Маэстро

      Как обыватель, разглядывающий черный квадрат Малевича и не понимающий что он вообще здесь забыл, Бьякуя смотрел на свою новорождённую группу.       Он-то думал, что было отличной идеей свести парочку гениев с ещё одной парочкой ребят с потенциалом в гении и приправить энергичным, диковатым новичком. Добавить перчинку, так сказать.       Он-то думал, что у кого-то из этой компании хватит мозгов…       Хорошо, к концу дедлайна они управились. И с концептом разобрались, и альбом записали, и свели, и подготовили несколько номеров, и сюжеты к клипам накидали — тут вопросов нет. Объективно даже сам альбом вышел отлично для пилотного выпуска и работы в попыхах: местами небрежный, экспериментально межжанровый и с толикой перфекционизма. Три песни в стиле Сенку, четыре о любви, одна чисто инструментальная с мистическим фолк-мотивом и две «ударные» с остро социальными повестками. По звучанию трудно сказать кого напоминает, не приводя в пример меньше пяти групп, но если вкратце, то концепт укладывался в три слова: старомодно, дерзко и свежо. Как эти слова умещаются в одно предложение? Поверьте, не только вы задаётесь этим вопросом!       Сначала кажется, что это типичный альбом типичной инди группы, далее к легкому вокалу примешивается речитатив, а потом и соло на бессовестно перегруженной гитаре и становится совсем не понятно, как это слушать. Этакие Linkin Park в стиле Guns'n'roses, иногда тяжеловатой тянучкой Black Sabbath и блюзовыми вкраплениями Led Zeppelin, а построением напоминающим оскароносную Lose Yourself Эминема.       Представили?       Ошибаетесь! Плохо представили, думайте ещё раз. Перед вами парни только что в акапельной рэповой части подстроили бэк-вокал в три голоса и шлифанули басовым соло!       Хорошо, допустим, все молодцы, что теперь думаете о жанре? Как его назовёте?       Чисто для блюза поздновато, для инди тяжеловато, для альтернативы слишком инструментально, до нью-металла не доросли пока что. Так что за жанр?       Не придумать?       Бьякуя так, к слову, тоже голову ломает.       Их первый диск был просто красноречивым «вау!» под лиричным именем «Stone War». Эскиз обложки пестрил зеленью, а среди неё должны были затеряться серенькие статуи участников, плотно перекликающиеся с сюжетом заглавной песни. Иными словами есть над чем подумать, что пожевать и посмаковать, но в чем тогда проблема?       «Дорогие мои богоподобные артисты, в мире столько красивых и многозначных слов на семи с половиной тысячах языках, а вы хуйню какую-то придумали вместо названия группы» — хотелось ему сказать. — Больше вариантов не будет? — в итоге сказал он.       Деликатным, надо сказать, тоном. Таким спрашивают детсадовцев, что в мешанине на листе они хотели изобразить всеми цветами фломастера. — Не-а. — в небрежной манере негласный лидер детсадовцев поковырялся в ухе.       Звучит уверенно, значит будет упираться до последнего. — Кхм, как бы просто оно не звучало, но мы единогласно пришли к этому решению…       Ясно, главный переговорщик детсадовцев уже смирился. Всё возможное уже было сделано и лучше не будет. — Красота в простоте!       А. Предложил Хром. Ну, понятно. — Five generals, значит. — Стилизуем по первым буквам и… — FG? Хмм… — Бьякуя прикинул как быстро пойдут мемы про лягушек за пределами фанбазы и усмехнулся. — Ну раз всех всё устраивает, то так и быть.       Юмора никто не понял, но дежурные улыбки налезли на лица. Продюсер освежил память, пару секунд пролистав заметки на планшете, и откинул его на край стола. — Окончание съемок двадцатого декабря, после — дружно уходим на рождественские каникулы. Выход альбома с заглавным клипом запланирован на третье января, основное продвижение будет у «Stone War». Шестого — представление альбома на вечернем шоу, за ним интервью. Семнадцатого выпускаем клип на «Forsaken» и по результатам назначаем даты тура, а дальше расписание будет обычным в рамках подготовки к туру. Вопросы?       Хотя всё было предельно ясно и понятно, Хром недоумённо хлопнул глазами. Он точно помнил сколько сил было вложено в каждую песню и первой среди самых сложных была не эта. — А почему «Stone War»? «Forsaken» же звучит намного… Интереснее. — Потому что я даю вам полную свободу в рамках приличия для съемок «Forsaken», но с такой заглавкой вы отпугнёте больше новых людей, чем привлечёте. Тут либо свобода действий, либо продвижение.       Вот он, местный закон джунглей. Хочешь жить богато — самоцензурируйся, а коли душа к концептуализму лежит, то это не в айдол-индустрию, это в магазин красок за маркером и цветным баллончиком. Хром себе немного не это представлял, когда рвался в компанию и замешательство отразилось на лице. — По крайней мере, пока не встанете на ноги на раскованном западе, дома шалить не стоит.       Рюсуй приободряюще щелкнул палец о палец: — Платежеспособная аудитория задает тренды, но если знать с чего начинать, то в итоге они будут следовать твоим правилам. Не успеешь оглянуться как спрос опередит любое твоё предложение. — Но для начала надо всё-таки выучить present simple, — мягко поддал Укио.       То ли так их компания влияла на миролюбивость Сайонджи, то ли он сам раскрывался как многогранный персонаж, но ожидать такого очевидного подъеба не приходилось.       Ну, теперь приходилось.       