Incredibly loud and extremely close

Глава 28. Я смогу

Январь 2017 года Москва, Россия

— Женя, ну сколько можно? Ты уже весь лед отполировала пятой точкой! Голос Этери Георгиевны раздается на весь каток, когда я третий раз за последние десять минут падаю с лутца. Молча поднимаюсь и, не говоря ни слова, в очередной раз захожу на прыжок. Концентрируюсь на положении ступни, но в момент отрыва понимаю, что вложила слишком мало силы. Сделав буквально один поворот, неловко приземляюсь, еле удерживая равновесие, и проклинаю всех и вся. Что сегодня снова произошло? Почему этот проклятый прыжок сегодня не получается? — Алина, еще раз! Отъезжаю к бортику и смотрю на то, как Алина резво заходит на каскад. Тройной лутц и моментально тройной риттбергер, словно какая-то сила ей помогает. Я понимаю, что она не виновата в том, что этот элемент может так легко исполнять, но внутри меня рождается неприятное чувство. Она стала второй на чемпионате России. Её техническая база выше моей собственной, в этом сезоне она уже обошла всех своих соперниц на юниорском ФГП, а впереди у неё остается только Чемпионат мира, на котором, я уверена, она так же одержит победу. В той самой красной пачке… Мы можем оставаться подругами в жизни, болтая о самых разных вещах и проводя свободное время вместе, но на льду нет дружбы, кто бы о чем ни говорил. Мы все здесь непримиримые соперницы, каждая из которых мечтает скинуть с пьедестала другую. Та дружба, о которой все мы говорим, лишь маска. Ведь как это, если ты случайно сообщишь всему миру, что ты, даже самую малость, недолюбливаешь своих соперниц. Конечно, для нас важна чистая победа. Однако все равно победа, а не желание просто выступить, греют нам душу перед соревнованиями. Плох тот спортсмен, который, выходя на лед, не мечтает получить золотую медаль. Мы все эгоисты, особенно в одиночном катании. Если парники всегда вдвоем, то мы точно в одиночестве. Да, рядом с нами команда из тренеров, врачей, массажистов и близких, которые хотят, чтобы мы были счастливы, чтобы мы занимали первые места и реализовали свой потенциал. Но на льду, эти несколько минут выступления, мы всегда в одиночестве. У нас есть только наша сила и лёд. Ты не думаешь в этот момент о других людях, для нас не существует дружбы и каких-то теплых чувств. Есть только ты и желание показать все, что ты можешь. Это касается и сложных каскадов, и желания открыть свою душу, выступить так, чтобы люди навсегда запомнили твой каскад. Мы все такие, кто входит в десятку лучших фигуристов планеты. Люди любят нас идеализировать, рассказывая о том, какие мы дружелюбные и добрые с другими спортсменами. Но никто не замечает, что мы самые обычные люди, которые точно так же хотят забрать свое. Да, мы очень много работаем, каждый день по многу часов оттачивая свои навыки, пытаясь довести их до идеала. Мы совершенствуемся с каждым прокатом перед публикой, раз за разом понимая, чего не хватает в нашем выступлении. Юдзуру однажды сказал, что он питается этими эмоциями от публики, которая готова отдать всех себя после каждого его отличного проката. Он не хочет от этого отказываться, потому что эти эмоции – настоящий наркотик, который и мне удалось вкусить. Подниматься на вершину всегда легче, чем на ней удержаться, но я сделаю все возможное, чтобы ближайшие полтора года оставаться на ней, никого даже близко не подпуская к себе. Я хочу учить новые элементы и каскады. Я хочу войти в следующий сезон с максимальной уверенностью, что у Алины не получится меня обойти ни на одних соревнованиях. Ну почему она не родилась на один год позже? Эта мысль проскакивает в моей голове, но я ловко её отбрасываю. Нет, нужно бороться чистыми методами. А для этого нужно работать и работать. — Женя, хватит сопли на кулак наматывать, иди работай! Выкидываю салфетку и молча скольжу в противоположную от тренера сторону. Я не готова сейчас рассуждать о причинах моей ошибки и в сотый раз слышать «Иди и тренируй до тех пор, пока не будет получаться нормально», потому что я это и так знаю. Тяжело или нет — в спорте это никого не волнует. Единственное, что имеет