Garden of Blood

— Милвертон знает, в кого ты влюблен. Это было немного не то, что Уильям ожидал услышать от младшего брата. Но за последние несколько месяцев ему пришлось узнать на личном опыте, как сильно жизнь может измениться в мгновение ока и какие непосильные испытания внезапно могут оказаться на пути. И это приходится терпеть, нести бремя на себе. Под ногами Льюиса похрустывал гравий, в то время как он сам в панике расхаживал взад-вперед, делая короткие дрожащие вздохи. У Уильяма закончились идеи, как помочь брату успокоиться — он и сам соображал сейчас не очень хорошо, но, очевидно, состояние Льюиса было куда хуже. Тот бормотал какую-то несвязную чушь под нос, и разобрать хотя бы обрывки слов удавалось с трудом. Уильям покинул поместье Мориарти, чтобы найти место, где он мог бы спокойно рассечь свою кожу и предложить кровь земле в обмен на возможность не чувствовать душевную боль хоть какое-то время. Но по дороге он заблудился в собственных мыслях и не успел найти подходящее место для проведения ритуала, потому как на него налетел Льюис. Все еще безуспешно пытаясь подобрать нужные слова, он теперь стоял, с силой сжимая в руке трость. Он вглядывался в силуэт Льюиса каждый раз, когда тот оказывался напротив него. На его щеке красовалась рана, а кожу вокруг покрывала темная засохшая кровь. Уильям предположил, что порез был оставлен оружием, похожим на кинжал Льюиса. Помимо того, спустя несколько секунд, он заметил большой синяк на шее брата, а присмотревшись, понял, что тот имел форму отпечатка руки. Неужели Льюис сражался? Но почему? Что побудило Льюиса драться с кем-то так поздно ночью, в одиночку, да еще и по собственной инициативе? Уильям не чувствовал себя расстроенным, он просто был растерян и пытался разобраться во всей этой ситуации. И что он имел в виду, говоря «Милвертон знает, в кого ты влюблен»? — Льюис, — наконец смог сказать Уильям, протягивая свободную руку, чтобы схватить брата за плечо, как только тот оказался рядом. — Дыши. Ты можешь рассказать мне, что случилось? Льюис, к счастью, перестал шагать, застыв перед Уильямом и теперь нервно сжимал и разжимал кулаки, делая глубокие вдохи в попытке успокоиться. Гнев и ярость исходили от него словно волнами, но с этим Уильям мог справиться даже в своем нынешнем состоянии. Он не заставлял Льюиса говорить, пока тот не был готов. Он просто держал руку на плече брата, давая ему время успокоиться. — …Прости, — было первым, что произнес Льюис. Уильям наклонил голову, нахмурив брови. — За что? — поинтересовался он. -За то, что… — Льюис прервался, закусив губу и виновато уставившись куда-то в пол. — Я самовольно отправился в поместье Милвертона. Уильям начал собирать всю картину по кусочкам, и теперь уже не был так уверен, что всё ещё не чувствует себя расстроенным. Он не должен был расстраиваться — Льюис не обязан был беспрекословно подчиняться ему. Льюис был взрослым и самостоятельным человеком. Он мог сам принимать решения, и Уильям не мог ему в этом препятствовать. Но, судя по всему, опрометчивое решение ворваться на территорию Милвертона без приглашения и, похоже, без должной подготовки, обернулось плачевно. — И…? — сказал Уильям, делая вид, что не понимает. — И я… — он вздохнул, будто находясь на грани слез, но больше не пытаясь унять дрожь в голосе. — Я случайно выдал, что ты влюблен в Холмса… И вот оно. Уильям знал, что эти слова прозвучат, но от этого они не становились менее мучительными. Он закусил губу, тоже переводя взгляд вниз, и едва заметно кивнул; потому что что ещё он мог сделать? Его пальцы только сильнее сжались на плече Льюиса, на что тот вздрогнул, и Уильям с извиняющимся взглядом ослабил хватку. Тишина была удушающей. Напряжение нарушилось только спустя пару минут, когда Уильяму пришлось отвернуться, чтобы откашляться. Но вместо того, чтобы прикрыться плащом, он согнулся, опираясь руками на собственные ноги, в то время как вниз уже летели три лепестка, а за ними и кровь. Он снова задыхался, но уже не предпринимая попыток контролировать собственное тело или приступ. Ханахаки могла теперь беспрепятственно завладеть им когда вздумается, и тогда Уильяму оставалось лишь молчаливо ждать, когда припадок сам пройдет. Как только кашель закончился, он выпрямился и вытер губы тыльной стороной руки в перчатке, не заботясь о том, чтобы избавиться от крови на лице полностью. Если алые пятна остались размазанными по подбородку, значит, так тому и быть. — Льюис… — Уильям наконец заговорил, его голос казался хриплым и грубым. Он прочистил горло. — Почему ты пошел к Милвертону в одиночку? — Он изо всех сил старался говорить ровно и спокойно, чтобы Льюис не подумал, что он на него сердится. Но в последнее время его тон, казалось, стал