Под коллективные смешки Хром страдальчески опустил голову. — Ай…       В то время как все ныне собравшиеся владели не то что базовым уровнем, но и разговорным на уровне носителей (когда вообще успели?!), для Хрома английский был слабым местом. Не был он популярен в его деревне, понимаете?       Вот и он понимал и не понимал одновременно почему две трети песен они выпустили на английском. Не понимал, потому что что-то капризное внутри сопротивлялось творчеству на чужом языке, а понимал, потому что тот чужой язык, вроде как считался интернациональным. «Вроде как» потому что жить без теорий заговора было скучно, но развивать мысль времени было жалко. Перед сном Хром об этом ещё раз подумает, если его мысли всё ещё будут принадлежать ему, а не его англоязычной личности по имени «Harry».       Лишь бы только никто здесь не догадался начать между собой говорить на английском — Хром закончится как личность. — Вечером вышлют оформленный сценарий, ознакомьтесь до вторника.       Точно, все ведь начиналось со сценария…       Само собой Хром не маленький, чтобы не понимать идеи, красной нитью проходящей через весь текст «Forsaken». Со сценарием он ознакомился от и до, однако на съемках происходило действие иного характера… Или стоит сказать градуса.       Нет, подождите, подождите, надо начать повествование ещё чуточку пораньше.       Во вторник они начали съёмки «Stone War» и там все шло практически как написано. Декорации натурально погружали в атмосферу леса, если не брать в расчёт стоящие повсюду штативы и снующий стафф, но оказаться среди тех, кому приносят кофе оказалось крайне приятно. Народ вокруг суетился, а Хром жил по своему времени, пропуская те же мелочи под новым углом. А потом дело дошло до работы…       Костюмы пещерных людей до страшного правдоподобно напоминали шкуры животных, но дело было далеко не в этом. Дело было в том, что это было неудобно.       Понять на каком этапе костюмеры пропустили по стаканчику, чтобы превратить материал в это, не представлялось реальным. Конечно возможно они просто отпраздновали неделю мод и сильно ей вдохновились, а может просто не имели понятия для какой практики делаются их костюмы. К визуально составляющей столько вопросов не имелось. — Хром, солнышко, попробуй представить, что ты бежишь чтобы спасти самого дорого тебе человека на свете…       Хром удручённо оглядел Гена.       Слушать советы от актёра конечно полезно, но не в том момент, когда тот был возмутительно хорошо одет!       В традиционном стиле, с погрешностями на подручные материалы, Асагири напоминал этакого аристократа, не растерявшего своих манер даже в лесу каменного века. На фоне Хрома, которому по злому року судьбы достался костюм не очень отдалённо напоминающий деревенщину в холщовом мешке, вообще земля и небо. И его не заставляли бегать!       Хром невольно скуксился.       Ладно бегать это его удел, но откуда вообще в пещерном мире они бы достали лавандовый краситель для одежды?! — Да понять бы как в этом вообще бегать… — в сердцах разбурчался Хром, пытаясь растянуть мыщцы и расслабить швы. — А, так вот в чём дело… — Сенку! А давай махнёмся костюмами?       Отвлекшись от просматривания отснятого, Сенку выгнул брови так, будто бы услышал, что теория звука стоит не на экспоненте: — Ещё чего! Чтобы переснимать все сцены? Не-не-не, проникайся атмосферой, закаляй дух.       Плечи Хрома ссутулились от тяжести бытия. И руки́ вездесущего Асагири. — Слушай, происходящее может быть далеко от твоих представлений, но стоит поработать под камерами пару раз, втянуться и потом уже будешь наслаждаться, — гипнотически позитивный и спокойный голос оседал в мыслях, когда плечом к плечу они смотрели на декорации. — Секрет в том, чтобы жить тем, что тебе нужно показать. Если ты не поверишь в то, что отыгрываешь, то все бесполезно. Тебя просто будут гонять по кругу, пока все не устанут.       М-да, правда ведь некрасиво получится, если по итогу придётся выбирать из плохих дублей, а не работать на однозначно лучший. — Так что представь, что сегодня ты пещерный Хром в самой неудобной пещерной одежде, который бежит от чего-то непонятного и однозначно опасного. Тебе нужно изобразить ухнувшееся в пятки сердце и небывалую энергию. Первозданный страх и инстинктивное желание бежать. Понимаешь?       Хром засмотрелся на пластиковое дерево, чья такая же пластиковая листва шуршала под рабочим вентилятором, как настоящая. Надо поверить в то, что всё оно живое. Как надо поверить в то, что всё оно безмолвно наблюдает за разворачивающейся трагедией человечества. — Понимаю. Наверное. Это трудно представить… — А тебе не обязательно представлять всю картину в целом. Представь, что за тобой извергается вулкан или бежит какой-то упырь с битой! — О, — глаза блеснули озарённые сверхъестественной лампочкой понимания. — Надо попробовать! — Так держать!       Хром сбавил скорость к концу пластиковой полянки. Если вообще её конечно набирал…       Короче говоря — ещё один неудачный дубль. — Мы на перекур. — маякнул Рюсуй, исчезая за Укио в дверях.       По-хорошему в этот день надо было доснять все сольные сцены и, руководствуясь логикой, что человека с одной несложной сценой можно поставить вперёд, никто не задумывался, что этот человек… Может быть… Ну…       Никто ведь не знал что он встрянет на два часа…       Режиссёр вздыхал, оператор молился, стафф носился, Сенку насчитывал седьмую попытку переговоров, а проводник Хрома в профессиональную деятельность снова вырос из ниоткуда как гриб после дождя.       