Код их Сердец

             Севика, прислонившись к косяку двери, наблюдала за Силко. Его обычно стальная осанка была сломлена, плечи ссутулились, а лицо, скрывающее эмоции за маской хладнокровия, теперь было искажено гримасой яростного отчаяния. Кабинет, обычно выдержанный в строгом стиле, похожем на самого Силко, сейчас выглядел разгромленным: бумаги валялись на полу, словно жертвы бури, перевёрнутый стул торчал посреди комнаты, словно молчаливый свидетель его бессилия. Всё это было результатом последнего безумия Джинкс.       В последнее время она напоминала ураган, сметающий всё на своём пути. Не просто более безумный, чем обычно — это было нечто другое, более глубокое, более пугающее. Это был не хаос, а методичная разрушительность. Не просто срывы миссий, сопровождаемые вспышками ярости, оставляющие за собой разгромленные лаборатории и изрешечённые пулями стены, а пропажи, затянувшиеся на дни, недели. Загадочные исчезновения в лабиринтах Зауна, в его гниющих трущобах, в сети переулков, пахнущих сыростью, ржавчиной и отчаянием. Исчезновения, оставляющие после себя только ледяной след равнодушия — осколки разбитых бутылок, погашенные сигареты и ощущение холодного, непроницаемого вакуума, где была она.       Силко, человек, привыкший управлять всем и вся в этом гниющем городе, человек, чья воля была законом для целых группировок, оказался бессилен перед её новой, непостижимой для него, холодностью. Он помнил её вспышки гнева, её импульсивность, непредсказуемость, частые истерики, побеги из дома, покрытые граффити стены, на которых она оставляла свои дикие, неконтролируемые сообщения. Но это… это было иначе. Это была не безумная девочка, это был хищник, с ледяным блеском в глазах, с выражением безразличия, почти отстранённой наблюдательности.       Этот ледяной блеск в её глазах, обращённый на него, был чем-то совершенно новым, чем-то, что вызывало в нём не гнев, а глубокую, разъедающую душу, боль. Силко прикоснулся к виску, чувствуя пульсацию, словно от удара. Запах гари и металла смешался с духотой его кабинета.       — Успокойся, — пробормотала Севика, её голос звучал устало, как скрип старой двери. Она оперлась о дверной косяк, сделав гримасу, которая говорила больше, чем любые слова. Её взгляд быстро пробежался по кабинету, останавливаясь на пепельнице, усыпанной окурками, и на стакане, разукрашенном дурацкими детскими рисунками, — свидетелях бессонных ночей Силко. Усмешка тронула уголки её губ. — Она придёт, как и всегда, словно ничего и не было. Ты же знаешь её. Она тебя не бросит.       Севика вышла, оставляя Силко в объятиях его отчаяния. Он сидел, опустив голову, руки сжаты в кулаки, костяшки побелели. Тишина в кабинете была густой, давящей. Только тихий скрип старого кресла нарушал её. Внезапно с высоты потолка блеснули глаза. Холодные, выразительные, изучающие. Её фигура, худая и изящная, очерченная неярким светом луны, просматривалась в полумраке. Длинные синие косы, украшенные металлическими обломками, спускались по её спине, словно два живых, шевелящихся змея.       Она перекинула ногу через балку, опираясь на изящные, худые руки. Прежде чем явиться перед Силко, Джинкс должна была всё проверить, убедиться, что это тупая ошибка. Она быстро оглядела комнату, её взгляд задержался на разбросанных бумагах, на перевёрнутом стуле. Он же не мог ей врать? Силко… этот вопрос пронесся через её голову, оставляя после себя горькое послевкусие неопределённости.       Вторая головоломка оказалась замурованной в глубинах старых зауновских видеоигр — артефактах давно ушедшей эпохи, хранящих в своих пиксельных текстурах и закодированных мелодиях секреты, доступные лишь избранным. Джинкс устроилась за своим рабочим столом, нагромождением десятков проводов и микросхем, напоминающим гнездо разъярённой птицы. Её косы перекинулись через плечо, не мешая быстрым движениям рук. Она надела потрёпанные наушники, приглушив шум предприятия, окружавшего её с всех сторон. Перед ней расстилался экран, на нём мигала заставка какой-то забытой игры — нечто ужасное, смесь пиксельной графики и кричащих цветов.       — Вот и ты, — прошептала Джинкс, её голос был едва слышно из-под наушников. Она нажала несколько клавиш, и экран заполнился мириадами символов, перемещающихся с ошеломляющей скоростью. Её пальцы, изящные и быстрые, плели паутину кодов на клавиатуре, вызывая к жизни десятки эмуляторов и программ — оркестр из нулей и единиц, подчиняющийся её безупречной технике. Воздух гудел от напряжения, от шёпота вентиляторов и приглушённого гула работы компьютера. Джинкс морщилась, концентрируясь, а на губах играла легкая улыбка. Она наблюдала за тем, как на экране появляются новые окна, считываются данные, декодируются мелодии.       — Ещё чуть-чуть… — пробормотала она, её голубые глаза блестели в полумраке, отражая мерцание пикселей. Она наклонилась ближе, её дыхание было слышно за шумом компьютера. — Сейчас… — и на экране появилось нечто новое… Зашифрованная картинка, частично замаскированная под текстурами игры. Джинкс улыбнулась ещё шире — уже почти.       Каждый найденный фрагмент, каждая расшифрованная строка заставляли её сердце биться быстрее. Мир пикселей медленно раскрывал свои тайны, но каждая новая правда пронзала её, как осколок стекла. Это был не просто поиск информации — это было погружение в лабиринт собственных сомнений, лабиринт, где правда и ложь сплетались в жуткий узор. Когда наконец зашифрованный текст был расшифрован, в неё ударила волна ужасающего осознания, оставляя после себя лишь ошеломление и глубокую тоску. Это была правда, ужасная, невыносимая правда, которая переворачивала всё её существование. В найденных документах она нашла фотографии Вай, это была точно она, она не умерла. Белый хакер играл на её эмоциях, делая дипфейки или выгребая правду наружу?       Час спустя Силко, наконец, покинул кабинет. На его лице читалось напряжение, усталость и какое-то глубокое, почти невидимое беспокойство. В этот момент, словно тень, Джинкс соскользнула с балки, на которой она терпеливо провела это время. Её голубые косички, обычно живые и игривые, висели безжизненно. Силко редко поднимал взгляд на потолок — возможно, именно поэтому её пропажи были так загадочны. Ей нужно было найти хоть что-нибудь: письма, документы, любое доказательство, что он ей лгал. Что Вай действительно жива. Взлом его компьютера не дал никакой информации, поэтому девушка надеялась на то, что он по старой привычке хранит информацию на бумаге.       Медленно, тщательно, Джинкс обследовала кабинет, словно охотник, выслеживающий свою добычу. Её взгляд, дикий и пронзительный, скользил по каждой вещи, цепляясь за детали. Старинный письменный стол, заваленный разрозненными бумагами: счета, какие-то наброски.       Она рылась в ящиках стола, вытаскивая стопки писем: счета, рекламные буклеты, и, наконец, толстую папку, перевязанную лентой. Сердце бешено колотилось. Джинкс с трепетом раскрыла её. Внутри — пусто. Только листки белой бумаги. Джинкс вскрикнула и швырнула папку в стену. Она разлетелась по кабинету.       Взгляд упал на книжную полку. Толстые фолианты, рядом с ними — потрепанные детективы. Она выдернула одну книгу, пролистала страницы, но ничего не нашла. В приступе истерического отчаяния она сбросила со стола его любимую чашку, которую она когда-то разукрасила яркими, неряшливыми мазками, и пепельницу, наполненную окурками. Зачем он хранил их? Зачем? Внутри всё клокотало от ненависти, боли и беспомощности. В глаза бросилось её отражение в зеркале. Голубые облачка, словно мерцающие искры безумия, танцевали в темноте комнаты.       Зауновская ночь, густая и липкая, как смола, обволакивала полуразрушенный ангар. Тусклая лампа под ржавым потолком бросала длинные, пляшущие тени на стены — молчаливых свидетелей её бунта. В центре ангара на грубо сколоченных ящиках сидела Джинкс. Её лицо, обычно яркое и экспрессивное, было сосредоточенным, застывшим в маске холодного гнева. Вновь сбежав из дома, она хотела доказать в первую очередь самой себе, что уже взрослая. В её руке — самодельная машинка для татуировок, скреплённая из подручных материалов, излучающая угрожающий гул — звук её протеста.       Воздух был пропитан резким запахом спирта и чернил — ароматом независимости. Её кожа, испещрённая уже существующими шрамами, становилась холстом для нового рисунка — символа её взросления. Она делала это не просто так — это был вызов тому, кого она называла отцом, но кто, по её мнению, так и не понял и не принял её взрослость.       