Incredibly loud and extremely close

Глава 15. Я отпускаю тебя

Ноябрь 2018 года Торонто, Канада

Чем ближе второй этап, тем нервнее становятся тренировки. Я чувствую, что физически готова, но страх, который подступает к горлу, не дает вздохнуть полной грудью. Почему мне так боязно? Что не так? Я ведь сделала все, что должна была, я ведь поступила так, как надо. Так почему же я ощущаю себя сейчас так неуверенно? Почему все во мне сжимается при одной мысли о новом старте? — Ты слишком много думаешь, — Юзу стучит мне пальцем по плечу, — выключи голову и сосредоточься на фигурном катании. На прыжках, на технике. Думай сейчас об этом. — Тебе легко сказать, — бросаю ему через плечо, — не тебя ждёт этап во Франции через несколько дней. Не на тебя будут смотреть все сми и ждать твоего падения. — Ну да, я же просто так поеду в Москву кататься, меня никто оценивать не будет, — Юдзуру делает резкое движение, оказываясь лицом к лицу со мной. — Ты что? — Да ничего, — отмахиваюсь и пытаюсь его объехать, но он мне не дает. — Пусти меня. — Нет, мы сначала поговорим, — хватает меня за локоть и заставляет остаться на месте, — ты чего на всех бросаешься? — Я не бросаюсь! Чего ты ко мне пристал? — Я к тебе не пристал, а интересуюсь, почему ты такая нервная, Женя, — он повышает тон и хмурит брови. — Что произошло? — Да ничего не произошло, что ты до меня довязался сегодня? — сбрасываю его руку и отталкиваю его от себя. — Оставь меня в покое! — Ты совсем с ума сошла, — Юдзуру моментально восстанавливает равновесие и снова хватает меня за локоть. — Женя, тебе надо отдохнуть, ты себя загнала уже. — Я твоего совета спрашивала разве? Не припомню, — выдергиваю руку из его захвата, — так что иди и раздавай тем, кто о них просил. — Да тебе уже успокоительно пить надо, ведешь себя как истеричка. — Что ты сказал? — я едва успеваю отъехать, когда слышу его слова. — Ты совсем мозги себе последние отбил? — Женя, хватит! Что ты несешь? Это не ты говоришь, тебе надо просто успокоиться, слышишь? Ты психуешь не по делу. — Ах, да, я просто из-за своей карьеры переживаю, это же такая мелочь. Ну извини, что другие мыслят не так, как ты, мы не в удовольствие катаемся, а ради побед, у нас нет двух золотых медалей Игр. Нам нужно себе на жизнь тоже зарабатывать. — Ты сумасшедшая... — ХВАТИТ! Голос Брайана разносится на весь каток как раз в тот момент, когда я готовлюсь снова толкнуть Юдзуру. Меня настолько поглощает злость, что единственное, о чем я сейчас мечтаю, это причинить ему физическую боль так же, как у меня горит внутри. С чего он решил, что лучше знает, что мне нужно делать и как? Почему он считает тут себя главным знатоком человеческой психологии, тогда как самому нужна психологическая помощь в всем? — Видеть тебя больше не желаю даже, — все-таки толкаю его плечо и направляюсь на другой конец катка, вся дрожа от охватившей меня злости. Только сейчас я вижу, что тренировка остановилась и все смотрят на нас в ожидании взрыва. И он незамедлительно последует... — Да с твоими истериками никто мириться не будет, — голос Юдзуру достигает меня ударной волной в спину, — тебе сначала голову нужно привести в порядок. — Да пошёл ты, ненормальный, — бросаю ему через плечо и, пытаясь сдержать слезы, схожу с катка под пристальными взглядами тренеров. Надеваю чехлы и, взяв в руки телефон, выхожу в коридор, где позволяю себе всхлипнуть. Черт! Я же обещала, что больше никаких слез на катке. Что я больше не позволю себе так себя вести... — Пойдем, — Трейси обхватывает меня за плечи и прижимает к своему боку, — мне кажется, мы с тобой можем себе позволить немного отдохнуть