Incredibly loud and extremely close

Глава 17. Ты простишь меня?

Декабрь 2017 года Торонто, Канада

Проклинаю себя всеми словами, когда понимаю, что она больше не возьмет трубку. Со злости швыряю телефон на кровать и сжимаю руки в кулаки, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Как? Ну как можно быть таким кретином? Я практически обвинил её в том, что ей живется лучше, чем мне. Ей! Девушке со стрессовым переломом и проблемами со спиной в начале самого важного для неё сезона в карьере. Ксо! Я не могу к ней улететь сейчас, чтобы вымаливать прощение за свои слова. Я не могу даже извиниться перед ней за все, что наговорил, потому что она отключила телефон и, я полагаю, сейчас плачет или злится на меня, проклиная всеми известными ей словами. Что делаю сейчас и я сам, потому что ненавижу себя за эти слова. Я совсем не понимаю, что мне делать, как вымаливать у неё прощение, потому что для меня это все новое, неизведанное. И ты считаешь это оправданием? Несколько часов провожу за поеданием себя изнутри, склоняясь по дому из угла в угол, ощущая при этом боль в ноге. Мама участливо задает вопросы, от которых я просто отмахиваюсь, и наконец выхожу во внутренний дворик, скрытый от посторонних глаз высокими стенами из растений. Морозный воздух холодит кожу и постепенно остужает мои мысли, направляя поток сознания я другое русло. Если я натворил это, мне нужно придумать, как я могу сё исправить. Время уже позднее, поэтому не имеет смысла звонить её маме и просить передать трубку Жене. Да и Женя наверняка откажется со мной разговаривать. Утром перед тренировкой тоже, пожалуй, не стоит ей звонить и как-то её расстраивать, потому что, я уверен, она ещё сильнее выйдет из себя. И причиной тому я. И у меня остается лишь один способ... Возвращаюсь в свою комнату и снова ищу контакты того магазина, с помощью которого мне удалось устроить ей сюрприз на день рождения. Я открываю сайт и пишу им письмо, заказывая доставку её любимых роз. Не уверен, что мне это поможет, но, думаю, хотя бы немного смогу заставить её улыбаться, потому что цветы же не виноваты, что я козёл? И добавляю ещё десяток роз в букет и небольшую записку, прежде чем указать адрес и время доставки. Вот так точно лучше. Я беспокойно ворочаюсь перед сном, не в силах уснуть, потому что ненависть к самому себе практически съедает меня изнутри. *** На следующее утро непривычно просыпаюсь на час раньше обычно, безумно нервничая по поводу Жени. От неё нет никаких сообщений и звонков, но я вижу, что она заходила в сеть, но мои сообщения не читала. После утренних процедур заправляю кровать и всеми силами стараюсь удержать себя от того, чтобы снова начать ей звонить. Вместо этого решаюсь направить свои эмоции в правильное русло, назначая себе утренний сеанс у специалиста для дополнительного осмотра. Мне пора возвращаться на лёд, я больше не могу медлить, какая бы боль не была в ноге. Остается слишком мало времени для того, чтобы я мог прийти в форму, каждая минуты ускользает из рук, укорачивая мой срок и вырывая драгоценные крупицы Олимпийского золота с моей шеи. Я больше не могу пассивно лежать на кровати, срываясь на самых близких мне людях. Я не в состоянии переживать и думать. Мне надо действовать, пускай и начиная с самых основ. Я готов просто хотя бы скользить по льду, касаясь лезвиями родного катка. Мне это необходимо так же, как кислород легким. Для меня это жизнь. В надежда открываю Инстаграм, чтобы быть в курсе того, что у неё происходит, и не могу сдержать широкой улыбки. В историях для близких друзей, откуда она меня-таки не выкинула, опубликовано несколько видео. На первом она держит камеру, показывая над лёд по своими коньками, а потом переводит её на центр арены, где в огромной корзинке стоит мой букет её любимых бордовых роз. 380 роз — по количеству дней, которые можно считать теми, когда мы с ней официально вместе. На втором кадре кто-то снимает её, пытающуюся вынести букет со льда своими силами. Она звонко смеется и так широко улыбается, что в моём сердце что-то сжимается. Мне не разглядеть её лица, но даже так я замечаю, что её глаза немного припухли от слез, но сейчас она выглядит счастливой. Мне остается только надеяться, что Женя позволит мне извиниться. Несколько раз пересматриваю эти истории, ощущая как мои чувства к ней распускаются лишь сильнее в теле: я безумно хочу её увидеть и обнять, держать в своих объятиях и шептать о том, что все будет хорошо. Она необходимо мне как кислород сейчас, но