Маэстро

      Сама мысль о том, что он добровольно собирается на мероприятие, в котором смысла не больше, чем в инструкции к какао, причиняла Сенку невероятную боль симфонических масштабов.       Всем же ясно что какао вкуснее сухим, так зачем усложнять?       Если совсем сухо можно и запить молоком, но какой смысл изгаляться ритуалами варения? Все так или иначе смешается, к чему церемонии?       Эта позиция предельно ясно выражалась в его привычке долго собираться.       Конечно с большой натяжкой можно назвать контролируемые обстоятельства привычкой, но на допущениях строится каждая наука, а на нежелании Сенку — новые идеи Гена.       Создавалось впечатление, что ключ от его входной двери давно перекочевал не в тот карман. Тем не менее пока Асагири неплохо выполнял функцию эффективно разбудить и исправно работать, весомых причин для радикальных методов не находилось.       Опустим нестандартность его каждого нового метода, в народе не зря говорят «работает — не трогай».       На худой конец у Сенку всё ещё оставался козырь. Пусть крепость была сдана, но за́мок, то есть комната, оставался под защитой стула приставленного к дверной ручке.       За двенадцать минут за дверью Ген заверил, что за вредность для него выделят отдельный котёл в аду, пообещал уволиться с должности няньки с весомым аргументом «дорогой, ты же будешь просыпаться без моих полных любви объятий, понимаешь?». Сдался спустя десять минут и взялся за лирично-драматичные распевки.       Звучало значительно интереснее пустой болтовни. Поправляя золотистые запонки причудливой формы, Сенку притих у двери, чтобы расслышать лирику.

С чего же мы взяли, что сможем

Легко приручить дикий сорт?

Из яда под синею кожей

Разлился натюрморт.

Он плещется в твоих глазах

Под стать кровавому заходу

И в них возложенный за чувства прах

Без капли жалости, в угоду

У этих чувств сезонный срок,

Но тяжело не стоять на месте,

Ах, Изабелла, сорный вьюнок,

Плотно обвивший сердце.

      Желая лицезреть поэта воочию и убедиться, что песня — не эволюция слуховой галлюцинации, преобразовавшей недавний текст в музыку, Сенку отпёр дверь и уставился на Гена. Тот драматично раскачивался под новую балладу на полу, словно бы выиграл роль плакучей ивы на ветру и усердно отрабатывал. Прелестно, но такого счастья им не надо. — Изабелла?       Поникший клоун заметно оживился: — I-sa-bel-le, — в руках постучали воображаемые кастаньеты. — Аа, Italiano. — Si, caro~. Думал, ты выйдешь ко мне сразу за первым куплетом… А ты выжидал конца… Неужели прошла любовь? Завяли грозди нашего запала… — и взялся за то место, где люди хватались за болящее сердце.       Но даже после такого чувственного приёма сердце напротив оставалось каменным! — Да-да, напиши об этом ещё пару текстов, — по-деловому задумавшись, Сенку стремительно поплыл в сторону рабочего стола, огибая раскиданные вещи. — Добавить в бридже мотив, опевающий тарантеллу или написать рифф с её мотивом… — Нет-нет-нет, никаких записей, мы неприлично опаздываем! — горе-поэт подорвался с места, очертя голову проскакивая между случайно расставленными минами из одежды и инструментов.       Черта с два Ген поверит, что Сенку настолько щепетильно относится к подбору образа, чтобы так много перемерить. Скорее правдоподобно тянул время.       Гадёныш.       Вот будь воля Гена… — Нет ничего важнее композиции, — композитор уже зачарованно тянул лапы к разлинованным листам. — Намечается что-то очень… — Не-е-ет! — нелепо проехавшись на коврике, если не на нелепом новогоднем свитере, Ген мертвецкой хваткой взял того за плечо. — Ни шагу дальше! Я буду вынужден применить оружие!       Свободной рукой Сенку снова потянулся к столу, полагая, что в неустойчивом положении Ген не сможет эффективно и долго его сдерживать. И Ген правда не смог долго его держать, ошибившись в тот момент, когда решил незаметно отпихнуть из-под ног красный свитер с оленями, полагая, что концентрация оленей на квадратный метр больше нормы.       А может быть ошибся вовсе не он.       Может это Сенку впопыхах не учёл гладость ламината и смекалистость противостоящего.       Утянув за руку назад, Ген по инерции скользнул вперёд и, юрко развернувшись, преградил собой путь. С подобострастной улыбкой, никак не вяжущейся с положением, и прикрытыми глазами-полумесяцами, какие бывают у персонажей с обрезом под плащом, он заладил: — Как насчёт мирно поехать на наш утренник? — Пока не запишу мысль — не интересует, — запальчиво высунув кончик языка, гитарист воспользовался брешью под вытянутой рукой и с той же интенсивностью потянулся, чтобы в кое-то веки коснуться своего сокровища.       Как будто бы всегда был в режиме «вижу цель, не вижу препятствий».       Кстати говоря он действительно мог отложить эти записи на потом. Его давняя проблемка с чужим голосом собственных внутренних мыслей позволяла записать на воображаемую loop-pedal партию и зациклить, чтобы позже дописать к ней инструментал. Но теперь дело принимало слишком веселые обороты, чтобы отступать. Да и всегда был шанс забыть идею.       Голос в голове не панацея, понимаете?       Тем более, что ему может сделать мозгошмыг?       Раскрытая на чистой странице тетрадь уже под рукой, карандаш справа от неё — осталось лишь его дотянуться и…                   Ничего.       Ленивейший вокалист из всех, к великому сожалению, имел завидную прыть, когда дело касалось уклонения от работы, а к тому и сильные руки.       