и попить вкусный чай, который мне привезли ребята весной из Милана. Я думаю, что он тебе понравится. Я пытаюсь благодарно улыбнуться, но от этого лишь срывается удерживающий слезы барьер и я начинаю плакать, судорожно сжимая в руках телефон, не понимая, что я могу сделать. Трейси продолжает держать меня в своих объятиях, пока мы идем к её кабинету, и гладит по плечу, так по-матерински что-то шепча. Сквозь слезы понимаю, что она протягивает мне тапочки, заставляя переобуться, и следом укутывает в плед. Она быстро все убирает со столика, выставляя на него чашки и вазочку со сладостями, и дает мне в руки шоколадку, которую я откусываю между всхлипами. — Все пройдет, Женя, все наладится, — Трейси садится рядом и кладет руку мне на колено в поддерживающем жесте. — У вас у обоих сейчас сложный период, который нужно правильно пережить, не позволяя себе ещё глубже зарываться. Мы все были в вашем возрасте и переживали эту бурю чувств и эмоций, которые накрывали с головой и казалось, что ничто уже не спасет нас от того, чтобы просто разбежаться по разным концам мира. — Он просто не понимает, что такое жить с серебром на груди, — я произношу это между всхлипами, пытаясь салфеткой утереть слезы, — он золотой во всех смыслах, ему не нужно что-то кому-то доказывать, ему не нужно защищать свой выбор, потому что он главный. Его все слушаются даже в родной стране. — Женечка, если он тебе что-то не рассказывает, то это не означает, что у него все хорошо. Он заботится о себе, просто вы двое привыкли всегда быть самостоятельными личностями, которые не слушают советов и не готовы принимать помощь от других, — Трейси наливает мне чай и пододвигает сахарницу. — Это и хорошо и плохо, но сейчас, когда вы вместе, нужно много разговаривать и обсуждать это. Без диалога отношений не построить. — Мы разговариваем, только это не помогает, как видите, — не могу сдержать всхлип, — он не хочет меня понять, для него мои чувства не так важны. — Ну, девочка, не говори так. Если бы не были важны, то он бы не злился, не кричал и не следил бы за тобой глазами постоянно, не вздрагивал бы от каждого твоего падения. Юдзуру просто не всегда умеет выражать свои чувства, он только учится этому, — Трейси протягивает мне еще несколько чистых салфеток, — ты знаешь, раньше ему было на всех наплевать. Они очень тесно дружили с Хави, но для него это не было такой трагедией, когда у друга что-то не получалось. Да, он переживал, поддерживал и помогал, но он не ощущал всю его боль, не ходил как побитый после проигрыша Хавьера. Её слова немного успокаивают меня, но не снимают боли. Если он так сильно переживает, то почему он обвиняет меня? Почему называет истеричкой? Разве любящие люди именно так поступают? Вместо того, чтобы оставить меня в покое и позволить делать то, что мне нужно, он пытается учить жизни, говоря что-то о своём собственном опыте, но при этом поступает на льду исключительно так, как сам считает нужным. Его это не волнует, ему совершенно наплевать на то, что я тоже живая... — Женя, я не хочу лезть в ваши отношения, вы сами разберетесь, просто прислушайся к своему сердцу и поговори с Юдзуру. Выясните все, объясните свои позиции и услышьте друг друга. Если вы хотите, мы можем развести вас по времени, чтобы вы не пересекались. Может, так будет легче? Вы не будете за друг друга переживать, как это происходит сейчас... — Я... Не уверена, что это поможет, — качаю головой, смотря на свои руки. Как это поможет? Я не перестану меньше о нём думать, меньше переживать. Так я его вижу, а если мы будем раздельно... Так точно станет ещё хуже. — Нет, я думаю, что не надо. Мне