Incredibly loud and extremely close

Фигурное катание
Гет
В процессе
NC-17
Incredibly loud and extremely close
автор
Описание
История о любви и ненависти, о травмах и победах, об ошибках и восстановлении. История о том, как иногда больно подниматься на Олимп. История о том, как важно в конце концов понимать, кто по-настоящему любит тебя. И немного о Пухе.
Содержание Вперед

Глава 29. Новая Олимпийская Чемпионка

Глава 29. Новая Олимпийская Чемпионка

Февраль 2018 года Пхёнчхань, Корея

Женя наконец-то оказывается у меня, но её потухший взгляд пугает меня уже не в первый раз. Даже непосредственно после объявление результатов короткой она не была такой потерянной и разбитой, как сейчас. Совершенно меланхолично раздевается, оставаясь в одном тонком спальном белье, и забирается под моё одеяло, абсолютно не обращая внимание на то, что я стою посреди комнаты. Опомнившись, выключаю свет и ещё раз проверяю дверь номера, прежде чем избавиться от верхней одежды и забраться к ней. Меня одолевают мысли и вопросы, но я даю ей время самой начать разговор. — Она приходила ко мне и сказала, что я должна продолжить бороться, — её хриплый голос проникает в самое сердце, — что это не конец. Что я должна еще лучше стараться послезавтра, что всё в моих руках. Меня трогают не сами слова и их смысл, а то, каким надрывным звучит её голос. День, когда Женя должна была вернуть себе корону, обернулся кошмаром для неё. А произвольная еще впереди, и ей действительно нужно собраться и бороться. Только в борьбе она сможет сделать то, что должна. — Ты все сможешь, — прижимаюсь губами к её плечу, опуская руку на тонкую талию. — Я с тобой. — У меня нет выбора, если я хочу бороться, — она кладет свою ледяную руку поверх моей, нервно сглатывая. — Либо так, либо я сразу могу ехать домой. — Женя, послушай меня, — я прижимаюсь ещё ближе к ней, судорожно пытаясь подобрать слова. — У тебя все получится, потому что мастерство, данное тебе и оттачиваемое годами, невозможно просто выбросить. У тебя есть дар забирать дыхание у публики, захватывать её внимание до самой последней минуты. Ты — это магия на льду. И я тебе говорю не как, — чуть не ляпаю «влюблённый в тебя», — твой парень, а как фигурист и просто зритель, сегодня замерший вместе со всей ареной на эти три минуты. Больше никто не смог меня захватить так, как сделала это ты. За тобой не просто следишь, вместе с тобой живёшь все эти мгновения. — Но судьям этого мало... — Им всегда мало всего. Мы оба понимаем, что сейчас важно поразить своим катанием судей, но что для этого нужно сделать? Кажется, что даже выше собственной головы прыгнуть для них будет мало, потому что мы сами даже не знаем, чего они от нас ждут. И её страх мне близок и абсолютно понятен. Я боюсь точно так же за неё: что им надо? Что они мечтают увидеть послезавтра на льду? Что, по их мнению, Женя должна им продемонстрировать, чтобы перекрыть разницу в баллах и добавить ещё сверху? — Я хочу побыстрее, чтобы все это закончилось, при этом мечтая, чтобы этот день никогда не наступал. Я молча сжимаю её в своих объятиях, не в силах что-то ответить, и лишь желая её заслонить собой от всех проблем этого мира. Я люблю тебя, Женя, и готов всего себя отдать ради твоего счастья. *** Я ждал этого дня и одновременно не хотел, чтобы он наступал, потому что прекрасно понимаю: сегодня изменится всё. Либо мы оба окажемся с золотыми олимпийскими медалями, которые подарят нам полную свободу в своих действиях, либо же мы снова окажемся под гнётом общества и неоправданных ожиданий. Я покривлю душой, если скажу, что мне наплевать на собственное золото, потому что это совершенно не так, но медаль Жени помогла бы нам наконец-то почувствовать себя полноценными. Я знаю, что для неё очень важно иметь полный набор, как и для меня. И если я свою последнюю медаль имею шанс опробовать взять четыре раза за цикл, то Олимпийское золото берётся лишь однажды за эти года. И поэтому сегодня Женя должна показать все, что у неё есть. Меня мандражит сильнее, чем перед собственным стартом. Я не могу ни о чём думать, ни с кем толком разговаривать. Моя концентрация впервые за долгие годы подводит меня, когда я роняю на себя стакан воды за завтраком, встречаясь с настороженным взглядом мамы. Она не одобряет этого поведения, и я прекрасно могу понять её чувства, если бы не одно но. Сегодня или никогда. — Ты помнишь, что у тебя есть интервью сегодня? — мама в ожидании смотрит на меня, сверля