Страшно представить какой бы кошмар начался коль Асагири вырос грибом.       Брух. — Хром, золотце, у тебя же есть любимый человек, так?       Новая стратегия взамен неуспешным инопланетянам, вулканам, упырям и другим катаклизмам, которые успел сгенерировать Ген, чтобы донести до Хрома суть дела. — Ээ… — согнувшись в три погибели, загнанный беготнёй по десятому кругу Хром теперь распознавал речь через раз. — Эээ… Да. Можно так сказать. — Образ перед глазами есть?       Хром сомкнул веки и убедился. — Да. — Давай тогда на исходную, представляй как бежишь на спасение своей принцессы! — Ген мягко подтолкнул его к старту. — Или на перекур. Хотя это уже не сама красивая ассоциация…       Из всей речи в его голове остались всего две мысли: Рури и перекур. Никто ведь не запрещал совмещать приятную ассоциацию с полезной, так ведь?       А вот нихренашеньки! Восьмой и девятый дубль Хром тоже смачно проебал! Что всё время было не так он не понимал! Категорически! — А может возьмём общим планом? Или нарежем? — Ген сдался и присоединился к Сенку у режиссёрского пульта. — Это будет совсем не то. — И что же тогда делать?       А что они в процессе придумали Хром не забудет. И обязательно ещё припомнит. — Если самостоятельно не получается, значит будем помогать, — энигматичное выражение совсем не вязалось со смыслом слова «помогать». — У меня есть одна идейка, но в рай мы с тобой не попадём. — Как будто бы ты веришь в правдоподобность кривого социального костыля. — И то верно.       И разошлись.       Сенку начал что-то быстро объяснять режиссёру, а Ген — высокому парню в черной кепке сотрудника.       Разочарованный в жизни и своём нулевом актерском умении Хром присел на корточки.       Ну подумаешь, ничего не получается… — Заранее, пожалуйста, простите! — За что? — Хром обнял колени. — Скажи лучше, как мне пробежаться под камерами с чувством…. — Камера, мотор!       Не успел он задаться вопросом чего, куда, зачем и как, как по заднице его звонко шлепнул какой-то большой и круглый предмет. Не больно конечно, но мировоспритие на секундочку приглушилось.       Посещала ли вас мысль, что в работе музыканта может случиться контузия? Нет? А вот Хром теперь кажется ветеран съемочных действий. — А-а-а?! — Хром моментально вскочил с глазами по пять йен, оглядываясь.       Тот самый высокий сотрудник в маске переминался с ноги на ногу, а в его руках был… Серьёзно?       Мягкий розовый молоток?       Прискотченный к клюшке?       Если бы не светомузыка обрамляющая игрушку, этот ассистент бы воплотил сотню будущих кошмаров Хрома. Сердце ушло в пятки ещё во время пинка, а теперь в мыщцах заструилась сила и прорезался голос: — Вы че удумали? — Пожалуйста, — с виновато сведёнными бровями каланча в черной кепке снова замахнулась. — Бегите… — Чё-е-ерт! — завыл Хром, маневрируя между пластиковыми деревьями и повторной потерей чести.       Со стимулом, оказывается, работа идёт и живее, и веселее, и страшнее. В общем-то не так страшно было, как неожиданно — в этом моменте здравый смысл то ли отключился, то ли заработал на полную.       А сколько экспрессии было на его лице!       И даже неудобный костюм совсем не мешался! — Так держать! — Выходи на прямую!       Ещё раз обернувшись на преследователя, Хром вышел на последнюю пятидесятиметровку, по набеганной дорожке. — Колотушка, вон из кадра, — скупо скомандовал режиссёр и ассистенту с «колотушкой» не осталось ничего кроме как оперативно свернуть за заросли вечнозелёного кустарника. — Хром, сбавляй!       Куст за спиной зашуршал, а Хром впервые задумался как будет тормозить с набранной-то скоростью. Оставалось метров двадцать до конца зоны, когда он начал притормаживать.       «Камера один — приближай, три — держи бок.»       Раздался «мат» и пара из стаффа выкинула на край дорожки тренировочный мат, оставалось около десяти шагов до края. Пара мгновений: Хром затормозил и бухнулся коленями на подстилку. Что-то звонко хрустнуло и он понадеялся, что хотя бы не колени.       «Камера два — крупный план снизу.»       Со сбитым дыханием, Хром медленно отнял взгляд от пола, чтобы взглянуть перед собой. Туда, во мрак, где пряталась основа съемочной группы, пока камеры чуть ли не в упор следили за каждым движением его лицевых мышц. А выражение у него было говорящее. Гремучая смесь загнанности, неопределённости и надежды.       В такие глаза обычно тяжело смотреть.       «И-и-и-и… Снято!»       Камеры стали уползать восвояси, подобно зачарованным змеям, и Хром с облегчением сложился пополам на невероятно удобном мате.       Кто-то энергично перебирал ногами в его направлении. — Хром, золотце, это было великолепно!       Ну, как сказать кто…       В данной ситуации Хром бы твёрдо сказал, что Ген воплощение того самого мема с «Не беспокойся, я буду с тобой пока этот кошмар не закончится» и «Да вся эта жесть из-за тебя происходит!». — Прям… Так? — Прям отлично! Лучший дубль! Думаю у Кэтрин Хепбёрн появился соперник! — Это… Кто?.. — Четырёхкратная обладательница оскара. — Очень смешно… — Да ла-а-адно тебе! — Ген присел на корточки и ободряюще похлопал его по спине. — На сегодня всё, так что поздравляю, ты поборол этот день! Уже чувствуешь как втягиваешься?       Конкурент какой-то там Кэтрин вздохнул и выпрямился.       По другую руку от него очень вовремя начал мяться ассистент с «колотушкой», который заговорил, стоило лишь обратить внимание: — Прошу прощения, ещё раз за…       Хром отрицательно покачал головой и протянул к нему руку. — Одолжишь?       