Шрамы, которые мы носим

Сергею казалось, что у них с Олегом всё будет хорошо. Спустя год своих заработков Олег вернулся в Петербург, где мог лично убедиться, как хорошо Сергей распорядился его инвестициями. Они начинали с малого, и всё окупилось! Потрясающие апартаменты, регулярные рауты, огромные траты на то, что раньше не могли себе позволить. Сергей сделал всё, чтобы Олег был счастлив. Он закрыл даже глаза на… он никогда не припоминал. Он позволил Олегу хранить свои тайны и не расспрашивал об армии, и о том следе на его шее. Этого не было, не было! Он старался! Он прикладывал усилия! Разве не этого они хотели, когда делили одну жвачку на двоих? Они мечтали о такой жизни, когда мёрзли в холодных комнатах, слишком рано выучив из пересудов старших нерадостные слова вроде «бюджет распилили» или «освоили тендер». Сейчас в их власти было пресечь несправедливость, помочь детям в «Радуге» обрести счастливое детство, получить возможности, которых не было у них самих. Они с Олегом стояли на вершине мира! Рука об руку, плечом к плечу! И всё это Олег бросил. Его бросил. Да, Сергей изменился. Да, он сделался циничнее, язвительнее, злее, но это справедливая цена за всё хорошее, что они обрели. «Золотая клетка», говорил он. Какой бред! На стул перед Рубинштейном он опустился как вернувшийся домой после побега ребенок, ожидающий, что его будут бить. На руках бинты от недавней встречи со стеной и от собственных ногтей. — Мой друг уехал, — глухим надтреснутым голосом сказал он. — Вы саботировали лечение, Сергей, — строго заметил Вениамин Самуилович, не отрываясь от бумаг перед ним. — В вашем состоянии это крайне нежелательно и может привести к печальным последствиям. Как, например, сейчас. Сергей выглядел ужасно: под его глазами залегли тени, бледный, осунувшийся, будто он бросил таблетки не в первый месяц после приезда Олега, а лишь недавно. Или, наоборот, как будто подсел на что-то. Сергей проглотил упрек молча и спрятал взгляд потускневших глаз. Рубинштейн прочистил горло и сменил тон на доверительный. — Я осмотрю ваши руки. Вы можете мне доверять. Вы навредили себе намеренно или случайно? — Ненавижу! — Все хрупкие предметы вокруг превращаются в груду осколков. — Убирайся! Вали! Вали к своим уродам! Чтоб ты сдох в своей Сирии! — Я не знаю? — полувопросительно отозвался Сергей, поднимая руку на уровень глаз. — Я увлекся. А потом заметил, что все-о-о в крови. Пришлось клининг нанимать. Какая досада… — Вы не помните отчётливо, верно? — Рубинштейн чуть подался вперёд. — Как будто на это время кто-то другой занял ваше место? Он притянул к себе ладонь Сергея и, обработав собственные руки антисептиком, начал разматывать бинты. — Наверное? — всё так же полувопросительно отозвался Сергей, думая, что это метафора. Ему не нравились прикосновения к своим рукам. Это было неприятно, даже больно. Рубинштейн будто бы поспешил убедить его в этом и сжал израненную ладонь. Сергей вздрогнул. — Мне больно. — Он все еще был заторможенным, и даже не отдернул руку. — Прошу прощения, — спокойно проговорил врач, не отпуская его ладонь, но ослабляя хватку. — Давайте продолжим разговор. Когда вы перестали принимать таблетки, как изменилось ваше состояние? Разумовский чуть расслабился, но все еще был насторожен. Теперь всë вызывало в нем недоверие и злость. — Я думал, мы поговорим о том, что творится сейчас, — сказал он. Несколько секунд он поглядывал подозрительно, но потом решился ответить: — К лучшему. Я не думаю, что они мне подходили. Я бросил их вскоре после возвращения моего друга. Они мешали… Он замолчал на середине фразы. — Мешали чему конкретно? — безжалостно уточнил Рубинштейн. Свежая марля начала опутывать руки Сергея, точно связывая их. — Половой жизни. — Простите, я вас не расслышал. — Прекрасно вы меня расслышали! — прорычал Сергей. — Половой! Жизни! — Сергей… — Рубинштейн укоризненно поджал губы и выпустил заново перевязанные руки. Разумовский сбавил тон. Рубинштейн отчётливо улавливал смену настроения своего пациента и умело вел расспросы. То, что Сергей все сильнее мрачнеет к концу сеанса, его волновало мало. Короткая сессия гипноза не принесла значимых результатов, но врач был опытен и терпелив. Он не настоял на новых лекарствах. Чем сильнее сейчас Сергей расшатает свою психику, тем интереснее будет его изучать. *** — Рубинштейн вбил себе в голову, что может переключать личности внутри меня, — поделился Серёжа и всё-таки захрустел развёрнутой конфетой. А вот Олегу кусок в горло не лез. — А на самом деле? — Личности не менялись. Это был я, всё тот же я. Но иногда у меня появлялось… состояние. Более решительное, более… сконцентрированное. В этом состоянии я могу подтолкнуть себя к решениям, требующим определённой силы воли, — ответил Сергей и потянулся за следующей конфетой, но, передумав, положил