Код их Сердец

      Следующие дни внесли в жизнь Джинкс и Экко новые, неожиданные грани, резко контрастирующие с их прежним существованием. Запах кофе смешивался с ароматом раскалённого паяльника и едва уловимым запахом озона от работающей электроники, создавая странную, но удивительно уютную атмосферу в скромном убежище Экко. Стены были украшены самодельными постерами с цитатами из любимых фильмов Экко — среди ржавых труб и проводов внезапно появлялись знаменитые фразы из ретро научной фантастики.       Утро в Зауне начиналось не с рассветом, а с густым, вязким туманом, который стелился по улицам, словно серое свинцовое одеяло. Он проникал в каждую щель, в каждый закоулок, заглушая звуки города и оставляя лишь ощущение гнетущей сырости. Даже сквозь толстые стёкла окна мастерской Экко туман казался плотным, непроницаемым, словно пытался задушить свет ещё до того, как он смог бы пробиться сквозь него. И вот в этом полумраке, освещённом лишь мерцающим светом монитора, за рабочим столом сидела Джинкс.       Её длинные косы, перекинутые через плечи, едва не касались пола. Пальцы — тонкие, изящные — летали по клавишам с такой скоростью, что казалось, они сами по себе, не подчиняясь воле человека, пляшут свой безумный танец. Каждая нажатая клавиша оставляла за собой светящийся след — яркие, разноцветные символы кода, словно следы падающих звёзд на чёрном фоне монитора.       На экране, в своём цифровом мире, программа пульсировала, будто живой организм. Строки кода, написанные разноцветными шрифтами, мигали, переливались, меняя свои цвета, словно живые нервные окончания. Они сплетались в сложные узоры, дышали, растягивались и сжимались, создавая завораживающий, гипнотический эффект.       Она успела не только проверить все системы безопасности убежища и добавить к ним несколько своих «улучшений»: например, мигающие неоновые вывески с надписями типа «курилка», которые, разумеется, были выполнены в кислотно-розовом и ярко-зелёном цветах и мигали с непредсказуемой частотой, словно страдающие эпилепсией светодиоды, но и проникнуть в базу данных тюрьмы Пилтовера, оставив за собой цифровой хаос, достойный её репутации. Вместо скучных отчётов на каждом тюремном мониторе теперь красовались забавные мемы с котами-полицейскими в больших шапках.       На каком-то фэнтезийном форуме, на котором Экко, по иронии судьбы, обсуждал самые последние новости в области кибербезопасности, его аватарка теперь была заменена на котика-ниндзя в миниатюрном халатике с маской на глазах. Под аватаром красовалась подпись: «Я знаю карате».       На столе, помимо рабочей документации, лежала пустая банка энергетика с продырявленным дном, горка опустевших обёрток от шоколадных батончиков, несколько рассыпанных винтиков, блестящий клочок фольги.       — Это ж надо, столько лет сидеть на этом форуме, общаться с таинственным «Мастером Чисел», и до сих пор не посмотреть, кто же с ним чатится, — прокомментировала Джинкс; её голос, спокойный и низкий, словно шёпот ночного ветра, прорезал тишину мастерской. Ирония сквозила в каждом слове, придавая её реплике легкий, непринуждённый оттенок. Она медленно повернулась к дивану, на котором лежал Экко; его тело, укутанное в потрёпанный плед с выцветшими узорами, было почти неотличимо от мягкой мебели. Диван сам по себе выглядел так, будто его изрядно потрепали и помяли.       Экко, утонувший в мире сновидений, проснулся от её голоса. Звук был настолько необычным, ярким, что напомнил звон хрустального колокольчика. Он медленно открыл глаза, словно выныривая из глубокого сна.       — С днём откида! — воскликнула Джинкс, радостно вскочив со стола. Её движения были быстрыми, энергичными, полными жизнерадостной импульсивности. В ту же секунду комната взорвалась светом. Все возможные источники освещения: лампочки, куча мерцающих гирлянд, неоновые вывески с забавными надписями, даже скрытые под столом мигающие LED-ленты — всё это включилось одновременно, создавая ослепительный, безумный эффект. Комната превратилась в дискотеку, в самый настоящий праздник света и цвета, в стиле Зауна — яркий, безумный и не лишённый определённого шарма.       — Господи… выключи, ты мне сетчатку прожжёшь, — пробормотал Экко, закрывая глаза и утыкаясь носом в подушку. Тяжёлый сон не отпускал, оставляя неприятный осадок в голове. Попытка открыть глаза в этом световом безумии лишь усилила головную боль.       — Можно просто Джинкс, — сказала она, изящно спрыгнув со стола, словно кошка. Пара источников света — ярко-розовая неоновая вывеска «Вход только для крутых хакеров!» и мигающая гирлянда в форме танцующих роботов — погасла по её команде. Движения Джинкс были плавными, почти незаметными, её легкая походка резко контрастировала с бурлящим энтузиазмом, освещавшим её лицо. В его чертах играли озорные искры, а глаза горели нетерпением. — Когда выходим? — спросила она, её голос прозвучал мягко, но с нескрываемым ожиданием.       Экко, прищурившись, потёр глаза кулаками. Голова гудела, словно внутри работала мощная дрель. Остатки яркого света пульсировали перед его закрытыми веками.       — Куда? — пробормотал он, его голос был сонным, расплывчатым.       — Как куда?! — воскликнула Джинкс, и её голос, хоть и полный нетерпения, прозвучал слишком высоко. Руки сжались в кулаки, подчеркивая её возбуждение. — За Вай! Я уже нашла брешь в их системе безопасности! Это было легче, чем взломать твой ноутбук, кстати, зачем ты хранишь мои детские фотки?       Экко резко открыл глаза. Головная боль отступила перед волной страха.       — Джинкс! — прошипел он, вскакивая с дивана так резко, что плед соскользнул на пол. Его голос был холодным, как лёд, лишённым всякой игривости, в нём звучала лишь чистая, неприкрытая угроза.       — Уф, капитуляция, — Джинкс с игривым вздохом подняла руки вверх, словно сдаваясь в шуточной дуэли. Затем с необычайной ловкостью она подбежала к компьютеру, её пальцы быстро заплясали над клавиатурой, прежде чем она показала Экко экран. — Вот, погляди. Система охвата камер оставляет несколько слепых зон. Красные зоны — это места полного отсутствия наблюдения. Зелёные — участки с частичным перекрытием. Вай точно держат в одной из красных зон.       Экко, по-прежнему чувствуя остатки сонливости, медленно, словно старая сова, подошёл к компьютеру. На экране была детальная схема здания тюрьмы, испещрённая красными и зелёными метками, напоминающими военную карту. Его лицо было серьёзным, лишённым всякой иронии, всё его лицо было сосредоточено на экране. — И что теперь? Джинкс, нужен конкретный план, а не детская игра в хакеров.       — Это не игра, Экко, — ответила Джинкс, её тон стал более серьёзным, а игривость в её глазах сменилась сосредоточенностью. — У меня есть план. Сначала… — она наклонилась ближе к нему, её дыхание едва заметно коснулось его уха.       — Сначала мне нужен кофе. На пустой желудок терпеть тебя — это издевательство… — прервал её Экко, его голос был пропитан усталостью.       Джинкс зло свернула глазами, в них мелькнули искры раздражения. Затем, с характерным для неё жестом, она резко стукнула по старой, потрёпанной кофемашине, которая с визгом и пронзительным звуком выплюнула из себя несколько зёрен.       — Ну и пей свой кофе, одна Вай найду, — пробормотала она, повернулась и быстро вышла из комнаты Экко. За ней проследовали глубокий, уставший выдох Экко и глухой обиженный гул кофемашины.       В убежище наступало утро, но тишина была обманчива. Постояльцы начинали сновать по коридорам, переговариваясь между собой, смешивая шум шагов с бормотанием и шуршанием. Яркое пятно в виде Джинкс выглядело здесь, среди приглушённых тонов и полумрака, как инородное тело. Её настроение колебалось между раздражением и скрытой заинтересованностью.       