Заточение II

25.1. Безумие повсеместно.

      На небе начало светать, когда Луна добралась до дома Леона. Она ужасно продрогла от холода зимней ночи. И добиралась почти что по наитию. По памяти, с какой стороны они уезжали. Но не могла верить своей памяти на сто процентов. Учитывая в какой панике она покидала дом. Луна просто шла, ей нужно было куда-то идти, в надежде что хоть куда-нибудь однажды придёт, если совсем не окоченеет и не превратится в ледяную статую. И когда она добралась до дома, её радости не было предела, хоть и вымученной радости. Она осознавала, что там может ждать засада. Но она так устала и замёрзла, что ей было всё равно — пусть хоть убивают, сажают в тюрьму. До города пешком она не дойдёт. И так же она не могла бросить свою машину, в которой остался телефон и ключ от квартиры.       Девушка аккуратно попыталась разведать обстановку, всмотревшись в окна дома с расстояния. Никакого движения не было видно. Тогда Луна мигом подскочила к своей машине и влетела в неё. Завела машину и как можно скорее покинула это злосчастное место. Руки дрожали от холода и нервов, но Луна вцепилась в руль со всей силы, будто боясь его не удержать от бессилия. Спустя некоторое время в пути машина наконец нагрелась, и девушка почувствовала долгожданное тепло. Стало ощутимо легче. Хотя бы физически. На душе было всё так же погано. Но Луна старалась не о чём не думать. Вспомнив о том, что Рейвен должно быть снова ждёт Лексу и переживает, Луна повернула в сторону её дома. Не хотелось говорить ей обо всём по телефону. И ужасно хотелось увидеть её. Луна припарковала машину на привычном месте, где уже сотни раз парковалась, когда забирала Лексу из дома, и когда привозила назад. От этих воспоминаний стало тяжело на сердце. Больше Лекса не выйдет из этого дома и не сядет к ней в машину.       «Не уж то я так к ней привязалась?» — задумалась Луна. Ответ на этот вопрос был на поверхности. И наверное, это было ожидаемо. С кем ещё Луна пережила так много необычного и жизнеопасного опыта в своей жизни? За четыре с половиной месяца совместной работы с Лексой произошло больше событий, чем за всю её жизнь. Они собирались вместе провести Рождество. Совсем немного не успели. Лекса так внезапно и неожиданно появилась в её жизни, и так же внезапно исчезла. Ни к чему из этого Луна не могла хоть как-то морально подготовиться. Лекса как ураган. Явилась, навела шуму и ушла.       Луна тяжко выдохнула, вышла из машины и пошла к дому. Дверь открылась быстро после её звонка. На пороге её встретила рассерженная Рейвен, но как только она увидела потухший взгляд Луны и то, что она была одна, взгляд девушки сменился на растерянный, испуганный. — Что случилось? — Лексу забрали. — Куда? — В тюрьму.       Рейвен помрачнела от её ответа. А после пригласила Луну войти в дом. В доме Луну встретил идеальный порядок, словно бы чистоту наводили всю ночь. Даже постель была собрана. — Ты не спала? — поинтересовалась Луна. — Не спалось. — Рейвен села на диван, загруженная мыслями. В скорости поделилась ими с девушкой: — Может и хорошо, что так. Её бы всё равно рано или поздно бы поймали. А так вы обе наконец перестали рисковать.       Луна лишь печально промолчала. Головой она понимала, что Рейвен права. Но сердце было против такого расклада. И как теперь найти деньги?       Рейвен с подозрением посмотрела на девушку и недовольно спросила: — Ты же не собираешься продолжать это без неё? — Без Лексы мне туда путь закрыт. Меня приняли только как её напарницу.       Рейес облегчённо выдохнула, успокоившись. — Ты будешь завтракать? — спросила Рейвен. — Нет. Я всю ночь не спала. Если можно, я бы приняла душ и приняла позицию лёжа хотя бы на пару часов. — Да, конечно.       Луна отправилась в душ. Под тёплыми струями воды снова захотелось жить. Хотя бы не надолго. Она вспомнила, как Лекса когда-то предложила ей принять душ, после чего состоялся важный разговор с Рейвен. Пусть они тогда о многом не поговорили, и так и не пришли к пониманию, но это уже было много. Сейчас между ней и Рейвен ещё более непонятные отношения. Рейвен больше не отталкивает, но и не подпускает к себе близко. Пусть она тогда и просила Луну остаться с ней. Но что это значило? Остаться, чтобы провести с ней вечер или жизнь? Луна не осталась и не узнала этого наверняка. И скорее всего, у этого предложения истёк срок действия.       Выйдя из душа, Луна встретила Рейвен на кухне, сидевшую у ноутбука за столом с чашкой чая в руке. — Ты не пойдёшь спать? — спросила у неё Луна. — Нет. Пока не хочу. Иди в спальню. Чтобы я тебе не мешала. — Ты не можешь мне помешать, — ответила Луна, но сделала так, как сказала Рейвен.       Вновь оказаться в её спальне, пусть и без неё, было волнительно и тоскливо до жути. Но усталость валила с ног. Луна легла на постель, чувствуя всё тот же запах кондиционера для белья, к которому она успела привыкнуть за неделю их совместной жизни с Рейвен. Девушка будто бы вернулась домой. Она засыпала с мыслью, что однажды так будет засыпать в этой комнате, но в обнимку с Рейвен, уткнувшись лицом в её волосы, будет чувствовать рукой, как бьётся её живое сердце.       Луна провалялась в полудрёме с час времени. Сон был её некрепкий, беспокойный. В голове постоянно крутились последние события. Перестрелка, взрыв, побег, а после оцепление дома полицейскими и прощание с Лексой. Сквозь сон Луна услышала чьи-то тихие всхлипы из соседней комнаты. Она резко поднялась с кровати и только потом окончательно проснулась. Полная беспокойства девушка вышла из комнаты и увидела Рейвен, сидевшую на диване, обнимающую свои колени и горько плачущую. Луна подошла к ней и опустилась на диван рядом, аккуратно обняла девушку за плечи. Тогда Рейвен почти упала в её объятия, положив голову ей на плечо и уткнувшись лицом в её шею. Луна обняла девушку крепче, погладила по спине со словами: — Всё будет хорошо, милая. Когда девушка выдохлась из-за слёз, она уснула на диване рядом с Луной. На диване не было так много места, как на кровати в соседней комнате, но девушки спали друг к другу вплотную. К обеду за окном разгулялся ветер. Со временем его громкие порывы разбудили девушек. Небо заволокло тучами, потому и в комнате стоял полумрак. Девушки начали свой завтрак в обед, и Луна рассказала о том, что случилось, как Лексу забрали. О перестрелке она умолчала. Сказала, что у них с Лексой было своеобразное задание в том домике, им нужно было выжидать. — Я уже привыкла к ней, — с грустью сказала Рейвен. — Что она здесь. — Я тоже.       Луна уже даже не испытывала ревности почему-то. Рейвен была ей так же нужна. Но к Лексе ревновать уже казалось будто странным. В конце концов, у Лексы и Рейвен было четыре месяца, чтобы начать встречаться, они провели это время под одной крышей. Но этого так и не случилось. И Лекса свои намерения обозначала. Она сказала напоследок: «Сделай её счастливой. А главное, сделай счастливой себя». Слишком огромную ответственность Лекса на неё возложила. — Останешься со мной? — неуверенно попросила Рейвен. Луна даже опешила от такой неожиданной просьбы. — Я не хочу снова оставаться одна. — Конечно, — чуть дрогнувшим голосом ответила Луна. — Я останусь настолько, насколько тебе будет нужно.       Рейвен заметно расслабилась, услышав её ответ, а Луна не могла поверить своей радости. Рейвен хочет её видеть? Хочет, чтобы она была рядом? Луна точно уже не спит? Может, она просто ещё не проснулась?

***

      Вечером девушки решили выбраться из дома. Харпер позвала их в гости. Там уже ждала их и Эмори. Девчонки приятно удивились тому, что Рейвен и Луна приехали вместе, но не стали сыпать расспросами. Все обсуждали предстоящие праздники, и как будут их проводить. А Луне было слишком не привычна мысль, что она вернулась к прежней жизни. К обыденности, спокойствию, к тому, что она может строить планы и приблизительно понимать, что ждёт её завтра. — Мы будем отмечать с родителями Монти. Пришло моё время с ними познакомиться. Я так волнуюсь, — делилась Харпер. — Тебе не о чем переживать. Они не кусаются, — успокоил её Монти. — Они тоже не дождутся этой встречи. А то они уже думали, что я женюсь на компьютере. — О да, компьютер это твоя первая жена, — воскликнула девушка, закатив глаза. — Или муж? Какой гендер у этой железяки? — Небинарный, — усмехнулся парень. — Так вы в Корею полетите на Рождество? — спросила Эмори. — Мои родители — граждане США уже больше тридцати лет. И я родился в Америке. — И ты там не был? — Мы иногда летали к родственникам, когда я ещё жил с ними. Уже давно там не был. — Со мной потом слетаешь, — сказала Харпер. — Я хочу там побывать. Но только когда мой срок о невыезде закончится. — Тебе долго ещё? — поинтересовалась подруга, пока Рейвен с Луной молчаливо слушали их. — Не. Через месяц я свободна, как птичка. — После Харпер обратилась к двум молчуньям: — А вы с кем будете отмечать? — Я с семьёй. К маме ещё родственники приедут, — ответила Рейвен. — Я пока не знаю, — сказала Луна. И Рейвен взглянула на неё, задержав на ней внимательный взгляд. — Ну знаешь, мне тоже особо не с кем, — сказала Эмори. — Своих предков видеть не хочу. Думала, с братом. Ты тоже можешь к нам подтянуться. — А твоя сестра не приедет? — спросила Харпер у Луны. — Я сказала Мэди, пусть там отмечает, с парнем и подругами. Ей с ними будет веселее.       Хоть Луна и ужасно скучала по ней, было бы лучше сейчас держать её на расстоянии, пока её непутёвая старшая сестра подвергает свою жизнь опасности. И Луне от того было спокойней, что Мэди находится в другой стране, меньше знает, крепче спит, живёт своей спокойной жизнью.       Со временем компания немного разобщилась. Харпер с Монти обсуждали какие-то свои вопросы. Эмори вышла на балкон. Луна задержала на Рейвен тёплый, ласковый взгляд, желая ей так много сказать. Хотя самой важной была бы только одна фраза — «Я люблю тебя». — Как дела у Финна? — спросила Луна, чтобы хоть о чём-то заговорить. — Вроде, неплохо. Мы сейчас редко созваниваемся. Он в каких-то своих делах. Собирался в Китай лететь, потом почему-то планы поменялись. — Может, ещё не нашёл с кем? — Луна попыталась непосредственно улыбнуться, вспоминая их разговоры с Финном и Рейвен в тюрьме. Какое лёгкое было время. — Об этом он не рассказывает. Но учитывая, как часто он занят, наверное, есть кем. — Это ревность? — Только если как к другу, — серьёзно ответила Рейвен, не ведясь на шуточную провокацию. — На самом деле, я буду рада узнать, что он нашёл кого-то, кто наконец оценил его по достоинству. — Всем нам это нужно, — с печалью ответила Луна. — Куда там Эмори запропастилась? — поинтересовалась Рейвен. — Схожу на балкон покурить и заодно её поищу. Она уходила в том направлении.       Луна взяла сигареты и пошла к балкону. У открытой двери она услышала голос Эмори. Немного заглянув, увидела, что подруга говорит с кем-то по телефону. — Я только хотела сказать, — голос Эмори волнительно подрагивал, сдерживая непосильную грусть. — Что я не злюсь на тебя. Я злилась, и наговорила многого перед своим уходом. Но я поняла тебя. В какой-то степени ты права. Мы не можем быть уверены, что за эти пять лет между нами ничего не изменится. Если не изменится, мы сможем попробовать узнать друг друга заново, когда ты выйдешь. А пока мы могли бы просто закопать топор войны и… просто жить. Не строить планов, не надеяться и не отягощать друг друга этим бременем ожидания.       Луна улыбнулась. Она была рада за подруг, хоть и радость эта была так же до боли тоскливой. Но всё же, это хорошо, что они решили эту проблему между ними. Может быть, у них будет шанс возобновить свои отношения спустя пять лет. Может, и нет, но тогда они останутся подругами. Луне хотелось верить в лучшее, каким бы оно не было. Чтобы не быть слишком наглой и любопытной, свидетельница чужого личного разговора покинула комнату, возвращаясь назад на кухню к друзьям.

***

      Прошла неделя спустя заключения Лексы. Луна пыталась привыкать к её отсутствию и к спокойной жизни. Но она не могла бы сказать, что не скучала. Раньше бы и не могла даже представить, что будет когда-то скучать по Лексе. Но теперь это уже не кажется странным. Рейвен тоже скучала. Пусть они почти не говорили о Лексе, и вообще не говорили о чём-то насущном, обходясь отстранёнными бытовыми темами. Луна была рада и этому. Пусть они не разговаривали так, как два близких человека, но Рейвен позволяла быть рядом. Луна проявляла заботу о девушке, какую могла себе позволить. Часто задумываясь о том, можно ли им отношениям присвоить хоть какой-нибудь статус? Они друг другу ни друзья, ни враги, ни возлюбленные. Любит ли её ещё Рейвен? Луна могла только мучить себя этими вопросами. Она уже смирялась с тем, что с Рейвен они будут порознь, но теперь смиряться стало сложнее. Теперь, когда они видятся, общаются. Когда Луна остаётся у неё на ночь, засыпая в соседней комнате.       Девушки проходились вместе по магазинам. Рейвен набирала продукты, Луна ходила вслед за ней, таскала пакеты, после относила их в машину. После Рейвен повела её в магазин подарков, чтобы выбрать, что подарить семье на Рождество. Луна задумалась, есть ли кому дарить ей? Она сомневалась на счёт того, чтобы отмечать с Эмори. Не хотелось семейное торжество превращать в застолье с незнакомыми людьми, среди которых она знает только Эмори. И настроение было неподходящим для новых знакомств. — Посмотри, какие милые гномы, — сказала Рейвен, показав довольные крупные текстильные игрушки под ёлку. — Да, они чудесные, — с улыбкой согласилась Луна. — Уверенна, маме они тоже понравятся, — произнесла девушка и положила три штуки в тележку, которую везла Луна. Тогда и Луна задумалась присмотреть подарок сестре, отправить ей посылкой прямо к празднику. Она взяла одного гнома.       «Гном и огромнейшая банка Нутеллы. И Мэди будет визжать от радости,» — со светлой тоской по сестре подумала Луна. И всё же этот праздник может сотворить чудо. Не столько сам праздник, как подготовка к нему. На время можно забыть о проблемах и подумать о своих близких.       Расслабленные мысли прервал звук сообщения на телефон от неизвестного. Луна отвлеклась на телефон и прочитала: «Можешь прийти в тюрьму? Л.»       «Опять эта таинственная Л,» — мысленно усмехнулась Луна, довольная тем, что та дала о себе знать.

***

      Встреча в тюрьме состоялась. Только в этот раз, в отличии от предыдущего, Лекса ждала её. Заняв своё место по ту сторону стекла, Лекса сняла телефонную трубку, глядя на Луну. — Привет, Лекса. — Привет. Как она? — В порядке. Она скучает. — Я тоже, — печально проговорила Лекса. — По мне тоже уже успела соскучиться, или ты хотела о чём-то поговорить? — усмехнулась Луна, понимая, что Лекса могла позвать её только по делу.       Лекса не стала медлить: — Я подписала документ о том, что стану донором для Рейвен после своей смерти. У меня очень здоровое сердце. Я идеальный донор.       Луна не поняла, что это даёт, и не особо воодушевилась, равнодушно сказав: — Только Рейвен не протянет до твоей смерти. — Смерть можно и ускорить. Это довольно контролируемое явление.       Вот теперь Луна округлила глаза и громко выпалила: — Что? Ты спятила? — Я подала прошение в суд, чтобы выбить себе официальное право на смерть, — в своей привычной сухой манере произнесла Лекса. — Ты серьёзно думаешь, что выиграешь это дело? Никто не станет тебя убивать. — Да зачем я им нужна? Государству так неймётся зэчку кормить? — Как ты это видишь? Что тебя усыпят, как собаку? — В США разрешена эвтаназия и для людей. — Для людей с тяжёлым, неизлечимым заболеванием. А не для здорового человека. Хотя в том, что ты здорова головой, возникают сомнения, после таких заявлений. — Психотерапевты проверят мою вменяемость и предоставят суду справку, о том что я психически здорова и действую осознанно. А заключённый разве не настолько же обречённый человек, как смертельно больной? — Ты, правда, спятила. Лекса, опомнись! Ты собралась умереть ради неё? — Моя жизнь — не такая большая ценность. Я не особо ей дорожу, постоянно рискую, хожу по краю. А вот Рейвен жизнь гораздо нужнее. Здесь не в благородности дело и не в великой любви. Мы не в драматичной киношке живём. Дело в справедливости. Посмотри сколько сволочей по земле ходит, а достойные люди чахнут от болезней и загибаются, считают свои последние дни. Я такая же сволочь. Что я полезного в жизни сделала? Так хоть сделаю сейчас.       Луна не могла уложить этого в своей голове, едва ли верила, что всё это слышит в действительности. Она не знала, как призвать девушку к благоразумности, но всё равно пыталась это сделать: — Нет, Лекса. Нет. Это слишком большая жертва. Она не примет её. — Ей не стоит говорить. Ей сейчас нельзя волноваться. — Боже, да хватит! Твоя жизнь ещё станет лучше. Не всегда будет так, как сейчас. — У меня пожизненный срок, Луна, — произнесла твёрдым, размеренным тоном Лекса, глядя девушке в глаза со смирением и печалью. Луна замерла в замешательстве от этих слов, не проронив ни слова. Лекса продолжила: — Я никогда не выйду из тюрьмы. Неужели жизнь пожизненно заключённой преступницы дороже жизни молодой девушки, у которой столько всего впереди? Той, которая так многим нужна. По мне никто страдать не будет. — Я буду, — призналась Луна осевшим от тоски голосом.       Лекса всмотрелась в её глаза с несколько недолгих мгновений. Эти слова тронули её сердце, но она подавила свою грусть, бесстрастно произнеся: — Ты переживёшь. Она тебе дороже.       «Но это не значит, что я готова смириться с твоей смертью,» — мысленно возразила Луна. — «Это неправильно — спасать одну жизнь за счёт другой». — Я уже приняла решение, Луна. Мне нужна твоя поддержка. — Это очень тяжело. Ты просишь невозможного. — Я устала, — полным бессилия голосом выдохнула Лекса. — Я много потерь в жизни вынесла. И я не могу потерять ещё и её. Она умрёт, и мы с тобой сгинем. А я хочу знать, что у вас обоих есть шанс.       Луна сдалась, не понимая, как ей противостоять, хоть и от протеста скребло горло: — Что я могу сделать, если ты уже всё решила? — Найди мне хорошего адвоката. — Да кто вообще за такое дело возьмётся? — усомнилась девушка. — Найди того, кто возьмётся. Дело будет громкое. Кто-то захочет в нём поучаствовать. Хотя бы ради пиара. — И я надеюсь, что ты его не выиграешь. — Не такой поддержки я жду, — неодобрительно выразилась Лекса. — Ты сама хоть осознаешь, о чём ты просишь? — Я понимаю, что тебе нелегко это принять. Но я всё взвесила. Это обдуманное решение. И не смотря на всю абсурдность, обоснованное. Не всегда стоит полагаться только на общепринятую мораль и понятия о гуманности. Каждую ситуацию нужно рассматривать по отдельности под разным углом. Для того человечеству дана способность к критическому мышлению. И я надеюсь, что присяжные на заседании суда проявят эту способность.

***

      Дальше потянулись дни судебного разбирательства. Луне пришлось в этом участвовать, как бы ей этого не хотелось. Лексу было невозможно переубедить. И хоть Луна оказывала ей поддержку, она верила, что суд присяжных не станет всерьёз рассматривать своё согласие на умерщвление молодой, здоровой девушки, и заседания идут только потому, что законодательство не может позволить отказаться от рассмотрения её дела. От Рейвен Луна это всё держала в тайне, чтобы не нервировать её.       Вменяемость Лексы проверило несколько психиатрических экспертиз. После с ней вёл беседы психолог, уже пытающийся разобраться, не побуждает ли её на такой шаг депрессивное состояние. Суд отправил письмо о намерении Лексы её родителям, чтобы те подтвердили, что ознакомлены и не будут иметь претензий, в случая положительного вердикта. Родители оставили свою подпись, чем дали своё согласие. Луна поражалась тому, что происходит, всё больше с каждым днём. И когда присяжные во второй раз не могли прийти к единогласному решению, Луна осознала, что всё это может закончится непредсказуемо. Присяжные в действительности раздумывают над этим. Они рассматривают вариант с эвтаназией. Допускают мысль, что это может быть целесообразно.       Со второго заседания Луна вернулась поникшая, тяжело задумчивая. Теперь она не была так уверена, что прошение о добровольной эвтаназии Лексы отклонят. Девушка была в полном замешательстве. Охватывал ужас от одной только мысли обо всём, что происходит. Терзали сомнения, правильно ли поступает Луна, поддерживая Лексу? Даже если без её поддержки ничего бы не изменилось, ей самой от своего участия становится тошно. Словно она позволяет всему этому случиться, даёт своё негласное одобрение. Если Лекса выиграет дело, как Луна будет с этим жить потом?       «А что мне, собственно, остаётся? Процесс запущен и несётся вперёд, вне зависимости от моего участия. Только получится ли этим оправдаться перед самой собой? А перед Рейвен? Она же всё равно узнает однажды». — Луна, ужин готов, — позвала Рейвен из кухни, чем вырвала девушку из размышлений.       Луна подняла тяжёлое тело с кресла и направилась в кухню на зов любимой. Увидев сервированный стол на двоих, спагетти в соусе на тарелках, Луна сказала: — А говорила, что не умеешь готовить. — Я немного научилась. И блюдо несложное. Это паста в сливочном соусе с курицей и грибами. — Думаю, будет вкусно. Мне и твой омлет со скорлупой нравился, — со слегка грустной улыбкой произнесла Луна.       Рейвен задержала на ней взгляд, а после быстро отвела в сторону, словно бы сделала что-то запрещённое. Девушки сели за стол. Еда была, действительно, вкусной. Рейвен неплохо так прокачала свой навык. — Это ты для Лексы научилась готовить? — полу усмешкой спросила Луна. — Нет. Это она для меня готовила, а я помогала ей и как-то разобралась. Рейвен тоскливо замолчала. Луна разделяла её настроение, но по другой причине. Отстранённо вглядываясь в пустоту перед собой, Рейвен выронила: — Надеюсь, она не пропадёт насовсем.       От этих слов стало ощутимо больно. Луна едва ли заметно сжала вилку в руке, задумавшись: «А как я на это надеюсь». Но всё это перестало быть похожим на сумасшедшую игру, на ироничный спектакль, который все поддерживают. Присяжные уже во второй раз берут время на размышление. Хотя о чём здесь можно размышлять? Адвокат парирует тем, что осуждённая самолично просит заменить пожизненное заключение смертной казнью во благо другой жизни. И по всей видимости, кому-то это кажется разумным. Возможно, и сама Луна бы так думала, если бы была объективна, беспристрастна в этой ситуации. Если бы не знала Лексу. Если бы не привязалась к ней.       Она посмотрела на Рейвен и подумала: «Как же я хочу, чтобы ты наконец вылечилась. Не бояться, что в любой день тебя не станет. И это реальный шанс тебя спасти. Лекса сама на него подписалась. Осознанно всё решила. Но почему я тогда не могу принять её решение?»

***

      Очередное заседание суда проходило как изощрённая пытка над Луной. Девушка сидела как на иголках. Скорее всего, вердикт вынесут сегодня. Или же дело придётся переносить на следующий год, ведь на носу праздники. Но тянуть с этой нервотрёпкой ещё больше времени не казалось лучшим решением. Адвокат вёл заседание жёстче, нацеливаясь выиграть это дело в этот раз. Он упомянул, что Лекса совершала преступления даже в тюрьме, среди которых есть и убийство своей же подруги, и она смогла сбежать из тюрьмы строгого режима. А значит, заключение в тюрьме не сможет остановить её от совершения преступлений, и куда меньше вреда и больше пользы она принесёт своей смертью. Лекса была спокойна, словно бы сейчас не решается её судьба.       «Неужели ты совсем не боишься умирать? Неужели совсем не дорожишь своей жизнью?» — обдумывала Луна, глядя на неё.       Вскоре в зале суда появилась Рейвен. И тогда взгляд Лексы стал напряженнее. Она взглянула на Луну, которая не была удивлена появлением Рейвен, так как знала, что та придёт. — Меня зовут Рейвен Рейес, у меня неутешительный диагноз — клапанный порок сердца, — размеренным тоном обращалась к присутствующим Рейвен. — Так как Лекса собирается стать именно моим донором, считаю, что решение должно оставаться за мной. Я объявляю, что я не согласна принимать участие в трансплантации, если для этого будет осуществлено намеренное умерщвление здорового человека. Я считаю это противоестественным и аморальным, и не считаю, что моя жизнь ценнее чужой. Лекса давно не скрывает своих романтических чувств по отношению ко мне. Ею движет безрассудство, которое, к сожалению, часто сопровождает чувство любви. Но я не готова брать на себя такую ответственность и принять её жертву. Я ожидаю своей очереди по квоте и считаю, что должна лечится на равных условиях с остальными, кто имеет аналогичные проблемы со здоровьем, что и у меня. У меня всё.       Лекса в лице поменялась, хоть и оставалась невозмутима. Присяжные ушли на совещание, и ожидание их вердикта словно бы затянулось навечно.       Рейвен с Луной сидели в холе суда и нервно ждали. События в голове перемешались в кашу. Луна помешивала её в режиме бесконечного кипения. Недавно она думала, что вернулась к спокойной жизни, но не тут-то было. Лекса может доставить ей проблем даже из изолятора. Она уж точно не даёт Луне возможности заскучать. — После того, как ты высказала своё «против», я думаю, что шансы Лексы выиграть в этом деле существенно сократились, — поделилась размышлениями Луна. — Надеюсь, — выдохнула Рейвен. — Это просто безумие. Как это вообще могло прийти ей в голову? И почему суд это рассматривает на полной серьёзе? — Мы живём в демократичной стране, вроде как, — иронично сказала Луна. — Её обязаны хотя бы выслушать. — И должны были закрыть это дело ещё на первом заседании, после того, как выслушали. Но этот абсурд продолжается.       Присяжные вернулись в зал суда, и участники так же проследовали за ними. Рейвен вцепилась руками в ткань своих джинс. Луна опустила накрыла её руку своей и сжала. Пока судья зачитывал приговор, будто специально оттягивая момент оглашения вердикта, девушки всё больше изводились на нервы. — Решение суда постановило: отклонить прошение истца о разрешении на добровольную эвтаназию.       Рейвен громко выдохнула с облегчением, и Луна вытянула радостную и одновременно вымученную улыбку. После она встретила озлобленный взгляд Лексы, направленный прямо на неё. Лекса смотрела на неё, как на предателя, почти испепеляя её взглядом.       «Будешь снова ненавидеть меня?» — мысленно произнесла Луна. — «Пусть так. Зато живая».