её обратно. — У меня постепенно появилось чувство, что я не просто восстановил свои ресурсы, но и полностью контролирую себя. Пьянящее чувство… О да, Олег это понимал. Когда он вырвался из Питера, контроль над собственной жизнью кружил голову. Свобода пьянила сильнее любого алкоголя. Конец глупым ссорам без повода. Конец истерикам. — Я не думал об этом как о голосе в голове или, упаси боги, второй личности. Я думал, что это… интуиция, наитие… — Сергей неопределённо дёрнул плечами. — Я думал, что оправился после твоего… последнего отъезда. Олег мучительно прикрыл глаза. Когда Олег только-только вернулся из того самого годового контракта, его ждал не просто успешный стартап, а целая IT-империя, на троне которой его дожидался Сергей. Его Серёжа… Жизнь Олега превратилась в сказку: его окружали вниманием, водили по дорогим ресторанам, осыпали подарками и исполняли всё, о чём он только просил. Казалось бы, всё, вот он, благостный итог. Вот только у всего была своя цена… Сначала Олег обнаружил, что Серёжа больше не заводится от его прикосновений. Не проявляет инициативу. Приходит в постель поздно ночью и валяется до полудня, сбрасывая руки и заворачиваясь в одеяло с сонным «Олег, потом». Ничего страшного, — сказал он себе, он не за это любит Серёжу. Вообще что это за позиция — любить за что-то? Отсутствие секса было терпимо. Конечно, Олег пробовал поговорить. Серёжа отшучивался, говорил о ночной работе. А однажды Олег просто хотел обнять его за просмотром фильма, за что получил взрывную истерику на тему неприкосновенности личных границ и «тебе от меня только секс и нужен». Олег был ошарашен и донельзя смущён. Такого раньше не было, и нужные слова нашлись не сразу там же, а спустя какое-то время. Серёжа уже успел наговорить ему кучу гадостей и вернуться на следующий день с тихим «я вчера перегнул палку, не знаю, что на меня нашло». После примирительного вкусного завтрака и совместного выходного их обоих отпустило, но больше Олег не делал попыток приблизиться к Серёже, мучительно гадая, что же с ним происходит. Ответ вскоре нашёлся: таблетки, которые прописал психиатр Сергея. «Безобидные ноотропы». Угу, хорошенькие же ноотропы, от которых либидо падает в ноль и перепады настроения ужасные. В один из дней, когда Серёжу опять занесло в откровенные грубости, а подколки уже перестали быть дружескими, Олег прямо сказал, что сейчас с ним говорит не Серёжа, а его таблетки. Серёжа дернулся, как от удара, прошипел «Не смей так говорить никогда в жизни!», но Олег не отступился. Преодолел сопротивление, прижал его к себе и прошептал на ухо: «Поговори со своим врачом, попробуйте подобрать что-нибудь другое. Эта гадость тебя убивает, я не могу на это смотреть. Пожалуйста, Серёж, я скучаю по тебе». Олег боялся, что Серёжа его даже слушать не станет. А он послушал. Правда, поступил по-своему: не стал менять курс, а просто спустил таблетки в унитаз. Еще несколько недель Серёжу колошматило синдромом отмены. Олег не подпускал никого, сам отвечал на звонки сотрудников, терпел назойливого Павлова. Давил воспоминания о тех зависимых в Идлибе, кто переломаться так и не смог. Говорил себе, что это другое, и почти не спал. Лучше стало не сразу. А когда — он уже и сам не понимал. Он был уверен, что после того, как Серёжа выкарабкается, станет проще. Стало ненамного проще. Конечно, Серёжа начал приходить в себя. Это уже была не тень человека, а вполне себе человек. Он становился более эмоциональным. Впервые за долгое время пришел в спальню к восьми вечера, в умопомрачительном шелковом белье, которое Олег, как полагалось, разорвал зубами. В ту ночь секс был каким-то демонстративным, словно Сережа рисовался на камеру, но постепенно их отношения снова становились более… искренними? Олег чувствовал это. Только ссоры почему-то никуда не делись. Короткий период затишья прошёл, и они снова сцеплялись по мелочам, игнорировали друг друга, все чаще проводили время порознь. Иногда накатывала горькая, опустошающая нежность, и Серёжа зацеловывал Олега до исступления, вцеплялся в него с ласками, заставляя плавиться от любви. Иногда Олегу удавалось убедить себя, что это лучшая жизнь из всех возможных, и они проводили время как семья, устраивали пикники в парке, ходили в кино, обсуждали будущее. Но чаще всего дни наполнялись рутиной и раздражением. Олег задыхался. Однажды Шурка позвонил ему, ненадолго приехав в город, и Олег, встретившись с ним, на несколько часов провалился в ощущение той, другой, как будто более настоящей жизни. Шурка взахлёб рассказывал о работе и новых заданиях. Он всегда умел увлекательно рассказывать, и Олег слушал жадно, не в силах оторваться. В тот вечер он впервые за год напился до беспамятства, и не помнил, как оказался дома. Серёжа встретил его… нет, не мрачный, как туча, а вообще