Слишком сильные для того, кто спит и видит как бы отвертеться от работы. Стоит ли упоминать, что они ещё отменно удерживали на месте? В такой неудобной и подчинённой позе поверх плеч, словно бы в подобии объятий. Больше напоминало двойной слой верёвок.       Воз-му-ти-тель-но.       Сгрёб в охапку и уставился своим хитрым сизым взглядом, намекая, что совсем ничего, ничегошеньки противопоставить ему не выйдет. И ладно бы пилил страстными очами своими на расстоянии метра, двух… На крайний случай пятидесяти сантиметров… Но никак не десяти!       В последний раз такая близость была сопряжена слезами и отвратительно убедительной актёрской игрой. Объективно ему верилось. Чего же ожидать в этот раз не представлялось возможным к представлению.       С фантомным ощущением тепла, как тогда, губы поджались. Мысли забегали по непредсказуемой траектории точно атомы и Сенку всерьёз опасался перемены своего агрегатного состояния.       Ну знаете, эти непредсказуемые реакции доселе неизвестных науке веществ. Либо ты выпадешь в осадок, либо твой партнёр станет газом и улетучится, либо вы сольётесь и воспроизведёте большой взрыв. Шаг назад, отведённый взгляд или «отлипни, мозгошмыг» будет означать поражение и конец веселья, только разбитые пробирки.       Никому же не хочется заканчивать игру, так ведь?       Принимая правила, Сенку склонил голову вбок с ухмылкой пойманного, но не поверженного. Две пряди чёлки, извечно маячащие перед глазами, прерывисто покачивались от выговариваемого воздуха: — Это не оружие, это особо подлый приём для мозгошмыга с подвешенным языком.       А мозгошмыг с подвешенным языком, тем временем, больше походил на довольного ребёнка, который в кое-то веки догнал пушистого кота и предчувствовал как будет его бесконечно тискать. С таким великим счастьем на лице, словно ему ни зубы, ни когти не страшны, и если быть вусмерть расцарапанным обязательное условие — он все равно будет в высшей степени радости. — В некоторых случаях переговоры не имеют значения, — Ген отклонился в другую сторону, зеркаля позу. — Твоей концентрации на работе можно позавидовать. Я бы даже сказал, будь ты супергероем, твоя способность состояла в выпадении из реальности с одним касанием листа.       И было бы неплохо выпасть в другое измерение, пока от непривычного положения в пространстве относительно человека становилось жарко. Сенку бы поспорил, что ещё чуть-чуть и от температуры он начнёт краснеть, как зелёный помидор под летним солнцем.       Но выкручиваться рано.       Стараясь поддерживать непринуждённый разговор для стабильности собственной психики, противящейся подконтрольному состоянию, Сенку выразительно свёл брови: — И?       Ответ будто был заготовлен полчаса назад и только ждал, чтобы сорваться с болтучего языка: — К великому сожалению всего музыкального сообщества у нас совсем нет на это времени, через два часа новый год, а мы ещё даже не в пути, чтобы его отметить. — в его выражении появлялось всё больше и больше хитрого блеска, вместе с тем как руки до сих пор не давали слабины.       С этой мыслью Сенку подумалось что пора опасаться прямо так почить от кислородного голодания, в голос прокрадывалась сдерживаемая тараторческая нервозность: — Мы можем отправиться и через час, и через полтора, и в любой момент как только сделаем пометки. — У-ш-л-ы-й к-а-кой! Поверил бы я, зная тебя один день. Говорю же, как только ты уйдёшь в работу, я не то что не достучусь до тебя, я даже не захочу этого делать. По примете, знаешь ли, как встретишь новый год, так его и проведёшь, а я…       Сенку распрямился, ощущая спасительную соломинку в своих зубах: — В каком это плане не захочешь? Это в твоих интересах.       Мимоходом проскочила мысль, что вообще-то им должно быть стыдно за большой пинг в разговоре, учитывая прошлые, но это хорошо списывалось на кислородное голодание. Трудно, понимаете ли, думать когда тебя держат в плену, как в корсете. Даже если так на деле не было, ощущалось именно так, и переубеждать панику не считалось целесообразным.       Осекшийся собеседник невинно похлопал подведёнными глазками и ослабил хватку, опуская ладони на уровень талии. Теперь он просто-напросто держал его в своих руках, подобно второму ремню поверх пиджака, как очень современное дизайнерское решение. Сквозь его приподнятые губы сочилось загадочное довольствие. — Хочешь чтобы я раскрыл карты за просто так?       И как у него ещё не свело скуловые мыщцы так долго скалиться? Какой вообще человеческий рекорд? Если никто не замерял, то видимо Сенку придётся — Ген шёл на рекорд.       Но как ему поверят на слово?       Впрочем больше волновало как кто-то вообще может быть таким. — Хочу чтобы ты побыстрее закончил свой злодейский монолог, — Сенку решительно положил кисти поверх чужих, собираясь их убрать. — Желательно на понятной ноте.       Тут допустимо, что голос прозвучал чуть мягче или твёрже чем то планировалось, поскольку реакция оказалась не совсем предсказуемой, но ожидаемо экспрессивной. — А я думаю, что это подождёт. — резво перехватив правой рукой левую ладонь, лис в человеческом облике соединил их кисти, подхватил покрепче под пояс и бодрым темпом кривого танго потанцевал кругами меж раскиданных вещей.       Скомканное «Да сколько можно?! Мы не в дешёвом мюзикле, Асагири!» так и осталось непроизнесённым.       Ответ до глупого прост: можно было столько, сколько Ген этого хотел, а Сенку позволял.       Туда-сюда, три шага вправо и снова влево. Не столько танец, сколько завуалированная демонстрация превосходства.       Настолько отчаен, получается, медиум.       И настолько слаб перед ним рационалист.       