12 шагов

      

      Восьмой шаг — проанализируйте обиды, которые нанесли вам окружающие люди, и сумейте разобраться в них. Это непростой шаг, но очень важный. Иногда из-за концентрации на частном можно упустить картину в целом, что вызывает недопонимания, которые и становятся причинами нанесённого вреда .

      — Итак, есть ли какие-то новые сообщения о самочувствии пациента?       — Вениамин Самуилович, состояние Разумовского вызывает у персонала тревогу. С того момента, как он проснулся в камере строгого заключения, у него постоянно меняется настроение. Он то сидит в углу, зажимая ушу и плача, то приходит в ярость, начинает хвататься за решётки и требовать выпустить его. Полагаю, вспышки агрессии можно списать на помутнение рассудка.        — Нет, Софочка, как раз наоборот, — Рубинштейн достал из кармана ключ от особой «палаты» и вставил его в замочную скважину, — Как и любой нормальный человек, оказавшись в запертом пространстве, он начинает гневиться и требовать свободу. А вот периоды депрессивного состояния свидетельствуют о том, что его вторая личность начинает угнетать подлинного Сергея.       Доктор прошёл в помещение, но остановился у входа и повернулся к своей помощнице, преграждая ей путь.       — Вас попрошу остаться в коридоре. Мне необходимо лично побеседовать с господином Разумовским.       — Но ведь это может быть опасно. К тому же с сопровождающим вам будет…       — Предвещая ваши дальнейшие попытки оказать мне содействие, скажу, что в терапевтических целях вам всё же будет лучше не присутствовать в палате. Но если вам и правда нечем занять, можете предложить свою помощь медсёстрам. Уверен, они оценят её по достоинству, — доктор закрыл за собой дверь и запер её на ключ. Рубинштейн обернулся и сделал несколько шагов вглубь помещения. Здесь, прямо посреди комнаты стоял огороженный металлическими прутьями изолятор. В отличае от мягкой комнаты, здесь все поверхности были твердыми, отлитыми из цельного бетона. В углу валялся поднос и черепки разбитой тарелки. Разумовский отказывался есть и спать. Подобное поведение могло серьёзно навредить Сергею, поэтому Рубинштейн решил устроить очную ставку с молодым мужчиной. В конце концов раз результаты лечения все равно оказались сорваны, то теперь можно не боясь раскрыть Разумовскому всю правду.       Сам Сергей находился в состоянии заканчивающейся истерики. Молодой человек икал, тихо всхлипывал, а слёзы на его щеках уже успели высохнуть. На Разумовского надели смирительную рубашку, чтобы тот перестал шатать решётку и ненароком не удушил самого себя. Разумовский не мог, просто отказывался верить, что его вернули в клинику, в его личную тюрьму. Это было как резкое и болезненное возвращение к реальности после короткого сладкого сна. Почему каждый его шаг сопровождается таким оглушительным провалом? Сергей всего лишь хотел уберечь Волкова, защитить его, пока сам бы мог искать способы избавления от Птицы, но по итогу мужчина потерпел фиаско. Спасёт ли его снова Олег? Навряд ли. В записке, которую оставил он, а затем дополнил Птица было чётко указано оставить Сергея в покое, а это значит, что Разумовский своими собственными руками отрезал единственный возможный путь к освобождению. А ещё уничтожил свою любовь, что, пожалуй, ощущалось даже хуже.       Услышав звуки чужих шагов, молодой человек поднял голову.       «Дурак, надо было раньше бросать Волкова. Это из-за него нас поймали. Если бы ты слушался меня с самого начала, то мы бы не были сейчас в таком жалком положении» — шипел на ухо Птица, обнимая когтистыми лапами Разумовского за плечи.       — Замолчи… — выдохнул Сергей, качая головой.       «Или может это он сдал нас обратно в психушку? Вероятно, ты ему успел надоесть, вот он и решил избавиться от тебя, заранее подослав тех людей, что похитили нас. Иначе как бы нас смогли так быстро найти?»       — Неправда! Олег не такой!       Депрессивный эпизод подходил к концу, а вместо него начиналась новая вспышка агрессии.        — Всё точно, как и говорила Софья, — хмыкнул Рубинштейн, через очки приглядываясь к пациенту. Разумовский оскалился, как зверь, и рванул к отделявшей его от доктора решётке. Мужчина падал, полз, но остервенело продолжал подбираться к нисколько не испугавшемуся Рубинштейну.       — Выпустите меня! Я не хочу здесь находится! Я здоров, я правда здоров!       — Это прекрасно, господин Разумовский, но помимо вашего личного ощущения собственного ментального здоровья есть ещё и нормы уголовного кодекса, исходя из которых вы были направлены в клинику на пожизненное принудительное лечение, — заметил доктор, поправляя очки на переносице. Сергей сжал челюсти и, поднявшись на ноги, оказался на одном уровне с мужчиной. На губах молодого человека заиграла злорадная улыбка, а сам Разумовский смотрел на Рубинштейна совершенно обезумевшим взглядом перетекающих от золотистого до голубого цвета глаз.       — Я знаю, что вы тут со мной делали. Я всё помню! Вы ставили на мне свои опыты, вы стёрли мою память с помощью гипноза! Я вас уничтожу, я сделаю так, что о ваших экспериментах узнают все!       — Вы говорите о моих практиках, как о чём-то зловредном и ужасающем, но разве после потери части воспоминаний вам не стало легче? — прищурился доктор, предпочитая сохранять некоторую дистанцию от клетки.       — Насильственное лишение воспоминаний — это морально непреемливый, неэтичный эксперимент. Сомневаюсь, что он был согласован с вышестоящими структурами.       — Осмелюсь напомнить, что многие вещи в этом мире создавались благодаря тем самым названным вами «неэтичный экспериментам». Но сейчас не об этом. Господин Разумовский, вы допускает большую когнитивную ошибку — вы полагаете, что я против вашей воли скорректировал вашу же память. Вы также считаете, что это событие носило единичный характер. И ни одна из этих мыслей, в сущности, не является правдивой.       Рубинштейн потянулся к карману своего халата и достал из него небольшой диктофон.       — Ещё раз повторюсь, что моя цель не нанести вред, но вернуть вам вашу подлинную личность и душевное равновесие. Об этом вы сами попросили меня на одной из наших первых терапий.       — Я? — удивлённо выдохнул Разумовский, не веря словам доктора. Мужчина нажал на кнопку диктофона и после короткого шипения, тот начал воспроизводить запись.       » — Вы хотите записывать наши сессии? Зачем?» — нервно спрашивал голос Сергея.       » — Не беспокойтесь, так нужно для протокола. Уверяю вас, эти записи будут храниться лишь у меня и никогда не попадут в чужие руки» — успокоительно ответил Вениамин Самуилович и после короткой паузы продолжил, — «Итак вы подумали над моим предложением?»             — Да, но я всё ещё не до конца понимаю как гипноз поможет мне избавиться от второй личности, разве традиционное лечение не может дать мне тех же результатов?       — К сожалению в последние годы вы злоупотребляли транквилизаторами и иными лекарствами для купирования симптомов вашего расстройства, что привело к выработке резистентности к широкому спектру препаратов. Боюсь, в скором времени медикаментозное лечение может оказаться для вас бессмысленным. Сейчас я работаю над новым психосаматическим методом исцеления, а именно над блокировкой отдельных участков подсознания. Вторая личность не является материальным объектом, но существует лишь в вашей фантазии и может жить в воспоминаниях. Если аккуратно вырезать из памяти эти и напоминающие о двойнике фрагменты, то постепенно воображение перестанет получать пищу для развития идеи и вы сможете просто напросто забыть о Птице, как ребёнок, вырастая, забывает своих воображаемых друзей.       Сергей молчал, вероятно, внимательно обдумывая слова врача. Было в этом что-то пугающее и в то же время дарящее надежду. Неужели ему и правда удастся раз и навсегда оторваться от Птицы, почувствовать, что его тело и разум принадлежат только ему? Однако в таких делах всегда стоит учитывать разные «но».       — Вы сказали, что ваш метод находится в состоянии разработки, то есть он ещё не готов окончательно?        — Это верно. Да, у метода есть и свои недостатки. Например, любая случайная ассоциация с прошлым может разрушить абсолютно всю работу, поэтому необходимо избавляться от всего, что мало-мальски напоминает о нежелательных фрагментах из прошлого. Я также не исключаю, что после каждого срыва эксперимента нам придётся начинать сначала. Но это именно тот шанс на полностью осознанное и свободное будущее, которое я могу вам дать. Это также возможность для вас помочь науке продвинуться вперёд.»       — Я вернусь чуть позже. А вы пока слушайте, — проговорил Рубинштейн и, кивнув, вышел из комнаты, оставляя Сергея наедине с диктофоном.       Запись продолжилась длительной, почти минутой паузой. Сергей даже успел подумать, что устройство случайно выключилось.       » — Если моё участие в эксперементе поможет в будущем другим людям, и если я и правда смогу избавиться от этого кошмара, то готов рискнуть, — намного увереннее проговорил Разумовский, — Что от меня требуется?       — Взгляните вон туда.       — На часы?       — Да, не волнуйтесь, расслабьтесть, — помимо голосов на записи начал чётко прослушивать звук тихо тикающего маятника, — Для начала определимся со стартовой точкой. По-вашему мнению, какой человек или объект больше всего ассоциируется у вас с вашей мнимой личностью. Что бы вы хотели забыть в первую очередь?       — Олега Волкова.       — Кто это?       — Мой… друг, — слова начали даваться Сергею всё труднее. Самоконтроль ослабевал и давать обдуманные и взвешенные ответы становилось всё сложнее. Все мысли Разумовского наполнял звук мерно качающегося из стороны в сторону маятника.       — Друг?       — Да… Но…       — Продолжайте.       — Я был влюблён в него со времён детского дома. Олег был моей семьёй, частью моего мира, тем кто всегда поддерживал меня.       — И почему вы хотите забыть первым именно его?       — Потому что я каждый день напротяжении многих лет виню себя в том, что я стал причиной его гибели. Во время последней крупной ссоры с ним, я потерял над собой контроль и Птице впервые полностью удалось завладеть мной. Но не только завладеть, а ещё и убедить в своей правоте, — Разумовский царапал ногтями подлокотник, по его щекам начинали бежать влажные дорожки слёз. Внутри всё сжималось в плотный комок боли и саморазочарования. Он так долго боялся заглядывать вглубь себя, что теперь все накопившиеся там эмоции разом принялись высвобождаться и рвать Сергея на куски. Разумовский всхлипнул и согнулся пополам, — Я его убил. Я… Понимаете? Если бы я был сильнее и сдержаннее, просто извинился перед ним, он бы был жив.       — Хорошо. Не останавливайтесь, говорите всё о чём хотели бы забыть, — Рубинштейн закатал рукава халата и сел напротив Сергея. Пальцы коснулись висков молодого человека, Разумовский поднял голову, — Смотрите на меня.»       Одна запись закончилась и вслед за ней началась другая, а потом ещё одна и ещё. Каждый новый сеанс гипноза был вызван тем, что Разумовский рано или поздно вспоминал что-то из прошлого и падал в истерику. Молодой человек насчитал не меньше дюжины собственных попыток забыться, подавить свою вторую личность, и все они заканчивались провалом. Даже нынешний раз можно было считать таковым. Олег настолько плотно сидел в его подсознании, был неразрывно связан со всеми мыслями и чувствами Сергея, что полностью стёртые воспоминания начали возвращаться стоило мужчине только появиться в жизни Сергея. Разумовский искренне любил Волкова, и в той же мере люто ненавидел. Того, кто отравлял собой каждую попытку мужчины забыться и стать новым человеком. Это якорь Сергею придётся тащить за собой всю жизнь.       Диктофон перестал воспроизводить записи и затих. Разумовский сидел по-турецки у самой решётки, закрыв лицо руками и чувствовая, как на него дождём сыпятся все стёртые ранее мысли и образы. Это было почти физически больно: в висках стреляло, а всю голову кружило. Зачем он позволил себе так долго оставаться с Олегом? Он только испортил Волкова, подарил ему ложную надежду и натолкнул на мысли о новых преступлениях. Теперь, что бы не случилось, вся ответственность будет всецело лежать на его плечах.              — Вы хотите возобновить эксперимент, и опять скорректировать его память? — спросила Софа, стоя рядом с Рубинштейном и через камеры наблюдая за качающимся из стороны в сторону Разумовским.       — А кто сказал, что эксперимент приостанавливался? — спросил доктор, искоса глядя на девушку.       — Но ведь Сергей восстановил все потерянные воспоминания и фактически вернулся туда откуда начал.       — Да, на первый взгляд наш пациент остался в своей константе, зато его опыт дал нам много ценных сведений о работе отдельных участков мозга. Подсознание человека — это уникальная структура. Оно способно запоминать и сохранять ощущения и события, даже если они были заблокированы под действием глубинного гипноза. И даже так память способна полностью восстановить сама себя, разве это не уникальный в своём роде вывод? Таким образом, можно будет лечить людей с другими ментальными расстройствами, например, с ПТСР или ПРЛ. Научное сообщество будет в восторге.       — И что теперь? Вернуть Разумовского к конвенциональным методам лечения и содержания? — Рубинштейн поморщился, недовольный тем, что Софья не уделила его открытию и толики положенного внимания и почтения. Доктор взял со столика баночку с препаратом, открутил крышку и достал из флакона одну капсулу.       — Будет слишком жалко терять подобного неординарного пациента. Посмотрим, что будет, если намеренно стимулировать его воображение и давать выход мнимой личности. Сможет ли она окрепнуть настолько, чтобы затмить собой настоящего Сергея?