значение, это результат, который мы показываем на стартах. Каждое падение отдается сильной болью внутри, но тело этого не ощущает: мы привыкли к физической боли от падений с прыжков, но внутренние раны заживают в разы дольше. Когда говорят, что у спортсменов железный характер, люди в чем-то правы, но они не знают главного: за нашим характером прячется исполосованная душа. Конечно, достижения, медали и преодоление своих пределов скрашивают эти раны, но не убирают следы, которые болят до самого конца жизни. Когда я была совсем маленькой, то моей мечтой было научиться прыгать двойные. Потом, освоив все, кроме акселя, я стремилась покорить тройные и выучить каскады. Так, шаг за шагом. Я пришла к тому, с чем катаюсь уже несколько лет. Меняется программа и сюжет, но контент остается практически неизменным. И даже мой финальный тройной каскад из трех тройных не убеждает Этери Георгиевну в том, что мне необходимо усложняться и пробовать что-то новое. Она боится рисковать, особенно перед Олимпиадой, а я боюсь, что на старых прыжках мне будет все сложнее и сложнее побеждать. Безусловно, на одной технике тоже далеко не уедешь, во всем должен быть баланс, но то, что происходит дальше… Я вижу, что девочки учат четверные. Я знаю, что они после Олимпиады выйдут во взрослые и там их никто не сможет обойти, потому что какими бы высокими не были баллы за артистизм, нереальную технику ими не перекрыть. И это то, что может произойти со мной. Конечно, наша разница с Алиной не такая огромная, но она есть и в короткой, и в произвольной. — Сделай ещё раз, — Этери Георгиевна просто кивает, когда я выезжаю чистый аксель, и переключает своё внимание на Полину. Я знаю, что в этот раз это было хорошо, но она никогда не скажет мне об этом прямо. Такая уж она есть… *** Меланхолические мысли сопровождают меня весь день, даже когда я принимаю видеозвонок от Юзу. Мы учимся жить в этой реальности, поддерживая наши зарождающиеся отношения и чувства с помощью современных технологий. Конечно, это не так просто, как может показаться со стороны. Однако это является для нас огромным выходом, потому что мы можем общаться практически каждый день, находя время в наших плотных графиках. Сегодня у него выходной, который он проводит дома, и мы можем поболтать подольше. Два дня в неделю мы находим время друг на друга: в мой выходной и в его. — И чего ты сегодня такая грустная? — он ложится животом на кровать и приставляет телефон к подушке, чтобы освободить руки. — Какой прыжок тебе сегодня не поддавался? Или во всем виноваты вращения? — Нет, просто, — неохотно морщусь и переворачиваюсь на бок, из-за чего Джерри недовольно сопит на меня. — Я подумала о том, как короток наш век. Ведь скоро придут те, кто прыгает больше оборотов, выше, у кого лучше выносливость… — Тебе всего 17, — он становится серьезнее, с его лица пропадает та беззаботность, с которой он еще несколько минут назад дразнил мою собаку через телефон. — У тебя впереди ещё длинная карьера, Женя, тебе рано о таком вообще задумываться. — Но лучше понять это раньше, чем через несколько лет оказаться у разбитого корыта никому ненужной. Юдзуру еще сильнее хмурится при этих словах. Отвожу взгляд от телефона и переключаюсь на Джерри, поглаживая её по голове. Но ведь это действительно так: если жить в стеклянной коробочке и думать, что все будет так всегда, то можно получить смертельную кару, когда этот колпак разобьется. Однако эти мысли не означают, что я не планирую бороться и стремиться пробыть в этом спорте так долго, как только смогу. — Женя, послушай меня, — голос Юдзуру звучит как никогда твердо, — наш спорт суров, но он существует только в то время, пока ты живешь в нем и им. До тех пор, пока ты не начинаешь думать о том, что ты не самый–самый, ты можешь жить в нем и получать бонусы. Но как только ты позволяешь своим мыслям перейти в фазу «но ведь есть более достойные этого золота», ты начинаешь терять позиции. Ты знаешь о нашей истории с Хави. Мы друзья, но только за пределами соревновательного льда. Ни один из нас не готов отдать своё золото на соревнованиях, и в этом наша