***

      Дело было окончено. Но его ещё обсуждали в интернете, писали статьи в новостной ленте. В отзывах часто встречались слова восхищения в сторону Лексы, многих поразило её рвение спасти возлюбленную ценой своей жизни. Воспользовавшись шумихой, Луна договорилась с начальником тюрьмы о свидании с заключённой в отдельной комнате. Парируя тем, что Лекса имеет право на нормальную встречу с той, кому собиралась отдать своё сердце в прямом смысле слова. И в случае отказа, давила на то, что это просочится в интернет, и возмущение народа привлечёт много нежелательного внимания к нему. Начальник сдался, согласившись на один час свидания в отдельной комнате. Луна вместе с Рейвен вошли в выделенную для встречи комнату, где их уже ожидала Лекса. Девушка встала со стула, встретив посетителей и не отрывая взгляда от Рейвен. — Ну и чем ты думала? — с порога напала Рейес. — Рейвен, мы договаривались, — мягко осадила её Луна.       Девушка выдохнула, возвращая себе самообладание, и спокойно произнесла: — Я обещала, что буду сдержанной. Но имей ввиду, что я сильно возмущена по поводу того, что ты устроила. И с удовольствием, отчихвостила бы тебя по полной.       Лекса смотрела на девушку, полными печали глазами, не проронив ни слова. Рейвен стала подначивать её: — Что, даже ничего не скажешь в своё оправдание? — Я не имею привычки оправдываться, — бесстрастно и твёрдо ответила Лекса. — И надобности не вижу.       Но Рейвен вдруг обняла её, стиснув в крепких объятиях, и Лекса, растаяв, с нежностью и болью обняла девушку в ответ. Луна смотрела на них со стороны и улыбалась. — Не смей об этом даже думать, поняла? — произнесла Рейес девушке на ухо. — Ты мне живой нужна.       Лекса прикрыла глаза, справляясь с эмоциями, и тихо ответила: — Ты тоже. Рейвен отпустила её, посмотрела девушке в глаза и настояла: — Я выкарабкаюсь. Тем более, с вами двумя — сумасшедшими, у меня просто нет выбора.       Луна усмехнулась, а после решила встрять в их разговор, обратившись к Лексе: — У нас есть маленький сюрприз. — Для меня? — обескураженно уточнила она. — А для кого же? Не переживай. У меня сюрпризы лучше получаются, чем у тебя.       В этот момент в комнату заходит мальчик лет пятнадцати. И когда Лекса видит его, то замирает на месте от шока, не веря своим глазам. — Привет, свободная женщина, которая позволяет себе быть неправильной, — с улыбкой сказал Эйден.       Лекса будто бы потеряла дар речи, забыв как произносятся слова. На её глаза накатывались слёзы. Она выглядела самым потерянным человеком на свете в этот момент. — Ты в тайне от родителей пришёл? — только и смогла произнести Лекса спустя недолгое молчание. — Это ты мне говоришь? — усмехнулся парень. — Пошёл по стопам старшей сестры.       Лекса так судорожно всматривалась в него, словно бы он мог раствориться в воздухе в любой момент, и она хотела успеть его рассмотреть: — Как же ты вырос. — Такое происходит с детьми по истечении десяти лет. — А язвой стал. Просто ужас.       Эйден вытянул добродушную улыбку и искренне произнёс: — Я очень рад снова тебя увидеть, Лекса. Я ждал, когда это произойдёт.       Брат потянулся обнять девушку, и Лекса вцепилась в него, откровенно заплакав, сквозь вымученную улыбку. Полушёпотом ответила: — Я тоже. Очень ждала.       Рейвен склонилась к Луне и тихо сказала: — Нам стоит их оставить.       После чего девушки вышли из комнаты в холл. Последние дни Луна потратила на то, чтобы разыскать Эйдена и найти способ поговорить с ним без надзора родителей. Парень сразу же согласился на встречу, как только услышал о сестре. Луна с Рейвен привезли его в тюрьму, сделали всё, что организовать человеческую встречу брата с сестрой ради воссоединения семьи. Теперь им оставалось ждать, когда они наговорятся, и по истечению часа отвезти Эйдена к дому. Рейвен светилась довольной улыбкой, и Луна не могла оторвать глаз от её света. — Приятно видеть твою улыбку. — А мне приятно улыбаться, — усмехнулась Рейвен. — Иногда мне кажется, я вас двоих убить готова. Но я так рада, что вы у меня есть. — Ты знаешь, это взаимно, — ответила Луна. Но тут же поправила: — Но кроме готовности убить. — Я верю, что всё будет хорошо, — мечтательно произнесла Рейвен, сама на себя непохожая. — Не стоит зацикливаться на плохом. В жизни не всегда происходит так, как нам хочется. Но такие моменты, как этот, стоят того, чтобы насладится им. — Чем так хорош этот момент? — поинтересовалась девушка. — Почему нет? Всё закончилось хорошо. Лекса живая, встретилась с братом. У нас с тобой тоже всё в порядке. — У нас двоих вместе или у каждой по отдельности?       Луна с надеждой посмотрела на девушку, но та только отвела взгляд, уходя от ответа. Но она пока не отшила прямо. Значило ли это, что Луна может на что-то надеется? — Давай прогуляемся? — предложила Рейес. — По окрестностям тюрьмы? — Вспомним былые времена, — с улыбкой ответила та. — Всё равно ещё ждать.       Девушки прошлись по территории тюрьмы, в той части, где разрешено находится посетителям. Они были не единственные гости. Сейчас было время свиданий. К заключённым приходили друзья, родные и любимые. Некоторые приходили с маленькими детьми, чтобы те могли встретиться со своей мамой. В такие моменты, тюрьма казалась какой-нибудь поликлиникой. Только решётки на окнах и вооружённая охрана давали понять, что это не так. Луна уже и успела забыть, что когда-то была по другую сторону стен, пусть и не в этой тюрьме, а в другой.       Как только время стало подходить к концу, Луна с Рейвен вернулись к двери. Эйден вышел к ним и обратился к Луне: — Лекса хотела тебя видеть. — Только меня? — удивилась Луна. — Да.       Рейвен сказала ей: — Иди. Мы с Эйденом тебя здесь подождём.       Луна зашла в комнату, не зная, чего ожидать сейчас от Лексы. В последний раз девушка прожигала её злым взглядом. Потому как только Луна вошла, дала понять, что ко всему готова: — Не забыла оторвать мне голову? Ну валяй. Только знай, я ни о чём не жалею.       Лекса со светлой тоской посмотрела на неё и произнесла: — Спасибо тебе.       Луна задержала на ней взгляд, испытывая противоречивые чувства грусти и радости. — Сегодня был лучший день в моей жизни, — с немного печальной, но искренней улыбкой дополнила Лекса. — И он произошёл благодаря тебе.       «Как она заметно потеплела. Сегодня её невозможно узнать», — подметила Луна, впервые увидев Лексу настолько откровенной, не прячущей свою слабость, открыто и искренне проявляющей благодарность. — Он скоро станет взрослым. Будет независим от родителей. И он не бросит тебя, я уверенна, — сказала Луна. — Видишь, ты тоже здесь кому-то нужна. — Да, — мягким голосом согласилась Лекса, опустив взгляд, полный невыплаканных слёз.       В комнату зашёл охранник и поторопил их закончить беседу, уведомляя о том, что время вышло.       Луна одарила Лексу прощальным взглядом и уверенно произнесла: — Ещё увидимся. Ты не так легко от меня отделаешься.       Лекса вытянула улыбку, подняв глаза на девушку, и тихо, едва ли слышно снова повторила: — Спасибо.

***

      Выбираясь на крышу своего дома, Луна тащила за собой Рейвен, пока та не сопротивляется. Перед девушками открылся широкий кругозор и город был как на ладони. Центр города хоть и находился не близко, но с высоты его было отлично видно. Светящиеся в ночи небоскрёбы, украшенные гирляндами деревья. Пусть и декабрь был не самым удачным временем года для вылазки на крышу, девушек тянуло сюда за воспоминаниями, и холод был не так страшен. — Да, это совсем не тот вид, что с крыши тюрьмы, — усмехнулась Рейвен, наслаждаясь представшим перед ней пейзажем ночного города. — Но там была особенная атмосфера, которой больше нет нигде, — сказала Луна. — Ощущение опасности, нарушения запрета. А здесь спокойно. Но здесь свобода настоящая, не иллюзорная, — взвешивала всем плюсы и минусы девушка. — Хотя я сама не разобралась, где чувствовала себя лучше. — Я понимаю. Я тоже.       Возможно, они обе тосковали по тому времени, потому что были вместе, потому все проблемы было легче перенести. Между ними не было столько преград. Они только узнавали друг друга и не успели причинить друг другу боли. Но сейчас они друг другу нужнее, чем когда-либо. Только это всё равно ничего не решает. Луна пыталась об этом не задумываться, а наслаждаться романтичной обстановкой вместе с любимой. Даже если их отношения не определены. Рейвен сама сказала, что сегодня хороший день, и Луна хотела устроить ей ещё и хороший вечер. У них слишком давно не было хороших дней. Потому этот должен быть таковым до самого конца. — Мне хочется верить, что скоро всё изменится, — поделилась Рейвен. — В лучшую сторону. Не знаю, может, это ощущение возникает перед новым годом. Всегда хочется верить, что следующий год будет лучше.       Она улыбалась, и Луна не могла оторвать глаз от её улыбки. Рейвен так мало улыбалась в этом году. Как и Луна. И сейчас становилось так тепло на душе. Надежда на лучшее, зародившаяся в Рейвен согревала и Луну. Ей тоже захотелось верить, что всё изменится. Захотелось летать, парить в воздухе, держа Рейвен за руку и верить, что они никогда не разобьются. Это была их маленькая мечта на двоих. Они заслужили это. Заслужили быть счастливыми, хотя бы в эти мгновения.       Луна нашла в телефоне ту самую песню, под которую они танцевали на крыше тюрьмы, и включила её. Рейвен застыла, прикрыв глаза, с улыбкой на губах, вслушиваясь в знакомую мелодию. Луна протянула ей руку и произнесла: — Позволите пригласить Вас на танец, мисс?       Девушка метнула в неё лукавый взгляд, сделав короткую паузу, а после молчаливо вложила свою руку в её ладонь, позволив утянуть себя в танец. Девушки задвигались, медленно покачиваясь под музыку, глядя друг другу в глаза. Тепло руки девушки Луна чувствовала таким ощутимым. Издалека слышался притуплённый шум города, машин, движения и суеты, но это всё не касалось двух девушек, нашедших уединение на крыше дома, завернувшихся в отдельный мир. В этот момент сердце Луны тоже посетила надежда на то, что скоро всё измениться, что они стоят на пороге этих изменений. — У тебя всё такой же магнетический взгляд, — поделилась мыслью Рейвен. — А ты всё так же заражаешь меня свободой, — с улыбкой ответила Луна. — В этот раз ты привела меня на крышу, — напомнила девушка. — Я и говорю, ты заразная.       Рейвен искренне рассмеялась, а Луна поглощала её улыбку глазами, растворяясь в моменте.

***

      Уже было поздно, потому Рейвен осталась ночевать у Луны в квартире. Гостья очень скоро уснула, вымотанная от эмоционально тяжёлого дня. Луна, уже сбившая режим, уснуть бы не смогла. Она вышла на балкон покурить, засела в свои мысли. Так скоро и неожиданно её жизнь снова вернулась в прежнее русло. Накатило спокойствие. Она не представляла себя опасности, не гоняла ночью в машине с беглой заключённой, не водила сомнительных связей с Леоном, не убивала начальника тюрьмы на заброшке. Всё закончилось. Так же быстро, как и началось. Пусть не всё было гладко. Рейвен всё ещё нуждается в помощи, но Луна собиралась искать иные способы помочь ей.       И всё же, как ни странно, она скучала по тем временам, когда они с Лексой вляпывались в истории. Конечно не в те, когда они боролись за жизнь с вооружённым начальником тюрьмы или когда сбегали из дома Леона, в котором происходила перестрелка и взрывы. Если исключить эти моменты, то это время казалось довольно безобидным и интересным. Пусть тогда она так не думала. А как всё осталось позади, сцепила какая-то странная тоска. Вспоминания о их совместных приключениях, Луна улыбалась. Светлая печаль не отравляла её сердце, а согревала. Может быть, это потому, что тогда она знала, что ей нужно делать? Сейчас она на распутье. Не знала, куда двигаться. Но в тоже время она была не подавлена этим состоянием, а воодушевлена. Словно перед ней предстал богатый выбор. Множество дорог, хотя бы на одной из которой её поджидает счастье. И она обязательно его найдёт.       «Я ведь гибкая,» — с улыбкой подумала Луна, вспоминая слова Лексы, и мысленно заговорила с ней. — «Спасибо. За то, что появилась в моей жизни. На удивление, ты очень повлияла на меня. Сделала меня уверенней».       Луна вспомнила её слёзы, после встречи с братом, о которой она даже мечтать не могла: «А я тебя сентиментальней. И я рада, что тоже смогла изменить твою жизнь. Тебе тоже нужна любовь, что бы ты не говорила».       Повезло, что Эйден вырос умным парнем, и не слушал родителей, не изменил своего отношения к сестре, помнил её, тоже жаждал увидеть. Их воссоединение было самым трогательным из всего, что Луна видела за жизнь. Это даже делало её счастливой. И возможно, только благодаря Лексе, Рейвен сейчас была рядом. Ведь в последнее время, в основном, Лекса была их точкой соприкосновения. Намеренно или нет, поддержала их обоих. И даже сегодняшнее «свидание» на крыше произошло благодаря тому, что девушки возвращались из тюрьмы на приятных эмоциях, потому и решили продолжить вечер интереснее пустого зависания в четырёх стенах дома.       Луна надеялась, что они не потеряют связь. По какой-то причине Луна к ней по-особенному привязалась. Конечно, Лексу ждёт пожизненное заключение в тюрьме, это не могло не омрачать. Но ведь Лексе даже нравилось в тюрьме, она и так хотела туда вернуться. Хотя тогда она ещё не знала, что нужна Эйдену. У неё появились свои люди на свободе — брат, Рейвен и Луна. Такая маленькая, но крепкая семья. Хотелось бы увидеть Лексу свободной. Может быть, однажды это будет возможно. Непонятно только как. Апелляция или очередной побег. Неважно. Луна, как и Рейвен, была настроена ожидать лучшего.

***

      Девушку разбудил аппетитный аромат «проклятой яичницы». Открыв глаза, она увидела Рейвен, хозяйничающую на кухне, как у себя дома. Луна поднялась с постели и села за стол, заговорив с девушкой: — Когда-то ты говорила, что твоё утро не начинается раньше одиннадцати часов. — Мне ещё сегодня в клинику к десяти часам, — пояснила Рейвен, выложив завтрак по тарелкам. — Выспалась? — Да. У тебя тут уютно. И места немного. Всё под рукой. — Я тоже это оценила, — с улыбкой сказала Луна. Когда она жила в доме Беллами, ей порой приходилось пробегать с пару километров только по дому, носясь туда-сюда, в поиске какой-нибудь вещи. Хотя со временем она привыкла и знала, где что лежит, но поначалу было нелегко. Здесь же сложно что-то потерять или заблудиться. — И от центра недалеко. Так что в городе тоже всё под рукой, — отметила Рейвен. — От моего дома столько тащиться нужно. — Не хочешь остаться? — вырвалось из уст Луны с надеждой. Рейес многозначительно промолчала, глядя на девушку, и Луна приняла её молчание с понимающей, хоть и грустной улыбкой.       Они стали есть в тишине. Каждая думала о своём. Луна вспомнила о предшествующих праздниках совсем скоро. И что снова остаётся одна на Рождество. Их планам с Лексой обстоятельства помешали осуществиться. А ещё, наверное, стоит поискать работу после праздничных выходных. Как же не хотелось снова ходить на эти собеседования и видеть лица нанимателей, не готовых трудоустроить бывшую заключённую. После этих воспоминаний даже интервью Леона перед тем, как взять её в напарницы Лексы, стало казаться сносным.       Девушки только успели покончить с завтраком, допивая кофе, Рейвен позвонили. После чего та резко засобиралась, попутно объясняя очень взволновано: — Это из клиники. Мне надо срочно ехать. Мне нашли донора. — Что? — выронила девушка, удивлённая внезапной новостью. — У меня мало времени. Я должна там быть как можно скорее. — Я повезу тебя на своей машине.       Луна вскочила и поспешила одеваться. Она не могла уложить эту новость в голове. От шока едва ли могла обрадоваться, ведь это казалось сном. Неужели Рейвен помогут уже сейчас?       Девушки выехали из дома и возле клиники были уже спустя двадцать минут. Рейвен забрали на срочную операцию, и Луна осталась ждать в машине, так как ей нужно было ждать часа три. Три часа мучительного, напряжённого ожидания. Она всё ещё с трудом приходила в себя: «Неужели не сон? Это в реальности? Я не сплю? Боже, пусть только всё пройдёт хорошо».       От нервов трясло. Луна включила музыку, чтобы хоть как-то разгрузить своё состояние. Чтобы отвлечься зашла в интернет. Подумала, стоит ли писать друзьям об операции? И решила, что напишет им, когда операция успешно завершиться, чтобы не волновались так же, как она. По всему интернету бурной волной разнеслись утренние новости. Луна прочла заголовок: «Заключённая, просящая эвтаназию ради возлюбленной, совершила самоубийство в тюрьме после проигрыша в суде».       Луна застыла, вчитывалась в эти строки несколько раз, пытаясь понять, что там написано, будто бы она не может уловить смысл слов. Прочитав текст поста целиком, о том как заключённая выкрала пистолет у надзирателя и выстелила себе в голову у всех на ввиду, кровь в жилах оледенела, и Луна выдохнула еле живое: — Лекса, нет.

25.2. Обоюдное поражение.

      Был поздний вечер. Беллами нервозно ходил из стороны в сторону, держа мобильный телефон Джона в руках, который обнаружил дома. Конечно же, сразу позвонил Финну и узнал, что Джон не с ним, и никакую встречу они не планировали. Джон сейчас в ночи где-то ходит один и без телефона. Беллами не знал даже, где его искать. Ему оставалось только дожидаться парня дома. Воображение уже рисовало страшные картины. С ним может случиться что угодно. Если не пристанет какой-нибудь отморозок, то Джон сам может пристать к нему, как в прошлый раз.       «Тебе нужно купить ошейник, написать на нём: «Шизоид. Если видите его одного, позвоните по следующему номеру телефону». И прицепить датчик слежения. Вот куда тебя в ночь понесло?» — обеспокоенно обдумывал Беллами. Он пока не решался искать Джона у остальных друзей, чтобы те не переживали. Октавия точно шуму поднимет. Но был на грани того, чтобы обратиться в полицию.       Наконец дверь отворилась, и Джон зашёл в дом. Беллами с порога насел на него: — Где ты был? Я связался с Финном, он сказал, ты не с ним, и ни о какой встрече вы не договаривались. — Я просто прогулялся, — безмятежно ответил парень. — Ты обещал, что не станешь выходить один. — Я ничего тебе не обещал.       Беллами поставил перед фактом резким бескомпромиссным тоном: — Теперь я не буду выпускать тебя из дома, пока лично не увижу Финна на пороге. — Карцер мне решил устроить? — бесстрастно спросил Джон. — Ну если по-хорошему ты не понимаешь. — Всё, не выноси мозг, — отмахнулся Джон и сел за кухонный стол. — Дай лучше поесть. Я голоден.       Беллами пронзил его неодобрительным взглядом, после беспомощно выдохнул и посмотрел на время: — В час ночи? — У меня теперь и еда по расписанию? — В холодильнике готовой еды нет. — Ну ты же умеешь готовить вкусные сэндвичи. — Осилишь? — уточнил Беллами, имея ввиду его больное горло. — Не беспокойся, с сэндвичем я смогу справиться.       Беллами принялся готовить слишком поздний ужин. Приготовил чай. Не стал запекать сэндвич в грильнице, чтобы хлеб остался мягким и Джону было проще глотать. После поставил на стол перед парнем еду и кружку с чаем, сам сел напротив. Пока Джон уплетал сэндвич, набрал Финну сообщение о том, что Джон вернулся домой. Закончив копаться в телефоне, Беллами взглянул на парня и встретил его прямой взгляд. Мёрфи рассматривал его лицо, а после с будто бы «милой» улыбкой насмешливо произнёс: — Тебе так идут шрамы.       Беллами равнодушно ответил: — Спасибо. — Больно? — с фальшивой участливостью поинтересовался Джон. — Приятно, — иронично ответил Блейк. — Не знал, что ты мазохист. — У меня нет выбора. — Отнюдь. Это следствие твоего выбора. Мог позволить им меня прибить, и на одну проблему у тебя стало бы меньше. — Ешь молча. А то ещё сэндвич в горле встанет, — настоятельно порекомендовал ему Беллами. — Не встанет. В моё горло и не такое пролазило, — усмехнулся парень, вытянув самовольную улыбку. Беллами хмуро посмотрел на него, и Джон продолжил игриво ухмыляться: — Что, нахлынули грязные воспоминания обо мне? — Мы говорили о еде, а не о… — Глубоком минете? — перебил его Джон, дразнил, строил соблазняющий взгляд. — Разве ты не таким способом, на самом деле, мечтаешь меня заткнуть?       Беллами безнадёжно выдохнул, не зная как на это реагировать: — И что только у тебя на уме.       Джон засмеялся: — Теперь это и у тебя на уме тоже. — После наших игр с элементами БДСМ, у меня ещё остался твой кляп. Вот его мне больше хочется использовать.       Мёрфи не унимался забавляться: — А строишь из себя невинность. — Из-за чего у тебя такое приподнятое настроение? Прогулка выдалась весёлой? — Очень, — с широкой искренней улыбкой ответил Джон. — Доедай и ложись спать, — сказал Беллами, поднимаясь со стула. — Уже надоело моё общество? — Мне завтра работать. А я жду, пока ты нагуляешься до часу ночи. — Ну зачем такие жертвы? Мог бы и не ждать. Всё равно была вероятность, что меня бы прибили, и до дома я бы не дошёл. — Не могу разделить твоё безудержное веселье.       Беллами запер входную дверь и пошёл на второй этаж в свою комнату. Финн спросил в сообщении, всё ли хорошо. Беллами сам всерьёз задался этим вопросом, но так как Финн спрашивал, в порядке ли Джон, Беллами ответил «да». Хотя Джон не в порядке, но вернулся целым и невредимым. Беллами не сомкнул глаз, пока не услышал, как дверь в спальню Джона закрылась. Только тогда успокоился. К новому Джону нужно было привыкать, подстраиваться под него, смиряться с его выходками. Понимать его не имело смысла. Это, по всей видимости, невозможно.