никак. Сидел за компьютером, даже не встал. — Оле-ег, ты дома-а? — нарочито громко окрикнул он. — Я на столе оставил тебе пузырек, если ты перебрал. В душ не лезь, а то навернешься, а мне тебя лечить некогда, у меня дедлайн по апдейту. Олег дополз до кровати и отключился, а утром, страдая от жестокого похмелья, впервые подумал: а вот эта вся якобы устроенная жизнь — она мне нахрена? Что у них осталось? Вместо нежности — злая игра на оголённых нервах. Вместо любви — вынужденное обитание на одной территории. — С добрым утром, алкоголик. — Серёжа прошел мимо, что-то намурлыкивая себе под нос. — Таз справа, вода и таблетки на тумбе. Это не моё дело, но что это ты решил вдруг уйти в запой? Олег мужественно сдержал тошноту и выпил таблетки. На вопросы отвечать не хотелось, в голове клубилось что-то ядовитое. — Волков, ау. Что опять не так? Нет, Олег всё-таки не железный. — Конечно, не твоё дело, — огрызнулся он. — Я вообще весь с недавних пор одно сплошное не твоё дело. — У-у-у, всё ясно. Вернёмся к этому разговору, когда тебя отпустит, — ответил Серёжа укоризненно и сел за стол, уткнувшись в ноутбук. — Ты же тоже не хочешь со мной ругаться, в тебе говорит похмелье. Вот это «в тебе говорит», за которое Серёжа на него когда-то ругался, показалось особенно обидным, но сил отвечать на него не было. — Ну, нет так нет, — Олег отвернулся к стене. Голова кружилась, ему казалось, он распадается на куски. Серёжа, такой отстранённый, такой равнодушный и далёкий, что-то бормотал на заднем плане. Ну да, конечно. Если бы Серёжа пришел в таком состоянии, Олег танцевал бы вокруг него весь вечер с влажными полотенцами и алкозельцером, но это же другое. Полдня Олег провалялся в постели с дикой головной болью. Не помогало ничего, организм просто отказывался функционировать. И самое хреновое, Серёжа начисто игнорировал его страдания, так что Олег злился и страдал одновременно. — Блять, как насчёт совсем капельки ебаного сочувствия? — замученно поинтересовался он, выползая из туалета, где ему в очередной раз пришлось опустошить желудок. — Олег, что за вульгарщина? — укоризненно поджал губы Серёжа. — Я тебе выдал лекарство и не донимаю, что тебе ещё надо? «Ага, лишь бы ты, Олег, отъебался со своими страданиями». — Весомый вклад, — саркастически ответил он. Терпение Сергея лопнуло. Он посмотрел на Олега, как на грязь на безупречном белом полу. — Ты бы видел себя сейчас со стороны, — брезгливо бросил он. — Ты хочешь, чтобы я бросил работу и кинулся тебя, бедного, утешать? Это похмелье, не смертельно. Ничего, денёк не переломишься. Волков аж задохнулся. Ладно бы такое слышать от заядлого трезвенника, но Сергей в последнее время выпивал с завидным постоянством. — Ты охуел? — спросил Олег весомо. — Я хоть раз тебе такое сказал, когда ты валялся бухой? Сергей посмотрел на него презрительно. — Начнём с того, что я не «валяюсь бухой», — он изобразил пальцами кавычки, — как ты изволишь выражаться. Это раз. Во-вторых, это низко с твоей стороны: попрекать этим после того, как ссадил с таблеток, которые мне помогали. Только потому, что тебе хотелось трахаться. Последнее слово он выплюнул с отвращением. Олег прикусил губу, чтобы не заорать. У него бы, наверное, и не получилось, с таким звоном в голове. А Серёжа продолжал, распаляясь всё сильнее: — Ты в последнее время как будто ищешь повод меня в чем-нибудь обвинить! Небось и к дружку своему ходил рассказать, какой я гад! Мне и так ОЧЕНЬ сложно, ты даже понятия не имеешь, сколько мне приходится держать в себе, чтобы ты опять не бросил меня одного! — Что, прости? — Олег повысил голос, и в виске стрельнуло. — О чем ты, чёрт возьми, говоришь? И с чего ты взял, что я тебя брошу? Что за навязчивые мысли? Я каждую ёбаную секунду при тебе, один-единственный раз за год вышел из дома один, чтобы встретиться со старым другом, и ты меня в этом упрекаешь? — А кто виноват, что ты вышел раз в год?! Я тебя держал?! Да ходи хоть каждый день куда хочешь! — выкрикнул Серёжа. — Я замечал, как ты смотришь. Да-да, знаю, что ты за моей спиной думаешь про меня. Я видел, как ты смотришь на меня, если я выпью, не ври. Но, видишь ли, это не я засосы из армии привожу! Олег оторопел, и потому не смог сдержаться. Голова разрывалась от боли, когда он заорал в ответ: — Знаешь, что, меня достало! Ты живёшь в каком-то выдуманном мире, в котором я постоянно думаю о тебе плохо и только сплю и вижу, как тебя бросить! Что я, блять, делаю не так?! Я рядом, как ты просил! Я делаю недостаточно?! Хватит меня попрекать! Я никогда не припоминал тебе ошибки! Нравится видеть, как я мучаюсь тем, что не могу исправить?! Что, Серёж, упиваешься властью?! — Ты дал мне достаточно поводов, — прошипел Разумовский и приблизился вплотную. — А не с тем ли самым любвеобильным сослуживцем ли ты вчера бухал? Он