все, что я могу, это лишь в очередной раз попытаться набрать её номер. — Алло, — она отвечает после первого же гудка, заставляя меня врасплох. — Ээээ.... привет. — Идиот! — Привет, — она тихо отвечает, и я на фоне слышу посапывание её собаки. Она дома. — Прости меня, Женя, я дурак. Я сказал не то, что хотел. Я понимаю, что тебе больно от моих слов, мне самому больно от того, что я тебе такое наговорил. Моё бессилие и злость на самого себя не оправдание, — выкладываю на одном дыхании. — Тебе тяжело, я это знаю прекрасно. Мне так же больно смотреть на то, что происходит в твоей жизни. — Ага, — Женя тихо выдыхает в трубку. — Тяжело всем. — Тебе тяжело. И я... Я кретин, Женя! — произношу в отчаянии. — Я не понимаю, почему это ляпнул, потому что каждый чертов день я просыпаюсь и пытаюсь понять, почему нам обоим это досталось. Какого черта именно сейчас? Поэтому вообще это произошло? — Просто это судьба, наверное... — Жень... — Что? — она отвечает чуть грубее, чем обычно, и меня пронзает очередной болью. — Прости меня. Сказанного не вернешь уже, и мне от этого больно. — Мне тоже было больно вчера, — я слышу в её голосе смесь чувств и, самое ужасное, подступающие слезы. — Я не ожидала, что ты мне такое скажешь. Сжимаю руки в кулаки, ощущая ком в горле. Я сам от себя не ожидал, что когда-либо смогу такое сказать в её сторону. Какое моральное право я имел так оскорбить её? Какое право я вообще имею? — Пожалуйста, включи камеру, — посылаю ей запрос на переключение на видеовызов. — Прошу... Женя принимает запрос, и я вижу её опухшее лицо и печаль, которая плещется в глазах. Она разбита — и причина этому всему именно я. Я, а не кто-то другой. Это я лично довел её до такого состояния. — Если бы я мог, я бы прилетел себя к тебе, чтобы вымаливать прощение, — произношу, смотря на неё. — Если бы я мог, то изменил бы вчерашний день. — Но ты не можешь, — она опускает глаза. — Я... Давай просто забудем об этом? — вижу, как она руками теребит край покрывала. — Просто не хочу об этом думать и говорить. — Женя, — шепчу, ощущая, как слезы подступают к глазам. — Ты для меня безумно важна, слышишь? И я никогда не хотел тебе показать, что я лучше. — Я понимаю, — кивает, но по-прежнему прячет взгляд. — Как твоё самочувствие? Осознаю, что она пытается переключиться на другую тему, и позволяю ей это спокойно сделать, но не отпуская той мысли, что я перед ней виноват. Я не знаю, что я могу сделать, чтобы загладить свою вину, но я обязательно что-то придумаю. Я решу, что мне делать. — Вроде получше. Через пару часов назначил визит к врачу и массажисту. Я больше не могу сидеть в четырёх стенах, мне нужно выбираться и приступать к тренировкам, иначе в ближайшие дни окончательно сойду с ума. — Будто еще не сошел, — Женя закатывает глаза, вызывая у меня улыбку. — Кажется, уже поздно из-за этого переживать, нужно принять как данность. — Язвочка маленькая, так бы и отшлепал, — качаю головой, не сдерживая смешка. — А твои успехи как? Еще не назначили новый осмотр? — Я... —Женин взгляд нервно блуждает, пока она наконец не переводит на экран телефона. — Я иду в пятницу к врачу, а после мы начинаем тренировки. Я буду выступать на Европе. Эти слова бьют обухом меня по голове. Что? Она же не успеет восстановиться за такой короткий срок, осталось совсем немного, буквально месяц, а тут... — Ты уверена? — стараюсь произнести так, чтобы мой голос звучал мягко. —Ты чувствуешь в себе силы за месяц восстановить все? — У меня нет выбора, Юзу, — Женя вздыхает и старается улыбнуться в камеру. — Такова наша жизнь. Мне нужен старт перед Играми, а Федерации нужны медали. Так что мне остается просто начать прыгать. Все получится! Но в её голосе не слышится радость, только печаль, усталость и какое-то разочарование. Она устала — и я это явственно ощущаю, смотря на неё. И дело не только в пролитых из-за меня слезах, а в чем-то еще: словно какая-то мысль тянет её к земле. Не давая воспарить наверх. — Что-то еще произошло? — задаю вопрос, внимательно за ней наблюдая. — Болит? — Я привыкла к боли, просто... — она снова опускает взгляд и произносит так тихо, что мне сначала кажется, что я это придумал. — Хочу, чтобы ты был рядом и обнимал меня. — Я тоже этого хочу, милая, я тоже, — сжимаю руки в кулаки от бессилия, ощущая себя ничтожным. — Осталось несколько сложных месяцев, потом будет легче, намного легче, моя хорошая. — С чего ты решил, что потом будет легче? — Потому что после Игр мы уедем в тур, а потом уже начнется