***

      Днём Беллами работал из дома. В офисе ему в таком виде лучше было не появляться, да и не было надобности. Он снова сел за ноутбуком в гостиной, ведь у него теперь две работы — работа директора в компании и сторож Джона. Правда, за вторую ему платят только моральными пощёчинами. Мёрфи не выходил из комнаты. Беллами проверял утром, тот ещё спал. Но к обеду так и не вышел. В этом были и плюсы, можно было работать в спокойной обстановке. Но спокойная обстановка продлилась недолго, так как в дом ворвались неудержимые родственнички. — Почему мы последними узнаем, что вы с Джоном снова сошлись? — с порога обиженно вылила Октавия, но резко остановилась, увидев Беллами, и застыла от шока. — Что у тебя с лицом? — Подрался. — С кем? — нахмурившись, спросил Атом.       Беллами невозмутимо ответил: — С какими-то типами на улице. Не сошлись в политических взглядах. — Не выпендривайся, — не оценил его иронию друг. — Скажи, из-за чего? — Да так, пристали. Ничего страшного. — Ага. По лицу видно, что ничего страшного. — Так Джон теперь опять живёт с тобой? — спросила Октавия. — Да. Но мы не сошлись. Он здесь как сожитель. — Сожитель? — недоумённо переспросила девушка. — Мы решили, что так ему будет безопаснее. — Странно, — выразил то же самое замешательство Атом. — А ребята сказали, что вы говорили, будто вы вместе, но по вашим взаимоотношениям так и не скажешь. — Джон просто цирк решил разыграть. А я не стал ему мешать веселиться. — Он в порядке? — обеспокоенно уточнила Октавия. — Сложно ответить на этот вопрос, сама понимаешь. — Могу я с ним поговорить? — Лучше не стоит. Он обычно не в настроении.       Друзья сыпали вопросами, в попытках хоть как-то прояснить для себя ситуацию, Беллами только и успевал отвечать с самым безмятежным спокойствием. Но у него и не было сил на какие-либо эмоции. Даже если бы хотел их проявить, не смог бы.       Атом внезапно помрачнел, прежде чем сообщить: — Беллами. Мы тоже с хреновыми новостями. — Других я уже и не жду. Валяй. — Кейджа нашли мёртвым.       Беллами замер в оцепенении. В голове закрутилось множество вопросов, непонимания: — Как он умер? — Избит, задушен. Нашли тело в подворотне. Уголовное дело завели. Но раз убийца напоказ его выставил, то не боится быть пойманным. Когда похороны неизвестно. Тело у судмедэкспертов.       «Как ты это сделал? Я ничего не понимаю», — Беллами загрузился этими мыслями, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. Атом с Октавией сочувственно смотрели на него. — Ты как? — спросил Атом мягким голосом. — Я знаю, он был твоим другом. Хоть его влияние не всегда было полезным для тебя, но… я понимаю, что это тяжело.       Беллами мысленно ответил: «Да пусть гниёт себе в могиле. Жаль только, не я его грохнул».       Но вслух ответил отрешённо: — Я в порядке. Честно говоря, не до него сейчас. — Неожиданная реакция, — с удивлением произнёс Атом, взглянув на жену. — Может, шок? — ответила мужу Октавия.       «Шок? Сомневаюсь, что меня вообще теперь можно чем-то шокировать. Джон в последнее время меня так закаляет,» — подумал Беллами.       Но ответить пришлось иначе, чтобы их успокоить: — Мы не были с ним так уж близки.       Со второго этажа спустился Мёрфи. Друзья взглянули на него, как на призрака. — Джон? — позвала его Октавия.       Парень вальяжной походкой подошёл к ним и сел на диван рядом с Беллами, поприветствовав друзей: — Привет.       «Ну что на этот раз ты выкинешь?» — уже в ожидании заинтересовался Блейк, готовый ко всему. — Всё хорошо у тебя? — встревоженно спросила у него девушка. — Супер, — бесстрастно ответил Джон. — А с шеей что?       Атом подозрительно сузил глаза и с сомневающейся иронией высказал: — Мне начинает казаться, что они подрались между собой.       Джон усмехнулся: — Это было бы весело. Но Беллами почему-то так не считает. — Взглянув на Блейка, дополнил: — Пока что.       Беллами решил не вмешиваться в разговор Джона с друзьями и просто молчал. Всё равно своим участием только лишний раз спровоцирует его на злость или издёвки. Хотелось, чтобы хотя бы разговор с такими близкими людьми, как Атом и Октавия, прошёл более спокойно. Они же — не Уэллс и Рэй, которые поохреневали с происходящего и забыли. Они всё примут близко к сердцу. — Может, скажешь, что случилось? — добивалась искреннего ответа Октавия.       И, на удивление, сразу же добилась: — Меня били, душили и пытались изнасиловать.       У неё округлились глаза от шока, и девушка настороженно выронила: — Ты серьёзно? — Да. Насыщенные выдались деньки, — легко и небрежно ответил Джон, и начал снова играть: — Но Беллами меня героически спас. И не один раз. Видите шрамы на его лице? Парни на улице хотели меня избить, а он принял весь удар на себя. Герой.       Беллами делал вид, что этот разговор его никак не касается. Атом тоже молчал, только подозрительно косился на Джона и хмурился, иногда поглядывая на Беллами. — М-да, это… Хорошо, что ты теперь живёшь не один, — ответила Октавия, которую не отпускал шок, и потому она едва ли могла подобрать слова. Вряд ли она вообще понимала, что может на это ответить. Тем более, когда Джон ведёт себя таким образом. Она пока что с этим новым Джоном совсем незнакома. — Конечно. Без Беллами я бы пропал. Хорошо, что он великодушно принял меня. Без его защиты и заботы я просто загнусь, — Джон говорил милой интонацией и бросил на Беллами мягкий взгляд. Блейк посмотрел на него в ответ, не давая никакой реакции.       Октавия взглянула на брата, поражённая его молчанием не меньше, чем всем остальным, и сказала: — Я не думаю, что на этот счёт стоит иронизировать, ведь это так и есть по сути. — Я и не отрицаю. Мне надо стать благосклоннее к нему. Возможно, даже отплатить своим безропотным повиновением. А то мне кажется, что его бескорыстная протекция скоро закончится, если он не будет кончать в того, кого оберегает. — Джон, хватит! — не выдержала девушка, нервно высказавшись. — Ты ведёшь себя, как… — Мудак? — невозмутимо помог подобрать ей слово Мёрфи.       Она промолчала с пару секунд, задумавшись, и ответила: — Типа того.       Джон вытянул улыбку: — Ну вот я представился. Приятно познакомиться. Прошу любить и жаловать. — После улыбка резко исчезла с его лица, и парень холодно дополнил: — Но это необязательно. — Что с тобой? — Ничего, — ответил Джон, после чего встал с дивана и покинул комнату.       Беллами выглядел даже скучающе и незаинтересованно, хоть это было только с виду, обдумывая: «Ну, ты мог бы и хлеще. Или я уже начинаю привыкать?»       До того тактично избегая контакта с Джоном, Атом заговорил после его ухода: — Это правда, что он сказал? — Что именно? — уточнил Беллами, ведь теперь Джон так много всего говорит. — О нападениях, и что ты спас его? — Да. — На улице парни, значит, к нему доебались? — Он к ним. — Пиздец, — ёмко констатировал друг. — А мы, когда услышали, что вы снова вместе, подумали, что это хорошая новость. — Наивные вы. — Ты подозрительно спокоен.       Беллами выжал из себя невесёлую улыбку: — Это бессилие.       Октавия сочувственно взглянула на брата и предложила: — Хочешь, мы заберём его к себе? — Он не захочет к вам переезжать. Да и он сейчас как вампир, любит высасывать кровь. Пусть лучше питается моей. Он срывает на мне злость. Это его единственная отдушина. Так что не будем отнимать её у него. — Ты псих, — прокомментировала девушка, поражаясь его ответу. — Не спорю.       Сестра положила ему руку на плечо и попыталась подбодрить: — Ну раз мы его любим, то будем терпеть и пытаться его не прибить. — Это теперь мои ежедневные и первостепенные задачи, — ровно ответил Блейк.

***

      Закончив работать, Беллами позанимался на тренажёрах в силу своих возможностей сейчас, игнорируя боль в теле, принял душ, поужинал в одиночестве. С Джоном они за день больше почти не пересекались. Изредка Джон выходил из комнаты, но проводил время сам по себе. Чем тот весь день занимается, Беллами не знал. Он надеялся, что ярость Джона скоро поутихнет, что они когда-нибудь смогут наконец просто по-человечески общаться. На большее уже Беллами и не рассчитывал. Хотелось бы просто спрашивать, как у него дела и получать искренний ответ, просто иметь возможность предложить посмотреть вместе фильм или позвать к ужину. Но это пока только мечты. Несбыточные.       После одиннадцати часов Беллами пошёл в спальню, стал готовиться ко сну. Застыл перед кроватью, вспоминая, сколько раз он обнимал и целовал Джона в этой постели, не имея сил его выпустить из объятий. Сколько его улыбок он наблюдал в этой спальне, сколько сладостных стонов услышал, сколько у них был здесь ночных разговоров шёпотом на ушко. В его размышления вторгся звук отворяющейся двери и чьи-то шаги за спиной. Беллами обернулся, перед ним стоял абсолютно голый парень. В первые две секунды Беллами показалось, это его галлюцинация, мечты стали материальны. Но быстро осознав реальность, он осмотрел Джона беглым взглядом и спросил: — Ты чего? — Ты ведь заслужил награду за моё героическое спасение, — произнёс Джон, уверенно и нагло держа лицо. — Ты как-то запоздал с благодарностью.       Джон вытянул хитрую улыбку и игриво пролепетал соблазняющим голосом: — Для того, чтобы потешить твоё самолюбие мной, никогда не может быть поздно, верно? — Мне бы простого «спасибо» было достаточно, — серьёзно и невозмутимо ответил Блейк, не ведясь на провокацию. — Не прикидывайся святыней. Благодарность для тебя не важнее секса. — Вообще-то, важнее. — Ах, точно. Ты же не хочешь трахать калек, — припомнил Джон об очень далёких событиях, когда Беллами не стал с ним спать из-за того, что Джон был весь в побоях. — Я теперь не в твоём вкусе?       Беллами не посчитал нужным объясняться или оправдываться. Он взял плед со шкафа и накрыл оголённые плечи парня, бережно укутав его, и с тёплой заботой сказал: — Замёрзнешь ведь.       Джон всадил в него злостный взгляд, как кинжал. Вырвался и обиженно выскочил со спальни. Беллами по-доброму усмехнулся, не удержался от улыбки: «Вот же чудо. Каждый день приключения. Что же ты придумаешь завтра?»

***

      Следующий день так же прошёл в работе. В перерывах Беллами разузнал поподробнее об убийстве Кейджа. Следствие строило предположение, что убийство было групповым. Никаких следов не осталось. Беллами не верил в совпадение. Уже во второе похожее совпадение. Роан так же был убит после нападения на Джона. Теперь тоже самое произошло с Кейджем.       «Единственный, кто приходит на ум, человек, способный оказать тебе такую помощь — это Маккрири. Но как ты смог его уговорить? И вряд ли он помог тебе убить Роана. Маккрири настолько бесстрашно себя не ведёт. Кто тогда?»       Беллами вспомнил тот вечер, когда Джон пропал из виду на несколько часов, не взял с собой телефон, чтобы его не отследили. И вернулся в хорошем настроении. У него даже аппетит проснулся, хотя с этим у него часто проблемы. Беллами с тяжестью осознал, что Джон скорее всего присутствовал на этом убийстве.       «Меня просил его не убивать, чтобы сделать это самому?» — задумался Беллами. — «Как и Джоанну закрыл от пистолета, чтобы потом отравить. Только ли это упрямое желание справиться со всем самостоятельно? Или есть ещё немаловажный фактор?»       От мыслей прервал звонок Финна. Он не звонил Беллами просто для того, чтобы поболтать, и потому его звонок немного встревожил. — С Джоном всё в порядке? А то я давно дозвониться до него не могу. — В порядке. Он дома. — Меня просто игнорирует? — Не знаю. Я передам, что ты искал его.       Слыша его подавленный голос, Финн поинтересовался: — А сам как?       Беллами в последнее время не понимал, как отвечать на подобные вопросы. Если бы он отвечал искренне, это звучало бы как: «Хуёво. Убейте меня. Хоть кто-нибудь. Просто убейте меня. И больше не спрашивайте, как у меня дела».       С учётом того, что после драки на теле болели множественные ушибы, разрывы сухожилий, отеки, отбитые почки, так ещё и моральное состояние на нуле, бесконечные тревога и апатия, необходимость нести ответственность за неадекватного, бывшего парня, которому это нахрен не сдалось, но для того, чтобы бросить его одного не хватает решимости и равнодушия по отношению к нему. Наверное, это нормально в такой ситуации, что Беллами немного завидует Кейджу, и предпочёл бы сейчас оказаться на его месте. Но Беллами берёт всю свою волю в кулак и произносит: — Я в норме.       Разговор с Финном долго не продлился. Положив трубку, Беллами мысленно себя добил: «Я слишком мило общаюсь с парнем, который трахнул любимого мне человека. Что ж, я сам над собой теперь люблю поиздеваться, по ходу. Я превратился в преданного щенка. Единственное отличие, щенкам достаётся больше любви. Но я, по всей видимости, тот самый, которого топят за то, что он родился».       Немного приведя мысли в порядок, Беллами решил всё же найти Джона, чтобы самому убедиться, что у него всё хорошо. Вдруг он не просто так игнорирует звонки Финна. В спальне Джона не было, Беллами пошёл его искать по дому. Стояла гробовая тишина, как будто и нет никого. Но так было всегда, Джон тихий. Звать его бесполезно, он никогда не отзывается.       «Надо бы тебе колокольчик на шею прицепить. Чтобы хоть как-то реально было тебя найти»       Дойдя до кухни, Беллами заметил красную густую лужу на полу. Зашёл за кухонный остров. Там Джон полулёжа сидел на полу, облокотившись спиной о кухонную тумбу, без сознания с окровавленными руками. Беллами застыл в оцеплении на пару секунд. В голове бегло мельтельшнула картина из прошлого — изрезанное тело матери в красной от крови воде. Пережить это снова — гарантировано сойти с ума. Нет, такое нельзя пережить дважды. Второй раз этого больше не вынести. Боль пронзила всё тело, словно бы это он изрезан и истекает кровью. Он даже ничего не смог произнесли, кроме как сорванным на шёпот голосом, едва ли связанно: — Нет. Нет. Это неправда.       Он подскочил к Джону, рухнув перед ним на колени, прижал его к себе. С трудом дыша, дрожащими руками нащупал его пульс на шее.       «Он жив?» — влетело в голову. И тут же Джон рассмеялся, не открывая глаз.       Беллами не сразу смог осознать, что происходит. Грешил на галлюцинации, на то, что у него уже поехала крыша. Джон открыл глаза и насмешливо посмотрел ему в лицо: — Купился?       И тогда Беллами осознал. Ему казалось, что он сейчас вцепиться Джону в горло и убьёт его, но уже по-настоящему. Он с несдержанной злостью испепелял забавляющееся лицо парня. Отбросил его от себя на пол и поднялся на ноги. — Ну ты и грубиян, — игриво пожаловался Джон. — Разве можно так обращаться с покойниками? — Ты считаешь, это смешно? — Беллами сдерживал ярость как мог, но она сочилась в его голосе. — Да. А тебе не понравилось? — Тебе напомнить, сколько тебе лет? — Я помню. Это ты слишком серьёзный, как будто бы тебе все триста. — Извини, что не оценил примитивный, тупой пранк, — с озлобленной иронией сказал Блейк, пронзая Джона взглядом. — Не такой уж и примитивный, раз ты повёлся, — продолжал ухмыляться Джон. — В своё оправдание скажу, что не специально его разрабатывал. Упустил томатную пасту. Потом решил, чего добру пропадать. Надо хотя бы повеселиться. — Ни в чём себе не отказывай. — Да я вроде и не отказываю. Но раз ты не против, то никаких претензий? — невинно уточнил Мёрфи.       Беллами поспешил ретироваться на улицу, чтобы не прибить Джона со злости. Оказавшись на веранде, с размаху ударил ногой горшок с цветком, выкрикнув: — Сука! После глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться, приговаривая себе: — Спокойно. Спокойно… Ты не можешь его прибить, ты же его любишь. — В очередной раз выдохнув, с горечью произнёс: — Нахуя только, спрашивается? Как будто это кому-то нужно. Была б моя воля, выкинул бы его к чертям из своей головы. Почему никак не могу этого сделать?       По оголённым нервам словно бы прошлись скребком. Это чувство жгло внутри и растекалось по всему телу. Словно старую рану вскрыли самым жестоким и бесцеремонным образом. И сделал это самый любимый человек. Просто развлекаясь. Когда любовь становится злой и безжалостной, что тогда остаётся в мире? За что в этом мире можно держаться? Беллами всё время балансирует на грани, не зная наверняка, сколько ещё устоит. Это было так тяжело, что порой хотелось сдаться, хотелось рухнуть, слететь с обрыва, только бы это всё закончилось. Всё ещё не мог себе этого почему-то позволить. Будто осталось ещё для кого жить. Если сгинет, Джон наверняка и не расстроиться. В нём не осталось жалости, эмпатии, сочувствия. К Беллами не осталось. А Беллами же стелет перед ним мягкие ковры. Чтобы тому было мягче ступать, чтобы тот не испачкал ноги в его крови.       Приведя себя в чувства, в относительную норму, Блейк решился вернуться в дом. Растёкшиеся лужи томатной пасты исчезли, а Джон уже стирал салфеткой капли своей импровизированной крови с дверцы кухонной тумбы. Беллами встал рядом, глядя на него. Джон закончил с уборкой, поднялся на ноги, и салфетка полетела в раковину. — Ну, как новенькая, — похвастался Джон своей уборкой. — Что ты хотел приготовить? — ровным тоном спросил Беллами, уже без тени злости. — Жаренный тофу в томатном соусе. Но моя затея провалилась, столкнувшись с первыми же трудностями.       «А ты ожидал, что откроешь томатную пасту? Нашёл самое лёгкое блюдо» — Откуда продукты? — поинтересовался Беллами, ведь ни пасту, ни тофу он не покупал. — Я заказал доставку из супермаркета. — Денег много? — На еду хватает.       «Ну, в связи с последней его деятельностью, счёт у него не пустой, очевидно,» — объяснил себе Беллами.       После он подошёл к холодильнику, предложив: — Давай я приготовлю. Наставляй меня. — Открыв холодильник, Беллами увидел три банки томатной пасты и спросил: — Зачем так много? — Я ожидал, что что-то может пойти не так, — буднично отвечал Джон, будто бы совсем не издевался над ним несколько минут назад. Джон редко когда так спокойно вёл разговор, и это выглядело как временное, но непродолжительное затишье, но Беллами мог насладиться хотя бы этим. Хотя наслаждением, после случившегося, это не назовёшь, но можно было хотя бы передохнуть. Джон, по всей видимости, сполна напился его крови, и пока что добавки ему не требуется.       Беллами порезал кубиками тофу, нарезал овощей, всё скинул в сковородку, как и диктовал ему Джон. Мёрфи тоже помогал, чем мог. Пока ужин скворчал на сковородке, Беллами присматривал за ним и помешивал лопаткой, и тем временем переговаривался с Джоном: — Финн не мог до тебя дозвониться. — Как я мог ответить? Я же был мёртвый, — усмехнулся Джон. — Да, ты очень был занят.       Рассмотрев томатную пасту, перед тем как вылить её в сковородку, Джон беспечно поделился мыслями: — Такая тёмно-красная паста, будто специально разработана для подобных пранков. С добавкой, может, какой? Или это чья-то менструальная чаша? — Ужин будет вкусным, — бесстрастно прокомментировал это сравнение Блейк.       Как только ужин был готов, Беллами раскидал его по двум тарелкам, раздумывая: «Хоть поужинаем вместе. Хотя радость ли это? Сейчас снова начнёт про минеты во время еды затирать. Как будто это так уместно при нынешних наших отношениях. Но ему просто в кайф иногда напоминать о том, что мы когда-то трахались. Как будто я об этом забываю».       Джон взглянул на ужин, вытянул довольную непосредственную улыбку и похвалил старания Беллами: — Ммм, выглядит изумительно.       Беллами засмотрелся на него, но не позволял себе обольщаться: «А ты прямо выглядишь милашкой. После того, как жёстко прошёлся по моему триггеру. Ну да ладно. Ты ведь только играешь в доброжелательность. Снова для, того чтобы я расслабился?»       Парни приступили к еде. Беллами молчал, не зная, о чём завести разговор. Беспощадно выскобленное сердце в груди всё ещё стонало и мучилось. Злость на Джона исчезла, но осталась боль. И ужасно хотелось заткнуть её, залечить рану нежностью. Джон так близко, что можно дотянуться до него рукой, коснуться, загрести в объятия, целовать. И Беллами привык делать так, когда ему было больно. Но теперь оставалось только смотреть и рисовать это в своём воображении. — Чего Финн хотел? Соскучился за мной? — с довольной, многозначительной улыбкой поинтересовался Джон.       Беллами смотрел ему прямо в глаза, сдерживая нарастающий крик души, и ровно ответил: — Наверное.       «Я тоже за тобой очень соскучился,» — с болью просочилось в мысли. Он так скучал по человеку, которого видит прямо перед собой. Раньше бы он и не подумал бы, что так бывает. Люди скучают по тем, кто далеко. Он же разрывался от тоски по тому, кто рядом. Это ли не самое паршивое чувство, что ему приходилось испытывать? — Тогда надо бы уделить ему внимание, — произнёс Джон, так же пристально глядя Беллами в глаза, играясь его израненным сердцем, как любимой игрушкой.       Беллами опустил глаза, пряча от парня вымученный взгляд. С виду он оставался невозмутим, ни один мускул на лице не дёрнулся. Но по взгляду можно было прочесть многое. И Джон улыбался, глядя на него, наслаждаясь своей победой. — Спасибо за ужин. Было вкусно, — искренне поблагодарил Беллами и отставил блюдо, которое осилил буквально с пару ложек. Но его моральное состояние не располагало к аппетиту. — Тебе спасибо. Ты же приготовил, — ответил Мёрфи, больше не ухмыляясь.

***

      Спустя пару дней Беллами нужно было подписать некоторые документы своей рукой. Но чтобы не показываться в офисе, он попросил Мэй заехать к нему домой, оплатив ей такси. Девушка скоро появилась на пороге его дома, Беллами пригласил её зайти, пока она ошарашенно осматривало его лицо. — Что случилось? — со сдержанным беспокойством спросила Мэй. Она всегда была собрана и бесстрастна, но сейчас даже она не смогла не проявить никаких эмоций. — Не бери в голову. Я в норме. Просто не такой красивый, как раньше, — с мягкой улыбкой успокоил её Беллами. — Поэтому Вы сказали не назначать встречи в этом году? — Да. Давай поскорее просмотрю документы, чтобы тебя не задерживать. Будешь чай или кофе, пока ждёшь? — Я не откажусь от кофе. Спасибо.       Девушка выложила документы на стол и села рядом на стул. Беллами быстро сделал кофе через кофемашину и подал его гостье. Тут же рядом с ней на столе поставил крупную куклу в упаковке. — Это подарок на Рождество. Передай его своей дочери от меня.       Мэй мило улыбнулась и поблагодарила: — Благодарю. Ей очень понравится.       Беллами стал изучать документы, перед тем как их подписать. В это время Мэй не отвлекала его разговорами. Пока Беллами не задавал ей пару вопросов о работе, на которые она ёмко, коротко и по делу отвечала. Спустя несколько минут в гостиную вошёл Джон. Увидев девушку, его глаза загорелись, и он подошёл к ним. — У нас гости? — Джон рассмотрел её и бесцеремонно восхитился: — У-ху, какая дамочка.       Беллами бросил в него настороженный взгляд и заранее оповестил, надеясь хоть так избежать ненормальных выходок с его стороны: — Это Мэй. Мой заместитель. — А я Джон. Друг с проблемами. — Приятно познакомиться, — собрано ответила Мэй, держа лицо. А после чуть озадаченно уточнила: — С какими проблемами? — С тактичностью, как видишь, — процедил Беллами, усмирив парня недовольным взглядом.       Джон схватил в руки коробку с куклой и рассмотрел её, сказав: — Ничего себе, какая кукла. — После поставил и ехидно взглянул на Беллами, усмехнувшись: — Ты теперь девушек совращаешь с помощью детских игрушек? — Это для ребёнка, — ледяным тоном ответил Беллами.       Джон ещё больше развеселился: — Ребёнка совращаешь?       Блейк строго оборвал его: — Джон, мы решаем рабочие вопросы. Ты можешь оставить нас? — Да решайте. Я что вам, мешаю что ли? — небрежно высказал Джон и сделал вид, что начал заниматься своими делами, но не уходил.       Беллами обратился к настороженной к присутствию Джона девушке: — Извини, Мэй. Давай я всё подпишу.       Беллами не стал уже тянуть и подробно вчитываться. Бегло просматривал документы и расписывался. Хотелось поскорее выпроводить Мэй, чтобы она не была свидетельницей всего этого дерьма. Не известно, чего ещё можно ожидать от Джона. И Мёрфи не заставил себя долго ждать. Пока Беллами подписывал бумаги, он подкрался к Мэй и полушёпотом позвал её: — Пс, дамочка. У тебя есть дочь?       Мэй холодно взглянула на него, и её взгляд был наполнен недоверием, даже некоторым опасением. Беллами стал наставлять её спокойным тоном, не отрываясь от работы: — Не отвечай ему, Мэй. И не смотри ему прямо в глаза. Сделай вид, что его не существует.       Джон обиженно фыркнул: — Я не собака, нападать не стану. — После он жалобно обратился к девушке: — Он держит меня здесь взаперти. Я людей почти не вижу. Поговори со мной, иначе я тут сдохну от скуки и одиночества. — Зачем вы интересуетесь моей дочерью? — ровным тоном спросила Мэй, пристально глядя ему в глаза. — Просто интересно, неужели Беллами решил завести себе девушку с ребёнком. — Я замужем. — Пф, когда это его хоть что-то останавливало? — усмехнулся парень. — Джон, иди к себе в комнату, — приказал Блейк. — Не пойду. У нас тут завязалась интересная беседа с дамочкой. Ты мог бы не вмешиваться? — после Джон снова вернулся к Мэй с натянуто дружелюбным видом и откровенно спросил: — А муж тебя удовлетворяет в постели?       Она ошарашенно посмотрела на него. Беллами так же бросил в него взгляд, но совсем не удивлённый, а злой. — Нет? — «якобы» удивился Джон и насмешливо взглянул Беллами прямо в глаза, произнеся: — Я тебя понимаю. Бывает. Но не стоит отчаиваться. Всегда можно заменить его на кого-то получше.       Блейк едва ли слышно выдохнул, сжал ручку с такой силой, будто способен раскрошить её на части в ладони. Собрался с силами, чтобы всё это выдержать и не сорваться, пока Джон питается не только его кровью, но и плотью, вонзаясь пальцами в открытые раны, растягивая их, разрывая сильнее, углубляя.       Используя всё своё терпение и колоссальную выдержку воли, Беллами подписал последний документ и передал листы Мэй со словами: — Всё готово. — Я уже пойду, — сказала девушка, сложив бумаги в папку, не желая задерживаться. — Даже на кофе не останешься? — невинно спросил Джон и взял её чашку со стола, отпив глоток: — Вкусный. — Нет. Мне уже пора, — ответила девушка. И тут Джон опрокидывает кофе, чашка летит вниз, бьётся о стол, разлетается на части, а напиток попадает Мэй на штаны, от чего девушка вскрикивает.       Беллами подлетает к Мэй и обеспокоенно спрашивает: — Ты в порядке? Сильно горячий? — Немного. Всё нормально. — Сейчас, минутку. Возьми на кухне полотенце. Я скоро вернусь, — сказал ей Беллами, а после грубо схватил Джона под руку и потащил за собой. — Отпусти, — стал сопротивляться Джон, но сил на то, чтобы вырваться у него не было. Беллами проигнорировал парня, продолжая вести разговор с Мэй: — Он забыл таблетки принять. С головой у него тоже проблемы.       Он потянул Джона за собой на второй этаж, затащил в комнату и там уже отпустил, после чего выругался: — Что ты творишь? Мне тебя в комнате запирать, когда ко мне люди приходят, чтобы их обезопасить от тебя? — Думаешь, я специально вылил на неё кофе? — с той же претензией выпалил Джон. — Ты знаешь, что я криворукий. — Ты тоже это знаешь. Зачем нужно было брать кофе и демонстрировать свою невъебенность перед ней? — Мне всё равно на твою тёлку. — Это моя коллега. Она приехала сюда по работе. — Всем коллегам делаешь подарки? — Джон, ты, конечно, вряд ли понимаешь, что такое бескорыстное проявление благодарности и признательности. Но я просто сделал подарок её дочери, чтобы порадовать ребёнка в Рождество. И тем самым сделать приятно Мэй в благодарность за хорошую работу. — Ты теперь Санта Клаус? Или забыл, как надо делать женщине приятно? — Тебе ещё не надоела эта игра? — Нет. А должна? — Если тебе так жизненно необходимо выёбываться и измываться над кем-то, можешь это делать со мной. Я сам это выбрал и знаю, на что иду. Но не смей лезть к другим людям. Мэй ничем не заслужила такого отношения. — Иди лучше помоги девушке, чем меня отчитывать.       Беллами бросил напоследок на него пронизывающий взгляд. Он не увидел у Джона раскаяния или сожаления, но добиваться этого было бы глупо. Блейк оставил парня в его комнате и спустился в гостиную. — Прости, Мэй. Мне очень жаль, что так вышло. Он не хотел сделать это специально.       «Надеюсь,» — мысленно дополнил Беллами. — Он, правда, сумасшедший?       Парень устало выдохнул, ответив: — Это сложно. — Вы присматриваете за ним? — Да. — Наверняка, это очень непросто. — Мэй печально задумалась, а после спросила: — Это случайно не он сделал с Вашим лицом? — Нет.       «Хотя это спорно. Вполне можно сказать, что он». — Вы подвергаете себя риску, пытаясь помочь этому человеку. Надеюсь, вы знаете, что делаете. — Я тоже на это надеюсь, — слишком откровенно признался Беллами. Наверняка, не стоило этого произносить вслух, но он слишком устал. — Всего доброго, — попрощалась с ним Мэй.       Беллами проводил её до двери со словами: — Ещё раз приношу извинения. Мне очень жаль, что так вышло.       Она в ответ скованно улыбнулась, сжав губы, желая показать, что всё в порядке, после чего вышла из дома. Беллами вернулся к столу, стал собирать осколки от чашки, вытирать остатки кофе со стола, в тяжёлых размышлениях.       «Знаю ли я, что делаю? Конечно, не знаю. А можно ли что-то знать в этой ситуации? Он хоть немного задумывается о том, что он делает? Или ему настолько важно, за всё на мне отыграться, испортить мне жизнь, что ему всё равно, как и кого бить, главное чтобы по мне попадало?»