кажется, это не самое лучшее решение будет. Оставим так, как есть... И простите, что сегодня так произошло. Мне стыдно... — Не стыдись того, что чувствуешь, — Трейси ещё раз мягко улыбается и кивает на чашку, — а теперь пей и пойдем вместе тренировать скольжение. Мне нравится, как у тебя стало получаться. Ты заметила, что ребра стали в разы глубже? Это то, о чем мы с тобой говорили летом: немного работы — и все обязательно получится. Мы с ней ещё некоторое время разговариваем о тренировках и всяких мелочах, прежде чем она встает и зовет на лёд. Я благодарно улыбаюсь и переобуваюсь обратно в ботинки, пока Трейси все убирает со столика, продолжая мне рассказывать истории о разных учениках, с которыми ей пришлось работать, упоминая Хави, который временами прогуливал её уроки скольжения просто потому, что ему не нравилась такая кропотливая работа. О Юдзуру она не упоминает то ли случайно, то ли специально, чтобы снова не вызвать во мне волну слез, но я благодарно на её смотрю. — Ждите меня через пару минут, я приду, — она бросает мне в спину, когда я уже выхожу из её кабинета. Но едва прикрываю дверь, как дергаюсь от прикосновения к своей спине. Мне не нужно даже оборачиваться, чтобы понять, что это Юдзуру: его запах и прикосновения я узнаю из тысячи. Он тяжело дышит мне в затылок, когда утыкается носом в волосы и двумя руками обхватывает моё тело. — Прости меня, я полный кретин, — он сбивчиво шепчет, крепче стискивая руки, — в какой-то момент волнение за тебя стало таким невыносимым, что я не смог его сдержать и повысил тон. Мне нет прощения, но я правда не хотел тебя обидеть. Я просто схожу с ума от беспокойства за тебя и за то, что ты так много тренируешься... Я боюсь, всем сердцем боюсь, что с тобой может что-то произойти, что ты можешь упасть больно и получить травму, мне страшно от одной мысли об этом. Я люблю тебя как безумный... Я ощущаю, как слезы снова подступают к глазам, когда он все шепчет и шепчет извинения и раскрывает свои чувства. Мы стоим в коридорчике, укрытом от случайных взглядов прохожих, но все ещё рискуя быть увиденными тренерами или кем-то из персонала. Я хочу отодвинуться, но Юдзуру мне не позволяет этого сделать, поворачивая нас так, чтобы мы могли увидеть лица друг друга. — Я люблю тебя, Евгения. Я становлюсь полоумным, когда дело касается тебя. Я теряю остатки разума, когда вижу, что тебе больно. Обращение ко мне полным именем лишает меня саму остатков разума, и я, несмотря на текущие по щекам слезы, тянусь к его губам. Юзу охотно отвечает на поцелуй, прижимая меня к себе, и снова через поцелуи просит прощения. Я разделяю его боль и понимаю, о чём он сейчас говорит, но не могу перестать плакать ото всех нахлынувших на меня чувств. Боль и сожаление одновременно разрывают меня, переливаясь через край этими слезами, которые он вытирает прохладными пальцами с моего подбородка. — Люблю тебя... Люблю... Юзу продолжает успокаивающе шептать слова, когда я утыкаюсь лицом ему в плечо, все ещё всхлипывая. Он не отталкивает меня, когда слезы пропитывают его кофту, принося неприятные ощущения, лишь мягко гладит по спине едва заметно дрожащей рукой. — Ой, простите, — Трейси практически натыкается на нас, когда выходит из кабинета. — Может быть зайдете и посидите внутри? — Нет, спасибо, — я отрицательно мотаю головой, закусываю губы, чтобы не всхлипывать. — Я сейчас приду на тренировку. Юзу, иди... — Я с тобой побуду. Трейси, мы немного задержимся... Она кивает и, бросив ещё один внимательный взгляд на нас, уходит в сторону катка. Юдзуру немного отступает, увеличивая между нами расстояние, и заглядывает мне