Пока Ген весело шагал и диктовал провальный ритм на манер «та́м-там-та́м-там… та-та-та-та́аа-там! «, у Сенку получалось только следить за ногами, чтобы не дать танцору оттанцевать свои пальцы. Получалось из ряда вон плохо. Нескладно, неритмично и неуклюже. Практически отсутствующее между ними расстояние, позволяло увидеть пол только на мгновение. Мгновение менялось и вот Асагири опять перехватывал ближе, беря врасплох и заставляя задерживать выдох.       Адаптироваться тоже так себе получалось, но идея повиснуть плюшевым медведем в чужих руках звучала в крайней степени не привлекающе. — Почувствуй, — шепнул Ген прямо над ухом, перекладывая руку Сенку с своего предплечья на уровень плечевого сустава.       Под пятку попала очередная рубашка, что неудивительно на танцполе из многочисленно накиданных вещей.       Это Сенку должен был почувствовать?       Спасибо великой случайности, что воротник, а не пуговица.       Со сбитым напрочь дыханием огрызнуться в ответ не удалось, хотя очень хотелось. — Расслабься, чувствуй ритм.       В свойственной манере Сенку прицокнул, из вредности нажимая на чужое плечо, однако негодование быстро сменилось любопытным прощупыванием опоры. Ген давал такую возможность, и, обращаясь к темноте под веками, Сенку прислушался к ритму.       На самом деле кривое на первый взгляд биение ритма имело свою логику. К которой стоило только прислушаться.       Шаг-шаг-шаг-приставил. Разворот       Снова та́м-там-та́м-та-а-м… Ещё раз та-та-та-та́-а-а-там и поворот… и... вправо!       Они шагнули нога в ногу!       Предугаданный маршрут заставил восторг от успеха отразиться на лице, Сенку невольно распахнул глаза навстречу геновым, и в той серой синеве плескалось так много слов, что могло показаться будто они льются бесконечным потоком. Все ответы тут, только присмотрись, прислушайся, сопоставь.       Одна беда звучали поэмы безмолвно и на неизвестном языке.       Три секунды понадобилось, чтобы понять, что подобрать название тем словам намного труднее, чем Сенку мог себе представить.       Пять понадобилось, чтобы понять, что ритм больше не диктуется, но шагают они вровень в абсолютном молчании.       Семь — чтобы выйти за пределы.       Размышляя глобально вселенная ограничена только человеческими представлениями о ней. Человек всего-навсего не может представить что-то безграничное, будучи ограниченным физическим телом. Он всегда упирается в край, которого нет.       Или навсегда теряет себя в пространстве, которому нет конца.       Неизведанное, непонятное, страшное чувство, подобно течению бурной реки, легко подхватывает, крепко держит и уверенно несёт на каменный каскад ещё не сточенных временем дилемм. Горным породам нужны тысячи лет, чтобы стереться или разрастись, в то время как людям для полного равновесия нужно в разы больше. Какая ирония для недолгоживущей, неидеальной расы.       Человек, лежащий на волнах, неровня потоку несущей его стихии. Барахтание тратит силы, которые могут пригодиться позже, но с другой стороны и этого «позже» может не случиться, если не побарахтаться. Пока живой он может попытаться выплыть, но зачем оно нужно, когда вода держит так надёжно? Нехорошее, Очень нехороше е ощуще н и е. Топнуть в эмоциях всегда чревато потерей ко нтр о ля. Нельзя забывать, что погруже н и е в о щ у щ е н и я всегда равно г и б е л и здравого см ы с ла. За ним отставание, отчаяние и проигрыш. Из таких ситуаций выход в логике и всегда только в ней. Хорошо, Всё ещё работает,       Это хорошо.       Плохо, что темп замедлился, а во взгляде напротив, как на плёнке через просвет, проявилось беспокойство. Доля секунды и неизбежно настигло понимание абсолютной беспомощности. Как первые воспоминания из детства, когда ребёнок впервые осознает себя отдельно от родителей, людей, животных, пейзажа, природы, вселенной и себя. Когда маленький человек впервые оказывается наедине с собой и в полной мере осознает, что неизвестность пугающа и он не может ей что-то противопоставить.       По своей природе Ген слишком хорошо вписывался в концепт неизвестности, но застигнутый врасплох являл что-то более похожее на человека. Сенку это замечал раньше и наблюдал прямо сейчас как сквозь маску уверенности виднеется растерянность. Вот эта человеческая эмоция получалась у профессионального лжеца и великолепного актёра хуже всего. Местами корявенькая, в застывшем замешательстве она была самой честной. Не стыдливость, но неловкость. Не жар, но… нет, не холод. Не хватает данных. — Наверное нам нужно придумать стоп-слово. — неловкий смешок.       Нужно? Ну раз нужно, то… — Ritardando. — Что? — Ген взял его за плечи, возможно собираясь потрясти, чтобы привести в сознание.       Много кто удивился бы на его месте, заставив перегреться коллегу своей очередной выходкой, да так, чтобы тот, японец, первым словом произнёс иностранный термин.       Сенку бы сказал двести сорок один — двести сорок один.       Счёт снова равный. — Постепенное замедление с итальянского. — Ах, вот оно как. Предусмотрительно. Мне нравится. — смахнув воображаемые пылинки с рукавов, Ген в кое-то веки отплип.       Угол обзора сразу увеличился, показывая, что они стояли посреди коридора. Комната, рабочий стол, записи и идея остались позади. Когда только успели, спрашивается?       И как давно они тут стояли вполуобнимку?       Как много проблем появляется за настойчивым «чувствуй».       Насколько, интересно, может усугубиться ситуация в будущем, если Гену удается так просто вывести его из равновесия? В последнее время слишком часто.       