Не быстро смиряясь с близящимся актом отомщения, ассистент поколебался, но всё же неуверенный так и протянул своё орудие музыканту, совсем не подозревая, что это не для него. — Спасибо, — Хром благодарно улыбнулся и ме-е-дленно обернулся к Гену с покачивающейся в руке клюшкой. — Да, чувствую, как начинаю втягиваться…       Вот это намного больше походило на сцену из фильма ужасов! — Ой-ой-ой, — Асагири сделал пару гусячьих шажков назад. — Это же просто замечательно!       Барабанщик неторопливо поднялся с подстилки, то ли давая фору, то ли наслаждаясь сменой ролей, но Ген в общем-то тоже не лыком шитый был, он шустренько выпрямился и поскакал, не дожидаясь расправы.       Откуда у Хрома нашлась энергия на ещё один забег даже для него самого оставалось загадкой. Второе дыхание наверное.       Так вот, всё дело было в сценарии! Хотя сейчас, в середине рассуждений, Хром сказал бы, что не совсем в нём, а больше в том, какие люди ему следовали.       Когда со Stone War было покончено, закономерно оставалась Forsaken. Бюджет на неё был выделен такой же как и на заглавку (если не больше), а сценарий предполагал больше локаций, так что организаторам пришлось разбить съемки на два дня и приглашать действующие лица к назначенному времени.       На деле же чихать эти лица хотели на график и таскались толпой, чтобы вставлять свои пять йен в каждую удобную щёлочку. Обозначенная свобода действий пьянила, ничуть не умаляя градуса под рамками приличий.       Под конец второго дня съемок, когда три сюжетные линии из четырёх были завершены, локация явила собой храм в западных традициях: деревянные скамьи в два ряда, редкие колонны, заковыристые витражи и внушительная люстра с имитацией свечей, а завершалась картина на возвышении алтарём и органом. Из настоящего во всем этом изображении только пол под ногами. И то покрытие какое-то странное: вроде плитка, а вроде бы и имитация. А то, что на колонны, которые, как оказалось картонные, нельзя опираться все поняли только тогда, когда один счастливчик (не будем показывать пальцем) оперся и чуть не развалил декорации. Повезло, что с другой стороны стоял такой же гений (спасибо быстрой реакции Рюсуя) и вместе они удержали баланс хрупкой системы…       Короче говоря то была демо версия нормальной католической церкви.       Прям как в фильмах!       И как полагается декорациям на съемплощадке, из настоящего и того, на чем можно посидеть, только скамейки. И то не все. Спасибо хоть что предупредили где муляж, а куда можно спокойно усесться, поскольку абсолютно всё было расставлено по сценарному фен-шую.       Итак, последняя сцена была общей и радовала своей простотой: сиди на скамеечке, да смотри туда, куда определило божество концепта, а потом своевременно выйди из кадра.       Со стороны организаторов было очень предусмотрительно предположить, что с концептом Forsaken долго снимать в настоящем святилище не получится. В лучшем случае погонят взашей, в худшем… — Святая вода в глаз и магазин серебряных пуль в зад! — на радостный лад пояснял Ген. — Хотя может быть… протестанты бы были не… Нет, они бы тоже отходили нас библией.       Чёрный балахон до пят развивался бы как супергеройский плащ, будь он так же свободен, но Гену это не мешало, чтобы создавать впечатление чего-то недосягаемого. Его привычный сплит с ассиметричной чёлкой зачёсан назад, в воротнике белая вставка, а на лице что-то между блаженством и дурачеством. То есть изображал священника он хорошо только пока не открывал рот. — Между прочим эти книженции тяжеле-е-е-еные, когда не карманные!       А рот он пока ещё не закрывал. — Там-то сразу вознесёшься, а тут… один раз тукнешь и без особых потерь, но… — характерный тук книги по хромовой голове. — Прощай грешная жизнь! Деньги, женщины, машины, кокс и другие прелести жизни уйдут в небытие. Останется только служение всевышнему… — Боже упаси! — Рюсуй ужаснулся рядом впереди.       По другую сторону от прохода Укио со смешком поправил кепку. — Тебя спасёт только блок золотой карты. — Это не проблема. Я просто заработаю на ещё одну. — Вот в этом как раз и проблема…       А Хрому в общем-то не до кокса было и не до золотых карточек, но за остальное в адекватных количествах было обидно. В выражении проступил конфуз. — За что?..       Ген долго посмотрел на всех грешников по очереди. — Богохульники вы. — и прицокнул. — Не видать вам нирваны, дражайшие.       Драматично повернулся на пятках, махнул балахоном и двинулся к алтарю походкой разочарованного в человечестве пастора, чтобы пристать к кому-то ещё менее сговорчивому. — Дитя моё, надежда христианского общества органистов, исповедаться не хочешь?       Сенку беззвучно перебирал клавиши неисправного инструмента, репетируя имитацию деятельности. — А Баха послушать не хочешь? — А сыграешь? — А ты священник? — А для тебя я и органом побуду, если хорошенько попросишь~ — И как же на тебе игра…— со усмешкой обернувшись на собеседника, Сенку прочитал на его лице неприемлемый ответ и резко вернулся к своему занятию. — Нет, не отвечай, я не хочу этого знать.       Акустика была хорошая и некоторые присутствующие очень об этом жалели, не зная как ещё эффективнее делать вид, что они ничего не слышали и не видели. Но то ещё были цветочки.       