своим взглядом. — Да, в пять часов вечера у меня будет интервью с очередным журналистом, — безразлично ковыряюсь в тарелке, не поднимая взгляда на неё. — Я помню об этом. В малом зале в основном корпусе. Буду вовремя. — Я тебе подготовила одежду. И приди заранее, не задерживайся. Отдохни перед этим. — Мама, — я перестаю мучать еду в тарелке и откладываю приборы, всем корпусом поворачиваясь к ней. — Ты не сможешь повлиять на то, где я проведу сегодня большую часть времени. Я пойду туда, я буду смотреть на то, как она покорит арену. И буду праздновать вместе с ней победу, а если нет, то буду вытирать её слезы. И ты знаешь, что я не отступлю. Я пошёл тебе и менеджерам на уступки, не став объявлять о наших отношениях до Игр, но теперь мои руки развязаны. — Тебе стоит все равно ещё раз все обдумать и посоветоваться, вдруг это плохо повлияет на твой имидж... — Мне наплевать, веришь? — обрываю её на полуслове. — Женя моя девушка, и я устал прятаться по углам, чтобы провести время вместе с ней, понимаешь? Я хочу открыто водить её по ресторанам, кафе и просто на прогулки. — Это небезопасно, — мама пытается образумить меня, но я лишь качаю головой. — Небезопасно скрывать свои чувства от неё из-за каких-то там правил и репутации. Я хочу быть с ней — вот и всё. И сегодня я приду ровно к пяти в зал, потому что до этого времени я планирую быть вместе с ней. Мама ничем не выдает своего раздражения, сдержанно кивая мне и доедая свой завтрак, пока я нервно проверяю телефон в надежде, что она пришлёт мне какое-то сообщение, но нет. Я понимаю умом, что она подготавливается и настраивается, может быть разговаривает с семьей или тренером, но я так хочу услышать её голос сейчас... — В таком случае я надеюсь, что сегодня всё сложится благоприятно, — мама встает из-за стола и слегка кивает мне. — Благоприятно — это как? — Вечером увидим, — она окидывает меня пронзительным взглядом ещё раз и оставляет одного за столом. Благоприятно для нас или неё? *** — Такое чувство, что на арену выйдет не Женя, а ты сам, — Хави вздыхает и дергает меня за плечо. — Расслабься, до её разминки еще больше двух часов, Юзу. — Да я понимаю, просто... — качаю головой, пытаясь себя успокоить. — Не знаю, я не могу не переживать за неё сейчас, понимаешь? Это как наваждение какое-то прям. Я боюсь, что они разрушат её мечту своими баллами. — Не разрушат. Баллы за короткую — это большая ошибка, а сегодня они должны будут исправить это всё. Я надеюсь, что они понимают, что не могут сделать чемпионкой случайную девочку. Я не уменьшаю таланта Алины, но Женя... — Женя — это лучшее, что происходило с российским фигурным катанием. — Ты прав, — друг кивает головой, спокойно улыбаясь. — И мы все это прекрасно понимаем. Женя показала всему миру школу женского одиночного, она стала непобедимой... И я не думаю, что кто-то повторит её путь. Я молча киваю, отвернувшись к окну, но всё равно ощущая ту боль, которая всегда разъедает тебя в особенно сложные моменты. Я хочу быть сейчас рядом с ней, помогать Жене, поддерживать её и просто видеть, что все хорошо. Но вынужден сидеть в номере с Хавьером, пока мы не отправились на арену, чтобы посмотреть на главное событие в жизни моей девушки. Евгения 12:03:12 Почему коньки называются коньками? Сообщение от неё заставляет меня сначала испуганно дернуться, а потом в непонимании пялиться на экран мобильного несколько мгновений. Что? При чём тут слово «коньки»? Юдзуру 12:04:13 С тобой точно все в порядке? Евгения 12:04:28 Да-да. Мне просто интересно, почему именно это слово. Почему не скользуны? Не катальщики? Почему конь-ки? Юдзуру 12:04:48 Женя... Ты не пробовала разминаться?:) Но я изучу этот вопрос, хорошо. Я улыбаюсь, перечитывая её сообщения. Она пытается отвлечься, чтобы выбросить из головы эти одолевающие её душу мысли — и я поддерживаю это решение. Нельзя ей выходить на лёд со страхом, что она может проиграть. В этот раз, сейчас, когда вся её спортивная жизнь на кону, ей нужно немного отпустить себя и показать судьям, что она настоящая чемпионка. А Женя всегда славилась именно этим мастерством. — Как она? — мне не нужно говорить Хавьеру с кем я переписываюсь, потому что он сам всё видит по моей глупой улыбке. — Пытается отвлечься от мыслей, — кладу телефон на стол рядом с собой. — Её душит мысль, что Алине дали такие баллы в короткой, она просто сходит с ума, что её так быстро списали. Сначала Европа, теперь короткая... Побить её