Вопреки откуда не пойми вылезшему пессимизму упёрлось понимание, что давать заднюю мало того, что поздно, но ещё и бесполезно. Наблюдать за влиянием и искать точки для противостояния — вот это движение.       А пока, долгожданное ощущение свободы от загребущих рук отзывалось страннее, чем то ожидалось. На ассоциации «не свободой, а лишением» Сенку тряхнул головой.       Не хватало снова провалиться. — Всё-таки учиться тебе ещё и учиться, — раздалось на периферии.       Ген прислонялся к стенке напротив и деловито скрещивал руки в рукавах свободного пиджака. В своих давних интервью называл эту привычку секретами фокусника. — Что у тебя ещё в рукавах? — связки сомкнулись быстрее мыслей, желая зацепиться за что-то более продуктивное. — Помимо карт.       Превосходство треснуло на лице противостоящего и на его место пришло удивление: — Дорогой, а ты когда-нибудь видел, чтобы фокусники показывали свои рукава? — Фокусник? Ни разу не видел твоих фокусов.       И он не врал. Просто не счёл нужным упоминать, что слушал большинство шоу как подкасты и знал только теоретическую сторону. — Ах, полагаю ты хочешь развести меня ещё на полчаса разговоров, чтобы никуда не ехать, но давай так: ты вылезаешь из дома и я показываю фокус. — Похоже, что мне пять лет? — Я бы сказал тебе три. — Четыре и договорились.       На ещё больший шок Гена, Сенку действительно безропотно выперся из дома. Но… Не сел в машину без обещанного фокуса. Как и полагается капризной четырёхлетке. — Цветок?       Глядя в его шокированные глаза, Ген почувствовал себя аниматором на детском празднике, у которого самым активным и по совместительству единственным зрителем был серьёзный двадцатилетний паренёк.       Стоило пересмотреть возрастной рейтинг своего представления. — Цветок-цветок, — фокусник покивал и с присущей сценической грацией передал зрителю наколдованное ему растение. — Чёрный паслён. С языка цветов… — Лжец, — невпечатлённо прервал Сенку, покручивая в руке цветок. — О-о, так ты знаешь.       Эта фраза, как по накатанной, мелькала в старых интервью, но не приходилось допускать, что этот самый мозгошмыг действительно и на постоянной основе носит с собой цветы. — Где твоя клумба?       Без задней мысли Ген посмеялся: — Конечно же в рукаве.       Слово за слово и Кохаку застала их за препираниями, когда Сенку, пользуясь шоком оппонента самозабвенно заглядывал в его рукав, а Ген, запоздало одумавшись, пытался вывернуться.       Наверное со стороны сие действо выглядело как борьба Иакова с ангелом. Если не борьба на пьяной кухне. — Вы ехать собираетесь? — Да-да, милая, мы уже считай сели, уже едем…       Светловолосая надзирательница долго посмотрела на нарушителей планов, дождалась пока те наконец отсоединятся друг от друга и вернулась в машину. Так уж сложилось, что Сенку до поры до времени она ещё могла терпеть, но, когда к нему приплюсовался Ген, чаша терпения переполнилась. Возможно не будь за рулём золотая менеджерка, Кохаку бросила их тут.       Однако конечно спорно.       Компания давно ездит в своём неизменном составе, чтобы сработало привыкание. Кохаку могла тысячу раз сказать, как они вдвоём ей надоели, но тем не менее уже приспособилась, как привыкают к тиканью часов или капающему крану. Такое вот неприятное обстоятельство, от которого никуда не денешься, только если не выкинешь или не раскошелишься на ремонт.       Правда люди с трудом походили на смесители. Сломанную буксу крана можно заменить, а в стандартном человеке, к великому сожалению, не было буксы, и починить было как-то труднее. — Простите за задержку, дамы, Сенку не мог определиться с галстуком.       Зато выкинуть как часы— — У мозгошмыга отвратительный вкус. — У меня плохие новости, дорогой, ведь ты в моё…       Кохаку прибавила звук радио и распри отошли на фон. ABBA, Фрэнк Синатра, саундтреки к «Одному дома» и так далее по плейлисту предпраздничных песен возвращали в новогодний настрой.       В десять вечера суеты на дорогах не было, ведь к этому времени, предполагается, все потихоньку подтягивались к дому, друзьям и времени празднования.       На широкой парковке пригородного отеля вряд красовались люксовые автомобили. На часах было далеко за десять, а они до сих пор подтягивались и как изящные птицы, поднимали крылья, чтобы выпустить своих знаменитых пассажиров. — Ах, вот она буржуйская тусовка. Даже двери не надо открывать… До чего дошли технологии… — О великий Паганини, ты собрался весь вечер ворчать как древний дед? — Нет, я сегодня буду ворчать, как Хром… Ах, как его здесь не хватает. Мы бы так классно поворчали…       Пытаясь уйти от картинно вздыхающего собеседника, Сенку быстрым шагом рванул к зданию. В ответ на вопиющее бегство Ген не собирался униматься и отставать, поэтому компания быстро лишилась своей половины. — Не забудьте третьего зайти в соцсети! — крикнула им вслед Луна, надеясь, что они не успеют натворить что-то непоправимое к релизу.       Упрямый юго-восточный ветер был категорически против того, чтобы слова дошли до адресата и вполне ожидаемо никакой реакции менеджерка не получила. Но всё-таки будучи в этот вечер наиболее великодушной, чем в обычный, она отпустила чертей восвояси с богом.       Коль все пришли отдыхать, стоит отдыхать, а не волноваться. Вот и всё!       И совсем не думать о работе!       Совсем-совсем!       Проникнуться атмосферой, поставить психологический блок на мысли о работе и…       Ещё раз убедиться, что эта схема никогда не работает.       Стоило увидеть на горизонте Минами-чан, как все менеджерское естество заволновалось.       