Последняя сцена плавно перетекала из общей, где все сидят в зале на мессе, в сцену где в церковном зале остаются только двое. — Ваши ставки, они что-нибудь сломают или сделают что-то экстраординарное? — Бьякуя вырос рядом с закадровой компанией незаметно. — А можно вариант, что все пройдёт гладко? — Луне бы хоть один день без приключений.       А Бьякуя не зря стал заходить на их съемки. Он услышал как небезызвестная пара подговорила парня из стаффа погонять Хрома игрушечным молотком на клюшке. И ладно сцена получилась отлично, но не похоже чтобы у них был буй адекватности, за который они знали, что не стоит заплывать. Учитывая прошлые выкрутасы… Творческий процесс в студии (перессора-недодрака), погром на фотосессии (ещё одна недодрака) и шокирующее интервью… И это не упоминая ещё тысячу маленьких стычек во время записи альбома…       И что же должно произойти когда у них снова осталась одна сложная сцена на двоих? Пропустить такое зрелище было бы преступлением. — Мы с тобой об одних и тех же артистах говорим? — Наверное, я погорячилась… — Мне кажется тут трудно что-то сломать… — предположил Укио.       И как поджидав, Рюсуй подключился следом: — А кто-то уже предугадывал траекторию их полёта фантазии? — Нет… — Тогда ставлю на что-то экстраординарное. — А как оно связано? — Никак. Это чуйка.       Укио на это беззвучно усмехнулся. — Ставлю на то, что сломают. — отмахнулся Хром. — Я тоже так думаю. — Ставки приняты.       Два дубля они смотрели как Сенку пытается преклонить колени перед священником, чтобы по логике повествования замолить грехи, но что-то всё время шло не так. То лицо слишком сложное, то простое, то движения слишком скованные, то Ген, скотина такая, заржал, то камера отключилась. В общем всё шло против простых рабочих людей и режиссер взорвался где-то на пятом дубле: — Да хоть местами их меняй!       Нет, он не делал ставки вместе с компанией артистов, он просто был катастрофически зол на то как топорно всё выходило. Судя по всему он был дядькой опытным, он видел когда роль не шла актёру и сам актёр сопротивлялся ей. Также он знал, что перфекционизм не позволит ему бросить работу ненарочно кривой и был зол. Катастрофически.       А потом хорошая акустика небольшого зала донесла геново «Поменять местами? Ха-ха! Это можно!», они с Сенку поменялись местами, перекинулись парой фраз и режиссёр что-то почуял. Он напрягся и скомандовал операторам работать. Просто на всякий случай.       Бьякуя скрестил руки на груди, Луна в предчувствии сжала губы, а Рюсуй и Укио перестали перешептываться, когда на их глазах развернулась настоящая сцена. Без долгих раздумий Ген шлепнулся перед Сенку и в следующий момент камеры поймали то, что всё это время было нужно. Отчаяние. Крупным планом, в глазах и всём выражении Гена, как исповедующегося. Это мгновение длилось недолго, как будто выверенное до каждой лишней миллисекунды, и сменилось безмолвной истерикой на коленях «пастора».       Сенку держался, как следовало его временной профессии. Бесстрастно, но не безучастно, не предвзято и не поощрительно. Он дал ощутить в себе оплот спокойствия и принятия, и консонировал с той бурей эмоций которую отыгрывал Ген. Наконец создавалось впечатление ладности происходящего. На экране за режиссерским пультом выводились изображения с разных камер, работающих на месте и это было… Захватывающе.       То, сколько чувств передавал бездушный экран было невозможно описать, а сколько потерялось пока они наблюдали на расстоянии было сложно представить. Вот то, что творилось прямо там, резонировало в своём маленьком кругу, не выходило за рамки, но меняло всю атмосферу. Слабый свет половины из «свечей» тяжелой люстры и «луна» за витражными вставками играли тепло-холодными бликами на лицах и мистическим образом контрастировали под объективами. Чуть больше света на лице Сенку, чуть больше тени на лице Гена и химия. Тут даже без лакмусовой бумажки понятно, что где-то кислота, а где-то щёлочь и они могут друг друга, хах, нейтрализо… СТОП. Они ЧТО?       Хром посмотрел на коллег, убедился в глазах по пять йен, что они видят то же, что и он, и снова уперся в монитор. Просто там… ТАм… ТАМ…       Шутки шутками, но Ген только что взял и впечатался губами в губы Сенку.       Вот так просто взял и сделал, пока операторы ему подыгрывали, повинуясь указаниям режиссёра ухватить каждый миллиметр чувств и не меньше. — И-и-и… Стоп. Снято! — Поздравляю всех с ачивкой вуайеристов! — как-то не очень весело посмеялся Бьякуя-сан.       А Хром подумал, что уроки актерства от Гена он больше брать не будет. По крайней мере на расстоянии не ближе пушечного выстрела.       Просто понимаете…       Этого не было в сценарии…       У Сенку было иное мнение, что сейчас, что N-ное количество минут назад… Да, тогда когда они начали снимать последний дубль, со всех сторон ситуация была сложной.       Сенку потрясающе и во всех смыслах отыграл пьесу на сломанном органе, влился в свою роль и неплохо отыграл остальные сцены, но сцена в роли раскаивающегося исповедующегося встала костью поперёк горла. Как будто бы в его программе было прописано игнорировать значение слова «раскаяние». — Сенку, дружочек, сядь-ка.       