схватил Олега за воротник бадлона и дёрнул, открывая шею. Без единого следа, разумеется. Тот позорный синяк уже много месяцев как сошёл с шеи Олега. Это ничего не значило. Больше ничего. — Значит, годы со мной ничего не стоили для тебя? — холодно спросил Олег, оттолкнув его от себя. — Кто возился с тобой, пока ты корчился на кровати? Кто выносил твои истерики? Кто… Он не нашёл в себе сил попрекнуть его контрактами. Зато Сергей прекрасно понял, что он хочет сказать. — А что ты замолчал? — оскалился Разумовский и с силой толкнул его в грудь. — «Кто ради тебя свалил в Сирию, оставив лишь записку?» — Он толкнул Олега снова. — «Кто тебя в очередной раз бросил, когда ты во мне так нуждался?», — ещё один толчок. — «Кто за тебя сосал арабские члены?» Ну?! Ты это хотел сказать?! У Олега звенело в ушах. Любой другой человек за меньшее оказался бы скручен на полу, если не хуже. Но это Серёжа, он не может… — Я построил для нас нашу мечту! — прорычал Разумовский. — Я пахал денно и нощно ради НАС! А ты! Всё! Разрушил! Он ударил точно так, как когда-то давно сам Олег его учил: снизу вверх в лицо, спрятав большой палец в кулак. Олег с глухим криком закрылся ладонью, но слишком поздно. Кровь хлынула на пальцы из разбитого носа. Серёжа отскочил к двери, тяжело дыша. Метнул на него нечитаемый взгляд, зеркально закрыл лицо ладонью и вылетел из квартиры. Он не помнил, как оказался в офисе, не помнил, как смывал крошечные капельки крови с футболки. Казалось, они были повсюду и двигались, как насекомые, переползая с ворота на рукав и обратно. Не помнил, как сполз по стене в кабинете с бутылкой фруктовой водки в руках — и как он ее заполучил, не помнил тоже. А когда он вернулся домой серым рассветным утром — Олега уже не было. Он пытался звонить. Пытался писать. Номер был недоступен. Всё, что Серёжа смог сделать — отследил когда-то совместный счет. Плюс двести тысяч для Олега В. Значит, новый контракт? В квартире остались его вещи — много вещей. Всё, что Серёжа дарил ему, все дорогие часы и брендовые пиджаки. Мелочный, принципиальный… Вскоре всё, что могло быть разбито и разорвано, оказалось уничтожено. На память о том дне остались только израненные руки. А дальше — обрывки воспоминаний о последующих нескольких днях в алкогольном делирии и бесконечно долгий стук Павлова в дверь… Визит к Рубинштейну и согласие на возобновление приёма таблеток. *** Олег встал из-за стола и отошёл к окну. Это воспоминание приносило столько боли, и теперь, когда он знал, чем это всё для них обоих кончилось, было во сто крат больнее. Олег уже жалел о том, что всё-таки решился на этот разговор, но отступать было поздно. Серёжа проводил его печальным взглядом и уткнулся взглядом в кружку. — Меня чудом не закрыли в психушке уже тогда. Я думал, точно закроют. Уж не знаю, закрывают ли сейчас с Delirium tremens, но я боялся этого. Как ни странно, мне просто вручили таблетки и отпустили. А я подсел на них снова… *** Всё смешалось: наползающие друг на друга дедлайны, отвращение к любым выходам в свет — а они были необходимы. Инвесторы не хотели видеть Сергея гением-затворником, им нужно было лицо социально ответственного бизнеса. Он давно уже не делал ничего просто так. Ностальгические поездки на залив, хакатоны с единомышленниками, переводы на благотворительность и переустройство «Радуги» (как он обещал себе в юности) — всё это у него отняли. Всё это больше ему не принадлежало — каждый шаг стал достоянием общественности и строчкой в расписании пиарщиков. И каждый выход в свет казался пыткой. От любого разговора могло зависеть финансирование проектов, а сами разговоры сделались вдруг совсем бессмысленными. Светская болтовня, фальшивые улыбки, слишком крепкие рукопожатия, настойчивость Павлова, новые таблетки, сеансы терапии, на которых снова разговоры, разговоры, разговоры. Даже наедине с собой он больше не был один. Внутри росла паранойя, нашептывала осязаемый, правдоподобный бред, и Серёжа то бросался искать контакты Олеговых сослуживцев, то начинал просматривать инвестиционные соглашения, то звонил пиарщикам и закатывал скандал. Состояние нервного возбуждения и дрожи на кончиках пальцев сменялось нудной меланхолией, и ее эпизоды становились все протяженнее. Разумовский вполне справлялся со своими прямыми обязанностями: говорил нужные вещи на нужных мероприятиях и более-менее успешно играл роль руководителя. Правда, сотрудники то и дело шептались, что начальство завело себе злого брата-близнеца, который их исключительно кошмарит. Неудивительно, что на пике очередной волны этих слухов Павлов снова срывал Разумовскому трубку: — Сергей, вы получили моё письмо? — настойчиво спросил он, постукивая каблуком об пол и держа на весу планшет с недовольным начальством в кадре. На экране Разумовский закатил глаза. — Может