Облака — белые, пушистые, на первый взгляд невинные — становились на её теле символом её неукротимой воли. Они были не просто рисунком, а заявлением о своей самостоятельности. Это были облака бунта, облака свободы, которые она наносила на свою кожу, словно насмехаясь над ограничениями, которые Силко пытался на неё наложить. Каждый штрих иголки был ударом в его сторону, попыткой доказать, что она уже не ребёнок.       Джинкс работала с концентрацией хирурга, с точной и резкой ловкостью. Боль была её подтверждением того, что она достаточно сильна, чтобы вынести это. Она не жмурилась, не стонала от неё.       Каждое облачко — это ещё один кирпичик в её личности, которую она выстраивала. Она набивала их по всему телу. Когда Джинкс заканчивала, она смотрела на свои плечи, руки, живот, бёдра, засыпанные облаками — символами её ярости, её боли, её независимости. Это было её послание Силко: «Я взрослая. И я сама решаю, кто я такая.» Это была молчаливая война, которая велась на поверхности её кожи.       Она оторвалась от своих мыслей, от жужжания в голове, которое то утихало до едва слышного шёпота, то взрывалось какофонией оскорблений и приказов, невнятных и угрожающих. Сейчас, однако, они притихли, затаились, уступив место острому, чистому интересу. Она вернулась в свою порядком потрепавшуюся комнату.       Третий узел — звуковая головоломка. Джинкс подключила наушники к своему компьютеру, поверхность которого была испещрена царапинами и следами пролитых жидкостей. Она подняла один из наушников, поднесла его к уху и включила музыкальный файл. Зашифрованное сообщение загудело в наушниках, вызывая лёгкое покалывание в висках. Это ощущение настороженного ожидания смешивалось с волнением — всегда было интересно, какие секреты скрываются за звуковыми волнами.       Экран вспыхнул, заполняясь пульсирующими цветами, которые перетекали друг в друга, образуя вихрь формы и цвета. Порядок и хаос переплетались на экране в безумном танце. Джинкс склонилась ближе, её лицо почти коснулось экрана, а яркие цвета отражались в её глазах, заставляя их блестеть. Пальцы быстро начали набирать код, каждое движение — целенаправленное и уверенное. Она не могла позволить себе отвлекаться, ведь каждая нота могла стать ключом к разгадке, а каждая задержка — шагом назад.       — Сначала нота, потом ритм… — запомнила она, в уме прокручивая схему. Её губы двигались, шепча справочные формулы, когда она распутывала сложные механизмы звука. Вдруг экран затрепетал, и музыка изменилась, став менее хаотичной, более чёткой. Она ударом клавиши вызывала визуальные волнения, а в эту секунду её пальцы перевели часть кода на более высокую скорость, словно команда на старте. Звуки, хоть и были зашифрованными, теперь начали складываться в нечто осмысленное, и Джинкс ощутила, как её пульс резко ускорился. Её уверенность росла, наполняя её энергией.       Разница в анализе подсказала ей, что ключ — именно здесь. Она была погружена в свой мир, где единственными существами были она и этот ритм, пульсирующий в её наушниках. Пальцы летали по клавишам, прокладывая путь сквозь запутанные нити кода, распутывая звуковой узел, который скрывал решение.       Спустя часы работы перед ней расстилалась странная, абстрактная карта подземных тоннелей — лабиринт линий, запутанных, как нити в клубочке, с яркими узловыми точками, пульсирующими в ритме забытой мелодии. Вот оно, нашла. Страха не осталось, лишь чистый адреналин и горящий интерес исследователя. Карта Зауна маняще мигала, призывая к дальнейшему исследованию, обещая раскрыть тайну, которая мучила её уже неделю.       Следуя инструкциям, зашифрованным в пульсирующем, словно живое сердце, свечении узлов на карте, Джинкс пробиралась сквозь лабиринт Зауна. Воздух, густой и едкий, щипал в носу смесью гнили, влажной земли и резкого запаха перегретого металла. Он был пропитан сыростью, которая проникала в кости, а из трещин в облупившихся стенах сочилась мгла, густая и тягучая, как растопленный битум, пахнущая плесенью и чем-то химически сладким.       Она миновала группу заспанных бомжей, свернувшихся клубочком в углу разрушенного здания, их лица, почерневшие от копоти и грязи, были почти неразличимы в полумраке. Один из них, одетый в лохмотья и с обмотанной бинтами головой, лениво пошевелил рукой, словно в ответ на её приближение. Джинкс осторожно перешагнула через бездыханную крысу, лежавшую на ржавом металлическом листе, испещренном дырками от ржавчины, с застывшей на лапках каплей фиолетовой жидкости. Её ботинки с трудом пробирались сквозь слой влажной грязи и осколков битого стекла.       