Джинкс остановилась, рассматривая яркие самодельные панно на стенах, собранные из найденных материалов. Её губы свернулись в ухмылке. Обрывки ткани, пластика, блестящие крышечки от бутылок — всё это было использовано с необыкновенной фантазией. Между металлическими контейнерами были проложены деревянные настилы, кое-где увитые яркими, мигающими гирляндами. Джинкс чуть прикоснулась к одному из панно, ощутив под пальцами шероховатую поверхность переработанного мусора. В воздухе стоял аромат свежесваренного кофе, смешанный со сладким запахом выпечки.       Люди, жившие здесь, были такими же разнообразными, как и сам Заун. Художники в расплёсканных красках, механики с масляными руками, программисты с растрёпанными волосами — они все были не похожи друг на друга. Но их объединяло что-то непонятное, сильное. Что-то, чего Джинкс никогда не испытывала в своей жизни. Возможно, это была взаимная поддержка, возможно, чувство общности, возможно… Джинкс пожала плечами, не в силах точно определить, что это было, но она чувствовала это, и оно вызывало в ней странную смесь чувств.       Рабочие, одетые в переделанные комбинезоны — яркие лоскутные наряды, созданные из всего, что удалось найти, — делились утренним кофе из потёртых кружек. Воздух дрожал от смеха и шумного обмена новостями, подслушанными по трещащему радиоприемнику. Внутри контейнеров, превращённых в уютные мастерские, звучала смесь мелодий: энергичное техно соревновалось с спокойным джазом, мелодия с какого-то старого радио перебивала поп-хит из улучшенного плеера. Звук свёрл и молотка перемешивался с весёлыми криками и шутками. Люди работали с увлечением, помогая друг другу, перекидываясь шутками и подбадривая собратьев уставшими, но добрыми глазами. Даже запах ржавчины и масла не мог полностью заглушить аромат оптимизма и творчества, который витал в воздухе, напоминая о живучести и надежде. Это было место, где мусор превращался в искусство, а хаос — в созидание.       Джинкс незаметно прошла через несколько «цехов», внимательно наблюдая за жизнью убежища. Её взгляд оценил организацию работы, быстро выделив ключевые моменты. Она остановилась, посмотрев на самый высокий контейнер, чтобы получить более полную картину. С этого места открывался завораживающий вид — в лучах утреннего солнца сияло убежище. Этот вид не остался без внимания Джинкс, но в этот момент со старого ржавого крана на неё беззвучно свалилась маленькая девочка лет семи, вся в пыли и с огромными испуганными глазами.       Она, едва приземлившись, бросилась бежать с удивительной для своих лет быстротой. На ней была поношенная, измазанная в краске касочка, а короткие, пушистые волосы цвета каштана растрепались от внезапного падения. За ней, словно два серых вихря, неслись две бездомные собаки, лающие пронзительными голосами и скаля зубы, готовые в любой момент наброситься. Джинкс хмыкнула. Она быстро, практически не задумываясь, достала из-за пояса складной нож, блеснувший на солнце остротой лезвия. Быстрый, точный бросок — нож, пролетев в воздухе с нечеловеческой точностью, воткнулся в землю рядом с ногами преследующих девочку собак. Животные, испугавшись внезапного и решительного движения, остановились, залаяли ещё раз, а потом испуганно попятились.       Девочка, запутавшись в своих маленьких ножках, упала, с негромким стоном ударившись о грубую поверхность земли. Колено было сильно ободрано, на нём немедленно появилась неглубокая, но кровоточащая царапина. Слезы выступили на её лице, но звука не последовало, только измятое лицо выражало боль. Джинкс спокойно, оценивающе осмотрела ситуацию. Небольшое повреждение. Не критично. На её лице появилось выражение спокойного равнодушия, разбавленного небольшим интересом.       