Incredibly loud and extremely close

Глава 11. Кленовый лист

Сентябрь 2018 года Торонто, Канада

Я сижу в своей комнате, держа в руках серебряный лист клена. Третья подряд серебряная медаль. Европа, Игры... Впрочем, четвертая, если считать командный турнир. Четвертое подряд серебро стало просто проклятьем. Те программы, те баллы... Это похоже на какой-то ужас. Мне хочет уснуть и забыть все как страшный сон, несмотря на слова Брайана о том, что хорошо, что ошибки выползли на бэшке, а не на Гран-При, потому что сейчас у нас как раз есть возможность и время ими заняться, подготовиться к главным стартам и там хорошо выступить. «Важно выигрывать не каждый старт подряд, важно выигрывать главные старты». Он повторял это уже не раз в разных ключах, но смысл один — по его мнению я должна выигрывать не каждый старт подряд, а выигрывать главные, завоевывать там медали и показывать, что я это я. Но этот старт, на который я очень сильно рассчитывала, чтобы показать, что я не просто так тут выступаю, стал для меня кошмаром. И в короткой, и в произвольной я позволила себе допустить кучу ошибок. Я не понимаю, что произошло. Мне жутко больно держать серебро в своей руке и понимать, что ничего не изменилось: я все равно вторая. Новый тренер, новая страна, новая методика... А я стала лишь хуже. Я взяла и проиграла. Снова. Только на этот раз даже не Алине, а... — Ты молодец, — ко мне в комнату неожиданно заглядывает Джейсон, приход которого я, вероятно, не услышала из-за своих мыслей. — Ты мо-ло-дец! — Ой, — откидываю медаль в сторону и слезаю с кровати. — Привет, Джейсон, не слышала, как ты зашел. — Ничего страшного, я буквально на десять минут, твоя мама разрешила мне к тебе сюда зайти, — он распахивает свои объятия, приглашая меня. — Иди сюда! Я обнимаю его в ответ, благодарно улыбаясь. Пускай не все получилось, но у меня есть такой прекрасный друг, который после тяжелого старта и не совсем удачного проката собрался с силами и приехал, чтобы поддержать меня в не самом лучшем моральном состоянии после проигрыша. Он знает, что этот старт стал для меня тяжелым. Так же, как и для него: всегда сложно выходить на публику, которая ожидает от тебя чего-то сверх. Когда они думают, что ты робот, который все может. Когда они жду только медали... — Пускай у нас получилось и не все, но это только первый шаг. Мы не в конце турнирной таблицы, мы попробовали свои силы и увидели, что нужно работать дальше. Каждый старт — это публичная тренировка. А нам таких просто нужно с тобой побольше, — он хихикает и взъерошивает мне волосы. — Одной мало, нужно ещё и ещё. Тогда-то мы с тобой точно справимся со всем. У нас четыре года до Игр, ты помнишь? — Помню. Это много и мало одновременно, — отстраняюсь от него, вспоминая о конечной цели. — Но у нас получится все, ты прав. — Я всегда прав, запомни! — Джейсон смеется звонко и громко. — А сейчас у нас есть полтора дня выходных, поэтому нужно использовать их с толком. Прими горячую ванну с пеной и посмотри любимый фильм! — Как скажете, командир, — закатываю глаза и высовываю язык. — А поесть можно? — Нужно! Желательно что-то вкусное! — он подмигивает. — Я тебе кое-что принес, твоя мама забрала. А мне пора бежать. — Уже? — удивленно смотрю на него. — Куда ты так торопишься? — Один мой друг в Торонто, договорились пообщаться, — он восторженно улыбается, разве что не хлопая в ладоши. — Так что у нас с ним огромная культурная программа на сегодня, чтобы завтра я отоспался и пришёл в себя. — Много не пей, — смеюсь, наблюдая за его эмоциональными взмахами рук. — А то будет голова болеть. Я не повезу тебе таблетки. — Я же знаю, что повезешь! — он хихикает и быстро обнимает, целуя в щеку. — Все, я убежал. Если что — звони мне. — Хорошего вечера вам! Я провожаю его до двери и возвращаюсь к себе, снова опускаясь на кровать и беря в руки серебристый лист. Я кручу его между пальцев, рассматривая с разных сторон, словно впервые вижу. В какой-то мере это действительно так: это мой первый кленовый лист, пускай и не первая медаль в серебре. У меня была надежда, что я смогу выдержать напряжение, что я смогу собрать все силы воедино и выступить так, как надо: красиво, легко и достойно. Но я не смогла. Что-то внутри меня словно сломалось, не давая как