холоднее, и контролировать его было тяжело. Даже если бы он попытался, ему бы не удалось сейчас вложить в свою речь эмоции. Актерское мастерство было одной из его самых сильных сторон — в детстве он обожал театр, — но сейчас он даже не мог изобразить фальшиво хорошее состояние. Каждый, кто с ним разговаривал, понимал, насколько Уильям был опустошен и измучен. Наполненные болью глаза Льюиса наконец встретились со знакомыми рубинами, горящими в глазницах Уильяма, впивающимися в плоть и кости, как будто он смотрел в зеркало, отражавшее его истинные эмоции, погребенные глубоко внутри собственного сломленного духа. — Я… хотел помочь тебе, — ответил Льюис. Он перевел дыхание, прежде чем продолжить. — Я собирался проникнуть в поместье Милвертона и… — Он сделал паузу, подыскивая нужные слова. В конце концов он пожал плечами. — Я хотел попытаться шантажировать его, чтобы он добыл нам информацию о лекарстве. Чтобы я мог сам приготовить его для тебя, раз уж доктор Моррис теперь мертв. Уильяму пришлось заставить себя не дать внезапно нахлынувшим противоречивым эмоциям пробиться наружу, чтобы не завязать очередной бесполезный спор с братом. Он не мог позволить себе нажить еще больше врагов на этом этапе плана и своей болезни, тем более врагом не мог стать единственный его кровный родственник. Уильям не хотел помощи. Он не хотел, чтобы кто-то ради него шел на нечто столь опасное, и, хотя поначалу он не задумывался о том, к каким тяжелым последствиям могут привести подобные действия, теперь он понимал, почему его отказ от помощи был вполне оправдан. Он не хотел, чтобы его опекали, как беззащитного ребенка, а Льюис только что совершил серьезную и, скорее всего, непоправимую ошибку. И все потому, что он хотел помочь брату справиться с болезнью, несмотря на бесчисленные попытки Уильяма убедить его в обратном. Он бы хотел почувствовать себя расстроенным. Но он просто не мог найти в себе силы, чтобы испытывать это по отношению к Льюису. Тот заботился только о нем, и, хотя его действия привели к крайне нежелательному результату, он делал это из добрых намерений. И Уильям не собирался позволить Милвертону победить. Он был не из тех, кто сдается, когда противник одерживает верх. Нет, Уильям Джеймс Мориарти сражался. Он сражался до тех пор, пока не кончались силы и средства, и даже тогда он продолжал бороться, пока дело не будет доведено до конца. Уильям Джеймс Мориарти не отступит ни при каких обстоятельствах. — Ты можешь злиться, — сказал Льюис, когда Уильям замолчал. Уильям глубоко вздохнул и покачал головой. — Нет, — произнес он, тихо и едва разборчиво, в ответ на что Льюис бросил на него растерянный взгляд. — Я не злюсь. Это не… самый лучший расклад, но я не злюсь на тебя, Льюис. Ты ведь сделал это только из добрых намерений, верно? — Он попытался улыбнуться, но знал, что на брата это не сработает. — Верно… — Льюис кивнул. — Итак… — Уильям пожал плечами. — Мы не можем изменить то, что уже произошло, но нам нужно действовать быстро и придумать альтернативный план. Мы должны уничтожить Милвертона, независимо от того, что он подготовит нам… и, в частности, мне. Идем. — Он стремительно развернулся, зовя Льюиса за собой. Тот повиновался, и они поспешили по тропинке в сторону их поместья. Прошло совсем немного времени, прежде чем Льюис снова заговорил. — Брат… — сказал он неуверенно. — Что ты здесь делал один так поздно? Уильям замедлил шаг и глубоко вдохнул, стараясь сохранить самообладание. Льюису не следовало знать, что он проделал весь этот путь ради проведения ритуала и принесения в жертву собственной крови, что даже не гарантировало возможности получить взамен хотя бы временное спокойствие, которого он так отчаянно желал. — Захотел прогуляться, — ответил он, открывая глаза. Когда он перевел взгляд на Льюиса, на лице его брата было выражение сомнения. Он не поверил в ложь Уильяма. — Последний раз, когда ты захотел прогуляться так поздно в одиночку, ты вернулся домой весь в ожогах и саже, — сказал Льюис, и Уильям до крови прокусил нижнюю губу, чтобы не дать воспоминаниям о том человеке в очередной раз появиться в сознании. Льюис бросил взгляд на руки Уильяма, где под толстым слоем ткани все еще находились марлевые повязки. — Кстати, ты так ничего и не объяснил. Ты сказал о человеке, который увидел твои лепестки, и все. На этих словах Уильям окончательно остановился, и Льюис с готовностью последовал его примеру. Они стояли лицом к лицу, и Уильям больше не мог уходить от ответа. Не здесь, не под пристальным взглядом брата. Ему ничего не оставалось, кроме как как поддаться. С многострадальным вздохом он покачал головой. — Льюис, — начал он, и тот открыл было рот, чтобы потребовать дальнейших объяснений, но