Присев рядом, Джинкс, опустившись на корточки, бегло осмотрела рану. Кровь сочилась из царапины, окрашивая пыльную землю в яркий красный цвет. Джинкс извлекла из того же кармана фляжку, на которой неясно угадывались яркие этикетки от какой-то лёгкой выпивки, однако внутри было что-то более крепкое, какой-то самодельный настой.       — Чего на ногах не держишься, мелкая? — хмыкнула она, её голос был спокойным, практически безэмоциональным, но в нём угадывалась скрытая забота. Девочка, не издав ни звука, упорно вытерла слёзы кулачком, замаранным в пыли. Её лицо, хоть и побледневшее от боли, было сосредоточенным, без следов паники или испуга — лишь твёрдое решение в больших серых глазах. Она качнула головой, резко отказываясь от помощи Джинкс, прижав к себе ободранное колено. В этом жесте была не просто недоверчивость, а удивительная самостоятельность и сила духа для такой малышки.       Джинкс, наблюдавшая за ней со скрытым интересом, почувствовала неожиданный прилив чего-то, похожего на умиление. Эта маленькая девочка была настолько сосредоточена на своей цели, настолько спокойна и невозмутима, что это не могло не восхищать. Она была похожа на маленького солдатика, идущего в бой. Джинкс скрыла свою удивлённость за обычной маской безразличия.       — Медпункт, — сказала она, больше для себя, чем для девочки, её голос был спокойным, чуть грубоватым. — Знаешь, где он?       Девочка закивала головой, её движения были быстрыми и целенаправленными, без лишних жестов. Она взяла Джинкс за руку, схватив её пальцы своим небольшим, но удивительно крепким хватом. Её маленькая рука сжимала пальцы Джинкс так уверенно и сильно, что та чувствовал резкий контраст со своим собственным состоянием.       Они шли через лабиринт контейнеров, словно пробирались сквозь живые заросли Зауна. Группы людей, погружённые в свою работу, казались частью этого живого, дышащего организма. Джинкс наблюдала за всеми ними с нескрываемым увлечением, заметив, что девочка проходит сквозь этот хаос с удивительной лёгкостью и уверенностью, словно она знает каждый закоулок этого самодельного города. Её маленькая рука, обхватывающая два её пальца, была тёплой и дарила приятное чувство единения с этим миром.       Медпункт представлял собой один из больших контейнеров, переоборудованный под импровизированную больницу. Вместо стерильной чистоты, характерной для больниц Пилтовера, здесь царил творческий беспорядок, но в нём была своя особенная красота. На стенах висели яркие самодельные рисунки, на столе стояли банки с травами и настойками, а потолок был украшен гирляндами из перегоревших лампочек, которые странным образом создавали своеобразное освещение. Но несмотря на видимый хаос, всё было чисто и аккуратно.       Девочка, остановившись на пороге, оглядела комнату, её взгляд остановился на пустой кушетке, сделанной из деревянных досок и обтянутой потрёпанным, но чистым пледом. Она посмотрела на Джинкс с вопросом в больших серых глазах, словно прося разрешения.       — Что? — Джинкс прошла за ней, её взгляд быстро окинул помещение. Она чувствовала умиление и некое уважение к обитателям этого убежища. — Ну давай аптечку найдем какую-нибудь.       Девочка кивнула и уселась на кушетку, аккуратно прижимая к себе пораненное колено. Джинкс, наклонившись, начала осматривать ящики и полки, уставленные разнообразными баночками, бутылочками и флакончиками. Она нашла несколько банок с мазями, разнообразные бинты и даже бутылку со спиртом, аккуратно запечатанную в несколько слоев целлофана.       — Надеюсь, это не технический спирт, — пробормотала Джинкс. Она открутила крышку, и резкий, едкий запах спирта с примесью трав распространился по воздуху. Запах был резким, но вполне приемлемым для дезинфекции.       