Та не подавала виду, но по-любому искала сенсации одним своим ястребино-журналистским взглядом. Настолько преданные своему ремеслу кадры не могли упустить не единой возможности, тут не могло быть и речи.       Сильное желание отыскать каждого подопечного и заткнуть им рты тряпочкой тревожно скреблось где-то на дне лёгких.       Нет, стоп, Луна.       Ты же предупредила их много раз, чтобы не пересекались составом группы и не вздумали между делом обронить о предрелизных подготовках… Ты сделала всё возможное, чтобы выполнить работу отлично, а остальное дело случайности.       И возможно бога.       Кому тут молятся на успех? Будде? Эбису? Аматерасу?       Эх-х, как тяжело у язычников! — О, смотри, там рядом с невысокой блондинкой Цукаса, — Кохаку указала кивком куда-то в разношерстную толпу селеб. — Пойдем поговорим?       В приглушенном свете, почти клубной атмосферы, Луна нашла по наводке высокого брюнета с длинной шевелюрой, оформленной в низкие хвосты, и обомлела.       Он был с Минами.       В этот момент под корни её шикарной укладки закралось самое страшное подозрение какое может посетить человека.                         «А что если это я сболтну лишнего?» — Не-не, я попозже подойду, — она неловко выставила вперёд ладони, нервно покрутила и указала в случайную сторону. — Хочу поговорить вон с теми ребятами.       Кохаку прищурилась, не понимая в какой момент её девушка стала интересоваться компанией игроков в настольный теннис, но допустила такой исход и пошла одна.       Луна же отправилась гордо болтаться между кучек людей, как неприкаянная душа. Она знала практически всех присутствующих, но к великому сожалению только заочно. Менеджеров вообще обычно не бывает на звездных тусовках, понимаете? Она тут как второй человечек по билетику подруги. Тех, к кому она могла просто подойти и завести беседу было по пальцам пересчитать и все они шоркались где-то вне зоны видимости или были очень заняты.       В руку лёг красивый бокал с игристым. Крохотные пузырьки суетливо бегали, сталкивались и поднимались вверх с соответствующими по маленькости брызгами, фоном играла слушабельная попса, а самая лучшая менеджерка высматривала присутствующих, чтобы совсем себя не съесть.       Вон там, у столиков, вокруг Укио выросла компания попсовых соло-артистов.       Может они конечно были за инди или альтернативу, но если честно в жанрах разбираться трудновато. Особенно в современности, когда абсолютно все хотели делать что-то межжанровое. Не у всех получалось, но называть их попсовыми было опасно. Творческие натуры крайне обидчивы. И злопамятны. Сайонджи со спокойным, флегматичным нравом и любовью к вариациям классических костюмов, наверняка, вписался бы в любую компанию.       Хотя вот раскованный Рюсуй ещё и в свободной блузе, как у приятных пиратов в медиа, среди моделей и актеров тоже выглядел как свой.       Как только затесался туда?       Иной была обстановка в другом краю у окон, в компании намиксованной из участников преимущественно рок-групп, виднелась шляпа Гена. Там велись оживлённые дискуссии.       Руками пока никто не махал, но выражения лиц были… Сложными. Похоже кто-то наслаждался вечером в полной мере.       Зеленоватые концы пушистой, как выразился один великий человек, «Пизанской башни» торчали из безлюдного угла чуть поодаль, буквально в паре метров от веселья.       Он что-то активно печатал на экране телефона и Луна бы не удивилась будь там открыто приложение с раскладкой фортепиано, как было когда его вытащили на съемки фотосета для Two.       Интересно, что Сенку, обычно не упускающий случая пояснить коллеге какое-то явление стоял в сторонке.       А нет, это было поспешно, он присоединился.       Можно подумать гуглил аргументы, ха-хах! Бред какой-то.       Залетевший в гущу обсуждений Ишигами подкинул дров; обсуждение пошло живее самого живого.       Ну, ничего, взрослые мальчики, как-нибудь выкрутятся.       Взгляд Райт пошёл дальше отталкиваясь от скучных компаний по интересам к ещё более тоскливым парам, пока не пришёл к паре у стены. Отчаяние вмиг развеялось с пришедшим пониманием того, что Кохаку и Цукаса остались вдвоем. Ястреба на горизонте не было, а значит путь для маленькой болтливой зайки стал временно безопасен.       Она двинулась, но сравнение себя самой с белый и пушистым комочком навеяло в слегка опьяненном сознании недавний грустный разговор с продюсером.       «Чтобы завладеть вниманием стада нужно…»       «Думать как стадо?»       «Да, но этого достаточно только чтобы понимать куда оно движется.»       «То есть?»       «То есть чтобы заводить куда надо — нужно быть вожаком.»       Луна снова скривилась.       Тактика стать вожаком виделась крайне сомнительной для мягкой девушки ростом три вершка от горшка.       Ведь для начала, как она считала, предводителя должно быть видно. Ну, чтобы за ним получалось идти. А взять Рюсуя, который своей вершиной уже скреб небеса и шансы на господство Луны таяли на глазах.       Но чисто гипотетически… Если представить такую ситуацию, когда Луна бы села на плечи условного Рюсуя и вещала оттуда, то тогда, наверняка, всё внимание оболтусов было бы сосредоточено на ней.       Но для начала ей понадобится скафандр, чтобы вещать из стратосферы. — Нет! У меня нет шансов!       Подопечных стало больше, информации стало больше, а вот времени пинать каждого — нет.       Стоит начать вести подсчёт напоминаний не забрасывать соцсети и просьб предупреждать об опозданиях, и Луна абсолютно! Точно! Уволится!       