Уильям быстро продолжил, — мне очень жаль. Той ночью… — Льюис заметно расслабился, когда понял, что Уильям больше не избегает этого разговора. — Той ночью я выскользнул из дома после того, как все разошлись по своим спальням. Когда я шел… я наткнулся на пожар. Если помнишь, мы несколько раз заходили в пекарню на соседней улице. Она горела. Возле магазина стояла девушка. Когда я подошёл ближе, она сказала мне, что ее отец оказался в ловушке внутри здания, поэтому я… — Он снова поджал губы, кусая внутреннюю сторону щеки. Дойдя до самой тяжёлой части рассказа, Уильям начал дрожать и молился, чтобы Льюис этого не заметил. — Я залез в здание и спас ему жизнь. Я, Льюис. Я сохранил человеку жизнь, вместо того, чтобы отобрать ее. — Он почувствовал, как горячие слезы выступили на глазах, и тут же вспомнил, почему больше не хотел ничего чувствовать. — Но потом, пока мы обменивались формальностями и они меня благодарили, я выкашлял лепестки. И тот мужчина увидел, что они розовые и… и я полагаю, что цвет лепестков действительно зависит от того, какой пол привлекает человека, потому что он тут же начал выкрикивать всякую чушь о том, какое я чудовище… что я отвратителен, что я заразил его… — Он уставился на свои руки. Перчатки были черными, но все, что он видел это алое полотно. — Потом он… он начал отходить… пятиться прямо в пламя… а я пытался его предупредить. Я пытался, но… но он не слушал, и… было уже слишком поздно. Судя по мрачному, но сочувствующему взгляду Льюиса, который тот бросал на Уильяма, он прекрасно понимал, чем закончилась эта история. Уильяму не нужно было прямо говорить, что человек умер, чтобы это стало еще очевиднее. — Ну и… — продолжил Уильям. Он пожал плечами. — Вот что произошло той ночью. Я убил человека, хотя это не входило в план. Молчание Льюиса затянулось, и Уильям начал думать, стоит ли ему крикнуть что-нибудь или начать умолять того сказать хоть слово. Сил не было ни на то, ни на другое, но он все же склонялся ко второму варианту. Уильям понимал, что было не удивительно то, как Льюис лишился дара речи, услышав ужасную историю. — Льюис, — наконец вздохнул он. — Пожалуйста… скажи хоть что-нибудь. Льюис только покачал головой, а затем Уильям услышал, как клинок брата с характерным звуком падает на землю. Прошло несколько секунд, и прежде чем Уильям успел осознать что-либо, Льюис обхватил его руками и сжал так крепко, словно верил, что Уильям обратится в пыль, если он не будет удерживать его тут, в этой жизни. Его пальцы хватались за плащ на чужой спине, пока он прижимался ближе, ища утешения, но руки Уильяма лишь жалко свисали по бокам — у него не было сил ответить тем же. Уильям был парализован недоумением, его мозг не мог осознать, что Льюис обнимал его. Тот уткнулся лицом в плечо Уильяма, и казалось, его не беспокоил факт безучастности брата. Льюис заговорил, приглушенно, уткнувшись лицом в плащ Уильяма. — Ты не чудовище. Ты не отвратителен. Ты… ты все, что у меня есть. Благодаря тебе я все еще здесь, Уильям. Ты… ты нужен мне, брат. Я могу презирать Холмса, но мне все равно, в кого ты влюблен. Ты мой брат, независимо от того, к кому ты испытываешь чувства — к мужчине или женщине. Ты все еще мой брат… даже если ты болен Ханахаки. Так что, пожалуйста… не слушай их, чужое мерзкое мнение не имеет к тебе никакого отношения. Если уж на то пошло, то это он отвратителен. Он сам — чудовище. Уильям потерял дар речи. Он много раз открывал и закрывал рот, но ни разу не издал даже самого тихого звука. Он бросил попытки заговорить и решил просто бесполезно стоять, позволяя себе находиться в объятиях Льюиса, окунуться в то мимолетное тепло, которое он мог бы заслужить, если бы не был Уильямом Джеймсом Мориарти, Преступным Лордом, убийцей. Но он был эгоистом и потому не мог удержаться от того, чтобы не коснуться самыми кончиками своих кровавых пальцев озера нирваны и не ощутить, какой могла бы быть жизнь, если бы он был хорошим человеком. Озеро было теплым, но Уильям оставался вечно холодным. Даже братская любовь не могла искоренить злобу, гноящуюся под поверхностью его покрытой шрамами кожи. — Брат… — Льюис наконец нарушил молчание. — Скажи что-нибудь. — Уильям чуть не рассмеялся от того, как тот подражал его собственным словам, сказанным ранее. — Льюис… — прошептал Уильям. — Прости, что скрыл это от тебя. Ты… — Удивительный. Смелый. Сильный. Брат, которого я не заслуживаю. — Ты просто лучший. Льюис грустно усмехнулся и отстранился от Уильяма. — Тебе не за что извиняться. А вот мне… Мне жаль, что я по неосторожности пришел сюда один. Прости, что случайно раскрыл твою тайну Милвертону… Уильям вздохнул. — Я не буду лгать тебе и говорить, что не чувствую ничего. Потому что это не так, и я правда беспокоюсь о том, как он может использовать эту информацию против меня. Однако… Я не виню тебя, Льюис. И я прощаю тебя. Мы сможем разобраться с этим. — Он протянул руку, чтобы сжать плечо Льюиса. На его лице появилась лучшая улыбка, на которую он был сейчас способен. — Мы — Джеймс Мориарти. Мы не сдадимся. Льюис улыбнулся в ответ, найдя руку Уильяма. — Верно. Сдаваться нельзя ни в коем случае. Мы победим его. Вместе. — Он кивнул. Уильям кивнул в ответ. — Верно. Вместе.