быть, впустите меня в кабинет? Я стою у лифта. Это срочно! — Господи, Николай, как вы любите ломиться ко мне в личное пространство! — драматично воскликнул Сергей. — Марго, лифт. Кабина спустилась к Павлову и с шелестом раскрыла свою стеклянную пасть, призывая смельчака ступить в логово не то дракона, не то капризной принцессы. Сергей Викторович, как обычно, совмещал. Сергей все еще считал переезд в башню худшим своим решением. Это мог быть их дом, их с Олегом, и он не мог перестать думать об этом. Но и жить в квартире одному, где всё напоминало об Олеге, и по первому зову мчаться в офис было невыносимо. В итоге он почти не заходил в жилую зону, которую когда-то проектировал для двоих. Спал на диване в приемной-гостиной-кабинете. И старательно игнорировал дверь еще одного, приватного лифта, который спускался всего на один этаж ниже. Личное пространство для Олега на случай, если они поссорятся. Лучше этажом ниже, чем в двух метрах под землёй после очередного контракта? Так что просторный кабинет на самом верху Башни оставался последним местом, где он мог остаться наедине со своими мыслями. И поэтому он ненавидел принимать кого-то здесь. Так сильно, что готов был сбежать от разговора. Но бежать он мог только внутрь себя. И там ему в последнее время тоже не особо нравилось. Когда двери лифта открылись, Сергей уткнулся в ноутбук, открыв какое-то письмо. Каблуки простучали по полу мимо него, Павлов встал возле стола, переминаясь с пятки на носок. — Вы хотели поговорить лично? — спросил Сергей ровно, избегая встречаться с ним взглядом. — Да. Сергей, меня беспокоит инициатива с отделом модерации, — Павлов начал с самого главного. Сергей прикусил щёку изнутри. «Узнал о тестах и хочешь настучать на меня совету директоров? Мило. Осталось узнать, кто ему донес». — А что именно вас, собственно, беспокоит? — поинтересовался Разумовский и вперился взглядом в ассистента. — Вы распорядились сформировать несколько групп для тестирования некоего алгоритма. Насколько я знаю, любые важные апдейты должны быть согласованы с руководством. «В яблочко. Не удивлюсь, если ты лично опросил всех причастных. Интересно, разболтали сами или ты чем-то надавил?» Разумовский подпёр голову рукой и с напускным равнодушием спросил: — Николай, когда будет «апдейт», я вам лично сообщу. А пока это апробация, будьте добры, не провоцируйте людей на нарушение договора о неразглашении. Они всё-таки бумаги подписывали. Уголки губ собеседника дёрнулись, но он быстро взял себя в руки. — А, если не секрет, что апробируете? «Систему «спаси себя сам» для главного героя». — Николай. Я занят. Правда, — тяжело вздохнул Разумовский. — Мы тестируем модерацию контента из-за новых поправок о приватности. Технические подробности вас вряд ли заинтересуют. Лучше скажите мне, что с мероприятиями на выходные. Какое-то время Павлов сверлил его взглядом, но в итоге лишь вздохнул — Мои сообщения опять редиректятся в спам? — почти не язвительно спросил он. — Приглашение в «Радугу» на субботу. В одиннадцать приехать, пофотографироваться на фоне оранжереи. В час — встреча с воспитателями и журналистами. — Фейсфлашинг на открытии собачьей будки и концерт фальшивой ностальгии, — закатил глаза Сергей. — Отлично, превосходно, вы свободны. — Мне прислать стилистов? Сергей бросил на него выразительный взгляд, и Павлов понятливо ретировался. «Он укрепился в подозрениях? Вряд ли. Даже если так, у него сейчас полным-полно работы по организации мне красивого пиджака». *** Пиджак — говно. При всей нелюбви Сергея к сниженной лексике, именно это слово идеально описывало давящий в плечах и жаркий кошмар. К тому же, его заставили застегнуть рубашку на больше пуговиц, чем Сергей мог вынести. Как только выдалась такая возможность, он немедленно удрал из-под присмотра журналистов и свиты ассистентов и затерялся в недрах приюта. Сегодня суббота, а значит, большинство детей либо на занятиях и факультативах, если это старшие, либо на прогулках и экскурсиях, если малыши. Сергей шел по коридору, касаясь кончиками пальцев холодной мятно-зелёной стены, задевая острые пластиковые уголки стендов. Расписание, список кружков, объявления о потерянных и найденных вещах. И любимое новшество Сергея: список преференций, которые ты можешь получить за достижения в учёбе или искусстве. Против его воли, сюда добавили и спортивные победы. И, напротив, в список бонусов Сергей хотел включить поздний отбой и неограниченный доступ к компьютерам, но тут уже упёрлась директриса, причитающая, что её забьют СанПиНами быстрее, чем она даже заикнётся о подобном. — Пятерки — они вообще непонятно, зачем нужны, — Олег пнул камешек, и тот с плеском исчез под водой. Они снова сбежали с уроков и бродили вдоль залива, ежась от ветра, — Вот бы можно было хорошие оценки поменять хоть на час «Сеги»… — И