раньше безошибочно выкатывать перед публикой программы. Больно. Юдзуру 20:15:16 Ты дома? Евгения 20:15:33 А где мне еще быть? Юдзуру 20:15:48 Мало ли куда вышла. Ты как? Евгения 20:16:02 Нормально. Жить буду. Пока это не конец света же. Юдзуру 20:16:30 Это в любом случае не конец света, потому что просто проходное соревнование, на котором тебе надо было опробовать программы и свои силы. Евгения 20:16:53 Но почему-то ты ехал туда побеждать. Я зло откидываю телефон, не желая продолжать эту бессмысленную беседу. Будто если бы он проиграл этот старт, то спокойно отпустил эту ситуацию. Ему легко говорить про меня сейчас, когда у самого собраны все медали соревнований, когда он может в любой момент уйти и все посчитают, что он не сбежал, а достойно завершил свою карьеру. Про меня же так не получится. Но я и не хочу уходить, мне важно выступать, пробовать что-то новое, совершенствоваться и побеждать. Я хочу через четыре года стоять на Олимпийском пьедестале, держа в руках золотую медаль. Я обязательно хочу стать той, кто сделает это. Юдзуру 20:19:33 Если ты откроешь мою страницу в Википедии и пролистаешь до медалей, то ты увидишь, что у меня золота меньше, чем у тебя. Что я проигрывал не раз. У меня нет золото многих этапов, я не поборол Скейт Канаду, не стал чемпионом континентов. Я отсутствовал на национальных уже два раза подряд. Я не говорю, что моя ситуация хуже. Я просто хочу тебе сказать, что в жизни бывает все. И серебро — не повод топить себя в грусти. Мне становится самую малость совестно. Конечно, я не единственная, кто проигрывал старты, кто откатывался назад. У Юзу тоже множество проблем в жизни и неудачных выступлений, я прекрасно знаю о всей той боли, которую он испытывал последние несколько лет и что ему до сих пор аукаются временами прошлые травмы. От этого теперь никуда не деться, потому что эта боль будет с ним навсегда, как и моя спина. Евгения 20:22:11 Однако ты двукратный Олимпийский чемпион, а я никто. Я не знаю, кому пытаюсь этими словами сейчас сделать больнее: себе или ему. Мне хочется завыть, и я отключаю полностью телефон, отбрасывая его подальше от себя, чтобы не видеть входящих сообщений. Мне не нужна жалость, я не хочу видеть слова, что все будет хорошо, что это только первый старт. Да, первый, но на меня смотрели все. И каждый видел, что я падала. Что я уже не та девочка, которая выигрывала от старта к старту. Мне больно, потому что я пока подтвердила то, что все говорят вокруг: без Этери я никто. И всем наплевать на мои травмы, на то, что я до сих пор не могу делать определенные элементы и вращения, что я больше не та. Что я была сломлена не только морально, но и физически тоже сломана. Я просто уставшая кукла, которую выбросили за ненадобностью, а подобравшая её новая хозяйка пыталась вернуть оторванные части на место, но клей не выдерживал. Как не выдерживаю сейчас и я. Я лежу на кровати, смотря на зашторенное окно, и пытаюсь представить свой мир, если бы я выиграла в Пхенчхане. Где бы я сейчас была? Спокойно лечилась, восстанавливалась и раздавала бы интервью? А ведь я бы была второй фигуристкой в истории, собрав полный набор титулов по юниорам и взрослым. Я была бы первой русской, кто смог это сделать. Возможно, я бы покаталась ещё, когда пришла в норму, мне нравится это делать. Есть столько идей для программ, есть столько задумок и красивой музыки... А я тут. Меня охватывает какая-то злость и кидаю злосчастную медаль в противоположную стену. Она ударяется и падает на пол, отдаваясь стуком в ушах. Ненавижу. Не хочу её больше видеть даже. Ненавижу серебро. Это самое ужасное, что только может быть в жизни. Серебро — это клеймо на моей жизни и карьере. Никому ненужная вице-чемпионка. Приставка «вице» в чемпионке выглядит максимально жалко: эта попытка утешить, называя проигравшую чемпионкой, лишь больше злит. Зачем показывать свою жалость к тем, кто проиграл? Какой от этого толк? — Лучше бы я вообще не попала на Олимпиаду, — шепчу из последних сил, а потом сдаюсь и начинаю плакать. Я плачу из-за всего: из-за усталости, из-за навалившейся ответственности, из-за перехода, из-за чертова серебра, из-за своей разбитой карьеры. В этот момент я состою из боли и отчаяния, которые пронизывают всю меня. Он заходит так