~・~

Как оказалось, «вместе» означало, что в особняк Милвертона войдет только Уильям. Король шантажа и его свора грязных псов ждали Преступного Лорда; Уильям знал, что нужно подготовиться как можно лучше и взять с собой сильнейших бойцов. Он верил, что его команда сможет продержаться с наемниками достаточно долго, пока он сам будет занят устранением истинного зла, поражающего эту страну. Милвертон стоял у окна, когда появился Уильям. Услышав скрип открывающейся двери, он зашевелился, с ухмылкой издавая несколько дразнящих смешков. — Как раз во время, мистер Мориарти, — проговорил он ровным голосом, но с ощутимой затаенной злобой. Он не удосужился повернуться к Уильяму лицом, пока говорил. — Я ждал вас. Не говоря ни слова, Уильям достал из плаща револьвер, взвел его и направил прямо ему в голову. — О, нам ведь не стоит спешить, не думаете? — спросил Милвертон, оглядываясь через плечо и одаряя собеседника дьявольской ухмылкой. Уильям опасно скривил губы в ответ, но продолжал молчать. В комнате раздался еще один надменный смешок, и Милвертон медленно, будто каждый в этом проклятом поместье прямо сейчас не рисковал потерять жизнь из-за одного неверного вдоха, повернулся лицом к противнику. Его руки были сцеплены за спиной, отчего внешне он производил впечатление безупречного порядочного человека. Он сделал шаг в сторону Уильяма, и тот сильнее сжал пальцы на пистолете. — Вы ведь не хотите, чтобы ваши грязные секреты стали известны всему миру? — спросил он, наклонив голову в сторону, обнажая зубы в легкой ухмылке, словно они говорили о погоде за чаем. — Вы — чистое зло, Милвертон, — сказал Уильям. — Мы разные. Мой грязный секрет — помощь народу. Я — необходимое зло. А вы — убийца, разрушающий невинные жизни. — Ха! — Милвертон громко усмехнулся. — О, вы восхитительны, Мориарти. Я так рад, что мне удалось заманить вас сюда. Уильям повторил усмешку Милвертона, но в ней не было и капли юмора. Отрывистый звук был пропитан саркастической насмешкой и безжизненностью. В его вечно холодной манере поведения не было ни единой эмоции. — Вы не заманивали меня сюда. — Позвольте с вами не согласиться! — Милвертон приближался, а Уильям оставался на месте, не шевелясь, и крепко сжимая пистолет. — Почему вы убили доктора Генри Морриса? — Прямо спросил Уильям. Он был здесь не для того, чтобы развлекать больные извращенные фантазии Милвертона. Он был здесь с миссией: получить ответы и уничтожить врага. Единственное, что могло бы ему в этом помешать, — это внезапное появление некоего детектива прямо здесь. Подождите. О, нет. Если Милвертон знал, что Уильям влюблен в Шерлока… Это могло бы означать… — Почему я убил его? — повторил Милвертон, которого, судя по всему, это все очень забавляло. Он даже не старался скрыть своего восторга. — Вы — профессор университета. Я полагал, что для вас это будет очевидно. Вы ведь читали мое письмо, не так ли? — То письмо ничего не объясняет, — сказал Уильям, чувствуя, как в груди зарождается тревога. Обычно он не испытывал подобных эмоций, которые были словно яд для души, но все, о чем он мог думать, — это о том, что это было самое сильное чувство, которое он испытывал за последние недели. Он не стал пытаться подавить эти ощущения; несмотря на недавно созданную им прочную, непроницаемую маску, иногда некоторым достаточно сильным эмоциям все же удавалось пробиться наружу сквозь трещины. — Я читал его, но это оказалось полной бессмыслицей. Милвертон изобразил фальшивую обиду на лице, дополнив ее широкими, печальными глазами. Он преувеличенно вздохнул, и, когда это перешло уже все границы, у него, по крайней мере, хватило ума поднять руки в знак капитуляции. — Может, вам стоит бросить работу профессором, а? — Проворчал он, но Уильям проигнорировал его, решив не опускаться до таких провокаций. — Весь ваш ум, все ваше остроумие и сообразительность… и вы даже не можете проанализировать простое письмо, в котором я изложил все причины как есть? — Милвертон насмешливо хмыкнул. — Я ожидал от вас большего, Мориарти. Уильям с угрозой потянулся к спусковому крючку, — Вы недооцениваете меня, Милвертон. Не все люди столь подлы и отвратительны, как вы. Скажите мне, почему вы убили его. — Курок тихо щелкнул, когда палец