И в таком случае придётся вернуться на родину и отчитываться о невыполненной задаче…       Но как же тогда её любимая модель?       Ну, та самая, с которой она когда-то ожесточённо соперничала за внимание парня, а потом… Ну, то есть та, которая в очередной раз слушает сопли Луны под боком, а потом потянет её пьяненькую домой, уложит спать и…       Да, в общем та, в которую она кажется по-настоящему влюблена.       А это решительное нет. Никаких увольнений. No-no-no! Отказываться от приятной работы с чудесной девушкой все равно что плевать в колодец у дома.       Зато можно отказаться от парней и мирно строить своё счастье!       Великолепная идея, тянет на десять родительских разочарований из десяти.       Какая бы получилась забавная история шпионки, которая вместо наблюдений за своим наблюдаемым предпочла наблюдать за отличной задницей спортсменки, а потом случайно разболтала все секреты компании в пьяном угаре, потому что собеседники просто умели слушать?       Чем не душещипательный сюжет?       Луна отставила полупустой бокал в сторону.       Пора завязывать болтать.       Пусть большой парень оказался лояльным слушателем, а Кохаку и так всё знает, нужно держать себя в руках. И по идее вызнавать, а не рассказывать.       Ты же лучшая шпионка, Райт! — Давай отпинаем их?       Мысль «Кого-о-о?» испуганно растянулась.       Понимание второй «Ах, да. Точно» неспеша её догоняло.       Несомненно речь шла про тех самых артистов, о которых они коллективно ломали головы последние… последний временной отрезок.       Кохаку в своём репертуаре, но а судьи кто? Точно не присутствующие: Луна уже не против и отпинать их, а Цукаса ни коим образом не выражал протеста.       Грузно выдохнув, менеджерка уложила голову на столик. Тут же её бодро пригладила рука Кохаку. — А что я тогда начальству скажу? — Что они нарывались. — флегматично выдал Шишио, потягивая оранжево-розовое нечто из пузатого бокала.       С трудом можно сказать, что он создает впечатление человека строго следующего рекомендациям. Ближе к тому, что его величественная харизма сама задавала правила, пока умение вливаться в атмосферу и при этом визуально не смягчаться, навевало образ сильного лидера.       Но коктейльчик несомненно сбивал пунктов двадцать брутальности. И Луна этим пользовалась, жалостливо протягивая: — А если серьё-о-озно? — Либо угрожать, либо заинтересовать. — Решено! Сначала попробую заинтересовать, но если что… — она с надеждой обратилась взглядом к друзьям.       Кохаку кивнула, всем своим видом убеждая в неоспоримой поддержке, и со стороны Цукасы раздался расслабленный смешок. — Пришлёшь адрес, мы подъедем с ребятами, образумим твоих мальчиков прямо на месте.       Весело расхохотавшись, Луна шлепнула по столу. Наверное градусы тоже уже успели шлепнуть ей по голове. — Я почти поверила, что ты из самой настоящей банды. — Ты права, — Шишио деловито-мрачно поболтал в стакане лёд.       И Мисс Райт шокированно вытаращилась на преступного собеседника.       С такими круглыми глазами она в последний раз слушала интервью своих подопечных у Минами, когда те сказали то, чего не должны были. И ещё раньше, когда Бьякуя сказал, что они скорее всего перебили друг друга за ночь в студии.       Знаете вот, смотреть на двухметровую гору мыщц, которая каким-то боком связана с бандами, очень страшно!       Особенно страшно, что Кохаку с ним открыла бизнес… Миллионы ужасающих сценариев пронеслись перед глазами. Криминал, заказные убийства, поножовщины, перестрелки… — Земля вызывает Раайт, Земля вызывает Рааайт, — чьи-то пальцы щёлкнули перед носом. — Луна, приём.       Вызываемая перевела взгляд полный ужаса на вызывающую Землю и вцепилась в её плечо. — Кохаку… — Ты чего вертолёты поймала? — Так… — она кротко перевела говорящий взгляд на её криминального бизнес-партнёра. — Понятно, — она снова пригладила Райт по вздыбленной макушке и повернулась к коллеге. — Цукаса, объяснись, ты мне напугал американку. — А, у вас же разрешение на оружие получить проще, чем доступную медицинскую помощь. Расслабься, в Японии тяжело с огнестрелом, — он бесстрастно отпил, делая лирическую паузу, какая полагается героям, повидавшим некоторого дерьма, но не придавшим ему значения. — Я был в байкерской банде лет до восемнадцати, и могу сказать, что настоящего оружия там ни у кого не было. Вопросы с другими образованиями решались либо переговорами, либо драками на безлюдных местах.       Ты вряд ли их заметишь, пока не попытаешься раздобыть вещества или огнестрел. — Спасибо, что успокоил… — Обращайся.       Небольшой рассказ о криминальной стороне Японии достаточно впечатлил американку, чтобы она решила перевести тему. Благо было что обсудить кроме погоды за бортом. — Как, кстати, ваше дело? Без проблем выкупили зал? — Да, доки готовы. — Проведём косметический ремонт и будем набирать группы.       Сразу за этим двое зацепились взглядами за что-то в далеке. Судя по нетипичным выражениям, то было крайне интересным и сомнительным зрелищем. Вытянувшись на месте, Луна проследила за взглядами собеседников.       В конце концов, что может быть интереснее обсуждения бизнеса? Разве что танцующая на столе пьянющая в дрызг поп-звезда, но мисс Райт такую не наблюдала. — На шесть часов, — негромко подсказал Цукаса.       Честно говоря Луне это ничего не дало. Она за свои десять лет как шестнадцать все ещё не могла отделаться от путаницы с правым и левым направлением. Естественно с опытом вождения машины ей пришлось вызубрить все правила и направления, но не путать получалось только вперёд и назад… В оправдание следует упомянуть, что стаж вождения у неё девять лет без аварий!       