Звуки Зауна: хриплый стон перегруженных генераторов, шипение искрящих проводов, глухой стук металла о металл где-то в глубине лабиринта, перемешивающийся с пронзительным визгом крыс и глухим бормотанием голосов из провалов между зданиями. Они сбивались в диссонирующий хор, сопровождавший её вылазку через город.       Наконец Джинкс протиснулась в узкий проём. За ним раскрылось небольшое подземное помещение, освещённое тусклой мигающей лампочкой над столом, заваленным ржавыми деталями. Воздух здесь был немного почище, но запах плесени и перегретого металла всё равно висел в воздухе, разбавленный ещё каким-то резким ароматом, напоминающим перегоревшую пластмассу.       Напротив стоял старый компьютер, облепленный пылью и паутиной, с отваливающейся клавиатурой и монитором, излучающим мертвенно-зеленое свечение. На экране мигало простое сообщение: «Я жду тебя». Джинкс прищурилась, окидывая помещение острым взглядом.       — Ну, наконец-то, — прошипела она, откидывая с лица прядь голубых волос. — Заставил меня пробираться через эти кишки Зауна, как какая-то крыса. Надеюсь, это стоит того.       Она подошла к компьютеру, осторожно потрогала холодный металл корпуса.       — Хм, — пробормотала Джинкс, приближая лицо к экрану. — Какая-то скучная записка. Даже смайликов не поставил. Неужели это всё, что он мог придумать? — Она щёлкнула мышкой, и экран погас с легким треском.       Тут дверь с визгом и грохотом отворилась, заставляя Джинкс вздрогнуть; на пороге стоял он — высокий чернокожий мужчина с белыми волосами, заплетёнными в длинные дреды. На нём была толстовка с каким-то неразборчивым граффити и поношенные джинсы. Лицо было спокойным, но в его глазах, находящимися прямо в центре рисунка часов на лице, Джинкс увидела ту же смесь узнавания и непонимания, что и в своих.       Запах горелого пластика и сладковатого дыма витал в воздухе, смешиваясь с запахом пыли и дешёвой лапши быстрого приготовления. В тесном, заваленном хламом подвале, освещённом тусклым светом единственной лампочки, две фигуры склонились над старым монитором. Экко сосредоточенно щёлкал джойстиком, управляя своим игровым персонажем. Рядом Джинкс, с беспорядочно растрёпанными волосами, широко улыбалась, её блестящие глаза горели неистовым азартом. На экране разворачивалась пиксельная битва.       Это была «Битва за Заун», любимая игра ребят. Они проводили в ней часы напролёт, забывая обо всём на свете. Экко предпочитал тщательно продуманную стратегию, постепенно, методично уничтожая врагов. Джинкс же была импульсивна; её стиль игры — быстрый, хаотичный, но невероятно эффективный. Она смело бросалась в самые опасные места, используя непредсказуемые тактики, которые сбивали с толку даже самых опытных игроков.       Сейчас был финал. Экко, управляя своим персонажем, грациозным, но неуклюжим благородным рыцарем, был в натянутом ожидании. Его персонаж был почти уничтожен.       — Почти… почти… — пробормотал Экко, его голос едва слышно прорезал шум вентилятора и пиксельных взрывов. Его пальцы дрожали, когда он пытался выполнить сложную комбинацию ударов.       Джинкс хихикнула, её пальцы резко ударили по клавишам. Экко реагировал мгновенно, пытался уклониться от атаки. Он изворачивался, блокировал удары, стараясь сохранить последние очки жизни. Но Джинкс была быстрее. Её персонаж, бешеный робот-мутант «Разрушитель» прорезал защиту Экко. Экран взорвался ярким светом, сигнализируя о победе.       — Ха-ха! Я выиграла! — закричала Джинкс, подпрыгивая от радости. Её косы закружились вокруг головы, как вихрь. Экко, хоть и был расстроен поражением, покачал головой и улыбнулся. Он похлопал Джинкс по плечу.       — Давай ещё раунд, — сказал он, уже забыв о своём поражении. В глубине души он знал, что важнее было само соревнование, чем победа. А Джинкс всегда была хорошим противником.       Он не был просто хакером из враждующей группировки. Это был друг её детства, живой. Это был Экко. Он был ключом к её прошлому, к её мучительному настоящему и неизвестному будущему. Их встреча была не просто концом игры, которую он сам затеял. Это было начало чего-то совсем нового, чего-то невероятно опасного и завораживающе притягательного, словно запах свежей крови в глубинах Зауна. Его улыбка была скорее ухмылкой, и она понимала — сейчас начинается настоящая игра.