другая жизнь, — стараюсь улыбнуться, не раскрывая своего плана. — Просто поверь мне. — Я стараюсь, но ты же знаешь, что временами бывает очень-очень сложно, — Женя грустно улыбается, но поднимает свой взгляд на меня. — Спасибо за цветы, Юзу... От того, как она произносит моё имя, сердце в груди начинает биться быстрее: она делает это так нежно, как никто другой в этом мире. — Все для тебя, моя милая. Ты смогла их вытащить с катка? — Да, — показывает язык, — а вот домой мне помог отнести Морис их, потому что я бы просто не справилась. А оставлять там не хочу, потому что это мои цветы! — она встает с кровати и садится на пол, утыкаясь лицом в бутоны. — Они просто божественные! — Ты ещё прекраснее, чем самые красивые на свете розы, Женечка, — делаю несколько скринов экрана, ловя её счастливый взгляд и улыбку. — Они не слишком пахнут? Не помешают твоему сну? — Нет, что ты, наоборот, — прислоняется спиной к своей кровати и кладет голову на покрывало. — Мне очень-очень нравится просыпаться и чувствовать аромат цветов. — Тогда тебе нужно переехать в оранжерею, — смеюсь, наблюдая за тем, как она морщит носик. — Или в цветочный магазин. — А тебе на конкурс остроумных чемпионов, да? — показывает мне язык. — Ты не опоздаешь? Обращаю взгляд на часы и понимаю, что мне действительно стоило бы поспешить со сборами, если я не хочу опоздать на визит к врачу. Мы еще несколько минут прощаемся, не в силах оторваться друг от друга, но в конце концов отключаем звонок, обещая созвониться через пару часов, когда оба снова будем свободны. *** Боль в ноге притупляется до такой степени, что я могу встать, полностью опираясь только на неё. Мама неодобрительно поджимает губу, наблюдая за тем, как я пробую в зале прыжки, прислушиваясь к ощущениям в собственном теле. Все ещё больно, но я уже в состоянии хоть что-то делать. Возвращаюсь в свою комнату и достаю коньки, с любовью проводя рукой по ботинкам. Мои помощники. — Ну, дорогие, пришло ваше время. Сажусь на кресло и надеваю их, прислушиваясь к ощущениям в ноге. Приходится по-другому завязать шнурки, чтобы не причинять дополнительную боль, но я ощущаю себя окрыленным: наконец-то я снова выйду на лёд. Та боль, что прожигала во мне дыру, все еще есть, но мы притупили её сильными обезболивающими, которые помогут мне осуществить главную цель всей моей жизни. — Ты уверен, Юдзуру? — мама стоит в дверях, сканируя меня своим взглядом. — Может стоило еще хотя бы недельку подождать? — Нет, мама, у меня нет и одного лишнего дня, — уверенно поднимаюсь с кресла, выпрямляясь в полный рост. — Это время пришло. Завтра я еду на тренировку, мы возвращаемся в режим. Но с ещё большим страхом и каким-то неодобрением я сталкиваюсь, когда вечером разговариваю с Женей. – Я начал принимать обезболивающие, – смотрю в её глаза, стараясь не показать своих эмоций. – Я приостановил лечение травмы. – Ты уверен в этом? – Точно так же, как ты в том, что тебе необходимо быть на Олимпиаде. Мы должны там быть. Я не могу пропустить её, Женя… — Но это твоё здоровье, — она нервно сжимает руки в кулаки, — ты же ещё несколько дней назад не мог встать с кровати, опираясь на обе ноги. Ты чуть ли не прыгал по дому, чтобы снизить нагрузку на ногу... — Да, но теперь пришло время восстанавливаться. У меня было полтора месяца, больше лежать я не могу. Мне надо готовиться к Олимпиаде, которую я планирую выиграть. Женя замолкает, закусив губу и смотря на меня. Выражение её лица меняется, постепенно успокаиваясь и принимая как данность моё решение. Оно может показаться глупым и необдуманным, но я слишком долго ждал дня, когда смогу выйти на лёд. И завтра этот момент наступит. — Я уже сообщил Брайану, он перекраивает своё расписание, чтобы добавить туда меня. Мы начнем подготовку с самых азов, но у нас есть всего месяц, чтобы довести меня до идеальной формы. И я готов ко всей боли, которая меня ждёт. — Я разделю её с тобой. Я смотрю в её глаза и ощущаю уверенность, которой Женя со мной делится. Пускай бы оба разбиты и поломаны, нас не принимают в расчёт, когда делают ставки, но у нас есть главное, без чего нельзя выиграть: вера в самих себя и в друг друга. Мы чётко знаем, что всё получится так, как мы этого хотим. Нам наплевать на мысли других. Мне безразлично, что остальные думают по поводу того, в каком я состоянии. Главное, что мы оба сейчас верим в то, что через два месяца мы будем держаться за руки, а на наших шеях будут висеть золотые медали игр. И только это имеет сейчас значение.