Он безропотно сел на место пастора. Он задолбался с этой визуальной частью и был готов уже к любому возможному пояснению лишь бы уже доснять эту неиронично проклятую сцену. — Ты чувствуешь отчаяние и видишь перед собой не то спасение, не то безумие. Может быть ты такого никогда не испытывал, но попробуй представить, что твои чувства идут вразрез устоям, которые всю жизнь тебя сопровождали. Ты во что-то верил, ради чего-то жил, а оно оказалось неправдой. — Осознавать свою неправоту нормально и в этом нет особой трагедии. Это повод чтобы расти дальше. — О, нет-нет, я неправильно выразился, извини. В этом случае твоё представление мира в твоей голове всё ещё правильное. — Так в чём тогда проблема? — Элементарно. Неправильный — ты.       Сенку подвис, между бровями обрисовалась мыслительная морщина. Логика выдавала ошибку. — А как такое возможно? — Это нужно прочувствовать, — Ген покачал головой и отступил на пару шагов. — Смотри внимательно, покажу один раз.       Пара секунд — ничего. Ишигами обратился во внимание, чтобы не упустить ни единой детали. Пожалуй, это что-то новенькое.       Сделав нерешительный шаг, Асагири покачнулся. Замер. Его глубоко пристыженный взгляд исподлобья вдруг дал ментальную пощёчину.       Следующее мгновение — он опускается на колени. Шумно, медленно и грубо.       Специально болезненно.       Плечи опускаются, сжимаются как от смертельного холода, а Сенку выпрямляется, его лицо перестаёт читаться. Не читалось бы, если кому-нибудь было бы нужно, а кому нужно и так знает что там.       На фоне плавно двигаются тени; все они сейчас бесполезны. Беззвучны, бесплотны и совсем неважны.       Не поднимая взгляда, Ген кладёт руку поперёк его колен. Предплечье, ладонью вверх, не посягательство — поиск опоры. Похоже Сенку должен положить поверх свою и, раз так нужно, он касается пальцами лучезапястной связки. Не близко, не далеко, но рядом — главное, что не настойчиво и не слишком прозрачно. По роли его участие необходимо.       И всё оказывается к месту, следующее действие происходит. Человек в сутане поднимает взгляд.       Рывками, колеблясь, боясь.       Это жгучий и одновременно мокрый взгляд под сведёнными бровями. Губы плотно сжаты, будто пытаются сдержать непомерно страшные слова. Будто бы мир расколется надвое назови он свой грех.       Первое что в таких случаях требует психика это спросить, что случилось.       Сенку ничего не говорит, потому что его реплика не сейчас. Сенку пытается не отойти от сюжета и понять как он это делает. Ему жизненно важно прямо сейчас прочесть в глазах несказанные слова.       И как назло тот опускает взгляд. Кладёт голову на колени и накрывает другой рукой. Сминает волосы, трепля укладку, и содрогается. Сенку чувствует кожей, через ткань, шумные вздохи и прерывистое сопение.       Это же закономерная реакция, когда страшно — прячься. Но почему тогда Сенку пробирает это же страшно? Может быть потому что той ночью его дыхание было абсолютно идентичным этому?       Рука сама собой легла поверх чужой, успокаивая, поглаживая.       Сколько времени прошло? Они говорили о чём-то? Они это вообще кто?       Понятно, что Сенку это Сенку, но кто сейчас надрывается в его руках?       Черно-белый сплит, телосложение… это должно быть Ген. Сколько-то минут назад Ген говорил как актёр.       Следовательно это не должен быть Ген, а человек в роли исповедующегося.       Однако реальность уже расслаивается, ускользая за недоступным. Сжимает запястья на ткани брюк и шумно дышит.       И постепенно успокаивается.       Когда-нибудь стоит задуматься над тем какие люди являются хорошими актерами и какой ценой им это дается.       Спустя вечность крупная дрожь закончила своё хождение по телу. Некто, повисший на его ногах, сбито заговорил: — I. I have sinned.       Сенку отмер, будто бы протрезвел или пришёл в сознание после пятиминутной комы. — What is your sin? — голос сел, будто бы его привычный тембр с разбегу прыгнул с многоэтажки, чтобы наверняка разбиться и навсегда сломаться до строгого баса.       Отвечал ему погрызанный пустотой, испытующий взгляд. Сосуд отчаяния с каплей жадности до жизни. — I fell in love. — ладонь переползла с бедра на чужое запястье и чуть сжала.       Влажные сизые глаза следили за каждым изменением в лице. Сенку напряг тело, пытаясь удержаться от нового падения в сомнения. Скоро сцена закончится, осталась всего пара реплик. — It`s not sin.       И тогда тот, кого именуют Асагири Геном бесцеремонно подтянулся вверх, опираясь на его колени. Под давлением бедра разъехались, подпуская ближе. Тело моментально напряглось, но сопротивляться не решалось. Сознание командовало наблюдать. — Mis-ta-ke. — во рту горчило от чужого тона.       Его тихого надрыва.       Передать ту гамму эмоций, смешавшихся в каждом жесте, слове, тени во взгляде невозможно словами. Словами вообще говорить тяжело, когда они должны коснуться чувств, а когда перед тобой предстают оголённые чувства… Это только музыка. А если элегия, то возможно только Шопен.       Определённо Шопен.       Четвёртая прелюдия двадцать восьмого опуса.       Quelles larmes au fond du cloître humide?       Чуть тревожная, слегка диссонирующая, с мелодией, похожей на сдерживаемый плач. Плач, который срывается, достигает пика и в бессилии спадает.       Лицом к лицу Сенку видел как новые дорожки пересекаются с уже высохшими, а потом…       А потом становится слишком близко.       Предпоследняя группа аккордов. Задержанный вдох. И губы соприкоснувшиеся с чужими. Всё тот же поиск опоры желающего больше, чем приемлет его мировоззрение.       Смерть человека и рождение порока — так бы сказали прозаики.       Сенку скажет, что это идиотизм.       Упал — опирайся — вставай.       