Уильяма слегка коснулся его, едва надавив, но достаточно для того, чтобы предупредить стоящего перед ним человека. Милвертон снова вздохнул. «Ладно, так уж и быть. Я объясню вам все по порядку. Видите ли, я полагал, что ваш доктор должен был знать, в кого вы так ужасно влюблены. И какая бы тогда вышла история! Я бы смог не только раскрыть ваши преступления всему миру, но и сделать следующий шаг, разоблачить ваши безответные чувства! По цвету лепестков я уже знал, что ваш несчастный объект привязанности — мужчина, и одного этого факта хватало, чтобы сделать историю куда интереснее. Повелитель преступности — гомосексуал! Просто смешно! Уильям усмехнулся. — Генри не знал, в кого я влюблен, — прорычал он. — Доктор был невиновен. Он не заслуживал смерти. — О, вы так считаете? — Милвертон выглядел искренне удивленным. — Он тоже так утверждал. А я даже подумал, что это ложь ради вашей защиты. — Мне надоело, что со мной обращаются как с ходячим вирусом, болезнью, только потому, что я влюблен в человека того же пола. Мне надоело, что ко мне относятся как к чертовому пришельцу с другой планеты только потому, что я страдаю от неизлечимой болезни. — Уильям стиснул зубы. Он на мгновение прикрыл глаза и выдохнул, чтобы успокоиться. — Вы паразит, Милвертон. Но, говоря о… нем… он ведь скоро прибудет, верно? Милвертон не ответил, но злобная ухмылка, нарисованная на его губах, объясняла все, что хотел узнать Уильям. Снаружи ревел ветер, яростно проносясь над всеми, кто осмеливался существовать в его свирепом присутствии, и так идеально соответствуя настроению внутри печально известного поместья, где обитала самая нечестивая душа Англии. Не считая самого Уильяма, конечно. Уильям мог быть мерзким существом, лишавшим жизни людей, как и Милвертон, но он никогда не стал бы оскорбительно сравнивать себя с Чарльзом Огастесом Милвертоном. У него ещё осталось немного чувства собственного достоинства. С неба полил дождь, дополняя, или, скорее, усугубляя тяжёлую, созданную ими же атмосферу. В небе сверкнула молния, и вскоре раздалась симфония грома. Однако Уильям и Милвертон оставались в безвыходной ситуации, продолжая буравить друг друга взглядами. Уильям не нажимал на курок, а Милвертон не двигался с места, стоя прямо перед противником. Внезапно, прежде чем Уильям успел это проконтролировать, его осанка дрогнула, и он склонил голову, чтобы откашляться в перчатку, задыхаясь от брызнувшей с губ крови. Рука, державшая пистолет, дрожала, как лист на ветру. Или, скорее, лепесток. Запястье свело судорогой, и Уильям с трудом не позволял мышцам рухнуть. Вскоре сквозь дымку послышался смех, и Уильям, найдя в себе силы восстановить самообладание, ядовито оскалился, выпрямившись во весь рост, несмотря на дрожь, пробивающую все тело. Он попятился в сторону, потому как внезапное головокружение чуть не одолело его, но он справился с этим. — Великолепное зрелище… Наблюдать из окна — совсем не то же самое. — Милвертон испустил долгий, полный восторга вздох. Уильям так крепко сжал пистолет, что костяшки пальцев под тканью перчатки, вероятно, побелели. Он снова дернулся к спусковому крючку. — Отвратительно… Вы, черт возьми, отвратительны, — прошипел Уильям хриплым голосом. — Давайте не будем доходить до такого, — сказал Милвертон, и замешательство окончательно пропало с лица Уильяма. — Опустите оружие, и мы сможем поговорить, как цивилизованные люди. Губы Уильяма дернулись, но он не проронил ни слова. Он не осмеливался нарушить молчание, чтобы не поддаться на провокацию Милвертона. У него возникло предположение, почему тот бросает эти произвольные, не имеющие особого смысла, комментарии, но не был уверен ни в чем. Хотя часть его души жаждала его присутствия прямо сейчас, в то же время он вел внутреннюю борьбу со второй половиной своего сознания, которая умоляла держаться как можно дальше от объекта собственной привязанности, чтобы не причинить еще большего вреда. Ни одна сторона не побеждала. Шквал неопределенности превращался в лепестки и кровь, грозящую пролиться. Возможно, ему следовало просто направить пистолет на себя и избавиться от страданий. — Пожалуйста, опустите оружие, — сказал Милвертон, когда в коридоре послышались приближающиеся к ним шаги. Затем, спустя мгновение, дверь со скрипом приоткрылась — пары сантиметров едва ли было достаточно, чтобы определить, кто стоял по ту сторону. Но Уильяму этого не требовалось, по одному вдоху он все понял. Шерлока тоже заманили сюда. Милвертон ухмыльнулся в сторону Уильяма, но тот знал, что улыбка адресована Шерлоку. — Так вы прибыли. Как я и рассчитывал, как раз вовремя. Дверь распахнулась, и по другую сторону стоял не кто иной, как Шерлок Холмс. Как и Уильям, он был облачен в черный