тихо, что я даже не слышу, и замечаю, лишь когда обнимает меня со спины, ложась рядом. Юдзуру не успокаивает и не шепчет каких-то бессмысленных слов, просто держит меня в своих объятиях и молча разделяет со мной эту боль. Я продолжаю плакать, всхлипывая рядом с ним, и пытаюсь понять, за что мне все это. Где я кого-то оскорбила или унизила? Где я кому-то перешла дорогу? Я ведь никогда не пыталась кому-то испортить жизнь, всегда помогала, когда просили, и старалась быть дружелюбной, если того требовалось... Я просыпаюсь от жуткой головной боли, когда за окно уже темно. Юдзуру по-прежнему лежит рядом, тоже задремав и посапывая мне на ухо. Выбираюсь из его объятий, стараясь не потревожить сон, и иду в ванную, где должна храниться аптечка с самыми важными лекарствами. Стараясь не смотреться в зеркало, я первым делом смываю наверняка потекший макияж, ощущая приятную прохладу воды. Опухшие глаза нещадно щиплет, но я игнорирую это чувство, мечтая избавиться хотя бы от головной боли, сжимающей сейчас тисками виски. — Принести воды? Я вздрагиваю, когда Юдзуру подходит ко мне и разглядывает мою небольшую аптечку. Пальцами поддевает пузырьки и пластины, рассматривая названия лекарств. С видом профессионала смотрит на обезболивающие, которые такими же большими упаковками лежат во всех его чемодана. Он мягко проводит рукой по моей спине, вызывая легкую дрожь по позвоночнику. — Было бы неплохо, — мой голос звучит сипло после истерики и я ощущаю саднящее чувство в горле. И стоило оно того? Юзу целует меня в лоб и выходит из ванной, оставляя наедине. Не спрашивает, не комментирует, просто рядом... Зачем я ему? Это уже вторая истерика за полгода, когда он вынужден успокаивать меня, а не радоваться собственной победе на общем со мной старте. Я смываю его чувство радости от выигранного старта своими слезами, заставляя моего любимого мужчину видеть очередную истерику. — Иди сюда, — я слышу, как он возвращается и зовет меня, и, не закрыв шкафчик, возвращаюсь в комнату. Принимаю протянутый стакан воды и запиваю сразу две таблетки, надеясь усмирить последствия истерики. — А теперь тебе нужно лечь и поспать. — Я только что спала. — Буквально полчаса, — Юдзуру принимает меня в свои объятия, касаясь губами лба. — А ещё я бы посоветовал тебе принять душ или теплую ванну, только не кипяток. — Не хочу, лучше попозже, — выдыхаю ему куда-то в грудь, — тебе надо идти? — У меня завтра выходной, как и у тебя, поэтому, если не выгонишь и с разрешения Жанны, я бы остался с тобой. Конечно, с приоткрытой дверью, — он усмехается, вспоминая некоторые мамины запреты. — Я даже взял пижамные штаны и футболку. — Фу, какая гадость, — морщусь и тут же чувствую, как виски снова сдавливает. — Ох. Не думаю, что мама будет против. Полотенце в шкафчике, гель на полочке. — Спасибо, — он отстраняется и вздыхает. — Точно не хочешь помыться? — Пока не подействует таблетка никуда не пойду, — стягиваю с себя домашние штаны, оставаясь в футболке и трусиках, — я лягу. Юзу тактично приподнимает одеяло, чтобы я залезла в постель, и никак не комментирует единорогов на моём нижнем белье. Благодарно улыбаюсь и приглушаю ночник, желая как можно скорее погрузиться в спасительный сон. Я слышу, как Юзу выходит из спальни и о чем-то шепчется с мамой, но не пытаюсь вслушиваться в их болтовню, натягивая повыше на голову одеяло. Хочу тишину и спокойствие. Хочу просто выдохнуть и забыться. Сквозь сон чувствую, как Юзу опускается на постель и проскальзывает своей рукой на мою талию, притягивая поближе к себе. От него пахнет смесью моего шампуня, геля для душа и аромата, присущего одному ему. Он оставляет несколько поцелуев у меня на шее и выдыхает, устраивая голову на подушке. — Я люблю тебя. — И я тебя, — он поглаживает мой живот, пальцами касаясь пупка. — А теперь спи и набирайся сил. Тебе надо отдохнуть. — И тебе тоже. — Вот именно поэтому нам обоим сейчас и нужно уснуть. Юдзуру начинает что-то тихонько напевать по-японски, словно заколдовывая меня. Я ощущаю, как постепенно каждая мышца в моем теле расслабляется, отпуская накопившееся за последние дни напряжение. Мне хорошо. Он рядом, я в его объятиях, слышу его голос... — Ты будешь самой счастливой. Это последнее, что я слышу перед тем, как погрузиться в сон.