где взять столько телевизоров, если все захотят стать отличниками? — Серёжа уже тогда мыслил практично. — Тогда на фишки с покемонами. — Как-то мелко… — А год на пятерки — на «Геймбой». — Я куплю тебе «Геймбой», обещаю. Как только разбогатею. Настоящий, из Японии, а не этот кусок пластика с Апрашки. И… и все-все фишки! — А если я к тому времени разлюблю покемонов? Хотя… это вряд ли, конечно. — Тогда куплю тебе волка. Живого. Или собаку. Ты не разлюбишь собак, Олег?.. Серёжа остановился. Его взгляд зацепился за старое фото, ещё из лагеря. Для постороннего — просто смеющиеся дети у костра. Вот Улька, вот Руслан… А вот они с Олегом. Серёжа в то лето вытянулся и перерос Олежку. Ходил гордый, снисходительно похлопывал его по плечу и ерошил волосы. Мол, вырастешь ещё. На это Олег ехидно ответил, что девчонки всегда растут быстрее. За это был вывалян в песке, но быстро прощён. По-настоящему с Олегом они не дрались. Дурачились, учились нападать и ставить блоки, но не… так. Что-то болезненно сжалось внутри. Он думал, что научился жить без Олега, но разве это жизнь? Точно вырезали кусок тела и сказали: «Живи». Серёжа протянул руку и прикоснулся к фотографии за стеклом. Холодно. «Мы ведь хотим вернуть Олега. Решайся. Подумай, скольким может помочь алгоритм». «А скольким навредить? Мы буквально вручаем видео из зоны боевых действий кучке людей и просим шпионить за Олегом, подвергая его огромной опасности! Это игры в бога». «С каких пор тебе не нравятся игры в бога?» «С тех пор, как в них задействован Олег. А если кто-то из этих людей захочет извлечь выгоду?» «Держи Павлова подальше. Щёлков, Сотников, Борисова, Давыдов, Мицкевич, Петрова. Каждый из этих людей предан тебе, а у тебя на них компромата больше, чем на…» «Меня беспокоит Сотников». «О-о-о-о, мне нравится, как мы перешли от панического отказа к конструктивному диалогу». Сергей тяжело вздохнул и достал из кармана баночку с таблетками. С этими внутренними монологами, которые уже начали обрастать какой-то нездоровой шизой, он навострился глотать их, не запивая. Где-то в конце коридора послышались шаги. — Сергей! Сергей, это просто смешно! — возмущался Павлов, чей голос эхом разносился по коридорам. — Я не могу бегать за вами по всему детдому! Где вы?! Надо переснять в двух ракурсах! «Бежим». Павлов, сумевший его нагнать здесь, где Серёжа вырос — это какая-то шутка, причём не очень смешная. Нет, он неплохой ассистент, он пытается наладить рабочий процесс, но в последнее время с Сергеем творилось то, что Рубинштейн называл обострением. Внутренний собеседник начинал обретать свой голос, свои привычки, свои интонации. Не желая взаимодействовать с надоедливым ассистентом, он нырнул в ближайший коридор. Дальше уже привычно, как в детстве: коридор, лестница, окно, вылезти так, чтобы ни одного пятнышка не осталось, иначе голову снимут. Забавно, он один из самых влиятельных людей города, но над ним всё так же стоят те, кто отругает за испорченные вещи. Дорогие туфли с хрустом примяли осеннюю листву, и Сергей с наслаждением потянулся. И тут же на белоснежном лацкане пиджака расплылось красное пятно. Меткий удар отозвался короткой болью. Ойкнув, он задрал голову и обнаружил среди ветвей полуоблетевшей рябины тощую девчонку не старше двенадцати. Она с довольным видом оттянула пипетку в самодельном рябиностреле. С выпуска из детдома Сергею почти не приходилось сталкиваться с детьми в отсутствие воспитателей, учителей и других усмирителей мелких спиногрызов, так что поначалу он растерялся. Оттянул испачканный лацкан и продемонстрировал пятно. — Солнышко, ты знаешь, сколько это стоит? — А мне пофигу, — отозвалась нахалка, и следующая ягода просвистела над ухом Серёжи. Признаться, он слегка ошарашен тем, что какая-то малолетняя пигалица так бесцеремонно обстреливает его рябиной. И это после того, сколько денег он вложил в то, чтобы такие засранки вкусно ели и мягко спали! — Эй, ты упадёшь отту… Да за что?! — возмущённо взвыл он. Девица только громче расхохоталась, и Сергей почувствовал себя максимально по-дурацки. Он абсолютно не понимал, как себя вести. «Ну заплачь ещё», — поддразнил внутренний голос. Тут ветка над головой треснула, и девчонка с визгом полетела вниз. При всём желании Сергей не успел бы поймать её. К чести девчонки, она не заплакала. Застонала, зажмурилась, ощупывая руки и пытаясь встать, но не заплакала. А потом посмотрела на Сергея. Злобно, пронзительно, мол, давай, смейся, это ты накаркал. С тяжелым, пусть и не лишенным абсолютно низменного и недостойного злорадства, вздохом Сергей опустился перед ней на корточки. «Скажи ей что-нибудь, доведи до слёз, пусть сморщит свой нос, пусть пожалеет о том, что вообще решила залезть на это дерево. Давай, сделай это. Тебе же хочется». Сергей вздохнул и протянул руку. Зубоскалить