***

      Ближе к вечеру Джон собрался пойти прогуляться с Финном. Беллами прикурил на веранде, дожидаясь парня. Ему нужно было убедиться, что Финн действительно придёт за ним и заберёт. Словам Джона больше веры нет. Так же он хотел переговорить с Финном с глазу на глаз до их с Джоном прогулки.       Парень появился во дворе и поднялся на веранду, озадаченно рассматривая Беллами, даже забыв поздороваться. — Привет, Финн. — Привет. Что с лицом? — Должен предупредить тебя. У Джона поехала крыша. Старайся его не провоцировать. Хотя спровоцировать его может всё, что угодно. Даже если будешь просто молчать. Но, возможно, это только со мной так. Надеюсь, у вас всё пройдёт гладко. — Так, подожди, — опешил парень. — Джон не мог этого сделать. — Сам не может, но неплохо находит альтернативные способы. — Что это значит? — Он спровоцировал троих парней. Очень жёстко. И мне пришлось отдуваться, чтобы его не избили, — спокойно поведал об этом Беллами. И увидев охреневшее лицо Финна, дополнил: — Если передумал идти с ним, то я пойму. Он, конечно, побеситься. Но ничего, переживёт. — Нет, не передумал. Посмотрим, что из этого получится. — Хорошо. Только не оставляй его одного. Чтобы он ни делал и ни говорил. Если вдруг не останется сил его терпеть, позвони мне. Я сразу же приеду, заберу. — Ты можешь на меня положиться, — решительно заверил его Финн. — Только это и радует. Мало, на кого могу положиться в последнее время.       «Настолько мало, что только на себя. Ну теперь ещё и Финна, частично. В нём, в общем-то, не сомневаюсь. Он Джона в беде не оставит,» — раздумывал Блейк, затягиваясь сигаретой и стараясь выглядеть непринуждённо. Но он почти всегда находился в состоянии нервного напряжения. Потому что его любимое «чудо» в любой момент может выдать очередной сюрприз.       Финн тоже задумался, а после задал волнующий его вопрос: — Ты правда забрал его только из-за того, что заклинило дверь в ванной, и он не мог оттуда выйти? — Он так сказал? — Да.       «С одной стороны, не стоит держать Финна в неведении, ведь лучше бы ему знать о том, что случилось, чтобы перестраховаться от повторения истории, и он мог быть начеку. С другой, я понимаю, как Джону не хочется, что бы все знали такую правду. Хотя Октавии с Атомом он сказал. Понятно, что для того, чтобы шокировать. С Финном так поступать не хочет?» — Не только поэтому. Но раз Джон не захотел раскрывать причину, то, понимаешь, я не имею право это делать против его воли. — Ему снова что-то угрожает? — Больше нет. Джон сам себе угрожает. И защищать его нужно от него самого.       Парни замолчали, каждый с тяжестью задумался о сложившейся ситуации. Беллами задумался о том, что стал курить очень часто. Хотя на это было плевать сейчас. Он был бы не против и уйти в запой. В вечный. Только пока не мог себе это позволить. Ответственность не позволяла. — У вас отношения хоть как-то начинают налаживаться? — спросил Финн.       Беллами лишь криво усмехнулся, обнажая свою боль этой улыбкой. — Всё-таки вы теперь живёте под одной крышей, — добавил Финн. — Не переживай, у нас разные спальни, — холодно процедил Блейк.       Финн покосился на него в замешательстве, не ожидая услышать ответ в такой форме. После он глубоко задумался, на его лице отразилось горькое сожаление. Выдохнув, парень начал нелёгкий для себя разговор: — Я должен тебе признаться. Не хотелось бы, что всё это осталось за твоей спиной. И мне жаль, что тебе придётся узнать об этом вот так. — Беллами внимательно посмотрел на Финна, с интересом наблюдая за ним, уже понимая, в чём он хочет признаться. Финна заметно гложило чувство вины, ему было сложно заставить себя это произнести, но он пересиливал себя, а Беллами ему не мешал. — Мы переспали с ним, — нашёл в себе силы признаться Финн, глядя куда-то в сторону. — Ещё до того, как его искалечили. Когда он жил в доме отца. — Я знаю, — ровным тоном ответил Беллами, не выразив не единой эмоции. — Знаешь? — опешил Финн, уставившись на него. — Джон сказал? — Да.       Финн обречённо выдохнул: — Боюсь даже представить, как именно он сказал. — Что ты трахаешься как Бог, — произнёс Беллами, старательно сдерживая свои истинные эмоции на этот счёт, выглядев с виду максимально спокойным, но не равнодушным.       Финн прикрыл глаза и неодобрительно покачал головой, будто отчитывая парня, которого рядом нет: — Эх. Джон. — Помолчав с пару секунд, сказал: — Не думаю, что это правда. — Сомневаешься в своих способностях? — Просто он это сделал, чтобы забыть тебя. — Ну у него это получилось. — Ты в этом уверен? — Теперь более чем. В нём и человеческой сострадательности ко мне не осталось, не то, чтобы любви. По мне видно.       Финн снова осмотрел его побитое лицо с сочувствием и произнёс мысли вслух: — И зачем ты это терпишь? — А кто, если не я, способен его вытерпеть? — Да, наверное, и правда, никто не сможет, — согласился с ним Финн, по всей видимости, сомневаясь даже в своём терпении. — Слушай, между мной и Джоном тоже ничего нет. Я думаю, ему просто было скучно. Может, одиноко. — А ты всем готов помочь в вопросе временного избавления от одиночества?       На лице Финна вновь отразилась вина, и он с печалью ответил: — Нет.       Беллами хотел наконец сбросить это напряжение, что уже в горле сжалось комом, и непосредственно высказался: — Жаль. А то мне тоже одиноко.       Финн бросил в него удивлённый взгляд, не поверив в то, что услышал. Беллами улыбнулся ему, чтобы тот успокоился и понял, что это шутка. Только тогда Финн осознал это и рассмеялся. В этот момент из дома вышел Джон и бросил взгляд на забавляющихся парней, странно поглядывая то на одного, то на другого. Улыбки с их лиц испарились. — Привет, Финн, — поприветствовал его Джон.       Финн не успел ответить ему, как парень подошёл к нему очень близко, положил руку ему на шею и накрыл его губы своими. Финн остолбенел на месте, потерявшись, ничего не предпринимая, не отвечая и не отталкивая. В то время как Джон пользовался его замешательством и позволял себе ласково целовать его губы, с демонстративной чувственностью, нежностью. Беллами стоял рядом и смотрел на них, пока боль пронизывала его тело сотнями мелких иголок. Джон просто касался губами Финна, но как будто бы резал Беллами наживую без анестезии. Благодаря титаническим усилиям выдержки, Беллами не сорвался на то, чтобы насильно оттянуть от него Джона. Собственными глазами видеть, как Джон целует не его, другого. Просто стоять и смотреть на это, без возможности что-либо сделать. Всё это было ещё одной изощрённой пыткой. Каждый раз пытки меняются, чтобы он не мог к ним привыкнуть. И эта была одной из самых болезненных.       «Он, наверное, теперь упивается своей свободой от меня. Ну замечательно, никто же не запрещает. Зачем только пытаться всё время ударить меня побольнее?»       Мёрфи отстранился от Финна, поймал его неодобрительный взгляд и, не обронив больше ни слова, спустился с веранды, покидая пределы дома. Финн не нашёл, что сказать Беллами, и просто пошёл следом за Джоном, чтобы не потерять его из виду. Беллами остался один, слушая вечер, несмелый порыв ветра, своё одиночество. Холод забрался под кожу, ужасно хотелось согреться, только было бы чем.

***

      Очень скоро Финн нагнал Джона, но они шли какое-то время в молчании. Джон старался не слишком задумываться обо всём, но всё же в его голове всплывал один навязчивый вопрос: Что с Беллами? Он не мог перестать ревновать. Не мог так легко ко всему относиться. Но он просто стоял на пороге своего дома и мило беседовал с Финном, словно они закадычные друзья. И это после того, что Джон ему рассказал. Можно было ожидать, что угодно, что Беллами готов будет оторвать Финну голову, но не улыбаться ему.       «Зачем я вообще об этом думаю? Пусть он строит из себя самого спокойного человека. Но я смогу вывести его из себя. И так иногда получается. Но скоро доведу его до бешенства. Пусть выставит меня за дверь, выкинет из своей жизни. Пусть ненавидит меня. Так же, как я его ненавижу. И тогда, наконец-то, мы достигнем взаимности. Только так это возможно».       Что будет делать Джон потом, он не обдумывал. Он не знал как дальше строить или разрушать свою жизнь. Останется кто-то рядом, или он всех растеряет? Но он устал за кого-либо держаться. Лучше уж остаться совсем одному. Устал прощать, понимать, принимать, а в ответ получать лишь страх, что если он сделает что-то не так, его не простят, не поймут, не примут. Пусть с ним тоже не будет комфортно, пусть с ним будет больно и страшно. Пусть Беллами поймёт, что он не получит ничего за своё терпение, преданность, за теплоту. Он только всё потеряет. Даже больше, чем у него было. Спустя недолгое молчание Финн прямо задал вопрос: — Этот поцелуй — был издёвкой над ним или надо мной?       Джон ничего не ответил, и тогда Финн безнадёжно выдохнул: — Скорее, и то и другое.       Мёрфи не знал, что на это ответить. Не знал, что от него надеяться услышать. Да, он думал только о том, чтобы ранить Беллами. Думал ли, что это может задеть и Финна? Нет, не думал. Они ведь просто друзья, которые как-то потрахались. Финн сам был не против этого. Сам предложил оставить всё, как было. — Почему ты молчишь? — не сдержался Финн. — Что ты хочешь услышать? — безразлично спросил Джон. — Да хоть что-нибудь. Я думал, раз мы встретились, то будем говорить. Тишину я и дома могу послушать. — Я не знаю, о чём говорить. Ты же хотел увидеться. — А ты не хотел? Я тебя заставил? — сказал Финн несколько укоризненно. — Нет. Не заставил.       Финн повёл парня за собой в ближайший, безлюдный сквер, посадил на скамейку и сел рядом. Он со всем вниманием посмотрел на Джона, готовясь к важному разговору: — Может, будешь со мной откровенным? Что тебя гложет? — Ничего, — бесцветным голосом ответил Мёрфи. — Всё просто очень резко изменилось. — Ты, в особенности. — Я, в особенности.       Финн всё пытался что-то в нём разглядеть, понять, но по непроницаемому лицу Джона, по его безжизненной манере вести диалог, докопаться до истины было невозможно. — А тебе самому эти изменения нравятся? — Мне ничего в этой жизни не нравится. И никогда не нравилось. — Ну это уже неправда, — опроверг друг. — Раньше ты любил жизнь. Не смотря ни на что. — Возможно, от части. В некоторых её проявлениях. — Может, взглянешь на эти проявления снова?       По Джону эти слова прошлись как катком по нервам. Он пытался сдержать раздражение, но удавалось не очень: — Прошу, не надо мне только раздавать советов. Ты в моей шкуре никогда не был, чтобы что-то мне советовать. Я вообще не знаю, как мне жить дальше. А ты сейчас даёшь советы по типу «Ну ты попробуй». Я не придумал свои проблемы, свою инвалидность, бесчеловечные пытки, что мне пришлось пережить. Я не могу просто закрыть на это глаза и представить, что этого всего нет, не было. Что это вообще ни на что не влияет.       Возможно, Финн получил то, чего хотел. Джон хотя бы вышел на честный разговор, не отмалчивался и не делал вид, что всё идёт, как должно быть, что он в порядке, что его «ничего не гложет и просто всё изменилось». — Я понимаю это, — попытался сгладить острые углы Финн. — И ты прав. На некоторые вещи невозможно закрыть глаза и сделать вид, что их не существует. Только жизнь ещё не заканчивается. Всё идёт своим чередом. И в этой жизни нужно за что-то цепляться, даже через силу. Даже если силы иссякли. Я всего лишь желаю тебе добра. И ты меня пойми. Я не могу просто смотреть, как ты сходишь с ума. — Не смотри. Отвернись.       Во взгляде Финна появилось разочарование. Он не знал, на чём в таком случае можно строить диалог.       Но следующую фразу Джон произнёс болезненно, хрипло, будто сжатым в грудной клетке, голосом, давая Финну его же совет: — Сделай вид, что ничего не происходит.       Посмотрев на поникшее, безрадостное лицо Финна, Джон, сдерживая крик души, который срывался на злостный хрип: — Не можешь? А я могу? Я всё могу, по-вашему. Да откуда у меня столько ёбанных навыков? Я вообще мало чего могу в этой жизни. Только всё время выёбываюсь, будто чего-то стою. Чего вы все ждёте от меня? Что я буду счастлив? Что всё смогу преодолеть, пережить? Что так легко отряхнусь от всего этого дерьма и взлечу? Не просите меня быть таким, как прежде. Я не требую от вас терпеть меня. Вы можете меня послать к чертям, я не прошу меня принимать. — Не знаю, о чём ты. Мне всё время нравилось, как ты выёбываешься. — Перенравилось? — Нет, — печально выдохнул Финн, опустив глаза. — Но стало немного жутковато. — Да представь себе, я тоже от всей этой хуйни не в восторге. Я тоже не мечтал кончить вот так. Только знаешь, меня никто не спрашивал, о чём я мечтаю, когда меня ломали. Не спрашивал, что мне там нравится. Просто я всё время был всем дохрена должен. И почему-то должен до сих пор, хотя у меня ничего не осталось. А вы все — любители раздавать советы — вместо того, чтобы рассказать мне, что мне делать, поинтересуйтесь сначала: «Почему ты ещё не сдох?»       Последние слова Джон выложил с такой болью, отчаянием, что его слова жгли воздух, заполняя километры вокруг себя мраком и угарным газом. Финн взглянул на него с тяжёлой тоской и мягко произнёс: — Я услышал тебя. Правда, услышал. Я не буду больше нести эту бессмыслицу, чтобы тебя поддержать. Потому что эта поддержка, по сути, нужна мне, а не тебе. Чтобы я не казался себе безучастным. А когда эта поддержка будет нужна тебе, знай, я буду рядом. И ты сам сможешь ко мне за ней обратиться.       Джон устало, почти обессиленно выдохнул. Чувствуя как его постепенно отпускает заполонившая его тяжесть. Он испытал совсем немного облегчения, встретив понимание. Надежду, что сможет поддержать хоть какую-то связь с Финном, если тот сдержит свои слова. Ведь он не понимал, как дальше общаться с другом, не желая терпеть нотации, попытки «помочь», наставления, его желания лучшего. Джону всё это было сейчас не нужно. Он не смог бы на это реагировать так же, как раньше. Ему просто было нужно чтобы есть оставили в покое. Хотя бы на какое-то время. Позволили во всём разобраться, привыкнуть, понять, как со всем этим жить. — Спасибо, — с искренней благодарностью тихо выронил Джон, и Финн положил руку ему на плечо, немного сжав, с безмолвным участием.

***

      Пока Беллами отвлекался на работу, он меньше думал о личном, наболевшем. Только поцелуй Джона с Финном часто крутился в голове, и от этого не получалось отвлечься. Работу он закончил с горем пополам. Хотелось пойти и напиться до невменяемого состояния, но это было слишком опасно, учитывая сколько боли и злости в нём скопилось. Если она выйдет наружу, Беллами бы не мог отвечать за последствия. Поэтому приходилось всё это выносить на трезвую. Что было ужасающей мукой. Как с этим всем справляться? Как оставаться спокойным? Беллами как-то удавалось, но только потому что он кутался в себе, заталкивая боль внутрь себя, где она нещадно резала его.       С Джоном они весь день не пересекались. Беллами и не был к этому готов. Чувствовал, что слишком слаб сейчас, чтобы выносить их нелёгкое взаимодействие. А ему нужно было быть стойким. Брать силы из ниоткуда. Кое-как набравшись решимости, Беллами спустился вниз, чтобы поужинать, морально готовясь увидеть Джона, одновременно желая этого и боясь. Ещё на лестнице его настиг аппетитный запах готовой еды. А на кухне в двух тарелках ждал горячий ужин, на что Беллами удивлённо уставился, подумав: «Он кого-то в гости ждёт?»       Джон встретил его довольно радушно: без злой иронии или глумления, без вычурной фальшивой доброжелательности. Он был просто собой, каким был раньше. В голосе даже скользнуло немного теплоты. — Я приготовил ужин. Садись, — позвал его Джон.       Беллами не мог поверить в реальность происходящего, застыл на месте, растерянно глядя на ужин и на дружелюбно настроенного парня. Джон тоже заметил его замешательство и посмотрел на него в ответ, терпеливо дожидаясь хоть какой-то реакции или ответа. Беллами заставил себя очнуться и произнёс: — Ты бы мог попросить меня помочь. — Не парься, я справился. Тем более ты был занят, а у меня полно свободного времени. Садись, пока не остыло.       Беллами с заторможенной реакцией, как и с чувствами, которые бились в панике, не понимая, как на это реагировать, сел напротив Джона. В тарелке был жаренный рис с курицей и крупно порезанными овощами. Джону теперь не удавалось резать мелко. — Спасибо, — поблагодарил Беллами, все ещё выглядев потерянным, пытающимся осознать реальность.       «Что за резкая перемена произошла после прогулки с Финном? Финн так хорошо на тебя влияет?» — подумал Беллами. И вроде бы, это было к лучшему, но ревность пробирала так сильно, что оценить улучшения, если таковы есть, было сложно.       Парни приступили к ужину. Они молчали во время еды, оба были задумчивы. Беллами бы хотелось залезть Джону в голову и узнать, о чём тот думает. Его теперь всегда нелегко понять, а сейчас в особенности. Честен ли он сейчас?       Когда с ужином было покончено, Беллами вновь поблагодарил Джона и загрузил всю посуду в посудомоечную машину. Джон не ушёл к себе к комнату, как это обычно бывает, он подошёл к нему и встал рядом. Беллами тоже не стал уходить, решив, что Джону есть что сказать, пусть и тот пока что молчит. — Как ты думаешь, из нас могло бы ещё что-то получится? — спросил Джон.       Это был совсем уж неожиданный вопрос. Сердцебиение будто замедлилось, и Беллами замер, всматриваясь парню глубоко в глаза. — Если бы тебе это было нужно, то да. — Я всё ещё нужен тебе?       Беллами сделал паузу, не потому что задумался над вопросом, а потому что произносить эту правду вслух было больно. И даже страшно. Страшно, что эта правда, на самом деле, Джону не нужна. — Нужен, — тихо ответил Блейк, глядя ему в глаза с бесконечной нежностью, с щенячьей преданностью. — Очень нужен.       Джон держал эмоции при себе, но при этом не выглядел отчуждённым, безразличным или холодным. Не было той очевидной злой усмешки, глумления. Он был увереннее, чем раньше. Ведь раньше Джон боялся задавать такие прямые откровенные вопросы Беллами. Боялся получить не те ответы, которые ожидает, или же получить лживые, по его мнению, и поверить им. — Даже не смотря на то, что я изменился? — уточнил Джон. В глазах его тлели ожидание и печаль. Взгляд его казался тёплым, не тем — колючим и острым. И Беллами смотрел на него, не отрываясь, стараясь запомнить его таким на подольше, если он вновь ожесточится. — Не смотря ни на что, — искренне заверил Беллами. — А мы бы могли сделать друг друга счастливыми? — Если бы оба это захотели, смогли.       Джон задумался, размышляя над его ответами, под поглощающим его образ взглядом Беллами, мечтательно думающего о том, как он аккуратно и бережно касается Джона.       «Если бы ты только знал, как сильно я хочу обнять тебя. Мне ничего больше не нужно. Просто позволь обнять меня, и я буду готов рассыпаться на части,» — утопал в своей безмолвной просьбе Блейк, которую Джон не услышит. — Может, ты и прав, — сказал Мёрфи, подняв на парня глаза. — Вдруг что-то ещё можно спасти. Нам ведь когда-то было хорошо вместе.       Беллами сжал челюсть. Его взгляд кричал, срывая голосовые связки, пока сам Беллами молчал, чувствуя себя словно под прицелом. Тяжёлые мысли сковали его тело и сердце, заставляя быть в мучительном сомнении: «Могу ли я этому верить? Но как же я хочу верить. Если ты сейчас просто играешь, это слишком жестоко, Джон. Прошу, остановись».       Джон будто прочитал его мысли по взгляду, хотя это было не трудно заметить: — Ты не веришь мне? — Верю, — слабым голосом выдохнул Беллами.       «Я верю тебе. Даже если ты сейчас лжёшь, я всё равно верю». — Мы ведь понимаем друг друга, как никто. Мы могли бы быть счастливы вместе до конца жизни, — произнёс Джон, глядя ему прямо в глаза, выпустив слабую, немного вымученную улыбку. — Жаль, что тебе не долго осталось.       Беллами не понял, что тот сейчас имеет ввиду, но не попытался выяснить. От Джона снова повеяло холодом. И Беллами просто внезапно завалило рухнувшей на него надеждой, что только что в нём зарождалась вопреки всем опасениям. Джон сказал, что Беллами скоро будет мёртв? И что это могло бы значить? Наконец, смилостивился его убить?       Джон достал из кармана маленький пустой пузырёк и поставил его перед Беллами на кухонный остров. Беллами проследил за его движениями, рассмотрел издалека пузырёк, а после снова взглянул на Джона, на такой же пустой его взгляд. — Когда мы говорили с Джоанной, она выдала мне свой план, — равнодушно делился Мёрфи. — Она хотела, чтобы это закончилось так, и это как последнее желание покойника. Его принято исполнять.       Беллами не встревал в его монолог, не показывал удивления или непонимания, никаких эмоций. Он и сам не мог понять, что сейчас чувствует. Хотя он осознавал, что происходит. Он теперь очень хорошо осознавал. Но почему-то то, что сейчас происходит, не так сильно пугало его, не разочаровывало, не вводило в шок. Будто он был ко всему этому готов, хоть и на самом деле это было не так. — Я видел, как работает этот яд, — бесстрастно говорил Джон, глядя парню в глаза ничего не выражающим взглядом. — Был с ней до последнего её вздоха, наблюдал за ней, чтобы знать, что тебя ждёт. У тебя есть приблизительно минут пять, пока ты не начнёшь чувствовать боль, не начнёшь задыхаться. Ты можешь позвонить в скорую, но вряд ли они успеют тебя спасти. Ты просто потеряешь время на то, чтобы цепляться за эту жизнь. Потому лучше бы тебе провести последние минуты так, как тебе хочется. Джон говорил об этом так легко, в его взгляде читалась лишь слабая печаль, какая-то капля сочувствия. В нём было прощание с человеком, который когда-то был дорог, но уже перестал быть таковым. Беллами вытянул улыбку, глядя на него — бесконечно печальную, болезненную, но смирённую. Он не до конца верил ему, но понимал, что это может быть и правдой, в которую он просто не хочет верить.       «Если это, правда, мои последние минуты, то стоит прожить их соответствующе. Так, чтобы не жалко было умирать», — и с этими мыслями Беллами приблизился к Джону вплотную, тот опасливо отшатнулся от него, делая пару шагов назад, пока не наткнулся на стену спиной. Джон ждал от него агрессии или ярости? Не показывал страха, но всё равно опасался. И когда ему некуда было бежать, Беллами прижал его к стене, взял одной рукой за шею, обняв второй за талию и поцеловал в губы так горько и сладостно. Джон вздрогнул всем телом от неожиданности, на доли секунд растерялся, застыв в его руках и ничего не предпринимая. И Беллами воспользовался этим, углубив поцелуй, так нежно и чувственно касаясь губами, словно это их последний поцелуй. Джон отвернул лицо, разорвав поцелуй, но вырваться из его объятий не смог. Беллами даже не пришлось прикладывать много сил, чтобы его удержать. — Ты ебанулся совсем? Я только что сказал, что отравил тебя, — выругался Джон. Беллами ответил нежным шёпотом на ухо: — Ты сказал, чтобы я провёл последние минуты так, как этого хочу. Я хочу только так. Мне же тоже положено последнее желание?       Он стал целовать Джона в щёку, скулу, спускаясь к шее, покрывая кожу ласковыми поцелуями, слыша собственное сердцебиение, как сердце громко стучит о грудную клетку, наслаждаясь близостью парня, мягкостью, запахом. Джон снова попытался вырваться, что не получилось, Беллами не готов был его сейчас отпускать. Он обеими руками прижал его к себе вплотную, так тесно, насколько мог, зарываясь в его волосы, шею лицом. Он так давно мечтал об этом. Это затуманило его сознание, заставило забыть обо всём, что гложило последнее время. В этот момент он любил Джона настолько сильно, как никогда раньше, ещё больше, ещё сильнее, ещё безумнее. — Да отпусти ты! — не выдержав, снова рявкнул Джон с беспомощной злостью, но Беллами даже это не останавливало. И тогда Джон признался: — Я пошутил. Не травил я тебя!       Джон снова отпихнул его, и в этот раз Беллами его отпустил, больше не желая мучить своей любовью. Оказавшись на свободе от «оков» ненужной ему нежности, Джон рванул в свою комнату, пылая от злости. Беллами остался один, глядя растерзанным взглядом в ту сторону, в которой только что был Джон, и где он мог позволить его целовать.       «Жаль,» — подумал Беллами. — «Лучше бы отравил».