сила. Конечно, мы считаем друг друга достойными соперниками, но каждый из нас знает, что мы сильнее другого. Мы работаем над тем, чтобы ещё сильнее развиваться, чтобы совершенствовать свои сильные стороны. Мы не останавливаемся и не даем себе даже шанса допустить мизерную мысль, что мы сходим с дистанции. — Я не допускаю такой мысли! — прерываю его и качаю головой. — Нет! Я готовлюсь к Олимпиаде, на которой я хочу забрать свою золотую медаль. Я хочу, чтобы я стояла на подиуме с золотом и понимала, что я самая лучшая фигуристка! Все, что я делаю, ради той медали. — Не только ради неё, — его голос звучит чуть мягче, чем минуту назад, — не только ради этого. Наш путь состоит из десятков соревнований, и иногда самым важным оказываются не игры, а какое-то другое соревнование, где мы сумели преодолеть себя, где мы выступили и показали именно для себя, а не публики и судий, что это не наш предел, что мы можем пробить потолок. — И какое соревнования для тебя было самым важным? — Осенняя классика этого года, — Юдзуру отвечает, даже на секунду не задумавшись. Я знаю, что для него значили эти соревнования. На прошлом Чемпионате мира он думал, что это его финальная точка. Из-за травмы ноги он полагал, что его карьера окончена, потому что врачи высказывали сомнение не только в том, что он сможет продолжить тренировки на прежнем уровне, а даже в том, что он вообще сможет когда-то выйти на лед. Рискуя всем, он выступал на Мире и взял серебро, но слезы, которые катились из его глаз, были связаны не с цветом медали. Он оплакивал свою карьеру. — Она значит многое не только для тебя, — стараюсь через экран передать ему свою теплоту и поддержку. — Спасибо, что не бросил… — Фигурное катание — это не просто способ заработать и стать известным, как некоторые полагают, — он меняет положение и садится в кровати, придерживая телефон руками. — Это жизнь. Это стремление не останавливаться и быть ещё лучше, ещё сильнее… Это жизнь. Хотя, кому я рассказываю… — Даже не знаю, — саркастично улыбаюсь и показываю ему язык. — Джерри? — Возможно, что ей. Он находится в Канаде за несколько тысяч километров от меня, но от его взгляда через экран мне становится жарко. Это особая японская магия, я уверена, которая заставляет меня чувствовать себя слабой девочкой перед его взглядом. Каждый раз, когда мы оба расслаблены, это происходит: он словно поглощает меня одним только взглядом, возрождая в голове не самые приличные картинки с нашей последней встречи во Франции. Его поцелуи, губы, руки. Медленные движения и его сдерживаемые стоны… — О чем ты сейчас думаешь, Евгения? Его голос глубок, и я от этого ерзаю по кровати, ощущая тягучее чувство внизу живота. Своим «Евгения» он делает только хуже, а по блеску его глаз я понимаю, что он это знает и делает специально. Это происходит уже не первый раз, и он самодовольно улыбается, смотря на меня. — Об уроках, — показываю ему язык, а потом перевожу изображение на заднюю камеру, чтобы он увидел стопку учебников и тетрадей на моем столе. Но разве можно удержаться от того, чтобы не показать ему кое-что ещё? Чуть перемещаю телефон так, чтобы на экране были видны мои ноги, и внимательно слежу за его реакцией. Юдзуру старается ничем не выдавать то, как на него влияет данная ситуация, но я, за этот месяц его изучив, вижу, как он едва заметно прикусывает щеку изнутри и скользит глазами по изображению на экране. Игриво вытягиваю свои ноги, демонстрируя ему розовые носочки и гладкую кожу, а потом не выдерживаю и слезаю с кровати. Разве такому костюмчику положено даром пропадать? — Смотри, что мне подарила Полина на новый год, — с этими словами подхожу к зеркалу и слежу за тем, чтобы он видел через телефон меня в полный рост. Розовый домашний костюмчик, состоящий из коротких розовых шорт и топика, идеально сидит на фигуре, подчеркивая грудь и мои ноги. Позирую перед зеркалом, крутясь в разные стороны, и слежу за его реакцией. Конечно, ему это нравится. И, уверена, он хочет сейчас точно так же оказаться рядом со мной. — И куда ты в таком наряде собралась? — голос звучит тишине, но проникает так под кожу, что