Она аккуратно, с необычайной для себя бережностью, обработала рану девочки, накладывая бинты быстрыми, но толковыми движениями. Джинкс старалась не задеть раненое место, прикладывая бинты по всем правилам медицинского дела. Девочка терпеливо выдержала процедуру, даже не поморщившись. Джинкс была поражена её спокойствием и выдержкой. Это было что-то необычное, что-то, что противоречило её обычным представлениям о детях.       — Готово, — констатировала Джинкс, завязывая последний узел. Она встала, отряхнула руки, сбросив с них невидимую пыль и крошечные кусочки бинтов. — Можешь идти. И больше не падай, мелочь.       Девочка медленно встала, её движения были осторожными, но уверенными. Она посмотрела на Джинкс, её взгляд был спокойным и слегка игривым, но за ним скрывалась глубокая благодарность. Затем она перевела взгляд на свою перевязанную ногу, словно убеждаясь в том, что всё в порядке. После чего взяла с полки маленькую, потёртую игрушечную обезьянку — явно самодельную, составленную из разных запчастей — и подала её Джинкс. Это было «спасибо» — не словами, а жестом, глубоким и искренним. Джинкс взяла игрушку, ничего не сказав. В этом молчаливом жесте было что-то большее, чем простая благодарность. Было уважение, заинтересованность, признание. Джинкс хмыкнула, её улыбка была неопределённой. Она, к удивлению для самой себя, убрала игрушку в карман.       Внезапно, словно призрак, в дверях появился Экко. Девочка, удивлённая внезапным появлением, впечаталась в него с легким писком, словно маленький птенчик.       — Ой, Иша, ты чего тут делаешь? — Экко потрепал ребёнка по голове с нежностью, которую Джинкс никогда не видела в нём. Его глаза смягчились, в них отразилось тёплое чувство. Затем он перевёл взгляд на Джинкс, его лицо выражало удивление и легкое недоумение. — О, и ты тут.       Девочка, словно рассказывая немую историю, указала на свою перевязанную коленку, потом кивнула на Джинкс, выражая тихую благодарность, и, не задерживаясь, побежала по своим делам. Экко проводил её взглядом, улыбка не сходила с его лица.       — Спасибо, — прошептал он, и в его голосе звучала искренняя благодарность. Взгляд был тёплым, искренним, он заряжал Джинкс, однако она махнула головой, возвращая лицу привычное нахальное выражение.       — Тебе нужно получше следить за яслями, — ответила Джинкс, встав в небрежную позу, словно это было само собой разумеющимся делом. Она закинула руку за голову, её лицо выражало равнодушие, но в глубине глаз мелькнуло удовлетворение. Экко насмешливо хмыкнул, наблюдая за ней.       — Да, надо, — согласился он, но его лицо быстро стало более серьёзным. — Пойдём, поговорим с тем охранником, про которого я говорил. Он поможет составить план.       — Но я же уже его составила! — Джинкс закатила глаза, её голос был пропитан раздражением. Она была уверена в своем плане.       — Ворваться в тюрьму и всем морды набить — это не план, — ответил Экко, его ухмылка была широкой и насмешливой. Между ними прошла молчаливая борьба взглядов. Джинкс была явно раздражена, но она знала, что Экко прав.       — Ладно, пойдем поболтаем… — пробурчала она, её голос был полон недовольной уступчивости. Она последовала из медпункта, её шаги были резкими. Экко насмешливо проводил её взглядом.       Их новым помощником был Лорис — грузный мужчина с густой бородой. Его лицо, хотя и полное, было изрезано глубокими морщинами, словно карта старого, изборождённого моря. Глаза, хотя и уставшие, светились остротой ума и опытом, виденным не на одной карте. Он сидел за массивным столом из тёмного дерева; его руки, большие и грубые, с толстыми пальцами, спокойно лежали на поверхности стола. Комната была маленькой, но уютной: на стенах висели старые фотографии, некоторые из них были повреждены временем, а в воздухе стоял слабый аромат трав и старой древесины. На столе лежала раскрытая книга с пожелтевшими страницами.       