***

      Джон сбежал в свою комнату, захлопнул дверь, стал нервно ходить по комнате. Его трясло, как в припадке, от ярости. Если бы у него были силы, он бы крушил всё вокруг. Чувствовал, как горит из-за сорванной раны, будто его истязали поцелуями, нежностью. Его ужасно бесило, что он позволил это Беллами, что не мог того остановить, выкрутиться, что несколько секунд терпел это и ничего не мог с этим сделать. Он упал на кровать, пытался успокоиться, убедить себя, что ему всё равно, что это на него никак не влияет. Слишком много чести нервничать из-за этого. Беллами такой чести не стоит.       «Сволочь. Не смей меня трогать. Я тебе больше не принадлежу. Ты можешь только мечтать об этом. Трогать себя я тебе не позволю,» — кишели гневные мысли.       Кожа после его поцелуев горела, словно в тех местах, где он целовал, остались ожоги. Остался вкус его губ на кончике языка — тот же самый, который Джон ощущал раньше, который когда-то желал ощутить постоянно, от которого был так зависим. Сердце стучало, как обезумевшее. И дыхание так рвано и быстро выходило из его груди. Руки дрожали, Джон сжимал их в кулаки, они всё равно дёргались. В мысли безвольно проникли воспоминания о его поцелуях, когда они ещё были вместе. О том, как Джон тянулся к его губам, наслаждаясь их мягкостью, тем трепетным чувством, что вызывали его поцелуи. Как Беллами улыбался ему, ласково касаясь его лица, глядя в глаза томным взглядом под негой желания, и как от всего этого Джон дрожал от нетерпения быть к нему ближе.       Теперь, лёжа в постели, от этих воспоминаний так скрутило в муках. Джон беззвучно, но горько зарыдал, сжимая простынь в кулаке. Как бы он не хотел, он не мог противиться этой боли. Поцелуй Беллами снова напомнил ему обо всём, что между ними было. О том, как сильно это ему было необходимо, приятно, желанно. Он не хотел об этом вспоминать. Не хотел поддаваться этому искушению. Но чувствовал себя таким слабым. Снова таким же ничтожным. Будто чувства были сильнее его. Джон больше не хотел позволить чему-то или кому-то быть сильнее его.       Проведя тяжёлую ночь, Джон с трудом поднялся утром. После эмоциональной бури чувствовал себя опустошённым и по-прежнему слабым. Ему хотелось замотаться в кокон одеяла и пролежать так с два дня. Никого не видеть и не слышать. Не позволять ничему вновь сковырнуть его чувства. После ожесточённой битвы с самим собой было сложно передвигаться и даже о чём-то думать. Сердце требовало отдыха от боли. Но понятие отдых, в принципе, было Джону недоступно.       «Нет, Беллами. Я больше не стану тебе проигрывать. Что бы ты там не думал. Чего бы не хотел. Ты меня больше не сломаешь. Ты не выиграешь меня. Я не твой приз, не твоя победа. Я твоя кара, твой рок».       Джон поднялся с кровати, спустился на первый этаж, набравшись решимости противостоять, во что бы то ни стало. Добравшись до кухни Джон уговаривал себя продолжать жить так, будто ничего не сбивало его с ног. Нужно было позавтракать, но в горло ничего не лезло. В итоге Джон просто гипнотизировал овсяную крупу, но после отставил её на место, проиграв в этой битве. Парень достал пузырёк с ядом, который отдала ему Джоанна. Вчера Джон демонстрировал Беллами другой пузырёк, из которого испила девушка. А тот, что она отдала ему для Беллами, был ещё полон. Джон рассмотрел его в руках, глядя на прозрачную жидкость, чуть более плотную, чем вода.       «Для чего я его оставил? Для себя? На случай, если не выдержу?» — размышлял Джон. — «Это тоже будет значить, что я проиграл. Что позволил себя сломать. Нет, ребята, вам придётся потерпеть меня. Я ещё не всё сказал».       Открыв пузырёк, Джон вылил его содержимое в раковину, а после выкинул пустой сосуд в мусорное ведро. Раньше он не особо держался за свою жизнь, часто думая о суициде, ни раз предпринимая попытки, а почему-то теперь, когда поводов жить вообще не осталось, Джон полон решимости стоять до конца, как бы не было трудно, как бы ему не было плевать на своё будущее. Ему самому казалось это странным.       В комнату вошёл Беллами. Джон дёрнулся при виде него и злостно высказался: — Не подходи ко мне близко. А то скоро ты меня привязывать начнёшь, чтобы я меньше дёргался и не мешал тебе меня облапывать.       Беллами бесстрастно ответил: — Зачем привязывать-то? Теперь чтобы подавить твоё сопротивление, много усилий прилагать и так не нужно.       Джон вонзил в него острый, уязвимый взгляд, оскорбившись этим высказыванием. Заметивший это Блейк стушевался и виновато произнёс: — Извини.       Мёрфи смягчился и спрятал шипы. Беллами всё же позволил себе подойти ближе, но соблюдая комфортную для Джона дистанцию. Опёршись о тумбу, он взглянул на парня и продолжил: — Ты сам вынудил меня поцеловать тебя своей не очень уж смешной шуткой. — Как-то не подумал, что человек может лезть с поцелуями, после того как узнает, что его отравили. — Не всем просто такие очаровательные отравители попадаются. — Ты, правда, поверил в то, что я тебя отравил? — В последнее время от тебя можно ожидать всё, что угодно.       Джон ядовито высказал: — И как это ты живёшь со мной под одной крышей? Не страшно засыпать по ночам? — Не страшно. Цепляться в этой жизни мне особо не за что. — А. Ну ты всё для этого сделал, — безразлично ответил Джон, незаинтересованно отведя глаза в сторону.       Беллами промолчал. Он не стеснялся рассматривать Джона с теплотой и грустью. Его будто бы и не сильно тревожил вчерашний инцидент. Джон уже и не знал, что его вообще может вывести из себя. Когда он покажет своё истинное лицо, истинное своё отношение к Джону. Не может Беллами быть таким покорным, покорённым, безропотно влюблённым. Не может быть настолько терпеливым. — Как ты себя чувствуешь? — с заботой спросил Беллами. — А ты как думаешь?       Блейк мрачно задумался, а после сказал: — Я не хотел тебя ранить. — Ты больше не можешь меня ранить, — старательно выровненным тоном ответил Джон. — Это хорошо. — Для меня — да. Но не для тебя.       Беллами это проигнорировал, задумавшись о своём. После высказал вслух: — О чём вы говорили с Джоанной? — Она и сама тебе всё рассказала. — Вы с ней почти час разговаривали. — Не совсем. Она ещё минут пятнадцать умирала, — небрежно сказал Джон. — Она хотела, чтобы ты убил меня? — Да. Это был, по её мнению, логичный и трагичный финал нашей с тобой истории. — Так ты согласился на это, раз взял яд? — Угу, — непосредственно ответил Мёрфи. — Когда планируешь убивать? — спокойно спросил Беллами. — Вчера. — У тебя хорошо получилось, пусть я и остался жив, — откровенно признался Беллами усталым голосом. — Не зря старался. — Как ты избавился от Кейджа? — задал вопрос на прямую Беллами.       Джон перевёл на него взгляд: — Как я мог от него избавиться? Ты забыл мой диагноз? — Диагноз тебя не останавливает. Я хочу понять хотя бы одно: почему ты не разрешил убить его мне, если всё равно хотел отомстить? — Тебе этого не понять, — с горечью процедил Джон. — Как и того, почему ты не сказал мне, что Диксон был твоим братом? — Я имел полное моральное право молчать об этом. — Да, конечно, имел. Только не о правах речь сейчас. А о том, что ты не хотел открываться мне. — А ты прямо открытый был, пиздец! — с колючей иронией выпалил Джон. — Вот потому у нас ничего и не вышло, — с грустью констатировал Блейк. — Ну конечно. Не потому, что ты Кларк трахал. Дело точно не в этом. — Это следствие, Джон. Мы не доверяли друг другу. — Моё недоверие, к сожалению, оказалось оправданным.       Беллами тоскливо промолчал, ему нечем было возразить. Джон тут же равнодушно добавил: — Но сейчас это уже не имеет никакого значения. Тем более, что Диксон, оказался, мне не брат.       Блейк с недоумением посмотрел на него: — Так брат или нет? — Джоанна солгала ему. Чтобы тот был ко мне неравнодушен и был мотивирован влезть в мою жизнь, чтобы «спасти меня». — От меня? — Да. Не получилось только, — ответил Джон, вглядываясь Беллами прямо в глаза, слегка усмехаясь. — А кто спасёт тебя? — Меня никто никогда не спасает, — ответил Беллами и вышел из кухни, оставив Джона одного.

***

      Несмотря на то, что время уже тянулось к закату, Джон не мог сбросить с себя раздражение из-за случившегося вчера. Из-за поцелуя, который всколыхнул все чувства, боль от воспоминаний. Джон так тщательно их укрывал от самого же себя, с силой вбив куда-то вглубь, чтобы невозможно было увидеть или достать. А Беллами сделал это одним махом. Позволил себе слишком много, что-то о себе возомнил. Джон же выставил вокруг себя непроходимые острые шипы, а тот всё равно посмел подойти слишком близко, невзирая на боль от порезов, насаживаясь на них своей плотью, вонзая их насквозь, но не остановившись. Приблизился, с мишенью на лбу, с туго натянутой на горло удавкой, с открытой для копий грудью. А Джон в этот момент остался безоружным, потому что всё перепробовал, но ничего не сработало. И это его так бесило. Джон от злости и отчаяния почти что лез на стены, от испуга, от паники, что так и останется уязвимым, что больше не сможет себя защитить. Ему хотелось реветь и бить себя. Постоянно. Весь ебучий день. От этого он сходил с ума больше, чем от всего, что когда-либо приходилось выносить.       Ему было необходимо вернуть себе лидерство. Показать Беллами, что он не сломал его, не подчинил, не победил. Что Джон ни за что не сдастся ему. Джон чувствовал острую надобность ударить его так, чтобы тот задыхался, осознал своё поражение, беспомощность. Чтобы у него больше и мысли не возникло, что он может вот так подойти к Джону, как к своему, взять того, вновь приручить. Но чем бы он мог атаковать, Джон не знал. Он будто использовал всё, что мог. Это чувство собственной беспомощности давило сильнее, подливало масло в огонь.       Джон закурил прямо в доме. Ему было плевать на запах дыма, который въестся в мебель, на то, понравится ли это Беллами. Парень сел в кресло в гостиной у окна. Сокрушённо палил взглядом в стену. И хоть внешне он выглядел спокойным, внутри горело так, что хотелось залезть в ад, остудиться. Джон достал фотографию, которую забрал с собой из дома Финна с той стены «памяти». Рассмотрел её. Их счастливые лица. Беллами и Джозефины.       В голове всплыли слова Джоанны: «Он так любил её. Он поистине любил Джози. Жил ею».       И эти слова подтверждала его счастливая улыбка на фотографии. Ведь она была рядом, касалась рукой его плеча. Она его предала, а он всё равно со злости за неё хотел застрелить Джоанну, которая посмела её погубить. Узнав, почему Джозефина поступила с ним так и почему покончила с собой, он обозлился так, что готов был убить безоружную девушку, не слышал просьб Джона остановиться. — А я тебя любил. Жил тобой. Так много времени. Не смотря на всё, что ты сделал, я прощал тебя, я ждал, когда ты снова придёшь ко мне, боялся, что оставишь, — со слезами на глазах шептал Джон. — Не жди, что это когда-нибудь повторится.       Джон поднёс зажигалку к фотографии и поджёг её. Уголок бумаги вспыхнул, огонь стал медленно пожирать счастье лиц двух влюблённых, чьи улыбки резали Джону сердце. Но ему этого было так мало. Ему хотелось, чтобы его боль сожгла больше, чем просто фотографию, чтобы стала настолько разрушительной, чтобы её заметили и ужаснулись. Болезненная усмешка скривила уголки его губ, и Джон, не задумываясь, поднёс пылающую фотографию к краю шторы. Огонь побежал по ткани, медленно, но верно, разрастаясь, поднимаясь вверх. Джон потряс фотографию в воздухе и задул её. Огонь на бумаге погас, оставляя обрывок от фотографии, со сгоревшим углом. Он бросил фото рядом с креслом на полу и потушил об пол сигарету, а сам поднялся с кресла, открыл окно на форточку и пошёл в свою комнату, оставляя за спиной полыхающие языки огня, которые яростнее вздыбились вверх от потянувшего сквозняка из окна.

***

      Беллами заканчивал работать в своём рабочем кабинете на втором этаже. Его дела затягивались надолго, так как не получалось не отвлекаться на тяжёлые мысли. Беллами совсем терял веру в то, что что-то измениться. Он, конечно, не ждал от Джона любви, но всё так же желал её. Но ему ничего не оставалось, кроме как просто помнить. Помнить его тепло. Свет, который обернулся во взрыв. Как пережить этот взрыв? С опалённой кожей, оголёнными нервами наружу. Помнить его поцелуи и знать, что больше никогда не коснётся его губ. И жить с этой жестокой мыслью, отчаянным осознанием. Лучше бы он умер вчера. После их поцелуя. Беллами не стал бы себя спасать, если бы Джон, действительно, его отравил. Смерть от его руки была бы даже прекрасной.       Чтобы поскорее закончить проект, Беллами планировал посидеть за работой подольше. Отдыхать всё равно не хотелось. Так как отдыха дома больше невозможно достигнуть. В какой-то момент Беллами почуял запах гари. Сначала решил, что кажется, но после обеспокоился. Что если что-то горит в доме. Беллами пошёл на первый этаж. И уже на лестнице его встретил дым. Блейк быстро сбежал вниз по лестнице и на мгновение окаменел, увидев столб огня на всю стену. — Твою мать! — выругался парень и мигом шмыгнул в угол, где стоял огнетушитель. Подлетел обратно к окну, сорвав пломбу, выдернул чеку и выпустил плотную пену. Постепенно подходил ближе и распылял на всё пространство. Потушив большую часть пожара, Беллами заметил открытое окно, осторожно приблизился к нему и закрыл. Сбегал за вторым огнетушителем в гараж, который оставался последним, но его должно было хватить.       Полностью затушив огонь, Беллами позволил себе отдышаться, пытаясь понять, как это могло произойти. Осмотрел розетку рядом на стене, но она была в порядке. После заметил на полу бычок от сигареты и подпаленный обрывок бумаги, немного размокший от таявшей пены. Подняв клочок в руки, он увидел фотографию, где был он с Джози. По тому, что фото было подпалено только лишь с одного угла, было ясно, что оно не случайно попало в пожар, иначе бы полностью сгорело. Это фото подожгли, а затем потушили. Да и как это фото могло случайно попасть в пожар из дома Финна. При чём, что все фотографии со стены Беллами сжёг ещё там.       Беллами понимал, как это фото оказалось здесь. Джон держал его в руке в прошлый раз, когда они дожидались Джоанну. Сердце мучительно сжалось в груди. Беллами не понимал, какие эмоции он испытывает — их было так много, разных. Шок, ужас, отчаяние. Он упал на колени, глядя на чёрную от копоти стену, на сгоревшие шторы, и так истошно, надрывно, отчаянно засмеялся, как обезумевший от боли и горя.       Спустя несколько минут, когда Беллами привёл себя в чувство и ощущал только опустошение, раздался дверной звонок. Беллами собрался с силами, чтобы потащить своё тело к двери и открыть. На пороге стоял пожарный. — Добрый вечер. Соседи сообщили, что видели дым из вашего окна. — Да, был небольшой пожар. Я его уже потушил. — Я должен проверить очаг возгорания, чтобы дом снова не вспыхнул. — Конечно. Проходите, — Беллами пропустил пожарного в дом.       Тот внимательно осмотрел всю территорию, где был пожар. Беллами стоял позади и не особо вникал в происходящее, загруженный своими мыслями. Пока к нему не обратился пожарный: — Вы знаете, из-за чего случился пожар?       Беллами мысленно с болью ответил: «Из-за моей измены. Из-за большого количества боли, что я причинил одному человеку. Из-за того, что не смог его уберечь. Обещал быть всегда рядом, но не сдержал слово».       Попытавшись очнуться и включиться в реальность, Беллами апатично ответил: — По неосторожности. Курил в доме, не сразу заметил, что штора загорелась. — Похвально, что вы держите дома огнетушитель, но впредь не допускайте такой неосторожности. Если бы пожар разгорелся и задел бы соседние дома, вам бы пришлось возмещать ущерб из личных средств и оплатить огромный штраф. А если бы были травмы и смерти, то уголовная ответственность. Это очень серьёзно. — Да, я понимаю. Этого больше не повторится.       Послушав нотации пожарного и покивав головой, Беллами проводил его за порог дома. Как только он остался один, мрак над его головой снова сгустился. Беллами выглядел как призрак, как бледная тень. И чувствовал себя полумёртвым. Но пришлось взять себя в руки и подняться на второй этаж. Убедиться, как там Джон и всё ли у него в порядке. Беллами постучал в дверь, и Джон разрешил войти. Блейк открыл дверь, не заходя в комнату, и посмотрел на парня.       Мёрфи, безмятежно сидевший на кровати у ноутбука, взглянул на вошедшего Беллами и бесстрастно спросил: — Что хотел? — Хотел узнать, ты не обжёгся? — задал вопрос усталым, почти безжизненным голосом Блейк. — Нет, — ответил Джон, как ни в чём не бывало. — Из-за чего? — Пожар был в доме. Не заметил?       Джон промолчал с пару секунд, а после непосредственно прокомментировал: — Горячая ночка выдалась.       Беллами ответил так же спокойно, но более подавленно: — С огоньком.       На что Джон довольно улыбнулся и, потеряв интерес, вернул взгляд на ноутбук. Беллами оставил его, захлопнув дверь.