Ему не жаль, если это пойдет на пользу. Жалеть вообще бесполезно и бессмысленно и у них нет столько времени, чтобы тратить впустую. Он не отталкивает, пока так необходимо. Пока собственные губы чувствуют тепло чужих, влажных, алчущих и его трепетное дыхание заменяет своё, ухнувшееся намного глубже альвеол. Пока восприятие сходит с ума от переизбытка в с е г о.       Пауза.       Пауза-пауза-пауза.       Концентрируясь на длительностях Сенку насчитал четыре целых и три восьмых.              Безвкусица.       Сколько можно уже держать эту паузу? — Will God forgive us?       Наконец вступили последние три аккорда.       Осознание, что его спрашивает тот, кто только что держал дыхание спёртым, приходит не сразу, тогда как ответ слетает сам по себе. — He doesn't exist. — чужая реплика идёт по накатанной, в то время как губы теряют заимствованное тепло с каждым произнесённым звуком.       Это… Это что-то… — Amen.       Двойная тактовая черта знаменует конец произведения — общеизвестный факт. Ген пропитал рукавом остатки влаги на щеках и сполз восвояси, внаглую опираясь на чужие колени.       А для Сенку жизнь — в новинку. Как первое осознание ребёнка себя отдельно от вселенной. Как неудержимое желание изучать, познавать и разбираться в чём-то новом. В его к а ж д о й детали.       Большой, указательный и средний пальцы коснулись чужого подбородка и подняли на себя. Из вынужденного положения Ген смотрел испытующе-любопытно. Отчасти удивлённо, но больше — измотанно, и кажется это было излишним познанием для чужого человека, ибо тут же поверх усталости на лицо нашёл игривый тон. — Как тебе представление? — довольный своей игрой актёр и не иначе. — Я это не повторю, десять миллиардов процентов, — привычные слова звучат по-чужому. — Ну, списывать точь-в-точь не обязательно, хе-хе. Главное вообще домашку сделать, ты знал?       Сенку щурится.       Пауза.       Целая — четыре секунды на то, чтобы привести мысли в порядок и задать интересующий вопрос. — Ты играл?       Пауза.       Половинная — время для истинно честного ответа закончилось секунду назад. — Да.       Сенку долго посмотрел в его серо-синие глаза и убедился, что понял.       Ген знает что ему не поверили.       Под толстым слоем грима забилась первозданная тревога, но никто не сдвинулся с места. — На сегодня всё! — оповестил зычный голос режиссёра.       Меж декораций снова закружился стафф, а в другом конце площадки по очереди раздалось пылкое «Хо-о-о!», сокрушённое «Да ка-а-ак?» и чьё-то совсем бескровное «Кто со мной на перекур?», за которым последовало два четких «Я.».       Ген знает, что вызвало такой резонанс.       Ген знает, что в сценарии такого не было, как и знает, что во время съемок ему с актёрских рук сойдёт всё, кроме убийства. Если только не замаскировать под несчастный случай, но это уже нюансы.       В общем-то Ген и не собирался шалить, до тех пор, пока не увидел как Сенку реагирует. Как пытается впитать ситуацию, но всё никак не догоняет сути. Хотя нет, не правильно. Он из разряда умных мальчиков, которые понимают как это происходит, но не понимают кем надо быть чтобы замешиваться в происходящее.       Ген почувствовал себя реакцией под катализатором.       Ген считает, что первый начал Сенку. Возможно ещё тогда, когда в первый день знакомства держал в студии до победного. А может когда пустил к себе домой. Или когда сделал это привычкой? Серьёзно, Ген перестал задумываться о личном авто из-за того, что теперь периодически приходилось по утрам будить Сенку. Мисс Райт не прельщало так часто забираться в холостяцкое обиталище и лезть к самому Сатане, а Асагири уже оформил списочек самых нестандартных способов пробуждения дьявола и весело проводил время, периодически уворачиваясь от подручных предметов.       Кажется всех всё устраивало пока ключи от дома Сенку выдавались Гену на полчаса утром (хотя Ген иногда поднимал возмущение, поскольку за добрые дела ему полагается своя связка ключей). Но нет, всё это уже было позднее.       Ген считает, что однозначный сдвиг произошёл в ночь со среды на четверг в онсэн-отеле Готэмбы.       Он чётко помнил, что подорвался из-за кошмара, и помнил, что Сенку был с ним. Он помнил как не хотелось отрываться от объятий, и как, кажется, он этого не сделал. А потом на благодатной почве мысли скандировали «это был сон», «это всего лишь плохой сон» и «это не реальность» и Ген, как полагается взрослому заебанному человеку, снова уснул. Сладостное ни-че-го, которое он видел всю оставшуюся ночь, усилило ступор, с которым он проснулся с закинутой на себя рукой. С чьей-то, понимаете, рукой и чьим-то, понимаете, дыханием в затылок.       Едва не словив второй за сутки припадок, мозг заработал на предельных скоростях, припоминая кто-что-где и когда поспособствовал этому происшествию, чтобы сообразить не надо ли сразу бить и бежать, но сонное тело поторопилось. Вот как язык периодически мелет любые звуки лишь бы заполнить тишину, так и напрягшиеся мышцы сократились, чтобы быстрее убедиться, что позади не абы кто, а Сенку.       С каких пор Ишигами относился к отдельной категории, Ген задуматься не успел.       