над поверженным противником — это низко. Особенно, если противнику двенадцать. Или около того. — Встать сможешь? Игнорируя его руку, она попыталась встать, но с криком упала обратно и схватилась за ногу повыше голени. Олег так кричал, когда упал с дуба. — Тцк. Сколько же от тебя проблем, тупой ребёнок… — цокнул языком Сергей и поднял девчонку на руки. — Давай в медпункт, тебе там навтыкают в ногу спиц. Ох, да пошутил я, пошутил, ты шуток не понимаешь? Точно тупой ребёнок. Как тебя зовут? Стараясь не поскользнуться на мокрой листве, он зашагал в корпус. Им с Олегом в своё время пришлось выучить кратчайшие пути в медпункт. Иначе и не бывает, когда у вас обоих шило в заднице. — Динара, — едва слышно пробубнила девочка. — А я Сергей. — В детстве сэром геем дразнили? — ехидно спросила она. — Я тебя сейчас уроню нечаянно. В самую грязную и вонючую лужу, — пригрозил Сергей. Динара взвизгнула, когда Сергей сделал вид, что бросает её в лужу. Грязные и мокрые руки обхватили его за шею, и Сергея передёрнуло. Пока-пока, ненавистный пиджак. — У меня — нормальное имя, — продолжала рассуждать девочка. — Дразнилку придумать сложно. И вообще, меня так папа назвал… Он уехал воевать. Скоро вернётся и заберёт меня. Тётя обещала, значит, так и будет. — Да? А взять тебя к себе тётя не додумалась? — спросил Сергей и прикусил язык. Динара вся сжалась. — У неё… У неё вахта, — тихо пробурчала она. — Она не может. «Конечно, она не может», — одёрнул себя Сергей. Достаточно вспомнить, как он сам здесь оказался. Поначалу он ждал, бегал, спрашивал воспитательниц. Надежда теплилась в нём, но со временем её огонёк уменьшался, уменьшался, пока однажды Серёжа не понял: никто не придёт за ним. — Извини, — едва слышно сказал он. — А? — Бэ, — раздражённо передразнил Разумовский. — Не переспрашивай, если слышала. В коридоре их шаги отдавались гулким эхом. — Медпункт в конце коридора, — сказала Динара. — Я в курсе, спасибо, я здесь вырос. — Так вы тот самый… — ахнула она. Сергей мстительно ухмыльнулся, но дальше подначивать не стал. Повернулся к двери боком, чтобы нажать на ручку, и толкнул дверь ногой. — Принимайте ценный груз, Ирина Борисовна. — Надо же! — заулыбалась усталого вида медсестра, отрываясь от записей. — Серёжа Разумовский давно выпустился, а всё ещё таскает народ в медпункт. Как Олежка поживает? Лицо Сергея моментально окаменело. Ирина Борисовна поняла всё без слов и переключилась на свою юную пациентку, которая моментально растеряла всю свою дерзость и с жалобным видом уставилась на дверь, думая, как бы удрать на одной ноге. — Сиди уже, Беда Ивановна… — А вот и с дразнилкой определились, — сощурился Сергей. Это прозвучало не так ехидно, как ему бы хотелось из-за неуместного напоминания. — Пф, моя лучше, — бросила Динара и тут же зашипела от боли. Сергей не стал уходить. Не хотелось нарваться на Павлова. Даже некогда ужасавший его вид медпункта не вызывал ничего, кроме лёгкого чувства грусти. Лучше так, чем скорбь о потере. — Хороший тут ремонт сделали, — заметил он, будто не сам оплачивал этот самый ремонт. — Ремонт-то хороший, но дети всё равно не идут, — вздохнула Ирина Борисовна. — Интересно, почему? — язвительно спросила Динара, стараясь не хныкать слишком сильно. — Где Лера? Лера не больно лечит! — Лера? — эхом переспросил Сергей. — Макарова. Бывшая воспитанница. Они с братом сюда попали, — вздохнула Ирина Борисовна, осматривая ногу Динары. — Родители задолжали опасным людям, и они… Сам знаешь, как это бывает. Из больницы к нам в лазарет еле живых. Ей лет шестнадцать было, ребёнок же ещё… Динара аж притихла, прислушиваясь к рассказу. Ирина Борисовна какое-то время молчала, а потом продолжила. — Очень сильная девочка. После всего, что с ней сделали, не сломалась. Сначала с братом сидела, утешала по-своему… Она ведь, знаешь, замолчала после всего. А потом осталась, начала помогать. Через блокнот общалась. — Как это, Лера не могла говорить? — ахнула Динара. — Но я же сама слышала… — Год спустя только заговорила, — ответила Ирина Борисовна. — И с тех пор всю себя посвятила помощи людям. В медицинский вот поступила, блог ведёт с консультациями, помогает, когда может. Только сейчас она здесь почти не появляется. — Сессия? — спросил Сергей, удивляясь тому, что вообще не знал о её существовании. Похоже, в последнее время он слишком сосредоточился на младших воспитанниках. Надо исправляться. — Ох, если бы… Что-то в семье случилось, — ответила Ирина Борисовна. — Динара, звезда моя, придётся ехать в травматологию. — Ну-у-у… Я хочу дослушать! Что там случилось?! — замотала головой Динара, бледная от боли. Сергей поднялся со своего места. — Есть кому сопроводить девочку? — спросил он. — Насчёт этого не беспокойся, — заверила Ирина Борисовна. — Мы тут дальше сами. Сам, главное, не болей и не