***

      Утром Беллами наводил порядок, избавляясь от последствий пожара. Многое обдумывал. Понимал, с этим пора что-то делать, но не понимал что. У Джона крыша едет не на шутку. Что будет в следующий раз? Установит в доме бомбу? С каждым днём становилось всё страшнее двигаться дальше. Вот бы поставить время на паузу и хорошенько всё обдумать. Но время нещадно рвалось вперёд, постоянно бросая камни под ноги на полному ходу. Беллами уже устал об них спотыкаться и падать, но куда бы он не повернул, его ждёт лишь очередной промах. Но он упрямо встаёт и идёт дальше, пытаясь отыскать дорогу, где он перестанет ломать ноги.       Пока прибирался, Беллами наткнулся на пузырёк с психотропным препаратом, выписанный психотерапевтом для Джона. Пузырёк стоял полным, нетронутым. Джон как раз был в соседней комнате, в гостиной, потому Беллами решил не откладывать разговор. — Почему ты не принимаешь нейролептики, что тебе прописал Джаха? — Зачем? Я в порядке. — Ты так думаешь? — с иронией выразил Беллами.       Джон насмешливо взглянул на него и самодовольно произнёс: — Я прекрасно себя чувствую. Если кого-то что-то не устраивает, может принимать нейролептики сам. Может, Джаха тебе их прописал? — Ты устроил поджог. Ты же понимаешь, что это весомый повод обратиться в специальное учреждение для принудительного лечения? — Хочешь упечь меня в психушку? — Не хочу. Но придётся, если ты будешь отказываться от домашнего лечения, — холодно отрезал Блейк и поставил перед ним препарат на журнальный столик.       Джон взял пузырёк с капсулами в руки, покрутил и рассмотрел, а после кинул взгляд в парня и безэмоционально спросил: — Ты, правда, веришь, что решение всех проблем кроется в этом маленьком пузырьке? — Мне, как и тебе, нужно верить хоть во что-то. Иначе закончится всё трагично. — Хочешь, я избавлю тебя от проблем? — с улыбкой и с вызовом во взгляде предложил Мёрфи. — Как? — Тебе есть разница как? — Есть. — Я предлагаю тебе спокойную жизнь, а ты ещё и выпендриваешься? — усмехнулся парень. — Ты не хочешь, чтобы что-то уже изменилось наконец? — Я не верю в твои сладкие речи. — Ты больше не веришь мне? — Нет. Ты можешь решить все мои проблемы, только если поможешь самому себе. Это всё, чего я хочу.       Джон снова наигранно улыбнулся, но от этой улыбки сквозил холод, пробирающий до костей: — Ты знаешь, в этом пузырьке, и правда, есть невероятная сила всё изменить. Облегчить тебе жизнь, да и мне. Решение кроется в дозе. Теперь ответь на вопрос, ты хочешь, чтобы всё это продолжалось или хочешь это закончить? — В жизни всегда есть больше, чем два варианта решения проблем.       Мёрфи внезапно ожесточил тон и злостно упрекнул его: — Тогда почему ты так и не нашёл ни одного из них? — Я всегда на пути к этому, — с тотальным спокойствием отвечал Беллами. — А значит однажды приду. — Долгий, слишком долгий путь к разочарованию. Не пробовал прийти к нему быстрее? — Пробовал. Много раз. Теперь я хочу идти иначе.       Джон выпустил колючую усмешку: — Ты стал наивнее. Мягче. Слабее. Кто бы мог подумать, что ты превратишься вот в это? — Я тоже не ожидал того, в кого превратился ты. — Обоюдное разочарование? — Я всегда очарован.       Улыбка с лица парня исчезла, и он недовольно процедил: — Ты лжёшь. — Сейчас я честен настолько, насколько никогда ещё не был. Но ты в праве думать, что хочешь. — Пока ты настроен на тяжёлый и долгий путь, я могу оборвать его в любой момент, — сказал Джон и, поднявший с дивана, добавил: — Учитывай это.       Джон ушёл, поднялся к себе в комнату, оставив Беллами наедине со своими тяжкими размышлениями: «Манипулятор. Пытается сыграть на чувствах и страхах. Откуда в нём столько сил на эту ненависть? Она в нём просто постоянная. Не берёт даже один выходной на передышку».       Отрицательные эмоции выкачивают силы, требуют отдых. Потому ненависть проявляется вспышками, а не горит в душе ежеминутно. Но Джон побил любые рекорды. Он будто бы в этом состоянии находится 24/7.       «Пугает самоубийством? Просто очередная издёвка, с целью поглумиться, попитаться моими тревогой и страхом. На его манипуляции надо бы давно перестать вестись. Но он поджог дом, и я уже не знаю, что от него ожидать», — потерялся в сомнениях Беллами. Эти мысли вырвали из реальности, но скоро он заметил, что пузырька с препаратом нет на столе. Его забрал Джон. И страх влетел в голову моментально: «Чёрт, на это невозможно не вестись».       Беллами подскочил и со всех ног поспешил в комнату к парню. Он ворвался без стука. Джон лежал на кровати с закрытыми глазами. В его руке был открытый полупустой пузырёк, капсулы частично рассыпаны рядом.       «Та же самая уловка?» — подумал Беллами. — «Зачем бы ты предупреждал меня, если бы хотел отравиться?»       Беллами сел рядом на кровати и произнёс вслух: — Очень убедительно. Ты, однозначно, заслуживаешь Оскара и приза зрительских симпатий, но давай уже в реальность возвращаться.       Джон не ответил, и Беллами стал чувствовать непреодолимую тревогу. Он готов будет на это вестись хоть сотню раз. Если это очередной розыгрыш, то пусть Джон потом опять посмеётся, но Беллами не может это игнорировать. Он сел на корточки перед его кроватью и взглянул ближе. Лицо Джона было бледным, как полотно, а губы синели. — Твою мать! — выругался Блейк, схватив Джона, быстро перетянув к краю кровати, положив набок и засунул два пальца ему в рот, дотягиваясь до горла так глубоко, насколько это возможно. Джон открыл мутные глаза, словно ничего не различал перед собой, и тут же вырвал на пол. Беллами схватил бутылку воды, что стояла на прикроватной тумбе, и пока Джон хоть как-то находился в сознании, поднёс её к губам, придерживая его голову. — Пей, много пей.       Джон, не сопротивляясь, сделал, как ему велели. Его снова стошнило, после чего он вырубился. Беллами положил его на кровать головой вверх. Нащупал дрожащими руками телефон, при очень нервном состоянии ведя себя уверенно и не теряясь, и набрал номер. — Джексон, не отвлекаю? — Нет, — раздался голос знакомого врача. — Ты можешь приехать ко мне. Очень срочно. — Что случилось? — Джон таблеток наглотался. Я вызвал рвоту. Но его надо посмотреть. — Понял. Скоро буду. — Без скорой помощи, если это возможно. Пожалуйста. Я оплачу такси.       Друг согласился, не задавая лишних вопросов, так как дело требовало спешки. Сбросив звонок, Беллами обессилено выдохнул и закрыл глаза. — Господи, когда это всё закончится?       Пока Беллами дожидался Джексона, он убрал в комнате, вымыл пол, постоянно проверял дыхание Джона. От нервов колотило так, что ему самому скоро понадобиться скорая помощь, но он стойко держался из последних сил. Когда приехал Джексон, Беллами сразу же провёл его в комнату. Джексон спросил про препарат, после сделал осмотр, поставил капельницу, успокоив Беллами: — Всё нормально. Вычухается. Ты быстро среагировал, так что жить будет.       Беллами только тогда сел на кровать, почти что рухнув без сил, когда нервное напряжение отпустило. — Почему не захотел вызвать скорую? — спросил Джексон. — Его в психушку упаковали бы. — А ты не думаешь, что ему бы это не помешало? — Не знаю, — вымученно выдохнул Беллами. — Боюсь, что может стать хуже. Кому эти психлечебницы реально помогли? — Бывают случаи. — Нас чудеса всегда обходят стороной. Не могу себе позволить на них уповать.       Джексон рассказал о последствиях, что препарат тяжёлый. Скорее всего, Джон будет чувствовать недомогание и пролежит в постели с сутки, и это нормально. Дал рекомендации, что делать, и при каких случаях нужно будет обратиться в больницу. После чего друг не стал задерживаться, у него было много дел. Беллами отблагодарил его словами и материально. Оставшись один, первая мысль, что его посетила, была: «Пиздец. Я не понимал всего подлинного значения этого слова до этого момента».       Беллами сел на диван, разглядывая перед собой голое окно без занавески и местами обугленные стены. С каждым днём было всё «радостнее» жить. Накатывала отчаянная усталость, апатия, бессилие. Раньше Беллами казалось, что он уже испытал весь возможный спектр негативных эмоций, но как же он ошибался. Иногда кажется, что находишься на самом дне, но никогда не стоит отчаиваться. Ведь всегда есть куда ниже пасть.       «Если бы, действительно, хотел умереть, то молча бы это сделал в своей комнате. Он же предупредил меня, прежде чем наглотаться таблеток. Так был уверен, что я спасу его? Что не решу, что это очередные манипуляции и отнесусь к его словам серьёзно? Он осознавал риск, но ему было всё равно на то, что он может не выжить. Будто играл в русскую рулетку. Спасут, не спасут — уже не на его ответственности. Это зашло слишком далеко. Он уже играет собственной жизнью. Совершить самоубийство из желания умереть — это куда более адекватно, чем совершить его просто из желания мне насолить, сделать мне больно. У него совсем с головой проблемы. Пусть я это и ожидал после случившегося, но всё же он смог превзойти любые мои ожидания».       Беллами просто с головой тонул в глубоких размышлениях о том, что с этим теперь делать. Нельзя оставлять всё так, как есть. А что делать? Следить за ним 24 часа в сутки? Надеть смирительную рубашку? Бегать за ним по дому и хватать его за руку, чтобы ничего не натворил — опасного для себя или окружающих — не вариант.       «Может, и правда, стоит его положить в клинику? Но я так сомневаюсь, что ему там помогут. Кому он там нужен? Ещё и такой буйный. Просто будут пичкать тяжёлыми препаратами, в одиночной камере держать. Он только больше свихнётся, я ведь знаю его. Со злости взорвёт всю лечебницу к хуям. Найдёт способ, как это сделать».       Блейк беспомощно взялся за голову. Он чувствовал себя букашкой в мухоловке. Но жалобное жужжание делу не поможет. Опускались руки. Не хотелось ничего решать. Он слишком много ответственности на себя взвалил, а теперь не знает, что с ней делать. Как было всегда в его жизни.       «Но и он ведь не совсем безумный. В нём осталась разумность. Поступки его — безумные, он — нет. Только мне всё равно становится жутко. Я не психиатр. Я не знаю, как ему помочь. Но если этого не сделаю я, то кто?»       Уже не имея сил пытаться решить нерешаемое, Беллами пошёл проведать Джона. Зашёл к нему в комнату, тот уже был в сознании. Выглядел очень ослабшим, болезненным. Беллами сел рядом с ним на кровать. Джон попытался подвинуться, но тут же мучительно зажмурился и едва слышно промычал. — Плохо себя чувствуешь? — Да, паршивенько, — Джон попытался ответить максимально беззаботно. — Ну и замечательно, — бесстрастно ответил Беллами.       Джон вытянул вялую улыбку: — Вот ты наконец честный. — Я всегда с тобой честен. То, что ты воспринимаешь меня иначе — твоя проблема. — У нас теперь общие проблемы, — напомнил парень.       Беллами задержал на нём тоскливый взгляд и произнёс: — Наконец, ты это признал?       Джон не ответил, тяжко выдохнув. По его лицу было видно, как ему херово. — Вот стоило оно того, чтобы сейчас так мучаться? — Ты знал, что страдания очищают души? — сказал Джон с лёгкой иронией. — Тогда наши уже должны были быть кристально чистыми. — Может, это так и есть? Поэтому нам так больно в этом мире.       Беллами внимательно посмотрел на него, с удивлением осмысливая его слова: «Как я и думал, он не сумасшедший. Он прекрасно осознаёт, что делает. Значит, есть шанс его вытащить». — Я принёс воды. Пей почаще, — сказал Беллами. — И отдыхай. Я буду периодически заходить к тебе.       На это Джон ничего не ответил, закрыв глаза. Беллами оставил его с тяжёлым сердцем. Он отправился в свою комнату, хоть и понимал, что уснуть ему сегодня не удастся. Он знал себя, что будет в течении ночи несколько раз посещать комнату Джона, как беспокойная мамаша к грудному ребёнку, проверять, дышит ли.       «Он сказал «Нам больно». Больше не считает меня бесчувственным и равнодушным, но относиться ко мне лучше не стал. Даже, наоборот,» — обдумал Беллами, лёжа в постели. — «Ты не на самом деле такой. Я знаю тебя. Я очень хорошо тебя знаю. Я верю в тебя. Чувствую, что ты всё ещё есть — ты настоящий — ты есть, ты жив, ты рядом. Надо только до тебя дотянуться».       И так проходила вся ночь. Беллами истязал себя, обдумывая одно и то же по сотому кругу. Но он никогда не мог успокоиться, пока не найдёт решение. Хоть какое-нибудь. Хоть самое хреновое решение.       «Что я могу сделать? Я всё время потакаю ему, закрывая глаза на все его выходки, в надежде, что ему надоест, он образумится, но становится только хуже. Может, стоит наоборот, спровоцировать его? Вывести его на эмоции, чтобы он вылил весь свой гнев. Но надо это делать очень осторожно. Джон стал слишком непредсказуем. Не факт, что из этого что-то выйдет. Но по крайней мере, я попытаюсь».

***

      Весь следующий день Джон почти пролежал в постели, изредка вставал, чувствовал слабость, его тошнило. Беллами заходил к нему в течении дня, они особо не разговаривали, перекидывались парой обыденных фраз, в основном, Беллами интересовался его самочувствием. Джона это несколько удивляло: «Какой же он упрямый. Стал таким терпеливым. Не уж то я настолько охерено трахаюсь, что стоит всё это терпеть? Хотя он и спать со мной теперь не хочет. Но зачем-то терпит. И кто из нас двоих ещё сумасшедший?»       Спустя сутки Джону более или менее полегчало, он выбрался из своей комнаты к обеду, устав от четырёх стен. На кухне он наткнулся на Беллами, который что-то готовил. — Как самочувствие? — поинтересовался Блейк. — Пойдёт.       Беллами поставил на стол тарелку с едой и предложил Джону поесть: — Омлет на воде с постной индейкой. У тебя снова диета.       Парень вымученно выдохнул, что не осталось не замеченным Блейком: — Ну ты сам виноват в этот раз.       Джон ничего не ответил, подошёл к столу и завис, заметив новую посуду. — Ты серьёзно? Силиконовые приборы? — укоризненно высказал Джон. — Да. Серьёзно, — сухо ответил Беллами. — Где посуда? — На столе.       Мёрфи невесело рассмеялся: — И что ещё ты здесь спрятал?       Беллами стал перечислять равнодушным тоном: — Медикаменты, все колюще-режущие, воспламеняющееся. Я закрыл дверь на чердак, снял ручки с окон, и ещё ты один больше не останешься даже дома. Буду нанимать частного санитара, когда мне нужно будет отлучиться. Возможно, найму его на постоянной основе.       Джон вонзил в него острый недовольный взгляд и раздражённо высказал: — Ты совсем свихнулся? — Ты меня об этом спрашиваешь? — с невесёлой усмешкой уточнил Блейк. — Не нужно обращаться со мной, как с психопатом! — сорвался на эмоции парень.       На что Беллами так же спокойно парировал: — А ты не психопат? — Дай мне нормальную вилку. Я не буду этим есть. — Тогда ешь руками.       Джон не сводил с него разъярённого взгляда, но Беллами выглядел непреклонным, не готовым отступать. Только Джон тоже был не готов. Он осмотрел комнату вокруг себя, что-то выискивая: — Ты ничего не забыл убрать? — Вроде нет. Но, может быть, ещё подумаю. За твоей фантазией не всегда поспеешь. — А тряпки всякие? Вот, например, шторы. Что если я себе виселицу организую? — Не хватит сил завязать крепкий узел.       Парень прошёлся по комнате хищной походкой с блуждающим по мебели взглядом. Его тянуло сделать на зло, из принципа. Показать Блейку, что его ничем не остановить, что все его старания тщетны. Беллами стоял на месте и бесстрастно наблюдал за ним. Джон наткнулся взглядом на вазу и мысленно ликовал: «А вот это ты не продумал». Джон хитро улыбнулся, не глядя больше на вазу и делая вид, что не приметил её. Но Беллами уже был насторожен. Он наверняка теперь вообще никогда не бывает расслаблен. Джон резко толкает вазу на пол, та разбивается вдребезги. После чего парень срывается к полу, чтобы схватить осколок. Но Беллами реагирует так же быстро и перехватывает парня, стиснув его тело двумя руками, оттаскивает в сторону, не давая свершить задуманное. — Отпусти! — закричал Джон. — Прекрати себя так вести. Или я отправлю тебя в психушку, — выдвинул угрозу Беллами, стараясь его усмирить.       Джон пытался вырваться из его рук, но у него даже немного не получалось, и это бесило ещё сильнее. Беллами прижал его к стене, стоя вплотную и пытался успокоить: — Джон, угомонись. Ты не видишь, что это уже край?       Джон на скорую руку вытащил из кармана ручной нож, что ему подарил Беллами, открыл его и приложил к его горлу, гневно прошипел с обезумевшим взглядом: — Отпусти.       Но Беллами оставался таким же неколебимо спокойным: — Отдай мне нож. — Хрен тебе. Это подарок. Ты дал мне его, чтобы я мог защищаться от уродов. Вот я защищаюсь. — Чего ты добиваешься? — Того, чтобы ты отпустил меня. — Только после того, как ты отдашь мне нож. — Не прикидывайся, ты ненавидишь меня, — с болью высказал Джон, скривившись, пытаясь сдержать слёзы. — Это ты ненавидишь себя, — спокойно, но твёрдо отвечал Беллами. — Прекрати это делать. Всё это ты делаешь с собой сам. — Заткнись, — процедил Джон. — Если ты меня сейчас же не отпустишь, клянусь, я резану тебя. — Режь. Ты делаешь это каждый день. Думаешь, мне что-то страшно? — Не веришь, что я могу убить тебя? — Даже не сомневаюсь, что можешь. Только не хотелось бы, чтобы тебе потом приходилось с этим жить. — Хватит мне сочувствовать. О себе лучше побеспокойся. — Не хочу.       Джон всем видом выражал готовность воплотить свои угрозы в жизнь, выглядел безумным и беспощадным, прижимая нож только плотнее к коже Беллами: — Последнее предупреждение. Отпусти меня. — Не отпущу, пока в себя не придёшь, — ровно сказал Беллами, даже сейчас глядя на него тёплым взглядом. — Мы можем вечно так стоять в обнимку. Меня ничего не напрягает.       Джон тяжело, обрывисто дышал. Его взгляд опустился на шею Беллами, и он увидел, что с пореза уже стекает кровь. Джон резко лишился той злости и готовности разорвать его. Эмоции сменились на испуг и он оторвал нож от шеи парня. Тогда Блейк осторожно разжал его пальцы и забрал нож из его рук, не встретив сопротивления. После чего Беллами отстранился от парня, отпустив его.       Мёрфи пошёл в ванную умыться, чтобы как-то успокоиться. Его руки нервно дрожали, а сам он находился в состоянии полного непонимания, что произошло. Осознавал это только сейчас. Взглянув на свою руку, он увидел кровь на пальцах, которая осталась от пореза Беллами.       «Так много. Я так глубоко зацепил?» — испуганно обдумал Джон. На него насели вина, стыд, страх. И тревога. — «С ним сейчас всё в порядке?»       Парень поспешил найти Беллами. На кухне того уже не было, как и осколков от разбитой вазы. Джон стал судорожно искать его по дому. Паника всё нарастала, особенно после того, как Джон пронёсся по всем комнатам на первом этаже и не нашёл его. Тогда он направился к лестнице, поднялся на второй этаж. Воображение не щадило его, вырисовывая страшные картины. Хоть Джон и понимал, что если бы резанул слишком глубоко, то Беллами бы не мог стоять, не дрогнув, и продолжать говорить с ним. Но его тревога всегда была сильнее здравого смысла.       Джон влетел в его спальню, не постучав в дверь. Беллами стоял у зеркала, рядом на тумбе была аптечка. Парень уже заклеивал порез на шее лейкопластырем. И Джон облегчённо выдохнул. Раз обходится лейкопластырем, значит, всё не так уж и страшно. Беллами обратил внимание на зависшего на пороге комнаты парня, который молчаливо устремил в него обеспокоенный взгляд. Блейк внимательно посмотрел на него с несколько секунд, оставаясь таким же невозмутимым, а после поинтересовался: — Ты забыл ещё что-то сказать?       Мёрфи лишь растеряно уставился на него, не зная, что он мог бы ему сказать. Ему нужно было удостовериться, что с Беллами всё в порядке, и он это сделал. Потому Джон развернулся и вышел из комнаты, не проронив ни слова. Он почти влетел в свою комнату, захлопнул дверь, прижался к ней спиной и обессиленно скатился на пол. Положив локти на свои колени, взялся за голову, вцепился в волосы. Ему стало так страшно. По-настоящему страшно.       «Это зашло слишком далеко,» — встревоженно обдумывал Мёрфи. — «Я уже это не контролирую. Неужели я, правда, сошёл с ума? Я был на грани. Что если бы вонзил глубже? В злости даже не замечая, что я делаю».       Он вспоминал, как Беллами, чувствуя боль от пореза, оставался абсолютно спокоен и невозмутим, продолжая смотреть на Джона с теплотой, без грамма злости, без надобности защищаться, и говорил: «Мы можем вечно так стоять в обнимку. Меня ничего не напрягает». Сколько выдержки в нём. Чтобы не отвечать агрессией на агрессию. Сколько… любви? Чтобы заботиться о том, кто буквально вонзает нож в его плоть.       И Джону стало больно так, будто сам он изрезан. Он был в тупике, обезврежен, обезоружен. Будто только очнулся от наваждения и захлёбывается от ужаса. Он боялся самого себя. Того, кем был все последние дни. Когда поджёг дом, понимая, что они оба с Беллами могут сгореть. Когда наглотался таблеток, только, чтобы показать Беллами его уязвимость, напугать, довести до ручки. Но Беллами по какой-то причине его ещё не прогнал, не возненавидел. Тот держится за него до последнего, постоянно протягивая руку помощи, сколько бы раз Джон по ней не ударил. И сейчас Джону от этого было даже горько. Потому что он не понимал, чем он это заслужил?

***

      К вечеру Беллами сел поужинать в одиночестве. Позвать Джона присоединиться пока не решался. Кажется, тому нужно побыть наедине с собой. Да и моральное состояние Беллами ещё не до конца восстановилось после сегодняшней борьбы. Борьбы на выживание. Он увидел, что смог пробудить в Джоне намёк на человеческие чувства, намёк на человечность и сострадание. Может быть, и ненадолго. Но это уже маленькая победа.       «Нормальные силиконовые приборы. Что ему не нравится?» — немного даже ребячески для сей ситуации обдумал Беллами. Он и сам стал пользоваться такой посудой, потому что металлические приборы спрятал и всё время доставать их не хотелось. Да и лучше лишний раз не бесить Джона. Хоть их приобретение и было намеренной провокацией, Беллами всё равно, в самом деле, был обеспокоен состоянием парня и, действительно, считал это необходимой мерой безопасности. Ему пришлось сделать из собственного дома палату для одного буйного сумасшедшего. Ситуация обязывала принимать столь странные решения. А что ещё оставалось?       Беллами только навёл порядок на кухне, как Джон зашёл в комнату. — Ты не голоден? — спросил Беллами, зная, что Джон за день так и не поел. Скандал ему был интереснее обеда.       Джон не ответил и подошёл ближе. Блейк обратил внимание на заживляющую мазь в его руке. Парень мягко спросил: — Можно?       Беллами только кивнул головой, безмолвно соглашаясь, будучи под впечатлением от происходящего. Джон коснулся его шеи, отклеивая лейкопластырь с кожи, а после выдавил горошинку мази себе на палец и аккуратным, почти невесомым прикосновением нанёс мазь на порез. Беллами не отрывал от него взгляда, полного нежности, чувствуя тепло от его лёгкого касания на своей шее. Как он хотел перехватить его руку и поцеловать его запястье. Но любые порывы нежности в сторону парня всегда нужно было жёстко пресекать в себе. Только чувства подавить было невозможно, они только больше росли внутри, от невозможности вырваться наружу.       Джон отнял руку от шеи парня и неловко опустил взгляд. Так, словно они были едва знакомы, и сейчас между ними произошёл слишком интимный момент, который вызывал робость и волнение. Они оба знали друг друга, как больше никто на планете не знал каждого из них. Они вместе пережили так много всего, что не каждый переживёт и за целую жизнь. И они оба так сильно друг друга любили, что невозможно даже представить, что так можно любить.       «Жаль только, в разное время,» — горько подумал Беллами.       Теперь же они робели при виде друг друга, не зная как себя вести, о чём заговорить. Будто они боялись быть неправильно понятыми, отвергнутыми. И это было их общей проблемой. Как и всё остальное до этого момента.       Джон прервал молчание тихим голосом: — Я бы поел.       Он больше не звучал так нагло и требовательно, как прежде. Для Беллами это была сравни лучу солнца, пробившемуся сквозь тяжёлые многовековые тучи. И пока этот свет не погас он пока мог насладиться этим крошечным моментом, даже если он окажется очень скоротечным. — В контейнере осталась варенная индейка. Сейчас разогрею, — ответил Беллами.       Парень выставил разогретую еду на стол. Джон больше не стал возмущаться и хоть как-то выражать недовольство по поводу силиконовых столовых приборов. Беллами пока не спешил очаровываться мирным настроем парня. Может быть, тому просто нужны силы для восстановления. Но Блейк позволил себе испытать толику облегчения, избавиться от постоянного напряжения и потребности защищаться от того, от кого защищаться хотелось бы в последнюю очередь.

***

      На следующий день в гости забежал Атом. При его появлении, Беллами осознал, что так редко видится с людьми. Появилось ощущение, что он немного одичал, замуровавшись в стены своего дома вместе с Джоном, из нежелания и страха оставлять его одного. А показываться с Джоном на людях было бы не лучшим решением. Получается, Беллами сам себя сделал заложником. Добровольно. — Куда штора делась? — заметил изменения друг. Беллами уже навёл порядок после пожара, покрасил стены, избавился от сгоревших вещей. Но штору пока не успел приобрести и не слишком с этим торопился. — Сгорела. — Из-за чего?       Беллами не захотел волновать друга, да и рассказывать всего: — Не знаю. Так вышло. — Ты какой-то рассеянный в последнее время, — подметил Атом. — Да. — Джон как? — Сложно ответить однозначно. — Вы хоть общаетесь? — Почти нет.       Атом сокрушённо выдохнул и перевёл тему: — Я чего приехал. Хотел напомнить тебе, что через три дня Рождество. Мы с Октавией планировали пригласить тебя. Но раз Джон теперь снова с тобой живёт, приглашаем вас обоих.       Стоило ожидать, что Атом и Октавия пригласят Беллами на праздничный ужин к ним в гости, как в старые добрые. Но у Блейка было совсем не то состояние, чтобы праздновать, не хотелось портить вечер друзьям своей кислой миной. И у Джона сейчас то же самое состояние. К празднику они совершено не были готовы. — Мы с Джоном — не пара. — Ну приходите как не пара. — Ты же понимаешь, что это не лучшая идея. — Понимаю, — опечаленно произнёс Атом. — Но подумал, раз нет хороших идей, предложить хоть плохую. Когда вы уже прекратите хернёй заниматься? Сколько ещё ждать вашего примирения?       «Хоть кто-то ещё ждёт,» — с горькой усмешкой подумал Беллами. Он не хотел отнимать у Атома ту надежду, которой сам лишён. Наверное, и не было смысла убеждать его, что эта надежда пустая. Ему этого не объяснить, ведь Беллами не хочет рассказывать всего, что происходит, а значит Атому будет трудно понять причину такой уверенности Блейка, что ничего уже исправить нельзя. — Так вы оба не придёте? — Нет. Проведём вечер дома. — Вдвоём? — с улыбкой уточнил Атом. — Не знаю. У меня нет других планов. На счёт Джона не могу быть уверен. — Всё образумится, — попытался подбодрить друг. — Нужно только подождать. — Долго ждать? — А ты куда-то торопишься? — спросил Атом, мягко улыбнувшись.       Беллами в ответ тоже вытянул улыбку, но не такую светлую, как у друга, а просто выжатую для вида: — Уже не тороплюсь. Я везде опоздал.       После беседы с другом, когда Атом уехал, Беллами отправился в рабочий кабинет, но остановился у слегка приоткрытой двери в комнату Джона, когда услышал бренчание гитары. Заглянув в комнату, он видел, как Джон издевался на инструментом, пытаясь на нём играть. Пальцы его не слушались, соскальзывали, цепляли не те струны, но Джон упорно пытался победить в этой нелегкой битве. Тоска захватило сердце при виде этой жестокой картины. Беллами вспомнил, как тот играл. Особенно на последнем концерте. Как у него хорошо получалось. А теперь Джон играет так, будто в жизни не умел этого делать и вообще впервые держит гитару в руках. Словно у него нету слуха и каких-либо способностей к музыке. Хоть это было совсем не так. Джон выдохнул, попытался сосредоточиться, снова долго устанавливал пальцы, зажимая струны на грифе.       Попытался играть, но вновь ничего не вышло, только бессвязное бренчание по струнам. Джон разозлился и оттолкнул гитару. Звук эхом разошёлся по комнате. Парень опустил голову и сжал руки, справляясь с эмоциями, словно сдерживая крик. Пару раз глубоко выдохнув, он снова поднял гитару, прикладывая усилия и уложил себе на колени, продолжая изнурять самого себя попытками.       Беллами тихо вошёл в комнату и сел за его спиной. Джон почувствовал его присутствие, но не стал возникать. Тогда Беллами придвинулся вплотную к нему, коснувшись грудью его спины, накрыл его руку своей, устойчивее прижимая струны к грифу его пальцами, так же накрыл его вторую руку у корпуса гитары. Вспоминая свои былые навыки, которые хоть и уступали былым навыкам Джона, Беллами, управляя пальцами парня, неторопливо перебирал струны. По комнате разносилась медленная мелодия, от того более простая, но чувственная. Джон не мешал ему играть, замер, едва ли дыша. Мягкая, печальная музыка проникла в сердца обоих, окутала их теплом, согревая. По щеке Джона скатилась слеза. А Беллами потерялся где-то на грани между реальностью и фантазией, упиваясь сокровенным мгновением их близости.

