру протягивает мне небольшой букет алых роз, входя в квартиру. — Задержался из-за них, ища свежие. — Ох, Юзу, — я прижимаю цветы к себе, силясь не расплакаться. — Спасибо... Он внимательно на меня смотрит, пока раздевается, и ждёт дальнейших указаний, не смея самостоятельно проходить куда-то в квартиру. Я потерянно смотрю на цветы, понимая, что их надо поставить в воду, и киваю ему в сторону зала, чтобы он разместился там. Юдзуру послушно проходит, но не садится, а остается стоять и наблюдать за тем, как я наливая воду в вазу и затем располагаю букет по самому центру стола, излишне долго возясь с ним. Но сколько не откладывай — разговор все равно неизбежен, тем более, что я сама была его инициатором. — Думаю, что для начала мне нужно извиниться за своё поведение, — Юдзуру начинает говорить, едва я оказываюсь напротив него. — Я в какой-то момент свой страх за тебя и за нас, пожалуй, поставил превыше своей уверенности в тебе и осознания, что ты взрослый человек, который может принимать самостоятельные решения. Я позволил себе не просто помогать тебе советом, а напрямую вмешиваться и командовать в какой-то мере, — он морщится от этих слов, и что-то внутри меня вздрагивает, боясь услышать слова дальше, — и это моя не единственная ошибка. Я эгоист, я привык всю жизнь быть один, концентрируясь только на льду. А когда появилась ты, все смешалось в моей жизни... И я теперь просто не знаю, как мне все расположить. Потому что ты, Женя, — он делает стремительный шаг вперед и берет меня за руку, — именно ты теперь на первом месте с моей жизни. Я пытаюсь не расплакаться, когда он приподнимает мою руку и кладет себе на грудь, смотря глазами, наполненными слезами. Этот мужчина действительно меня любит... Он любит меня. И все, что он делает, это из любви... — Мы как слепые котята в любви, — я шмыгаю носом, пытаясь собрать остатки сил, — я точно так же иногда не понимаю, что мне делать, чтобы ты не вредил себе. Чтобы ты увидел себя моими глазами, чтобы понял, насколько ты великий и прекрасный... И я злюсь на тебя потому, что ты меня задеваешь, прекрасно зная больные точки, потому что ты самый близкий для меня человек... Юдзуру морщится от моих слов, прежде чем ответить: — Я не хочу давить на больные точки. По крайней мере больше не хочу и не буду. Я знаю, что это такое, насколько больно это слышать, поэтому понимаю весь ужас сделанного мной. Мне нет прощения... — Не говори так, есть. Если бы мы не любили друг друга, то мы бы не стояли сейчас тут оба в слезах, — я тихо хихикаю и тянусь рукой к его лицу, чтобы стереть дорожки слез. — Мы можем признать, что мы два дурака? — Однозначно, — он выдыхает. — Давай договоримся, что отныне все будем решать разговорами? Не руганью на льду в Крикете перед тренерами, а разговором наедине? И не будем ждать целый месяц. Хорошо? — Полностью согласна, — я выдыхаю, и гора словно падает с плеч. — Разговоры-разговоры—разговоры... Только они. — Ммм... Не только, — Юзу подступает ко мне ближе и распахивает руки, явно демонстрируя свои намерения. — Ты позволишь тебя обнять? — Дурачок... конечно! Я сама падаю к нему в объятия, прижимаясь всем телом к нему, впервые за долго время ощущая спокойствие несмотря даже на тревогу за подготовку новой короткой и предстоящий чемпионат. Запах Юдзуру меня окутывает, ненадолго отрывая от реальности, и мне становится так спокойно и хорошо, что я не сразу замечаю струящиеся из глаз слезы, которые падают на футболку, пока Юзу меня не отстраняет от себя, испуганно смотря в глаза. — Я сделал что-то не так? Что случилось, малышка? От его такого родного «малышка», в котором слышится неподдельная нежность и забота, становится мне еще хуже и я начинаю уже по-настоящему плакать, не сдерживаясь. Слезы застилают мне глаза, истерика подступает к горлу и я теряю чувство реальности, впервые за последнее время чувствуя себя достаточно свободно, чтобы раскрыть все чувства. Вся боль выходит наружу через крик, выворачивая меня наизнанку. Я была сильной, была. Но это в прошлом. Я больше не такая. Я вся состою из боли, она пронизывает все тело, оплетая каждый нерв и кость. Я не понимаю, что происходит, не сдерживая своих всхлипов и стонов, пока в какой-то момент Юдзуру не встряхивает меня достаточно сильно за плечи так, что зубы стукают друг о друга. — Чёрт, Женя, — он втискивает мне в руку стакан и подносит его к губам. — Давай, попей, надо. Я делаю несколько судорожных глотков, пытаясь не захлебнуться, пока Юдзуру придерживает меня за плечи. Меня продолжает колотить, но я чувствую, что истерика ушла, а на смену ей пришла невероятная усталость. Я прислоняюсь к Юзу в поисках поддержки, и он осторожно обнимает меня, отклонившись на спинку дивана, и позволяет улечься так, как мне удобно. — Спасибо... — я тихо произношу, ощущая першение в горле. — Спасибо тебе. — Все в порядке, — он гладит меня по волосам и спине, даря ощущение спокойствия. — Я рядом, я тебя не оставлю... Вместе мы со всем справимся, у нас с тобой все обязательно получится, ты слышишь? Мы справимся с тобой вдвоём, я тебя больше не оставлю одну, Женя. — Пожалуйста, будь рядом, — я судорожно из последних сил цепляюсь за его футболку, приподнимая голову. — Я не справляюсь сама... У меня не получается. — Никогда, слышишь? Я больше никогда тебя не оставлю. Своими черными глазами он, кажется, заглядывает мне с самую душу, и я не спешу спрятаться от этого. Я хочу, чтобы он был рядом, даже если для этого мне придётся рассказать ему всю правду. Даже если придется открыться и никогда больше не скрываться. Я сделаю все, что он попросит, лишь бы не оставлял меня больше одну. Я просто не справлюсь... — Поцелуй меня, — я едва слышно произношу это одними губами, но Юдзуру улавливает это и склоняется, мягко касаясь моих губ. Он снова дарит мне обещание, на этот проникающее внутрь меня. Я люблю его. И мне хочется это сказать ещё раз, но глаза закрываются, а меня постепенно уносит в сон.