плащ, прикрывавший его, наверняка небрежный прикид, и Уильяму пришлось приложить усилия, чтобы проигнорировать навязчивые мысли о том, как преступно привлекателен был Шерлок в этом одеянии. Плащ придавал ему таинственности, словно он был уже не детективом, а вором, скрывающимся в ночи, или, возможно, убийцей, засланным сюда, дабы устранить врага. Шерлок был чертовски красив. Нынешнее положение, в котором они оказались, было самым неподходящим для того, чтобы стоять и думать о том, насколько прекрасен детектив внешне. Уильям и раньше отмечал, как тот привлекателен, но при виде Шерлока в одежде, отличной от его обычного неаккуратного костюма, в разуме Уильяма что-то заискрилось, словно спичка, и он сглотнул, прокашливаясь. — Ещё немного, и в моем лбу была бы дыра от пули. Добро пожаловать, Шерлок Холмс! Шерлок вошел в комнату, будто не замечая присутствия Уильяма. Тени покрывали фигуру Преступного Лорда, и, хотя Шерлок, несомненно, видел третьего человека, возможно, из-за темноты он не мог разобрать черты Уильяма до конца. Ну или же, если он знал, что Уильям — тот самый загадочный человек, то просто никак на это не реагировал. — Конечно, вы не случайно тут оказались, — сказал Милвертон. — Как я и планировал, все трое встретились здесь. — Он мрачно усмехнулся. — Так как вы, возможно, не совсем понимаете, что происходит… позвольте мне объяснить. — На его губах заиграла радостная, злобная ухмылка. Шерлок достал из плаща револьвер и повторил позу Уильяма, направив оружие прямо в голову Милвертона. Уильям не верил, что Шерлок кого-то убьет; эта напускная уверенность была просто тактикой запугивания, которая, несомненно, ничуть не подействовала бы на короля шантажа. — Объяснения не понадобятся, — сказал Шерлок, и Уильям не мог объяснить, почему, услышав голос детектива спустя столько времени, у него на мгновение закружилась голова. — Любишь же ты ходить окольными путями, Милвертон. Наверняка был и другой способ привести меня сюда. Но ты нашел слабости Мэри и использовал это против нее, зная о скорой свадьбе. Ты знал, что она скроет факт шантажа, а потому мне придется расследовать дело о «знаке четырех». Ты поставил нас в ситуацию, в которой нам ничего не оставалось, кроме как найти тот самый компромат на Мэри. — Он язвительно хмыкнул. — Потребовалось немало этапов, чтобы заставить меня сегодня в это время оказаться здесь. Без сомнения, он оказался здесь похожим образом. Судя по тому, как Шерлок его назвал, у Уильяма возникло ощущение, что тот действительно знал, что прямо перед ним стоит Уильям. Милвертон снова издал несколько смешков, и Уильям почувствовал, как по его мозгу прошлись чем-то острым, словно царапающим ножом по тарелке. Он оставался неподвижен, несмотря на сильное желание надавить на курок. — Как всегда, отличные рассуждения, Холмс, — прокомментировал Милвертон. — Уверен, вы прекрасно понимаете, зачем я вас сюда заманил. — Он сделал паузу от предвкушения. — Вам предстоит сыграть определенную роль, детектив… Шерлок не проронил ни слова. — Вы должны арестовать человека, стоящего перед вами! Не кого иного, как самого известного и безжалостного преступника Британской империи. Позвольте представить… Вспышка молнии, словно в театре, пронеслась по небу, растворяя тени, скрывавшие Уильяма. Он не дрогнул. Уильям пристально смотрел на Шерлока Холмса, выражение его лица оставалось холодным и беспристрастным. — …Преступный Лорд. Шерлок уставился на него в ответ, эмоции на его лице не поддавались анализу. Он выглядел таким же холодным, как и Уильям, но в его глазах был блеск, который намекал на более глубокий, более решительный настрой. — Преступный Лорд, профессор Уильям Джеймс Мориарти. — Милвертон опустил руки и неторопливо направился обратно к окну. Уильям и Шерлок молча последовали за Милвертоном, держа наготове пистолеты, оба ствола которых были направлены на злодея, оказавшегося в ловушке. — Как жаль, что у этой комедии нет зрителей, — непринужденно продолжал говорить Милвертон, и Уильям сдержал желание пристрелить его прямо здесь. — Ведь «свет» и «тьма» Лондона собрались здесь! У него начала кружиться голова. Шерлок был сосредоточен на Милвертоне, поэтому Уильям позволил себе слегка покачнуться, поддаваясь секундной слабости. Легче сильно не стало, но он цеплялся за любую возможность перестать чувствовать кровь на своих грешных руках. — Теперь, я уверен, вам обоим не терпится узнать, почему я вел вас такими сложными методами. — Милвертон усмехнулся. — Ответ прост: мне было необходимо заманить вас сюда так, чтобы вы не были готовы к встрече друг с другом. — Непринужденная манера, в которой он говорил, так, будто объяснял, как его кот застрял на дереве, а не как он заманил в свое поместье