Джинкс, не церемонясь, подтянула к столу скрипучий деревянный стул и уселась на него, уперев руки в спинку. Её волосы были слегка растрёпаны, чёлка упала на лицо, но она держала себя с обычным для неё безупречным хладнокровием.       — Где держат Вай? — спросила она резко, без лишних прелюдий. Её голос был спокоен, но в нём скрывалась уверенность, словно блеск холодной стали.       Лорис недоумённо уставился на неё. Его взгляд, казалось, проникал сквозь Джинкс, словно он пытался разгадать её намерения. Его губы сдвинулись в угрюмую линию. Он медленно повернул голову, словно тяжёлый камень, и посмотрел на Экко, который стоял рядом, с усталым и немного досадным выражением лица.       Экко вздохнул с ощутимой долей раздражения. Он мягко, но уверенно отодвинул стул с Джинкс. Стул заскрипел протестующе.       — Извини её, Лорис, — извинился он, обращаясь к старику с усталой улыбкой. — Она не очень-то привыкла к дипломатии, — добавил парень, наклонившись ближе, чтобы Лорис, с его не самым острым слухом, лучше услышал.       Лорис кивнул, его лицо оставалось непроницаемым, словно старая каменная маска, но в его глазах, глубоких и мудрых, мелькнуло что-то похожее на улыбку — понимание ситуации и некоторое весёлое сочувствие. Он медленно отложил книгу.       Лорис, рассказывая о системе безопасности тюрьмы, покатывал в руках свои потертые чётки, изредка поглаживая свою густую бороду. Его голос, хотя и спокойный, был пропитан опытом человека, видевшего многое на своем веку. Он описывал камеры наблюдения, лазерные сетки, патрули охранников с такой точностью, что Экко едва успевал записывать всё в блокнот. Его рука, держащая ручку, дрожала от напряжения.       Джинкс вместо того, чтобы просто слушать, наклонилась над столом, изучая крупномасштабные чертежи тюрьмы, которые Лорис разложил перед ними. Её пальцы, длинные и изящные, быстро перебирали линии и обозначения, как бы прощупывая структуру здания. Её кончики пальцев несколько раз с легким шёпотом коснулись пальцев Экко, и в воздухе повис не только запах старой древесины и трав, но и нечто более интимное, невыразимое словами — молчаливое сопереживание и притяжение.       —…и главное, — закончил Лорис, откладывая четки, — каждые три часа происходит смена патрулей. Это важно учитывать. А еще у них новая система распознавания лиц…       Экко закрыл блокнот, его рука подрагивала. Он глянул на Джинкс, взгляд задержался на её лице, на её сжатых губах.       — Спасибо, Лорис, — сказал он искренне. Его голос был спокоен, но в нём скрывалась напряжённость, предчувствие опасности. — Твоя информация бесценна.       — Не за что, — ответил Лорис, улыбнувшись.       Экко начал обсуждать план с Джинкс, указывая на чертежах возможные пути проникновения. Джинкс внимательно слушала, её лицо было бледным, но решительным. Её идеи, подкинутые между словами Экко, были быстрыми, точными, профессиональными. Их взаимодействие было безупречным, словно не было этой пропасти из многих лет между ними. В глазах Джинкс мелькали не только профессиональные искры, но и глубокая тревога, скрытая за маской хладнокровия. В этот момент она забыла о тюрьме, о лазерах, о камерах, о свой обиде на Вай. Осталась только мгла семи лет разлуки с сестрой, страх за её жизнь и непреодолимое желание снова увидеть её лицо. Страх сжимал её грудь, как холодные стальные обручи. Но в этом страхе было смешано и нечто другое — неистовое желание, готовность рисковать всем, лишь бы снова обнять её, снова увидеть улыбку. Этот страх был её топливом, его энергия двигала её вперёд, к опасности, к цели. И в этом моменте забылась сама опасность, забылся страх. Осталось только это ощущение: неизбежность встречи, которой она ждала семь долгих лет.