Спасибо Кохаку, которая аккуратно повернула её голову в нужную сторону. — Oh, fuck…       Картина маслом: некто в уже знакомой шляпе сидит у закрытого хода за сценой и возится с замком, а некто другой с укладкой «второй Вавилон» его прикрывает. Невероятное зрелище. Квинтэссенция всех клишированных комедий про ограбления. — Мы этого не видели. — негромко подвёл Цукаса. — Да. Так будет лучше.       И словно подельник, отводящий взгляд от беспредела, зазвучал бой курантов. Цукаса спешно откланялся и, когда Луна снова перевела взгляд на ту злополучную дверь, возле уже никого не было. *** — Долго ещё? — Милый мой, — поцедил взломщик сквозь зубы. — Алохомора так быстро не колдуется. — Я вижу Минами. — Понял. — Ген продолжил работать отмычками в том же темпе, но чуть более нервно.       Подгонял факт того, что они и так выдали журналистке эксклюзивную информацию за бесплатно. Не хватало ещё сейчас попасть под её объектив в криминальном амплуа.       Или взгляд. Что не менее опасно.       Живо представлялись пестрые заголовки на следующий день: «Было жарко!» — как музыканты взламывали пожарную лестницу; «Путь курильщика труден, но разве нам нужны лёгкие?» — на что могут пойти знаменитости ради пяти минут с сигаретой; «Не хватает на новый Лексус» — что движет богатыми домушниками?       Или что-то более глубокое из разряда элитной жёлтой прессы: «Этому учат со стажёрства» — настоящая причина успеха Ishigami label.       Невероятно!       В принципе-то чёрный пиар тоже пиар, почему бы и нет?       Дайте два!       Ген же всегда мечтал только покрасоваться на ТВ в своих самых позорных за жизнь кадрах, а потом в Тибет… Но это успеется. Не стоит гнать лошадей, нужно просто провернуть замок.       Между тем возникал справедливый вопрос: кто вообще даёт журналистам ход на закрытые звёздные тусовки? Все же собрались здесь ради щеголяний в нарядах, полезных знакомств и порции сплетен, а вместо этого приходится держать лицо!       Пусть звёздная жизнь подразумевает делать это всё время, но было бы неплохо если бы не приходилось поджимать зад с удвоенной силой в праздничные дни. За это не доплачивают, между прочим.       И между тем у Гена причинам вести себя прилично, сдержанно и с высоко задранным носиком был противовес.       У него был подельник. — О, — валик поддался аккурат после щелчка. — Готов!       Бегло оглянувшись, они скользнули на служебную лестницу. Два пролёта вверх, незакрытый выход и теперь оба выдыхают клубы пара на безлюдной крыше. — Люксовая курилка для наглых сотрудников и дорогих гостей, — самодовольно уперев ладони в бока, Ген рассматривал покорённую вершину. — Как я и говорил. — Поздравляю, мозгошмыг, ты защитил свое звание профессионального мошенника. А теперь, властью данной мне мной, нарекаю тебя магистром домушников.       Новоназначенный учёный чин пригнулся в грациозном реверансе: — Буду воровать верой и правдой для короля.       Они обошли по разные стороны укрытый бассейн, прикинули где тут должны стоять шезлонги с красивыми зонтами и поторговались насчёт отпуска. Сенку никак не уговаривался и Ген уже всерьёз не подступал, отвечая как придётся.       Всё равно же придумает как урвать недельку в теплом мае — с этим остается только смириться. Смириться и придумать как взять отпуск под контроль, чтобы не допустить того же безделья, как в этом октябре.       Нет, точнее будет сказать том.       Год закончился около пяти минут назад и через десять минут по этому поводу должен начаться большой салют.       С края ограждённой крыши было отменно видно как сиял праздничный город. Небо застилали полные влаги тучи, позволяя грязи искуственного света умеренно отражаться от себя, а металлические перила холодили пальцы, слабо напоминая о разгаре зимнего сезона. — Смотри-ка, — Ген тянулся к одинокой снежинке, закручивающейся по мере приближения к руке, и Сенку заворожённо подглядывал за процессом. — И правда.       Снег в Токио это что-то новенькое. Похоже температура действительно понизилась, как и обещали в прогнозе.       Не совсем легко поверить, как в сбыточность обещаний гидрометцентра, так и в снег на юге страны, поскольку мерзнуть не приходилось. Но в эту аномально холодную ночь, тепло текущее от главной жизненной мышцы к конечностям, поддерживало температуру в комфортной норме.       Вполне вероятно тому поспособствовал алкоголь.       Если не учитывать ещё более очевидное обстоятельство, влияющее на комфорт.       Наконец обстановка располагала к продолжению разговора. — Причина, по которой ты не…       Ген воздушно усмехнулся и мечтательно подпёр щеку ладонью, другой загибая пальцы: — Смотреть бесконечно можно на три вещи: огонь, воду и как ты, мой золотой, работаешь.       Неприлично размыто. Практически то же самое болтун говорил дома и следовало быть не просто так. По логике, когда тебе повторяют одно и то же несколько раз, то очевидно хотят добиться самостоятельного решения.       «Давай, сделай вывод, догадайся сам, позволь мне не произносить этого вслух.» — человек-загадка оставался человеком загадкой, хоть разгадывай, хоть нет. Временно правда. У Сенку созревали некоторые гипотезы, которыми уже можно было поделиться. — Это симпатия?       Ничуть не удивившись, Асагири мельком явил свой хитрый прищур: — Думаю… Можно и так сказать.       «С натяжкой».       