мировой рекорд, который она дважды устанавливала тут, на Играх, просто пощечина от арбитров. — Да когда эти мудаки были справедливыми? — Хави грустно усмехается, и я первые замечаю следы той боли, которая прячется на его сердце. — Они не знают, что такое логика и справедливость, их интересует совсем другое. — Ты в обиде на меня, что я выиграл золото? — осторожно произношу эти слова, боясь услышать ответ, который может поставить финальный аккорд в нашей многолетней дружбе. — Что мне дали больше баллов? — Нет, Юзу, — он поспешно качает головой, — я понимаю, что это моя вина, что я совершил ошибку, что я мог бы лучше, а с грязным покатом против почти чистого тебя нет смысла бороться. Но вот серебро, — он усмехается и качает головой, — Шома не виноват, просто... — Просто это серебро должно было быть твоим, я знаю, — киваю и опускаю взгляд на экран телефона. — Я тоже так думаю. Оно твоё по праву, просто... Просто я никогда не пойму их. — Но сегодня они должны поступить по совести, они должны отдать золото настоящей чемпионке, — Хави хлопает рукой по коленке и встает. — А нам с тобой нужно прогуляться до того, как наступит самый главный момент. *** Арена гудит, пропитывая нас своей атмосферой напряженности и предвкушения. Каждый человек, находящийся сейчас на трибунах, в предвкушении развязки, которая разыграется на их глазах в ближайший час. Я с каким-то страхом смотрю на разминку последней группы, глазами неотрывно следя за Женей: обычно я стараюсь окинуть взглядом всех, подмечая детали и неточности, но сегодня я не могу отпустить её, боясь даже моргнуть и что-то не увидеть. Исчезает всё вокруг, когда она выскальзывает со льда после окончания разминки, бросая один взгляд в мою сторону. Она знает, что я на арене, но не может определить моё точное местонахождения, да оно мне и не надо — намного спокойнее, когда Женя не видит моего безумного взгляда и расшатанных нервов. — Все будет хорошо, — Хави кладет мне руку на плечо, чуть сжимая. — Она справится. Она лучше всех умеет перебарывать нервы. — Я знаю. И мы следим за другими девушками, выступающими на арене. Я должен бы следить за соотечественницами, радоваться успешно выполненным программам и результатам, но совершенно не могу этого делать — тело подводит, ладошки потеют, а сердцебиение усиливается, когда я вижу, как Алина Загитова, пятнадцатилетняя попрыгушка, практически идеально исполняет свою программу, получая за неё высокие баллы. Это не мировой рекорд, но это настолько много, что я судорожно пытаюсь подсчитать в уме её результаты и высчитать, сколько нужно получить Жене. Меньше, чем в Японии той весной, но фантастически много в данных условиях. Пожалуйста, пускай все получится. И когда она наконец выскальзывает на лёд и спустя пару минут встаёт в стартовую позу, я замираю, как и миллионы людей по миру. Вот она — развязка главной загадки четырёхлетия. И Женя танцует. Это не просто катание, это настоящая история. Рука невидимому Вронскому (ты же хочешь, чтобы он встал перед тобой на одно колено?), танец (танцуй так, словно от этого танца зависит судьба медали)... Мелодия нарастает, рассказывая красивую историю влюбленности и любви, разрушающую судьбы людей вокруг. В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что это больше не Женя в образе Анны. Перед нами та самая Каренина, которая полюбила Вронского сильнее всего на свете, но не смогла справиться со своими чувствами и жизненными обстоятельствами. Это она набирается в себе смелости прыгнуть под поезд ибо другого решения больше не видит. Это — её спасение. Я ощущаю свои слезы на щеках, когда Женя замирает в финальной позе, впервые в жизни позволяя себе расплакаться перед публикой. Это не просто пару слезинок, это настоящая истерика от бессилия — она все ещё там, на перроне вокзала готовится спрыгнуть, прощаясь со своей семьёй, близкими и человеком, которого полюбила сильнее себя. Только реальность бьёт наотмашь, заставляя улыбаться сквозь слёзы и идти дальше, придерживаемой твердой рукой тренера. Мы все видим, как Женя отдала всю себя, чтобы выдать прокат жизни, который мог бы вознести её на Олимпийский пьедестал и сделать самой совершенной в мире фигурного катания. Мог бы, но не делает. Я осознаю это еще за секунду до оглашения результатов. Женя выигрывает произвольную, откатав программу своей жизни. А новой Олимпийской чемпионкой становится Алина Загитова.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.