травмируйся. «Я уже. И болен, и травмирован». — Спасибо. Прямо на выходе из лазарета его выловил Павлов. Отчитал, конечно, но Сергею особо не было до этого дела. Весь концерт он думал о девочке Лере, которой теперь уже, наверное, двадцать? Двадцать один? Надо узнать о ней побольше. Сев в машину, он забил ее имя во «Vmeste Video». *** На самых ранних роликах ей было, наверное, семнадцать. Короткие волосы, печальные глаза — она была так непохожа на юных блогеров с крикливой подачей и смешными гримасами. «Как пройти медицинское освидетельствование», «Как правильно зафиксировать травмы», «Инициатива «Тебя услышат» для девочек-подростков»… Лера спокойно и обстоятельно объясняла юридические процедуры, общалась с представителями фонда и даже брала интервью у их подопечных. Подписчиков у нее было немного. Конечно, кому интересно узнать, что мир для подростков не такой уж приятный, как взрослым нравится верить. Но это была классная инициатива. И как социальные рекламщики Vmeste упустили такое чудо? Сергей помнил, как им с Олегом не доставало каких-то простых инструкций, когда они только выпустились. Как многое они упустили… Сергей встряхнулся. Еще один вечер в Башне. В одиночестве за просмотром видео. Но сегодня, кажется, чуть более осмысленный. Вместо того, чтобы закрыть видео, он случайно обновил страницу, и увидел новый ролик. «Как спасти человека из армии?» На видео у нее были заплаканные глаза. В поле справа всплыла фотография юноши, очень похожего на неё. — Моему брату Кириллу девятнадцать, — Лера смотрела поверх камеры, смаргивая слезы, — месяц назад он вылетел из у… училища. И попал под осенний призыв. Он мог бы пройти альтернативную гражданскую службу, но он не успел подать документы. Чтобы избежать п… призыва, вам нужно… Она еще что-то говорила, перечисляла названия фондов, но Сергей уже не слушал. Его трясло от ужаса. Ему тоже было не к кому обратиться, когда Олег ушел в армию. Видео успело набрать несколько просмотров и пропало. Похоже, Лера и не надеялась найти помощь среди подписчиков. Сергей, задумавшись, нервно кусал кончик ручки. Если написать ей напрямую, она, наверное, испугается или вообще не поверит. Он бы не поверил на ее месте. Предложить собеседование?.. Написать от имени администрации, что она выиграла приз и его нужно забрать в офисе. Или?.. Решившись, он зашел в ее профиль и набрал сообщение. «Привет, Валерия, мы незнакомы, меня зовут Сергей. Я узнал о вас в медпункте приюта «Радуга». И успел посмотреть видео. Я хочу помочь. Мы можем встретиться?» *** — Вот так просто? Вы вытаскиваете Кира, и ничего не просите взамен. Извините, но позвольте вам не поверить. Она назначила встречу в людном месте — в новом кафе на Итальянской. В жизни — еще более юная, чем на видео. С запавшими от усталости глазами и бледной кожей. — Валерия, вы учитесь в медицинском. — Да. — И успеваете записывать видео. И еще содержите брата. — Он подрабатывает. Подрабатывал… — Плечи девушки опустились. За встречу она едва притронулась к пирожному, которое Сергей заказал для нее, и пила черный кофе. Сергей начал неиронично переживать за ее здоровье. — Хорошо. Тогда пообещайте мне две вещи. — Уже лучше, — она кивнула и пронзила его взглядом, — мужчина всегда найдет, что забрать у женщины. Так какая вторая вещь? — Боже, Валерия! — Сергей хотел бы обратить всё в шутку, но понимал, что шутку она не воспримет. Не с ее прошлым. — Пообещайте, что монетизируете блог. Я подберу вам менеджера, обсудите контент-план. Я считаю, у вас хорошие видео. Начнете расплачиваться с ним, когда ролики начнут приносить прибыль. Вы не первая, кому я предлагаю такие условия. Чем больше успешных блогеров во Vmeste, тем больше доход от рекламы. — Предположим, — осторожно произнесла она, — вы бизнесмен, вам виднее, во что вкладываться. Приятно, что она себя ценит. Умная девочка, далеко пойдет. — Так что второе? — Она все-таки разломила вилкой пирожное. — Вы станете хорошим врачом. Вам будет тяжело совмещать и вы, наверное, меня не раз проклянете. Но мне кажется, ваши услуги врача могут понадобится мне раньше, чем ваш успех блогера… Он даже не представлял, насколько окажется прав. Полгода спустя он дрожащими руками перевел на баланс ее телефона две тысячи, зная, что международный звонок обойдется дорого, и набрал номер. — Валерия? Какая удача, что вы уже получили сестринский сертификат, правда? — Сергею казалось, что ему удается сохранять спокойный тон, пока руки нервно цеплялись за край койки. — Мне нужна ваша помощь. — Куда мне подъехать? Кир, погоди, не слышно… Так куда? — В «Башню». Послезавтра. Я попрошу вас… пожить у нас какое-то время. Моему другу нужен будет… круглосуточный уход. — Сергей, боюсь, я не справлюсь. Я могу порекомендовать квалифицированного спе… — Мне нужны вы. И конфиденциальность. — Я приеду.