я нервно сглатываю. Даже на таком расстоянии он действует на меня сильнее, чем если бы был рядом. — На Чемпионат, — переключаю камеру обратно и показываю ему язык. — Буду в нем короткую катать. — Кажется, тебя украдут перед короткой. Не уверен, что ты сможешь её катать, — он улыбается и возвращает своё игривое настроение. — К слову, тебе правда уже пора идти заниматься, если ты не хочешь в очередной раз просидеть с заданиями всю ночь, а потом утром стонать, что ты очень хочешь спать, а не выходить на улицу в мороз. — Но в Москве сейчас правда очень холодно, — надуваю губы, состраивая жалобную мордочку. — И уроки надоели. Ещё и экзамены скоро будут, а перед чемпионатом мне точно некогда будет готовиться… — Вот поэтому сейчас иди занимайся. Я тоже пойду позанимаюсь делами, а перед твоим сном ещё поговорим, хорошо? — Ладно, — послушно соглашаюсь. — Юзу? — Что такое? — он чуть наклоняет голову влево и внимательно смотрит на экран. — Ничего, — качаю головой и мягко улыбаюсь. — Я жду мира… — И я тоже, — кивает и дарит мне ещё одну легкую улыбку. — А теперь иди заниматься, а то я перестану тебе звонить! — Договорились, мистер Ханю! Как только закончу со всем, то напишу. Да? — Конечно, — он кивает и машет рукой в камеру. Отключаюсь и падаю на кровать, закрывая глаза. Конечно, мы оба понимали, что это будет сложно, но в такие моменты мне хочется, чтобы наши катки были в одном городе (а ещё лучше, чтобы мы тренировались вместе), хочется проводить такие вечера вместе, много болтать и не переживать из-за того, что до следующего совместного старта аж целых два месяца. Даже несколько больше. Я знала на что шла, но так хочется его иногда обнять… Конечно, мы разговариваем об этом и стараемся друг друга максимально поддерживать, чтобы облегчить свои муки. Много разговариваем о тренировках, делясь своими успехами и неудачами, которые идут рука об руку. Как и обещали, мы не распространяемся о своих отношениях, продолжая держать это в тайне, и просто наслаждаемся разговорами, когда у нас есть время. Для Юдзуру стоит на первом месте не только фигурное катание, но и знания. Он рассказывает о своей учебе в университете, делится полученными знаниями и временами рассуждает о том, как стоило бы усовершенствовать и изменить систему оценивания в нашем виде спорта, доводя её до совершенства. Конечно, ещё одной проблемой нашего общения является языковой барьер. Мы можем спокойно болтать о нашем спорте, говорить о многих бытовых вещах, но при обсуждении манги и каких-то фильмов нам часто приходится обращаться к переводчикам, из-за чего общение превращается в долгую возню со словарями в поисках правильного слова. Но даже это не останавливает нас. Постепенно, шаг за шагом, мы совершенствуемся и ищем новые возможности для общения. Я знаю, что Юзу понимает мои чувства. Он как никто другой стремится к своим вторым Олимпийским играм, чтобы завоевать на них второе золото. Он никогда ни от кого не скрывал, что это его цель. Он хочет стать лучшим в своём виде, и его будет очень сложно остановить в этом стремлении. Ежедневная многочасовая работа ведет к тому, что он старается стать самым технически совершенным фигуристом, а если добавить к этому его умение передавать образ так, чтоб ты ни замечаешь ничего вокруг, то он становится Идеалом. За время нашего общения я успела прикоснуться к его миру. Юдзуру — это не только о больших победах и нереальных достижения, это и о нескончаемых ограничениях и боли. Постоянные травмы, которые сопровождают покорение все новых и новых элементов, являются частью его дня. Я знаю, что у него везде лежат обезболивающие, которыми он пользуется только в самых крайних случаях. Астма тоже не является его помощником в этом деле, ограничивая свободу и напоминая, что он тоже всего лишь человек. Но Юдзуру не ставит свою астму в причину того, что он где-то хуже, где-то ошибся… Астма – не приговор. Он не забывает о ней, но и не дает себе расслабиться, выстраивая режим так, чтобы с каждым разом становиться лишь лучше. И я смогу это сделать. На его примере я буду продолжать борьбу до тех пор, пока смогу дышать.