Сердце моё

Этой ночью Костя любит Камиллу особенно неистово, распалённый и разозлённый подкинутой ему загадкой. — Вот, держи, — утром он протягивает ей диск в коробке без надписей, небрежно зажав его между указательным и средним пальцами. — Что это? — полуобнаженная Камилла берет диск так осторожно, как будто он сейчас бросится на неё и откусит пальцы. — Программка из моей коллекции, — цедит Костя. — Вскрывает любые уровни защиты. Потом вернёшь. — А если меня уволят? — почти шепчет она. — Я найду тебе другую работу, — жмёт плечами Костя и сладко потягивается на постели. — Иди. Камилла долго смотрит на диск, потом на огромный шрам по центру Костиной груди. Она хочет ещё что-то сказать, но повинуется и уходит молча. — Чёрт бы его побрал, — вполголоса ругается директор, который уже год работает на месте Максимова. — Что такое, Серёж? Кого? — Костя как-то незаметно вырастает у того за спиной и заглядывает через плечо. Сергей дёргается. — Да это… я про Толю, — недовольно бурчит он. Максимова лучше не упоминать — Сергей это хорошо знает: у Эрнста всегда темнеют глаза и начинают играть желваки на щеках. Но на прямо поставленный вопрос придется отвечать прямо. Так происходит и в этот раз. Сергей смотрит на плотно, в нитку сжатые губы своего всесильного начальника, и ждёт грозы, которая вот-вот, судя по этому лицу, грянет. — Что на этот раз? — неожиданно спокойно, но мрачно говорит Эрнст. Серёжа немного выдыхает. — Да нашёл заметки его вот. Понимаю, блин-душа, что это ровно то, что мне нужно по проекту, фактически режиссерская экспликация, но нихера разобрать не могу, и никто не может, — жалуется он, перебирая листы. — Давай сюда, я прочту, — протягивает руку Эрнст. — Надиктую секретарю. Косте почти физически больно вчитываться в знакомый почерк. Самые лучшие и ценные идеи, самые нежные и замысловатые фразочки на стикерах, которые тот клеил с утра на холодильник, если уходил раньше — все они начинают мелькать перед глазами, когда он видит эти мелкие прыгающие буквы со множеством помарок. Костя устало трёт переносицу и потом кладет руку на грудь. Сердце начинает ныть. — Нашёл когда меня бросить, — шепчет он, морщась от тянущей боли, и глотает несколько таблеток, не запивая. — Когда я чуть не умер, самый близкий был первым, кто меня предал, — Костя вдруг шарахает кулаком по столу. Звук разносится по пустому кабинету и затихает, пометавшись в углах. — Ненавижу тебя. Ненавижу. Ты мне нужен больше, чем когда бы то ни было, — шепчет Костя, дослушав до конца этот звук. — Но ты где-то за своим… великим океаном, — усмехается он и, попустившись, снова углубляется в чтение. Его не хватает надолго: почерк он понимает хорошо, поэтому вызывает секретаря, не дочитав — надо быстро надиктовать эти три листа, сжечь их и забыть как страшный сон. — «…таким образом», — диктует Костя последнюю строчку, — «непреодолимая громада океана в художественном мире фильма может и должна быть истолкована как символ перехода в иное состояние…» в скобках — «в т.ч. смерти». И замирает. Секретарша смотрит испуганно на побледневшего начальника, замершего с листами в руке, и боится пошевелится. — Константин Львович… — наконец, решается она. — Вам плохо? Костя мечет в неё испепеляющий взгляд, но через мгновение понимает, что, если с ним что-то будет не так, именно эта девушка и будет вызывать ему скорую. Поэтому он меняется в лице и опускает глаза. — Нет, — хрипло отвечает он. — Текст мне на почту и Титинкову… хотя нет, — перебивает он сам себя. — На почту только мне. И распечатай один экземпляр, я сам ему отнесу. Девушка мгновенно выполняет всё сказанное и выскальзывает из кабинета. Костя вспоминает, что хотел сжечь листы, но вместо этого убирает их в ящик стола. — Серёж, — протягивает Эрнст распечатку. — Максимов тебе что-то написал перед отъездом? — Спасибо, — принимает тот листы. — Да я давно ту смску стёр, — жмет он плечами. — Не помню, там ерунда какая-то была, — мягко обходит он тему «КЛ меня не отпускает», — ну и главное, что в Америку уезжает. — Понятно, — проговаривает медленно Эрнст. — Не звонил тебе больше, не писал? — Да как в воду канул, — разводит руками Титинков. — И не светился даже нигде, мне б рассказали, у меня там своих людей полно… — Спасибо, Серёж, — Костя разворачивается и стремительно выходит. Хозяин кабинета долго и слегка недоуменно смотрит ему вслед. Проходя через свою приёмную, Костя велит никого к нему не пускать. Есть номера, набирая которые, ты должен быть уверен, что тебя никто не слышит. К вечеру на все заданные вопросы начинают находиться ответы. Но от этого вопросов становится ещё больше. Максимов не пересекал границу Америки. Мало того, он не пересекал границу России. По его документам не проводилось никаких операций: налоговых или любых иных. Никаких штрафов, оплат, сделок, даже покупок: человек как будто пропал бесследно. Костя откидывается в кресле. Ему отчаянно хочется закурить, но — нельзя. Приходится держаться. — Переход в иное состояние, — бормочет Костя. Ненависть застилает ему глаза. — Ты боишься меня до такой степени, что сменил личину? Ты готовился, ты выжидал, пока я дам слабину, чтобы… Даже в пустом кабинете, где никто не услышит, он не хочет продолжать. Человек, который трепетно прижимался к нему по ночам, который был допущен во все тайны, который смотрел ему в глаза так преданно — втайне выбирал момент, чтобы сбежать, вырваться, оставить его одного. Оказался бессердечным. Или стал таким?.. Из полузабытья вырывает звук входящего сообщения. — Я приеду сегодня? — пишет его информантка. — Если не с пустыми руками, то через час у меня, — пишет Костя. — Не с пустыми, — отвечает та. — Ок, — пишет Костя. Он любит оставлять за собой последнее слово. Девчонка бледна и напряжена. Костя вопросительно приподнимает бровь, впуская её в квартиру. — Ну что, умничка моя, всё удалось? — пытается бесполезно разрядить он обстановку. — Вот диск. Вот всё, что удалось распечатать, только… там почти ничего нет, — она нехорошо смеется, показывая идеальные зубы. — Что это может означать? — тихо спрашивает он, мучимый каким-то нехорошим предчувствием. — А то… то что это всё неофициально, — почти выплёвывает она. — Что это чёрный рынок. Что кого-то убили на скорую руку, чтобы тебя с твоими деньгами спасти, — она суёт ему в руки пакет с диском и бумагами. — Карин, ты чего так завелась? — почти растерянно говорит Костя. — Я Камилла, — шипит девушка. — Из-за тебя умер кто-то, чтоб твою шкуру спасти. Не звони мне больше, — хлопает она дверью у него перед носом. Оставшись в одиночестве, Костя задумчиво перебирает документы. В них действительно нет даже фамилии. Один из последних листов написан от руки. Костя смотрит на буквы, которые, как сегодня утром, начинают прыгать перед глазами. «Я… находясь в здравом уме и твёрдой памяти…» ФИО на скане затёрты, но Костя узнает этот почерк из тысячи. Пазл складывается. — Океан… Переход в иное состояние… — шепчет он, вцепившись руками в волосы. — В том числе… смерть. Костя звонит водителю и, даже не дождавшись гудков, срывается с места.