***

      Так незаметно наступило Рождество. Но в их доме этого не ощущалось — ни праздничных украшений, ни ёлки, ни накрытого стола. В доме была только тоска. Каждый из парней был сам по себе, они не разговаривали друг с другом вот уже два дня. Джон больше не пытался провоцировать, задеть Беллами и вообще с ним ни как не контактировал. Эти два дня спокойствия и тишины казались даже непривычными. Беллами отвык от такого спокойствия. Казалось, вот-вот должна грянуть буря, и сейчас — только временное затишье. Может быть, у Джона просто пока закончились силы. Может, его снова что-то выведет из себя.       Проводить Рождество в одиночестве было паршиво, особенно когда Джон рядом, в этом же доме. Беллами очень хотелось позвать его, предложить провести вечер вместе, но не решался. Сам бы никогда не ожидал от себя такой нерешительности. Она всегда ему была чужда. Но пришлось так резко измениться за такой короткий срок. Беллами сдерживал своё желание подойти к парню, боясь ненароком спровоцировать того на агрессию. Им обоим нужно время выдохнуть. А праздники рассчитаны на счастливых людей. Не на них.       Беллами вспомнил прошлую зиму. Рождество, что они провели в кругу семьи. Когда Октавия с Джоном накрыли шикарный праздничный стол: Атом разливал вино, попутно рассказывая, что ему поведал консультант об этом вине; Джон недовольно фыркал из-за того, что Беллами снова не предупредил о их поездке в горы заранее, но быстро прощал его, стоило только Беллами состроить ему глазки. Когда спустя время он будет вспоминать сегодняшний день, то вспомнит лишь то, что они с Джоном в Рождество просидели в разных комнатах и даже не говорили друг с другом. Но пока он мог ещё потешить себя приятными воспоминаниями. Вспомнил, как учил Джона кататься на сноуборде, как тот смеялся, иногда грязно матерился, когда ему было страшно или когда падал в снег. У Мёрфи вообще был богатый словарный запас нецензурной лексики, некоторые слова Беллами услышал за жизнь только от него. И ему ужасно нравилось видеть парня таким эмоционально несдержанным. Особенно после того, как тот долгое время всё удерживал в себе. Вспомнил их битву в снежки, поцелуй Джона, которому Беллами сдался, безоговорочно отдав ему победу.       Вспомнил их разговор в тот день в арендуемом доме: «— Ты скучаешь по Луне? — Что? — с полу усмешкой возмутился Беллами. — Выкидывай эту дурь из головы. — Я серьёзно. Почему ты тогда отказался о ней говорить? — Просто не захотел. — Невозможно не скучать по человеку, с которым ты прожил долгое время. — Я уже с ней так же долго не живу. Джон о чём-то печально задумался, и вскоре с редкой ему откровенностью поделился мыслями: — По мне тоже скучать не будешь? — А ты что уйти собираешься? — Беллами подошёл к сидящему на кровати парню, взял за подбородок и поднял его лицо, чтобы смотреть ему прямо в глаза. — Я скучать по тебе не собираюсь, потому что ты всегда рядом будешь, понял меня? И Джон засветился счастливой улыбкой в ответ.»       От воспоминаний сердце налилось жидким бетоном и окаменело. И ведь Беллами в тот момент не любил парня так сильно, и сам не был уверен в том, что ему с такой уверенностью говорил. Он просто окутывал Джона цепями, чтобы теснее держать его возле себя, ведь на тот момент остро в нём нуждался, просто чтобы не оставаться одному, просто потому что Джон так искренне его любил, это было приятно, надёжно. И только сейчас Беллами в полной мере осознаёт, насколько это всё было важно, и что он вообще потерял. Променять его любовь на собственную независимость и свободу — было самой кабальной сделкой в его жизни, которую невозможно признать недействительной.       Беллами захотелось курить, чтобы хоть как-то сбросить напряжение от этого вечера и тяжёлых мыслей. Он снова подсел на сигареты, хотя несколько лет назад слезал с никотиновой зависимости. Зачем только? Неужели планировал провести долгую, светлую жизнь? Сейчас он уже ничего не планировал, и никотин был не самой разрушительной вещью в его жизни. Блейк отправился на улицу, но в гостиной заметил Джона, который стоял у открытого окна, выставив руку на улицу. Беллами аккуратно подошёл к нему и спросил: — Ты решил замёрзнуть?       Джон обернулся к нему. Его взгляд казался даже немного более радостным и светлым, чем обычно. Парень со сдержанным восторгом сказал: — Снег пошёл.       Только тогда Беллами обратил внимание на то, что с неба сыпались белые хлопья. Но вскоре вернул взгляд на Джона, наслаждаясь им куда больше, ведь тот стал выглядеть более живым. — Пойдём на улицу? — предложил ему Беллами.       Парни вышли во двор. Снег сыпал уверенно, и в ночи это выглядело особенно эффектно. Обычно в декабре снега в их регионе не дождёшься, да и прогноз об этом маленьком чуде не упомянул сегодня. На улице было тихо и безветренно, снежинки медленно падали вниз, уже покрыли землю тонким слоем. Из-за тишины можно было расслышать, как они проносятся в воздухе, словно перешёптываясь между собой. Ночь казалась волшебной из-за простого климатического явления. Поистине сказочной, будто кем-то придуманной и талантливо нарисованной. Джон заворожённо смотрел на снег, немного приподняв голову. А Беллами с неменьшим удовольствием поглядывал и на него, на снежинки осевшие на его волосах, на пальто. — Красиво, — полушёпотом обронил Джон, не желая нарушать сокровенную тишину. — Да, — тихо ответил Беллами, глядя на него. После он вернул взгляд на снег, благодаря которому они с Джоном смогли провести хотя бы это короткое время вместе. Беллами мысленно благодарил погоду, что она сотворила это маленькое чудо для него в праздник. Ведь просто стоять рядом с парнем стало для него уже пределом мечтаний. О большем он и не просил. — Снег пошёл прямо на Рождество, — со светлой печалью в голосе произнёс Беллами. — Как будто хороший знак свыше.       Джон взглянул на него, задержав на нём взгляд, и спросил: — Ты веришь в знаки? — Иногда хочется верить. Особенно, когда верить больше не во что. Хочется отыскать надежду на что-то хорошее хотя бы в чём-то, — с грустной улыбкой ответил Беллами.       Он выглядел таким уставшим, измученным от жизни, от бесконечных войн за место под солнцем, смирённым со своим поражением, с беспросветной тьмой, но сейчас он позволил себе крохотный кусочек надежды, даже если иллюзорной. Хотя бы ради того, чтобы почувствовать себя живым на несколько минут. И Джон не отводил от него взгляда, словно читая его состояние по лицу и не имея сил отвернуться. Беллами не выдержал этого пристально взгляда, сорвался на то, чтобы тоже взглянуть ему в глаза, даже если Джон прочтёт в его взгляде слишком многое. Он знал, что Мёрфи теперь свои чувства доверять нельзя, но ему было плевать, он не скрывался от парня, какие бы намерения тот не имел. Их взгляды соприкоснулись друг с другом. Впервые за долгое время без соперничества, в котором Джон атаковал, а Беллами пытался защищаться. Они смотрели друг другу в глаза с несколько секунд слишком тепло для заклятых врагов.       Джон сделал неторопливый шаг ближе, потянулся к нему и оставил аккуратный, нерешительный поцелуй на губах. Беллами напрягся, замер на месте от шока, словно любое движение ударит его током в 220 вольт. Джон нежно целовал его в губы лёгкими касаниями, а Беллами не отвечал и не отстранялся, будто потерявшись во времени и пространстве, выпав из реальности. Джон остановился и посмотрел ему в глаза, заметив безучастность парня. Тогда Джон опечаленно опустил глаза, собираясь отстраниться, но Беллами потянулся к нему, не готовый сейчас его отпускать. Коснулся его губ с ранящей сердце нежностью, положив руку тому на спину, обняв так бережно, неуверенно. Они слились в поцелуе с ответной взаимностью, в одинаковом темпе. Целовались робко, поверхностно, без той былой страсти, но безмерно чувственно. Как целуются люди, не для того, чтобы друг друга раздеть, а для того чтобы исцелить. От этой внезапной трепетной ласки внутри переворачивалось всё, все чувства взметались словно в урагане, резали изнутри, но это была самая приятная боль. Беллами столько раз чувствовал вкус его губ, но сходил с ума от этого поцелуя больше, чем когда-либо. Разрываясь от неопределённых чувств страха, боли и нежности: «Что он сейчас сделает? Вцепится мне в горло? После поцелуя скажет, что Финн целуется лучше? Что он ещё мог задумать?»       Но несмотря на полное недоверие, ожидание ножа в спину, самого жестокого удара, Беллами не разрывал поцелуя, полного искреннего тепла и любви, что он без остатка отдавал Джону, готовый хоть умереть сразу же после ласки. Снег осыпал их головы, попадая на лицо и тая от горячего дыхания. Тишина не позволяла ничему им помешать. Мир будто застыл в одном моменте, заставляя всё вокруг замолчать, чтобы ничто и никто не прервало долгожданное, выстраданное уединение двоих бывших возлюбленных.

***

      Простояв на улице с минут двадцать, парни замёрзли и вернулись в дом. После поцелуя оба не проронили ни слова. Войдя в дом, Джон не ушёл в свою комнату, остался в гостиной. Беллами расценил это за возможность провести время вместе. — Ты не против выпить немного вина? — предложил Блейк. — В честь праздника.       Джон ненадолго задумался и ответил: — Можно.       Беллами достал из домашнего бара вино, которое Джон любит. Они оба отлично знали вкусы друг друга. Беллами стал разливать вино по бокалам, заметил, как слегка подрагивают руки. Его сердце истошно колотилось при воспоминании о поцелуе всего несколько минут назад. Чувств было много вперемешку, неотделимых друг от друга. Беллами не сдержался от слёз. Столько всего ужасного произошло за эти дни, а он плакал после их поцелуя.       «Я не должен ни на что надеется. Этот поцелуй, возможно, ничего не значит. Как бы сильно я не хотел надеется на что-то, мне нельзя,» — мысленно уговаривал себя Беллами держать себя в руках, не подаваться сладостной иллюзии, что что-то можно исправить. — «Это был лучший подарок на Рождество. Даже если ты после сделаешь вид, что этого поцелуя не было».       Беллами собрался с силами, подавил эмоции. Взял бокалы в руки и направился к Джону. Поставил рядом с парнем на журнальный столик. Джон выглядел мирно. Не было ни тени злости, пренебрежения. Наверное, и впрямь, не планирует нападать. Он выглядел расслабленно, в то время как Беллами был немного растерян. Не знал, как начать разговор, о чём заговорить. Джон не помогал, и всё так же молчал. — Мы ещё успеваем загадать желание, — произнёс Беллами, глянув на часы. — Осталось понять, чего я желаю. — У тебя ещё есть пара минут.       Джон печально задумался, а после спросил: — Желания вообще когда-нибудь исполняются? — Конечно, — уверенно ответил Беллами, безотрывно глядя парню в глаза. — Ты, правда, в это веришь? — Хочу верить.       Джон взял бокал в руку, немного придерживая его второй рукой, чтобы не выронить, взглянул на вино, обдумывая, что ему загадать. Спустя несколько секунд сказал: — Тогда, наверное, мне стоит загадать желание о том, чтобы желания исполнялись.       Беллами одобрил мягкой улыбкой: — Хорошее желание.       Джон закрыл глаза, мысленно загадывая желание, подойдя к этому обстоятельно, вдумчиво. Беллами задержал на его лице тёплый взгляд, а после решил повторить его ритуал, закрыл глаза, пронося в голову одну сокровенную мысль: «Я хочу, чтобы ты стал счастливым. У меня уже не получится. Так пусть это получится у тебя».       Чего он хотел больше всего, так это чтобы Джон больше не бился в агонии своей ярости, чтобы сумел жить дальше, несмотря на весь тяжкий груз за плечами, на все жизненные обстоятельства, которые пришлось пережить, и чьи последствия мешают ему двигаться дальше. Беллами хотел увидеть его искреннюю улыбку, даже если улыбаться он будет не ему. Когда-то ему казалось, что это самое страшное, что может произойти в его жизни. Но нет. Самое страшное, это когда Джон совсем не улыбается.       После того, как парни загадали желания, каждый осмыслив их в своей голове, Беллами с Джоном сделали несколько глотков вина. Тишина казалась очень громкой. Их молчание неловким. Они оба не могли найти слов, но не уходили друг от друга, не казались отстранёнными и чужими. — Может, посмотрим фильм? — робко предложил Беллами. — Давай.       У Беллами в сердце словно бы расцвела весна от этого короткого слова его согласия. Ведь это значило, что Джон проведёт с ним ещё какое-то время, даже если они просто будут смотреть в экран. Беллами оживился от этой радости. Он стал искать фильм в онлайн сервисе через телевизор. Не мог особо вчитываться в описание и проводить тщательный отбор из-за волнения. Потому выбрал что-то с Рождественской атмосферой с самим высоким рейтингом. Ему было не важно, что смотреть. Вряд ли он вообще будет уделять внимание сюжету. Уже сейчас мысли только о том, что Джон будет рядом. И не убивающий и жестокий. Вернулся прежний Джон, даже если только на время. А вдруг навсегда? Беллами переполняли эмоции, хоть и внешне он выглядел совершенно спокойным.       Включив фильм, Беллами сел на диван рядом с Джоном, оставаясь от него на небольшом расстоянии. Теперь стала ощущаться атмосфера хоть какого-то праздника. Единственное, что выдавало отсутствие той расслабленности, что должна быть присуща семейному торжеству, это то, что они почти не говорили. Но в этом что-то было. Ведь они оставались друг с другом, даже несмотря на то, что им не о чем было поговорить. Это не было так важно. Пусть это молчание не было таким комфортным, но от этого не хотелось сбежать.       Как Беллами и предполагал, фильм он смотрел поверхностно, но и сюжет не требовал к себе особого внимания, был налегке. Когда-то Джон плевался от подобных фильмов, всё время подшучивал над героями, глупыми поворотами сюжета, но сейчас он серьёзно смотрел кино, никак не комментируя, не усмехаясь. Смотрел комедию, как какую-нибудь документалку. Как в общем-то и Беллами. Словно они оба использовали просмотр фильма как предлог остаться вдвоём, но не показывали этого желания друг другу так открыто.       Беллами решил хоть что-то спросить: — Тебе нравится фильм? — Да, — без иронии ответил Джон, хотя скорее он был равнодушен к фильму, чем правда был увлечён им. Немного помолчав, он тихо добавил: — В таких фильмах всё всегда заканчивается хорошо.       Сердце от этих слов вдруг налилось тяжестью. Хотя сама фраза не предвещает ничего печального, глубокого, болезненного. Просто факт. Ведь в комедиях всегда счастливые финалы. Но в реальности это было не так. И так хотелось стать главным героем комедии, а не жить в остросюжетном триллере. — Я тоже люблю счастливые финалы, — ответил Беллами.       А ведь раньше их не любил. Раньше Беллами нравились фильмы, которые заканчиваются трагично, а вернее — логично. Или же когда финал нельзя было определённо оценить как хороший или плохой. Но теперь хотелось видеть что-то хорошее хоть где-то, хотя бы на экране. Ведь дерьма и в реальности хватает.       К середине фильма Джон, возможно, поутомился и аккуратно склонился ближе, положив голову Блейку на плечо. Беллами застыл, словно боясь спугнуть момент любым неловким движением, стал даже дышать в неполную силу, а сердце его заколотилось в бешеном ритме, сжалось от боли и радости, вопило жутким рёвом, рыдая, смеясь. Беллами бережно обнял парня, совсем лёгким прикосновением положив руку на талию. Он не хотел задумываться, значит ли это что-то, шанс ли это на то, чтобы сблизиться, или временное помутнение, которое Джон почему-то себе позволил. Беллами просто хотел насладиться неожиданным счастьем, что ему перепало, хотя он боялся даже просить об этом судьбу. В голове крутилась только одна мысль: «Люблю». Но сказать это вслух — гарантировано всё испортить. Беллами ужасно боялся снова всё испортить, до отчаянной паники боялся, что может сделать что-то не так. Некогда всегда идущий напролом человек, хоть по головам, ловя в спину слова ненависти и осуждения, но не останавливаясь, стал бояться и шагу ступить. Он сотни раз падал, а после поднимался. Делая вид, что переломанные кости — всего лишь мелкие неприятности. И двигал вперёд, неважно куда, пусть даже не в верном направлении, на встречу к пропасти. Но больше не выходило казаться себе и другим сильным и смелым. И «море по колено» больше не про него, он захлёбывался в нём, накрытый с головой. Устав от своей силы, он складывал оружие и признавал поражение. Он больше не боялся бояться. Нарочитая смелость страшнее. Она лишь вела к погибели.

***

      Только к часам одиннадцати дня Джон поднялся с постели, привёл себя в порядок, застелил кровать. Всё это у него занимало больше времени, чем раньше, но ему всё равно некуда было торопиться. Он смотрел в окно. Земля уже была усыпана снегом, пусть и без сугробов, лишь тонким белым покрывалом. Ручка с его окна была снята. Джон задумался, будет ли теперь когда-нибудь Беллами ему доверять настолько, что снова прикрутит ручку на его окно? Вряд ли. Беллами и во время поцелуя вчера был так напряжён, словно в ожидании удара. Но отпускать не хотел, не смотря на недоверие.       «Не я один сошёл с ума,» — мысленно произнёс Джон. — «Ты вместе со мной обезумел. Иначе как ещё объяснить, как ты это всё выдерживаешь?»       Было странно осознавать, что Беллами его так и не возненавидел. Хотя Джон так старался этого добиться. Но сдался первым. У Джона больше не осталось сил вести эту войну. Но он понимал, что не может просто жить так, как все. Иметь интересы, амбиции, к чему-то идти, чему-то учиться, отдыхать с друзьями, играть с ними в настолки и веселиться, завести отношения, любить, быть любимым. Он понимал, что не хочет ничего, нет никакого искреннего интереса к жизни. Не хотелось подниматься по утрам с кровати, открывать глаза, что-то делать. Он бы мог снова приложить усилия, заставить себя жить дальше, хотя бы делать вид, чтобы однажды убедить самого себя в том, что он сможет всё преодолеть. Но он не хотел. Это бы было лишь очередным издевательством над собой. Это ещё никогда не привело его к лучшей жизни. Становилось только хуже, а все старания были тщетными. И Джон устал над собой измываться, пытаться делать то, что выше его сил, требовать от себя стойкости. У него опустились руки, и он это принял. Пока только плыл по течению, не думая о том, куда оно его занесёт. От этого он не становился счастливее, но так было хотя бы легче. Не нести груз ответственности за то, что у него не получается. Он в дерьме, потому что ничего не делает, а не потому что всё время пытается из него вылезти, но постоянно туда возвращается. Так проще. Так понятней почему всё хреново.       Финн забрал Джона из дома и повёл прогуляться по городу. Пусть сегодня был официальный выходной — 26 декабря, людей на улицах было мало. Наверняка все повылезают из домов ближе к вечеру. Да и многие кафе и магазины открывались позже, чем обычно. Люди проводили в кругу семьи это время. — Как провёл Рождество? — поинтересовался Финн. — Неплохо. — С Беллами, или вы были по отдельности? — И так, и так. — Это значит, что вы сначала отмечали, а потом поругались и разошлись? Или же наоборот? — Тебе это так интересно? — Да, мне интересно, что у тебя происходит. Так было всегда. Что тебя удивляет? — Мы пошли смотреть на снег, а потом выпили немного вина и посмотрели фильм. В общем-то всё. На торжество это вряд ли похоже. — Ну ты хоть не один сидел. Уже радует, — сказал Финн и достал из своего рюкзака небольшую коробку, обмотанную подарочной лентой. — Я голову сломал, пока думал, что тебе подарить. Но вот. Всё, что придумал.       Джон даже забыл об этой традиции дарить на Рождество подарки. Он ничего и не подготовил Финну, от этого стало неловко. Парень отреагировал растерянно: — Спасибо. Она не тяжёлая? Я боюсь упустить и испортить подарок. — Не переживай. Я подержу, — ответил друг и протянул подарок, держа его в руках.       Джон развязал красную ленту, открыл коробку. Финн с милой улыбкой пояснил: — Это лучший горячий шоколад, что я пробовал. Сладкое поднимает настроение. А тебе это совсем не помешает.       Джон улыбнулся в ответ. Заметил рядом с пачкой горячего шоколада кружку с котом на полумесяце и возразил: — Нет. Это же кружка из твоей коллекции. Она должна у тебя остаться. — Не паникуй. Я купил вторую такую же.       Джона удовлетворил его ответ, после он заметил что-то ещё по кружкой. Аккуратно вытянул и рассмотрел фотографию, где они с Финном возле камина и свечей позировали в Хэллоуинских костюмах. — Чаки и динозавр — лучшая команда, — с широкой улыбкой сказал Финн. — Да, — согласился Мёрфи, рассматривая фото с щемящей ностальгией о том спокойном времени его жизни, когда он ещё не знал, что его ждёт впереди, когда мог двигаться в полной мере, носиться по дому, играть на гитаре и не чувствовать себя неполноценным человеком. — Кажется, неплохой подарок, чтобы оставить о себе что-то на память, — с печальной улыбкой сказал Финн.       Джон буквально очнулся от этих слов: — Ты уезжаешь? — Я долго откладывал. А сейчас праздники. Полечу к отцу, он давно меня ждёт. Сегодня собираюсь заказывать билет. — Когда ты вернёшься? — Не знаю. Думаю, что нескоро. — У тебя же здесь работа. — Я полностью на дистанционку перевёлся. Добил этот год, сейчас праздничные выходные, а со следующего года я на удалёнке. Да и директор только обрадовался, что у него будет сотрудник в Китае. С Китаем всем выгодно иметь дело.       Джон заметно помрачнел от этой новости. Финн был единственным другом, с которым Джон мог открыто общаться. Быть с ним таким, какой он есть. Не пытаться держаться увереннее, казаться лучше, как с другими. Сейчас Финн улетит, и Джон может запереться в своей комнате и не вылазить оттуда. Но он понимал, что не может вечно привязывать друга возле себя. У того должна быть своя жизнь. Не с Джоном же ему вечно нянчиться. У Джона проблемы нескончаемые, и Финн из-за них всё откладывает свои дела и желания на потом. Джон уговаривает себя успокоиться ради Финна, отпустить его. Но выдавить из себя улыбку не получалось. Да и она бы вышла неискренней.       Финн, заметивший его потускневший взгляд, аккуратно произнёс: — Ты, если не передумал, можешь полететь со мной, как договаривались.       Джон взглянул на друга, удивившись: — А ты не передумал? — Нет, конечно. Я же тебе сейчас об этом говорю, — ответил Финн и подбодрил его убедительной улыбкой. — Моё предложение остаётся в силе. Решение за тобой.       И хоть чуть больше месяца назад Джон уже принимал это решение, готовый лететь в Китай, но за это время многое изменилось. Потому приходилось вновь обдумать это предложение. Прятаться ему больше не от кого. И жил он теперь не один. Но в тоже время его ничего здесь не держит. Он больше не знал, что ему делать со всей сложившейся ситуацией в своей жизни. Может, стоит просто всё стереть и попытаться начать жизнь с чистого листа? — Ну так что, хочешь со мной? — снова спросил Финн, видя его замешательство. — Да, — уверенно ответил Джон, будто только что совсем не колебался над этим вопросом. — Хорошо, — с довольной улыбкой ответил Финн, радуясь его решению. — Тогда пойдём за твоими документами. Папа пришлёт пригласительную визу. На работу тебя оформим уже там. Хотелось бы уже через дня два вылететь. Не заставлять отца ещё ждать.

***

      После того, как Джон отдал свои документы Финну, тот сразу же умчался поскорее закончить дела и подготовиться к переезду. Джон сейчас даже не мог уложить в своей голове мысль, что он так скоро улетит. Это произошло очень внезапно. И в этот раз идти на такой шаг было почему-то тяжелее, чем в первый раз, когда он решил всё бросить и улететь с Финном.       Джон обдумывал всё, просто пялясь в стену. Пока его не прервало сообщение на телефон от Финна. Друг написал, что отправил отцу документы, и отец передал их на оформление визы в ускоренном режиме. И когда процесс уже был запущен, Джон в полной мере осознал, что пути назад нет.       К вечеру он спустился в гостиную. Там же он встретил Беллами перед ноутбуком. У него уже были выходные, но тот сидел дома из-за Джона. Когда мог бы отдыхать с друзьями в горах. Джон знает, как парень не любит сидеть на месте в свободные от работы дни, которых у него не так много. Но он решил взвалить на себя ещё больше обязанностей и стать сиделкой для Джона. — Вы не очень долго гуляли с Финном. Всё хорошо? — Да. Всё… — сухо ответил Мёрфи, задумавшись. — …отлично.       Беллами заметно собрался с духом, чтобы предложить: — Может, съездим куда-нибудь? Недалеко. В Канаду, например. Там много природных достопримечательностей. Я думаю, что и пассивный отдых может быть очень крутой. Снимем там внедорожник и будем где-угодно передвигаться с комфортом. Просто чего дома сидеть?       Джон заметил в его глазах молящую надежду на то, что тот согласится. Мёрфи не знал, когда и как сказать, но понял, что нужно как можно раньше. — Я улетаю в Китай.       Надежда в глазах парня резко погасла, не успев толком зародиться. Беллами словно окатили ледяной водой, что свела его тело судорогой. — С Финном? — старательно выравненным тоном спросил Блейк. — Да. — Надолго? — Навсегда.       По взгляду казалось, что Беллами кричал, но этот крик не было слышно.       Мёрфи продолжил: — Его отец готов устроить меня на работу в свой магазин.       Беллами справляясь со своими эмоциями, сжал челюсть, а после с усилием выдохнул, после чего попытался звучать как можно спокойнее и мягче: — Джон, ты уверен, что там тебе будет лучше? — Я уверен, что здесь мне лучше точно не станет. — Ты пойми, Китай — не просто другая страна, это другой мир. Там не будет никого, кого ты знаешь. Совсем чужая культура, территория, менталитет. Тебе там будет некомфортно. — Не надо меня удерживать. Я уже всё решил, — резко ответил парень и развернулся, чтобы уйти. — Джон, — остановил его Беллами. Мёрфи вновь посмотрел на него, встретив его испуганный, отчаянный взгляд. Как бы Беллами не хотел сдержать свои эмоции, они сочились из него. Блейк умоляюще поспросил: — Пожалуйста. Останься.       Джон почувствовал эту мольбу, как внесённую иглу в сердце. Но остался холоден и бесстрастен, ответив: — Нет.       После чего парень вышел из гостиной, заканчивая разговор, и поднялся к себе в комнату. За закрытой дверью было тяжелее держать себя в руках. По телу проходилась нервная дрожь. Внутренности будто скрутило тугой проволокой. Но парень мысленно произнёс: «Ему будет без меня лучше. Что мы, до конца жизни будем жить как сожители? Это бред. Как он устроит свою жизнь, если я буду ему мешать это сделать? А так, не будет больше ни на что надеется и найдёт кого-нибудь. Как всегда находил. Он не пропадёт».