двух самых известных личностей Англии, раздражала Уильяма до глубины души. Милвертон повернулся лицом к Шерлоку. — Если бы вы знали, что здесь будет сам Преступный Лорд, вы бы с радостью приехали, но, несомненно, с должной подготовкой. А вы… — Он повернулся к Уильяму. — Я не хотел, чтобы вы использовали свои уловки, и чтобы у вас был выбор, как поступить. — Уильям лишь сузил глаза, ничего не ответив. Шерлок сохранял удивительно спокойное и равнодушное, почти скучающее выражение лица. Уильям на мгновение задумался, не планирует ли тот внезапную атаку. Насмешливая улыбка расползлась по лицу Милвертона; от него исходила лишь мерзкая злоба, которая с каждой секундой все сильнее и сильнее расползалась по комнате, нагнетая и без того удушающую атмосферу — Теперь есть только один вариант! — Он усмехнулся. — Холмс, вы должны арестовать Преступного Лорда! Никто из них не шелохнулся. Уильяма почти забавляло то, как смешно выглядело это маленькое шоу Милвертона с нулевой реакцией. Он почувствовал, как в горле снова першит, и, сделав глубокий вдох, прикусил губу, пытаясь побороть желание откашляться. О, приступ потом вернётся к нему с удвоенной силой. В последнее время ему было не до того, чтобы подавлять припадки, и это в конечном счете не заканчивалось ничем хорошим, а ситуация только сильнее усугублялась. Сдерживаться стало намного сложнее, ведь он на протяжении нескольких недель позволял Ханахаки спокойно завладевать его телом. — Я понимаю, что осознать это непросто, потому позвольте мне объяснить вам, как облегчить процесс, — Милвертон наклонил голову. — Сперва вы, Мориарти. Я знаю, что вам не терпится меня убить, но прежде, чем вы нажмете на курок, я обязан предупредить вас, что, в случае моей смерти, вся правда о вашей личности Преступного Лорда будет напечатана в газетах по всей стране. Я об этом позаботился. Однако, если вы подготовились к такому исходу, то это ничего не меняет — будущего у вас все равно нет. Холмс арестует вас за убийство прямо здесь. Иначе говоря, вы в любом случае будете арестованы. Уильям почти не слушал его, и уловил лишь наполовину весь этот полнейший бред Милвертона. Но он не смог бы сконцентрироваться на его словах, даже если бы захотел: тело сводило судорогами, а голова болела так, словно была в нескольких секундах от того, чтобы расколоться на две части. Это было опасной игрой — находиться к Шерлоку так близко; Уильям одновременно ненавидел это чувство и был от него зависим. Оказавшись в одной комнате с Шерлоком, Уильям теперь начал чувствовать, как буря противоречивых эмоций обрушивается на него, блокируя всякую надежду на рациональность и возможность здраво мыслить. Часть его ощущала огромное облегчение: присутствие Шерлока было сродни погружению в теплые объятия после тяжелого дня, и Уильям отчаянно жаждал почувствовать эти прикосновения рук Шерлока реальными, а не призрачными ощущениями, созданными его разумом. Другая часть Уильяма била тревогу, понимая, что с каждым мгновением, проведенным с детективом, он сильно рискует раскрыть Шерлоку свое состояние. — Однако, если вы мирно сдадитесь, то будете переданы властям, а ваша личность останется в тайне. Кроме того, я договорился о том, чтобы вас поместили под домашний арест и позаботились обо всех ваших нуждах. Звучит просто прекрасно, не правда ли? На этом моменте Уильям полностью отключился. Это произошло не по его воле — боль распространялась от головы к груди и легким, а его мысли прямо сейчас занимали раздумья над возможными вариантами событий, где он теряет сознание. Где-то на фоне всё ещё слышался взволнованный голос Милвертона. Из оцепенения он вышел только тогда, когда Милвертон произнес фразу, которая была самой ужасной за весь их сегодняшний диалог. От этих слов в горле у него поднялась тошнота, а в глазах, постепенно затуманивающихся, промелькнула паника. — Изначально я собирался рассказать вам только об этом, Холмс, — произнес Милвертон, не в силах сдержать свое почти безумное веселье. — Но сейчас у меня есть кое-что еще, это куда более интригующе! — Смех пронзил воздух. Шерлок, к его чести, не выглядел ни капли заинтересованным. — О, теперь вы уже понимаете, что прямо сейчас находитесь в одной комнате с Преступным Лордом. Но что, если я скажу вам, что… — Милвертон, — предупреждающе произнес Уильям, с угрозой в голосе. — Преступный Лорд… — Милвертон! — …влюблен в вас, Шерлок Холмс? Вот оно. прямо и открыто. Что-то глубоко в груди Уильяма упало, прямо в грязь и в ад, а на месте этого чего-то осталась мучительная дыра, разрывающая плоть и крошащая кости. Самая страшная, самая тяжелая и мучительная боль, которую он когда-либо испытывал. Он бы с радостью и дальше кашлял кровью, лепестками цветов, чувствуя, как