в лицо, внимательно рассматривая мои опухшие лаза и покрасневший нос. — Может быть домой? — Нет, — провожу руками по волосам, убирая прядки от лица, — нет, мне просто над умыться и дать пару минут подышать воздухом. — Тогда надо зайти в туалет, а потом я выведу тебя во дворик, идём, — он протягивает мне руку и, крепко сжав мои ледяные пальцы, ведет вперед. И я позволяю ему быть главным. *** Мы за руку выходим на парковку в свете фонарей. Поздняя осень привносит свои коррективы в погоду, продувая нас ледяным ветром до самых костей. Я ежусь и зарывается носом поглубже в шарф, всем своим видом показывая, что мне не нравится холод. Я думала, что в Торонто климат не такой ужасный... — Может быть по чашечке кофе? – Юзу сжимает мою руку покрепче, привлекая к себе внимание. — Мм? — А как же режим и любовь только к натуральному чаю? — недоверчиво посматриваю на него, притормаживая у машины. — Что с тобой произошло? — Я хочу провести хотя бы двадцать минут с тобой где-нибудь наедине. Мы могли бы поговорить о чем-то несвязанном с фигурным катанием и просто отдохнуть как обычная парочка, а то с нашим графиком мы стали забывать, что мы обычные люди, а не только спортсмены. Юдзуру поворачивается ко мне лицом, когда я привлекаю его внимание, дергая за руку, и тяжело вздыхает, от чего я вижу, что он понимаю, что следующие фразы, которые я произнесу, не будут приятными для нас. Мне нужно собираться с силами, чтобы произнести это, и поэтому я продолжаю держать его пальцы в своих. — Мне кажется, что мы сейчас тонем с тобой друг в друге, не даём нормально подготовиться к самым ответственным стартам сезона. Я понимаю, что наши чувства настолько сильны, что нам их сложно держать в себе, но то, что произошло сегодня, лишний раз показывает, что мы смешали нашу профессиональную жизнь и личную. А я так не хочу... Я хочу в Крикете кататься, а дома обнимать тебя и целовать до перехватившего дыхания. Я хочу быть там, за пределами катка, только твоей... Но на льду я не желаю быть чьей-то кроме как самой своей. Я люблю тебя, Юдзуру, я люблю тебя так сильно, но мне так больно от того, что сегодня произошло... И стыдно перед тренерами, одногруппниками... Юдзуру смотрит на меня глазами, полными боли и сожаления, и я чувствую его всеми фибрами души. Те чувства, которые я сегодня испытала, знакомы и ему, он тоже почувствовал эту боль, он тоже ощутил те перехватывающие горло эмоции, кода не было сил даже вздохнуть. Он тоже обезоружен этой болью. — Я солгу, если сейчас скажу, что не думал об этом, — Юдзуру словно решает, что нужно быть честным, и вываливает все накопившееся наружу, — я точно так же ощущаю, что мы с тобой где-то повернули не туда, соединив два мира в один, из-за чего нам теперь нет покоя ни в одном. Я думал об этом, но мне казалось, что мы справимся, а теперь я вижу, что нет... Прости, что я сегодня не выдержал. Ты была права днем, когда сказала, что нам нужно пространство. Оно действительно необходимо нам сейчас. Я хочу, чтобы ты собралась с мыслями и показала на старте то, что ты показываешь на тренировках. И если для этого мне нужно позволить тебе быть одной, то я пойду на этот шаг. Я отпускаю тебя, Женя. По его щекам катятся слезы и я чувствую, что сама не сдерживаю эмоций. Нам обоим больно в этот момент осознавать, что мы делаем этот шаг ради своих карьер. Мы сознательно ставим их на первое место, в очередной раз задвигая собственные чувства куда-то назад, чтобы идти к призрачной цели. Юдзуру в последний раз касается в легком поцелуе моих губ, а потом закидывает мой чемодан в багажник и уходит к своей машине, не оборачиваясь напоследок.