***

      Остаток вечера Беллами не находил себе места, метался по комнате в диком ужасе. Он лишался самого дорого, что у него есть. Прямо на глазах. У него это медленно отнимали, а он ничего не мог сделать. Пусть он не ждал, что Джон останется с ним. Но он бы хотел, чтобы тот жил с ним хотя бы в одном городе, в одной стране. Чтобы можно было надеется на то, чтобы просто встретиться. Хоть случайно пересечься. Чтобы услышать от общих друзей, что у того всё хорошо. Чтобы дышать, чёрт возьми, одним воздухом. Теперь только остаётся упиваться тем, что они находятся на одной планете? Пока Джон на Марс от него не сбежал?       Беллами никак не мог это принять. Ему хотелось уничтожить весь мир. Каждое место, куда может уйти Джон. Чтобы ему некуда было уходить. Ещё вчера они целовались, смотрели вместе фильм, Джон сам потянулся к нему. А сегодня он уже говорит, что собирается навсегда исчезнуть. Беллами уговаривал себя ни на что не надеяться тогда. И то, что этот поцелуй не повод для надежды. Но он всё равно надеялся, даже в тайне от себя. Он не смог не пропустить всё это близко к сердцу. Он так много боли вынес за все эти полгода их расставания, особенно за последние дни. И только вчера произошёл какой-то маленький просвет в его жизни. Так ненадолго. Просто короткий глоток воздуха между пытками.       Эти мысли и страхи издевались над ним всю ночь. Беллами казалось, он вот-вот свихнётся и сам пойдёт поджигать дом, чтобы сгореть в нём. Он всё равно горит и без огня, только не умирает, лишь мучается беспрерывно. И на следующий день это продолжилось. Легче не становилось ни на минуту. Кто-то сказал, что эмоциональная боль длится 12 минут. А у него она длится всю жизнь. И казалось, что она началась задолго до его рождения, и будет продолжаться даже после его смерти. Это нельзя никак прекратить. И у него просто едет крыша. В этом состоянии он боялся самого себя. Потому что обычно в таком состоянии он творит много дерьма, о котором потом очень жалеет и всю жизнь за него расплачивается собственной кровью.       Не выдержав всего, Беллами решил поговорить с Финном. Он позвонил парню, тот предложил ему заехать к нему домой. Беллами, не медля, приехал. Финн впустил его в квартиру. На диване лежал открытый чемодан, вещи рядом. Рядом с чемоданом разлеглась кошка и подозрительно поглядывала на чужака. — Ты извини за бардак. Собираю вещи заранее, — говорил Финн, а после обратился к кошке. — Иви, ну куда ты на чистую футболку улеглась? Места же больше нет.       У Беллами был вид будто бы он вернулся с похорон. Хотя если он кого и хоронил сегодня, так это себя. — Когда вы улетаете? — холодно спросил Блейк. — Завтра утром, — ответил Финн, отвлекаясь на кошку. — В какой город?       Финн перевёл взгляд на собеседника и сказал: — Прости, Джон просил тебе не говорить. — Что я, следом рвану и выслеживать его буду? — Я понимаю, что бред. Но не могу сказать. — Скажи хотя бы, город большой? — Да. Но можешь не беспокоиться, я с него глаз не спущу. И там хорошо.       В Беллами заклокотала злость раскалённой лавой в просыпающимся вулкане. И в этот момент Блейк мечтал разорвать Финна на части голыми руками: «Вот так аккуратно и ловко, притворяясь другом и просто милым парнем, ты увёл его у меня прямо из-под носа».       Беллами сдерживал свою ярость, говорил как можно спокойно, используя всё своё самообладание: — Ты же понимаешь, что он пытается убежать от проблемы, а не решать её? Переезд не поможет ему, а только усугубит его состояние. — Я понимаю, что тебе тяжело его отпускать. Но это нужно ему. — Он сейчас вообще не в состоянии решить, что ему нужно! — эмоционально вспылил Беллами, уже едва ли держась. — Ты ведь не знаешь всей картины. Он травил себя таблетками, поджигал дом. Ты правда думаешь, что он может что-то решить, и это пойдёт ему на пользу?       Финн был обескуражен тем, что услышал. Но всё так же спокойно и уверенно произнёс: — Я присмотрю за ним. Я обещаю.       Беллами устремил в него испепеляющий взгляд, который должен был пронзить Финна насквозь. Жаль, что этого не произошло. — А я никому, кроме себя, не доверяю. Он никому не нужен так, как нужен мне. И ты это знаешь. — Может, это и так. Но в данный момент ему не нужен ты, — сказал Финн, от чего взгляд Беллами стал ещё злее, ещё болезненнее. Финн сочувственно произнёс: — Извини, не хотел сыпать соль на рану. Но это так, и ты это знаешь. — Ты тоже меня прости, — с болью проговорил Беллами. Финн нахмурился, не поняв за что тот извиняется. Но вскоре понял и замер от шока, потому как Беллами направил на него пистолет. — Ничего личного. Но я не могу так просто отдать его. Сейчас не могу, — выжимал из себя слова сквозь сдавленную грудную клетку Блейк. Он был за гранью отчаяния, в самой её бездне. Не видя ничего и никого перед собой. Только желание остановить всё любой ценой.       Финн был напуган, шокирован, хоть и не подавался панике, несмотря на дуло пистолета, направленное прямо на него, в руках сошедшего с ума от отчаяния человека. Финн произнёс удивительно спокойным мягким голосом: — Беллами, не надо. Ты не сможешь его удержать таким образом. Так ты его точно не вернёшь, а гарантированно потеряешь. Ему всегда было нужно, чтобы ты считался с его решениями и желаниями. Так сделай это для него сейчас. Если ты будешь так держаться за него, ты не сделаешь ему лучше. И себе не сделаешь. Он хочет что-то поменять, потому что ему больно. Насильно удерживая его, ты сделаешь ему ещё больнее. Отнимешь у него шанс что-то изменить. Ты должен его отпустить, Белл. Ради него.       То, как он говорил без тени злости и ненависти. Не пытался защищаться, молить за свою жизнь. То, что он беспокоился за них в первую очередь. И даже сейчас относился к Беллами с искренним сочувствием, когда тот буквально желает застрелить его. Это заставляет Беллами очнуться. Ярость отступает, возвращается здравый смысл и осознание. Беллами с ужасом осознаёт где он, что он делает, что он совсем сошёл с ума, и опускает пистолет. Он был так потерян, словно всё это делал не он, будто кто-то другой только что управлял его сознанием. Но Беллами понимал свою ответственность за свои действия, и именно это его сейчас напугало. От стыда перед Финном он не смог ничего ему произнести и просто выбежал из квартиры.       Оказавшись на улице, Беллами пошёл к своей машине, всё больше осознавая, что только что произошло, но не понимая, как до этого могло дойти. Он ведь взял пистолет с собой, когда шёл в его квартиру. Не обдумывал об этом заранее, но взял. Подсознательно был к этому готов? Готов убить? — Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! — выругался Блейк, как только оказался в машине. Всё тело колотило. Он был в панике, в ужасе. Нет, он не мог. Не мог ведь? Да, он желал этого. Он мечтал прострелить Финну голову. Но не мог этого сделать. Точно не мог. Очень этого хотел. До безрассудства сильно. Но не мог. Не мог.       Но ведь сделал бы. Он почти это сделал. Не планировал пугать. Планировал устранить проблему. Значит, мог?       «Я совсем обезумел. Я стал таким же психом. Это ненормально. Так не должно быть,» — мучительно осмысливал Беллами, сжав голову руками. — «Как же я устал всё терять. Постоянно теряю всё больше. Теперь теряю ещё и рассудок. Во мне ничего не осталось. Ничего человечного. Я просто кусок беспомощности, гнили. Правильно, что Джон бежит от меня. Я недостоин его. Недостоин никого в этом мире. Просто ублюдок, наставляющий оружие на безоружного человека в его собственной квартире, только из-за того, что сам всё проебал. Кто в этом виноват? Финн? Нет. Я сам. Сам загнал себя в угол, сам себя там уродую, измываюсь над собой. Кого и нужно застрелить, так это меня. Чтобы очистить мир от такого, как я. Отпустить Джона, избавить его от моей грязи. Дать ему шанс наладить свою жизнь. Со мной он только всё потерял. Я безумно его люблю, но это больше не его проблема. Только моя. Я потерял его любовь, потому что не заслуживал её. Это справедливо. Я просто должен принять это».

***

      За окнами уже стемнело. Джон неторопливо собирал вещи в дорожную сумку. Он часто останавливался, находясь в тяжёлых раздумьях. Ему это не давалось легко. Душа от чего-то ныла. Не любила перемен? Это было неважно. Джон уже всё решил. Он перемены тоже долгое время не любил, но пора уже полюбить. Мысленно он прощался с домом, к которому так привык. И радовался, что он не сгорел. Хотя, возможно, тогда было бы легче уезжать. Если бы он вообще выжил. Но если бы нет, тогда бы было ещё легче.       Невольно всплывали воспоминания о тех моментах, когда он был счастлив в этом доме. Но это было в прошлом, которое больше не повторится. Вспомнил, сколько крови попил из Беллами за эти дни. И это особенно сильно хотелось забыть. Роль мучителя не вызывала в нём гордости и самодовольства.       «Так будет лучше для него же. На Рождество я пожелал ему счастья. Это желание не сможет сбыться, пока я рядом. Пока он тратить на меня своё время,» — мысленно произнёс Джон. Тяжесть свалила его с ног на кровать. Он держал в руке футболку, которую так и не донёс до сумки. Посмотрел на неё так, будто это она так безжалостно терзала его сердце.       «Мы пытались что-то исправить, но только усугубили. Это так глупо. Мы два идиота, которые вообще не должны были встретиться. Чтобы не было так больно расставаться».       Вспоминая всё, что они вместе пережили, становилось ясно, почему так тяжко просто взять и выбросить всё это, оставить позади. Это не могло быть легко. Слишком много чувств по отношению к Беллами когда-то носило его сердце, и это нельзя было так просто забыть, даже если сейчас оно пустое. Джон сжал футболку руками. Невинная вещь страдала под натиском его сдерживаемых внутри эмоций.       Джон мысленно проговорил Блейку: «Прости меня. За всё. Я не могу остаться».       Переведя дух, парень продолжил сборы, стараясь быть более сосредоточенным. Он и так частенько рассеян, а под потоком скоблящих сердце чувств тем более. Но было бы не кстати забыть что-то важное, когда собрался улететь в другую страну на постоянное место жительства. Хотя будто бы у него есть что-то важное. Он уже столько всего лишился, что забытые трусы или зубная щётка не стали бы невосполнимой потерей.       В дверь постучали, Джон разрешил зайти, и тогда в комнату вошёл Беллами. Джон видел, что тот уезжал, но не знал куда. Вернулся Блейк подавленным, разбитым. Хоть и, как всегда, пытался выглядеть стойким. Джон продолжал собирать вещи. Беллами сел на стул у стола, наблюдая за парнем. Видеть, как парень собирает вещи, было очень больно. Но Беллами хотел провести с ним ещё немного времени перед его отъездом, как будто надышаться перед смертью. — Уже собираешь вещи? — задал бессмысленный вопрос Беллами, просто чтобы начать разговор. — Да. Не хочу завтра впопыхах собираться, — не отрываясь отвечал Джон.       Беллами собрался с остатками сил, чтобы спросить: — Тебе нужна помощь? — Я вроде пока справляюсь. — На квартире не нужно ничего забрать? — Нет. Не хочу брать с собой много вещей. Что я, в Китае не куплю, если что-то понадобится?        Устав от сборов и напряжённых мыслей, что брать с собой, а что нет, Джон сел на кровать, передохнуть. Беллами молчаливо смотрел на него, словно он улетает уже сейчас, и он видит его в последний раз. Хотя это так почти и было. Осталось не так много времени. Джон уточнил: — Ты не против того, что я что-то оставлю? Ты можешь это всё выбросить.       Беллами вымученно улыбнулся, уже едва ли живой от бесконечной моральной боли, которую он сам не понимал, как ещё выносит, и тихо произнёс: — Я ничего не выброшу. — Хорошо. Если кто-то задумает в честь меня сделать музей, у тебя будет возможность предоставить ему экспонаты, — отшутился Джон, хоть и сам не веселился. Хотел как-то разрядить обстановку. Жалкая попытка. Беллами тонул в скорби. Для него это лишь звучало как издевательство. И Джон это сам осознал: — Извини, дурацкая шутка. — Из нас обоих юмористы не очень, — ответил Беллами обессиленно. — Ты был в Китае, — припомнил Джон. — Как там? — Я был там проездом, чисто по работе, поэтому вряд ли смогу что-то сказать тебе полезное. Это ты потом сможешь рассказать мне больше об этой стране.       «Если вообще станешь поддерживать со мной связь, на что я почти уже не надеюсь,» — мысленно дополнил Беллами. — А сейчас мои познания ограничены тем, что там штампуют подделки и едят тараканов, — невесело сказал Джон. — У тебя будет возможность узнать больше.       Мёрфи прошёлся взглядом по комнате, снова задумавшись о своих вещах, высказал мысли вслух: — Гитару я оставлю. Она мне больше не пригодится.       «Лучше оставь себя,» — мысленно ответил Блейк, сжимая руки, чтобы не выронить этих слов вслух. — Я хотел бы тебе кое-что отдать, — начал Беллами и протянул парню конверт. — Это принадлежит тебе. — Что это? — Письмо от Диксона. Он написал его тебе.       Джон растерянно забрал конверт из его рук, утопая в замешательстве, в куче вопросов: — Откуда оно у тебя? — Мне отдал его Маккрири. Ещё тогда. Два года назад. — И ты решил отдать его мне только сейчас? — Решил, что сейчас самое подходящее время.       Мёрфи рассмотрел конверт в своих руках, задумавшись о том, что там может быть: — Ты его читал? — Да, — прямо ответил Беллами. — И что там написано? — Прочти и узнаешь. — Снова бред психопата? — Возможно. Я бы посоветовал тебе его открыть, если собьёшься с пути, если будет паршиво. А если ты будешь счастлив, то можешь никогда не открывать. — А ты бы хотел, чтобы я его прочитал? — Я больше «за» второй вариант. — Что ж, — вяло проговорил Джон. — Постараюсь быть счастливым.       Вряд ли он сам в это верил, но постарался обнадёжить Беллами. Всё-таки они прощаются навсегда. Кормить обиды больше ни к чему, как и надежды на то, что между ними что-то может изменится. Джон понимал, он режет свои корни, и это не могло быть не больно. А Беллами отпускал его, всё ещё совсем не готовый отпускать, не понимая, как он это завтра сделает. Слёзы скребли горло, но ему снова приходилось быть сильным, когда он уже больше не может.

***

      В половину шестого утра Джон собирался отъезжать. Беллами был на ногах уже в четыре. Он не особо то и спал ночью. Почти двое суток без нормального сна, но физическая усталость не ощущалась за внутренними терзаниями. Беллами отсчитывал время. Ему осталось жить ещё полтора часа. Хоть Джон был в другой комнате, но пока он был где-то рядом. Только эта мысль утешала. Ведь совсем скоро он будет за тысячи миль, неизвестно где.       Скоро пришли Атом и Октавия. Беллами удивился их раннему визиту. — Вы проводить пришли? — Да. Джон сказал, что в аэропорт за ним тащиться не нужно. Здесь попрощаемся, — грустно ответила Октавия.       Атом задержал сочувствующий поникший взгляд на друге и спросил: — Ты как?       Беллами не мог подобрать слов, которые в полной мере бы описали его состояние. Он просто хотел сдохнуть сразу же, как только машина с Джоном отъедет от его дома. Друзья всё видели, понимали его состояние и без слов. Потому Беллами даже не стал отвечать. — Хотите кофе? Джон скоро спустится. — Да, мы сделаем кофе сами, — сказала Октавия, не желая напрягать брата, видя, в каком он убитом состоянии.       Беллами поднялся на второй этаж к Джону, нужно было помочь ему спустить вещи. Парень был уже одет и собран. Беллами задержал на нём взгляд, запоминая эти мгновения, пока он рядом, и сказал: — Атом с Октавией приехали. Спустишься? — Да. Пойдём.       Беллами взял две дорожные сумки, приготовленные возле двери. И пошёл вниз за Джоном. Поставил сумки в гостиной возле дивана. Атом с Октавией их уже ждали за столом за чашкой кофе. Джон присоединился к ним, а Беллами поставил ещё две чашки к кофемашине для себя и Джона.       «Последний раз готовлю ему кофе,» — болезненно пронеслось в голове. Ему хотелось беспрерывно плакать, как маленькому ребёнку. Но статус взрослого человека не позволяет такой слабости. Но у него ещё будет достаточно времени для того, чтобы обливаться слезами, сидя в одиночестве в своём доме. Ещё целая жизнь впереди.       Блейк вернулся к друзьям и Джону, поставив перед ним чашку кофе. Аккуратно влился в их разговор. Октавия не унималась с расспросами. — Мы вообще когда-нибудь увидимся? — Кончено, — ответил ей Джон. — Я же не на другую планету улетаю. Мы сможем связываться в скайпе. И вы сможете прилетать в гости.       «Это предложение только для Октавии и Атома?» — обдумал Беллами. — «Ведь мне ты даже не хочешь говорить, в какой город собрался лететь». — Ты хоть пиши почаще. Я буду скучать, — печально произнесла девушка, взяв его за руку. Беллами проследил за её движением, тоже мечтая так сделать. — Я тоже, — искренне ответил Джон, чуть сжав её руку. — Так, это. Прекращайте, — сказал Атом, растрогавшись, но стараясь это не показывать. — Не навсегда прощаемся. Увидимся ещё. Устроим тур в Китай весной. — Буду вас ждать.       Беллами молчал, а внутри его пожирало ужасающее горе. Он надеялся, что Джон сейчас обратится к нему и скажет, что он тоже может прилететь. Но этого не происходило. Джон словно вообще не замечал его рядом. Посетила горькая мысль: «Только я прощаюсь с тобой навсегда?» Атом взглянул на Беллами и будто разделил его боль с ним. По его взгляду было видно, как ему больно за друга. — Ты же у Финна жить останешься? — уточнила девушка. — Да, если не вышвырнут, — усмехнулся Джон. — Но постараюсь вести себя хорошо.       Октавия улыбнулась: — Финн тебя ни за что не вышвырнет, даже если будешь плохо себя вести.       «Они с Финном только друзья или больше? Хотя какие друзья, если они спали вместе? Не могу себе представить, чтобы я с Атомом переспал, а потом ещё и дальше общался, как с другом,» — это оседало дополнительным грузом, от чего становилось тяжелее. Но Беллами сам сделал всё, чтобы его страх воплотился в жизнь. — «Я и сам ведь считал, что с таким как Финн, тебе было бы лучше. Но что будет со мной без тебя?»       Финн приехал немного пораньше, чтобы успеть загрузить вещи в машину и попрощаться. Беллами злился из-за того, что тот отнял у него несколько минут времени общения с Джоном, пусть они и не общались с друг другом напрямую, но Беллами мог видеть его, слышать, быть рядом. Финн пожал друзьям руки, здороваясь. Когда он протянул руку и ему, Блейк замер в оцепенении, глядя ему в глаза. Финн выглядел так, будто между ними ничего не произошло, и Беллами ещё вчера не наставлял на него пистолет. Растерянный Блейк пожал его руку. Джон внимательно проследил за ними, догадываясь по реакции Блейка, что что-то не так, ведь те в последнее время общались как хорошие приятели, не смотря на обстоятельства. — Давай поспешим? — обратился Финн к Джону. — Нервозно, что можем опоздать.       Беллами взял сумки Джона, отнёс к машине. Финн открыл багажник, где Беллами и разместил его сумки. Сам не верил, что он это делает. Самолично помогает Джону сбежать от него. Когда больше всего на свете этого не хотел. Все стали прощаться. Джон обнял Октавию, та тесно прижала его к себе. — Раздавишь сейчас, — немного пожаловался Мёрфи. — Ты сам виноват. Нечего улетать от нас.       Беллами стоял как на каторге, перед казнью. Ожидая своей смерти. Ужасно больно было находиться в этом моменте, здесь и сейчас. Но всё равно хотелось задержать этот момент на подольше. Потому что потом Беллами вообще его не увидит. Он безотрывно смотрел на Джона, впитывал глазами его образ, будто запоминая его лицо, хотя он и так его никогда не забудет. Он ждал, когда дойдёт очередь до него, когда он будет смотреть парню прямо в глаза и видеть в них своё отражение, когда сможет обнять на прощание в последний раз. Это объятие было самым ценным в его жизни. Он готов был бы отдать всё за этот крохотный, скоротечный миг. Мечтал сгрести так же тесно, как это сделала Октавия, и раствориться в нём. Но как же будет больно отпускать. Беллами не знал, как он это сделает.       Джон оторвался от Октавии и обнял Атома. Атом не сжимал его с такой силой, как Октавия. Обнял легко, с дружеской нежностью, печально опустив взгляд. Сказал: — Не забывай нас. Тоже прилетай погостить. И надеюсь, всё у тебя будет хорошо. — Спасибо. Я не забуду вас, и не надейся, — со скованной улыбкой ответил Джон.       Когда Джон отстранился от Атома, рядом стоящий Беллами уже не мог дождаться, когда парень уделит немного внимания и ему. Руки почти сами тянулись, как и он сам, но Беллами пытался держать себя в руках. Он не мог себе позволить такой вольности. Но Джон резко разворачивается и идёт к машине, не сказав Беллами ни слова, даже не удостоив его прощальным взглядом, словно его вообще не существовало. В один миг у Беллами будто земля ушла из-под ног, и он испытал такую боль, какую ещё никогда не доводилось испытывать за всю свою ёбанную мучительную жизнь.       Атом и Октавия были шокированы. Они взглянули на Беллами полными замешательства и сочувствия глазами, потеряв дар речи. Джон подошёл к Финну и сказал: — Поехали.       Финн был так же потерян из-за произошедшего. Посмотрел на Беллами. А по тому не вооружённым глазом можно было заметить, что он едва ли сдерживает свою отчаянную боль, глядя Джону в спину. Даже не пытаясь напомнить, что он тоже здесь есть. Беллами дождался своей казни, которая оказалась ещё более жестокой, чем он ожидал. Он словно горел в огне заживо, кричал внутри себя так истошно, как обезумевший. И пусть он просто стоял и молчал, все видели, что с ним происходит на самом деле. — Финн, — поторопил Джон застывшего друга, который не мог оторвать от Блейка сочувствующего взгляда. Но после того, как его позвал Джон, он быстро подошёл к машине и открыл парню дверь. Джон сел на заднем сидении, и Финн захлопнул за ним дверь.       «Почему ты так поступаешь со мной?» — резали мысли. — «Не мог хотя бы сказать скупое «прощай»? Я же тоже человек. А не тень».       Беллами прикрыл глаза от бессилия, чтобы не сорваться на эмоции. А когда открыл, увидел торопливо приближающегося к нему Финна. Парень протянул ему вырванный из блокнота лист бумаги и сказал: — Здесь адрес моей электронной почты. Пиши, если тебе будет что-то нужно. Я отвечу на любые вопросы.       Беллами едва ли разбирал слова, ему понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить то, что тот сказал, а после он вытолкнул из себя еле живое: — Спасибо.       Финн кивнул. Его взгляд выдавал искреннее волнение. Финн сопереживал ему больше, чем Джон. Да кто угодно сейчас сопереживал Беллами больше, чем Джон. После Финн развернулся и ушёл в машину. Беллами смотрел на их автомобиль, слёзы скребли горло, а сам он просто хотел рухнуть на землю. Атом аккуратно положил руку ему на плечо, попытавшись что-то сказать: — Белл…       Блейк зажмурился и стиснул челюсть, прилагая все возможные усилия сдерживаться, и Атом побоялся, что делает сейчас только хуже своей поддержкой, опустил руку и замолчал.

***

      Джон сидел в машине, намертво вцепившись руками в своё пальто, и взрывал глазами вид за окном. Сердце билось в бешенном ритме, Джон старался не замечать, ни о чём не думать. Он только хотел уехать, как можно скорее, на огромной скорости, подальше от этого дома. Чтобы даже не видеть его, забыть о его существовании. Забыть о существовании этой улицы, этого города. В голове уже всплывал вопрос: «Где же чёртов Финн?», но Джон не пытался оглянуться назад и посмотреть, где носит друга. Он не мог оборачиваться. Не мог смотреть в ту сторону. Изнутри колотило, сердце сжималось от боли. Казалось, оно само себя изломает на части. Оно так кровоточит, что скоро заполнит кровью все внутренние органы.       Джон думал, ему не будет так больно. Он всё твёрдо решил. Всё взвесил. Он всё делает правильно. Ему не должно быть так больно. Не должно.       Финн наконец садится в машину рядом с парнем. Джон всё так же смотрит в окно, пряча от него свой взгляд. Финн недолго посмотрел на него и спросил: — Всё хорошо? — Поехали уже, Финн, — сквозь зубы прошипел Джон.       Тогда Финн обратился к таксисту: — Можем ехать.       Водитель стал выезжать со двора, попутно спрашивая: — Ничего не забыли? — Только если со всеми попрощаться. Но кажется, кое-кто не станет за этим возвращаться, — печально ответил Финн, взглянув на Джона.       Они выехали со двора и направились в аэропорт в полной тишине. Но Джону не становилось легче, как бы далеко он не отдалялся от его дома, от своего бывшего дома.       Пока парни ждали самолёт в зоне ожидания, Джон нервно ходил в зад-перёд, часто поглядывая на часы, будто пытаясь поторопить время прибытия самолёта. И казалось, что время длится неумолимо медленно. Наблюдавший за ним Финн произнёс: — Не переживай. Самолёт точно прибудет. И от того, что ты гипнотизируешь часы, время идти быстрее не станет.       В назначенное время парни сели в самолёт. Джон окинул аэропорт прощальным взглядом. Как бы ему не было тяжело, он хотел поскорее покинуть эту страну и никогда больше сюда не возвращаться. — Не боишься летать? — занимал его разговорами Финн. — Нет, — сухо ответил Джон.       «Боюсь разбиваться», — мысленно дополнил. Самолёт поднялся в воздух, оставляя город под ногами. Джон обессиленно выдохнул, устав от напряжения, в котором пробыл всё время до отъезда, и произнёс про себя: «Но больше я не разобьюсь».