Действительно трудно сказать с уверенностью в какой ситуации они оказались. Медиа показывают совершенно иную картинку под названием «симпатия». Но между рабочими отношениями и «любовью» было именно оно. На них все эти понятия накладывались с потехой, словно детские тапки на взрослую ногу и большая рубашка на ребёнка. Ни туда ни сюда, и вообще всё очень сомнительно. И не шибко верилось, что это возможно. — Налицо нехватка доказательной базы. — Некоторые вещи познаются методом тыка… То есть, эмпирическим путем, если выражаться по-научному. — Всё верно. Нужно заняться вопросом основательно и провести серию исследований.       Сенку вперился взором в собеседниками, ожидая ответной реакции. Ответ медлил, пока Ген пропускал серию смешков.       Белый свет дежурных фонарей снизу позволил бы разглядеть каждую мелкую деталь в его лице, не будь оно закрыто от живого наблюдателя шторкой неказистой челки.       Если так задуматься, то он часто оказывался по левую руку и никогда не убирал чёлку, укрывшись со всех сторон. Очень продуманно. До тех пор, пока не приближаешься на расстояние полусогнутой руки.       Каким-то шестым чувством уловив движение со слепой зоны, Асагири повернул профиль в три четверти, украдкой подсматривая за происходящим: — Знаешь, звучит довольно скучнова-а-а—       Болтливый язык запнулся на полуслове стоило паре пальцев приподнять подбородок на себя. Белые пряди сдвинулись с лица и вместе с ними улетела шляпа, которая за вечер стала практически неотъемлемой частью образа.       Фокусник, не вытащивший из своей шляпы ни одного зайца. Несуразица. Без неё намного лучше.       Одиночные снежинки путались в растрепанной чёлке. Теперь она не прятала испытующе-любопытный взор и всего лишь трепалась от слабого ветра. А он такой же как тогда.       Повторяющиеся действия выявляют логику. Осталось только нащупать её действием наоборот.       Сенку подался вперёд и, едва коснувшись чужих губ, закрыл глаза.       Разумеется, чтобы полностью погрузиться в эксперимент. Самое главное, как полагалось, он сделал; остальное — случай. Точнее Ген. Он не должен упустить возможности. Хоть и медлил. Его по-видимому укусила муха-наблюдательница. Или в мысленном плейлисте на повторе уже который час, если не день, стоит Master of puppets? Кто бы разобрал, да подсказал!       Влажные губы встретили прохладой и контраст с собственными ощущался как никогда ярко. Можно подумать те крохи воздуха оставшиеся между ними вот-вот закрутятся в торнадо и унесут в страну Оз, как когда-то Дороти и её собачку Терри. Кто будет собачкой трудно предположить, но мысль о том, как хочется повыть от постепенно теплеющих уст, заставляла задуматься.       Благо недолго!       Наконец оттаяв, Ген сделал свой шаг навстречу. Приоткрыв рот, он позволил познакомиться с жаром, господствующим дальше заледенелой оболочки. Собственное тепло тогда показалось Сенку на десятки градусов слабее, вот этого, пламени подобного. То был жар, способный закалить сталь, что не в пример активно плавил сознание.       И не то чтобы кто-то был против. Наоборот, ощущения сродни опущенному в жаровню клинку, который постепенно обретает прочность, хотелось только продлевать. Как будто бы вот он безоговорочно лучший путь, самая эффективная и верная дорога. Иными словами пока его губы, подслащённые колой, так хорошо обнимали собственные, пока горячий язык заставлял поверить в существование положительный чувств, пока вот так открыто Ген являл свою невероятную природу… Его не хотелось отпускать.       Шумно распустившийся цветок фейерверка заставил отвлечься. Честно говоря тот факт, что они забрались на крышу, чтобы посмотреть фейерверк, тотчас благополучно забылся. Упал в корзину и ждал своего удаления через тридцать дней. Поэтому прозвучавший со стороны хлопок и писк отвели внимание на себя. Терять бдительность на крыше всё-таки не стоило.       Какое-то время они просто смотрели как разрываются пиротехнические снаряды и отражаются от низких туч их краски. Зрелище околдовывающее. В особенности за эмоциональным всплеском, оно откладывалось в голове, как продолжение праздника. Вообще праздник и был на дворе, но… было своё «но».       Где-то в середине спектакля красок Сенку обнаружил, что его руки обвивают чужую талию. Осознание дало радостную оплеуху и чуть не заставило отскочить, но рассудок дал пощёчину этой мысли, сказав, что ветер стал прохладнее. Скорее конечно это Сенку разнежился, но опустим. Пока Ген смыкал руки за его спиной, всё было сносно.       Последние искры огненных цветков растаяли в небе и прошло не больше двух минут, когда Ген заговорил, с присущей лукавостью: — Как эксперимент, док? — В целом понятно, но детали неясны. Как я и полагал, придётся повторить.       Последующий за этим звонкий хохот наверняка заполнил бы всё помещение, будь они в зале. Волны чистого смеха приятно отдавались в собственной груди, будто бы прямо заражая своим настроем. Вряд ли эта ночь когда-то забудется, даже в бесконечном потоке информации. — Ты же понимаешь, что теперь обречён? Я от тебя не отлипну. — Не беспокойся, у тебя и не получится. — Ты так романтично угрожаешь. — От кого по-твоему перенимаю?       Вместо ответа Ген привычно подобрал поближе загребущими руками и уткнулся носом в плечо. Робко пригладив, Сенку повторил жест. Почему-то казалось, что атмосфера слишком хрупкая, а момент и того галлюцинация.       Удивительно умиротворённо и нежно, хотя минутой ранее звуки совсем не желали складываться в нормальные слова. В человеческое признание. Наверное, от того и было тяжело усвоить реальность обоюдности и принятия.       Они и правда неправильные.