Ген из прошлого над современным бы посмеялся и пожелал удачи выжить с таким отвратным самоконтролем. Хотя Ген бы аргументировал потерю мастерства пятью годами относительно спокойной жизни, но вообще, знаете, что сделано, то сделано и мусолить тут категорически нечего! Даже если сделано до смехотворного неуклюже…       Дёрнувшись и не рассчитав близость к неопознанному объекту за спиной, он впёрся в него вплотную, ощутив и его горячий выдох, и работящую грудную клетку, и утреннюю эрекцию и последующий сдавленный вдох. Ненадолго правда, но впечатлений уже хватило с головой. Нет, мысль, что это пистолет, конечно, проскочила, но так же легко выскочила за неимением логических подтверждений. Нарушать личные границы с самого пробуждения в планах на день у Гена не было, поэтому он поторопился откатиться на другой край. Хоть и было поздноватенько. — Ой…       Вскочив, Сенку его «ой» не оценил и уставился в ответ настолько сурово, насколько позволяли его заспанные глаза. Точь растрепанный птенчик, высунувшийся из гнезда. — Тебя чёрт дёрнул? — Ну-у-у, можно и та-ак сказать… Я, знаешь, не каждый день просыпаюсь в объятиях мужчины… — помедлив, он вальяжно развалился на своём крае. — Или тебе привычно?       Наверное Ген не припомнит, чтобы на него ещё когда-то смотрели таким говорящим взглядом, только если не в раннем детстве. Но как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон или беззвучное…       «Ты идиот?».       Не меняя своей тактики «чем невиннее лицо, тем меньше отвесят тумаков», Ген бессовестно уставился в ответ и совсем не зря. Встретившись с его непробиваемым взглядом, Сенку сдался.       С удовольствием победителя Ген проследил за тем, как Сенку неповоротливо слез с кровати, потёр глаза, задумчиво попялил в стену лишние две секунды и, утвердив маршрут, направился в сторону ванной.       Это было слишком легко. Совсем не спортивно.       На волне мимолетного разочарования Асагири щелкнуло серьёзное осознание, что более подходящего момента для нужных слов вероятно уже не выдастся, а в будущем может аукнуться. Надо закрыть тему прямо сейчас и больше не возвращаться. — Спасибо. — Мне тоже снились кошмары в детстве, — Сенку остановился на полпути, вполоборота и всем своим видом показал пустяковость ситуации.       Как будто всё это было не больше «bless u» на один маленький чих. Как будто вот он, поистине непробиваемый человек.       Хотя если брать в расчёт, что детям в принципе часто снятся кошмары, то Сенку, знающий вес словам, сказал про себя не просто так. Возможно. Только как гипотеза.       Закономерно листочкам после дождя росли вопросы, но по сути сказать было больше нечего.       Вот он поблагодарил и вот ему ответили, в общем-то всё, остальное за гранью дозволенного. Зе эндо. Возможно.       Сенку размял шею на пороге ванной. — Я займу душ.       Ген широко ухмыльнулся.       Он уже практически забыл сколько шуток придумал про пистолет в пижамных штанах Ишигами. — Давай-давай, иначе магазин сам себя не разрядит. — и радостно помахал, провожая.       Гаркнув в ответ что-то больше недовольное, чем смущенное, Ишигами захлопнул дверь, щелкнул задвижкой и призвал порабощённый дождь. Может он и не знал, что такое конфуз, но, пожалуй, сильно торопился и не сообразил, что своё полотенце в принципе не брал.       Не сдерживая веселого смешка, Ген подхватил с тумбочки ключ и громко постучал в ванную. — Помощь не нужна, дорогой? — Себе помоги. — Но у меня нет проблем! — У меня тоже. — А мне так не кажется…       Молчание.       Ага, проигнорировал. Думает, что если не отвечать, то Ген растворится, как утренний туман, но до чего же ошибочное мнение! Воздействовать на сопротивляющегося всегда было веселее, по скромному мнению всех забияк. А если ваша жертва вас по-умному игнорирует, то всё очень просто.       Её надо конкретно достать. — Дружочек, я же к тебе от всего сердца… — не ржать не получалось. — протягиваю руку помощи…       Может ещё чуть-чуть? Или это уже совсем бессовестно? — Я могу спинку потереть. Я в этом спец, будь уверен…       Ладно, пришло время козыря. — Принести тебе из номера что-то помимо полотенца?       Молчание. Понимание. «Блять».       Ген принял это за согласие на вторжение в номер и «ничего мне не надо».       А за оставшееся на курорте время получилось со слов очевидцев (были допрошены администратор, Хром и Франсуа) и неравнодушных слушателей (Луна и чуть-чуть Кохаку (только потому что стояла рядом и краем своего невероятно чуткого уха услышала тему разговора)) получилось вырисовать некоторую картину:       Округлый изгиб вправо — Сенку мог пойти к Хрому, но не сделал этого;       Угол внутрь — Сенку мог проигнорировать ночной перфоманс Гена, но не сделал этого;       Второй изгиб влево — Сенку взял и как ни в чём не бывало проспал всю ночь в обнимку с мужиком, которого знает от силы пять недель. Стоит учесть мнение экспертки Кохаку, которая сказала, что Ген несёт лютейший бред и такого быть не может;       Угол наружу — и получилось вовсе не сердечко, а самая настоящая жопа, которую Кохаку сломает Гену, если это всё окажется правдой и он ещё к чему-то принуждал Сенку.       Из уст спортсменки это звучало страшно, но… Но опустим риски!       Это однозначно интересный случай! Неужели им от и до двигает продуктивное мышление? То есть правда продуктивные люди могут зайти в своём продуктивном мышлении настолько далеко, чтобы нарушить свои личные границы? Или тут всё-таки что-то типа, прости господи, симпатии? В случае Сенку это звучало невероятно. Но невероятными были абсолютно все открытия в истории…       О нет, теперь Ген просто обязан это узнать. А включить в расчёт то, что сам Сенку прибегал к нечестным методам, и получается руки совсем развязались. Великолепно.       Ч у д е с н о.