шипы начинают разрывать его легкие, каждый день и каждую ночь до конца своей жизни, если бы это означало, что он сможет повернуть время вспять и никогда больше не переживать этот момент. Но он не мог этого сделать. Уильям пытался разглядеть хоть что-то перед собой, в глазах все плыло, а в голове пульсировало, пока он боролся с Ханахаки за возможность стоять на ногах. На языке был привкус меди. Нож в спину причинил бы меньше боли, чем это. Однако он заметил, что Шерлок никак не отреагировал на те слова. Слышал ли он вообще Милвертона? — …Ха, — наконец, насмешливо произнес Шерлок. — Да ладно. Это низко даже для тебя, Милвертон. Неужели у тебя настолько мало фантазии? Придумать что-то столь глупое? Чего ради? Убедить меня арестовать его? — Его тон был колким и полным сарказма, он явно получал огромное удовольствие от издевательств над Милвертоном, но сквозь пелену безжалостной тревоги Уильям уловил тонкий намек на… грусть. Должно быть, он ошибся; неужели Шерлок действительно был расстроен из-за того, что любовь Уильяма к нему была «выдумкой»? У него не было времени дальше размышлять над этим. — Верно! Именно!!! — воскликнул Милвертон, с трудом осмысливая неожиданный ответ Шерлока. — Он ведь Преступный Лорд! И он влюблен в вас! У меня есть доказательства! — Нет необходимости, — спокойно ответил Шерлок. — Во-первых, это не мое дело. Во-вторых, доказательств у вас нет и быть не может. Это не то, что вы можете доказать. — В любом случае, вам двоим не спастись! У вас больше нет других вариантов! Холмс, арестуйте Преступного Лорда! Громовой хохот Милвертона пронзил разум Уильяма, словно гвоздь, вбитый в череп, и этого было почти достаточно, чтобы приглушить нахлынувший ужас, переполнявший его жилы. Непринужденное, неприкрытое веселье Милвертона пропитало воздух ядом, сделало его еще более горьким, хотя казалось бы, что хуже уже некуда. — …Ты закончил? — В конце концов произнес Шерлок. Смех Милвертона резко прекратился. — …Что? — Это конец твоей истории? — спросил Шерлок. — Кошмар, какая же путаница у тебя вышла. На деле все совсем не так, и ситуацию ты неправильно понял. — Уильям оглянулся и увидел профиль Шерлока, украшенный ухмылкой. — Если ты и правда веришь, что это комедия, то ты в ней не король. Ты шут. Милвертон, ты просчитался. — …Что? — повторил тот. Он выглядел искренне озадаченным. — Я не такой детектив, каким ты меня считаешь, — уточнил Шерлок. — За всю свою жизнь я встречал немало преступников, но среди них есть те, кого я простить не смогу никогда. Это те люди, которые играют чужими судьбами, заставляют их пачкать руки, в то время как сами сидят в безопасности дома и смеются над ними. Если ты ещё не понял — ты один из них. Ты — часть той грязи, которую я ненавижу больше всего на свете. Милвертон сделал шаг назад, его глаза расширились от удивления. Кажется, никому ранее не хватало смелости или ума превзойти его. — Раз ты здесь, то это значит… — Шерлок рассмеялся, переключая свое внимание на Уильяма. — Правда, Лиам? Правда ведь? Я так рад, что это оказался именно ты! Уильям не ответил Шерлоку, но и не попытался скрыть замешательства на своем лице. Детектив не обратил внимания на его молчание и предпочел продолжать усмехаться, словно ребенок, совершивший шалость. — Я действительно рад, что это ты… Честно говоря, не знаю, что бы я делал, если бы это оказался кто-то другой. Я хотел, чтобы это был ты. Мне нужно было, чтобы это был ты. Сердцебиение участилось, слова Шерлока разогнали кровь, вливаясь прямо в сознание Уильяма, и он засомневался, правильно ли истолковал их. Судя по всему, Шерлок нуждался в нем. Он нуждался в Уильяме. Нет, этого не могло быть. Для чего он понадобился Шерлоку? — О, знал бы ты, как я невероятно счастлив видеть тебя здесь, Лиам. Милвертон оскалился, обнажив зубы, и сквозь шуи раздалось разочарованное рычание. Он сделал еще один шаг к окну. На его виске проступили вены от напряжения, и Уильям мог поклясться, что видел пот на его лбу. — Лиам?! — закричал он. — О чем вы говорите? Я требую, чтобы ты ответил мне, Шерлок Холмс! -… Лиам… — сказал Шерлок, полностью игнорируя Милвертона. — Все, чего я хочу, — это спасти свадьбу моего напарника. Мне все равно, что будет со мной. А как насчет тебя? — Он посмотрел на Уильяма, слегка наклонив голову. — Тебя не волнует, что он раскроет твое имя народу? Смысла сражаться не было. Милвертон умрет независимо от исхода этого бессмысленного противостояния. — Нет, — наконец ответил Уильям. — Таким и был план изначально. — Тогда решено! — Что? — Напряженно пробормотал Милвертон. — Вы же не собираетесь меня пристрелить? Но компромат! Он будет опубликован! Вас это устраивает? А чувства Мориарти к вам — разве вы не хотите арестовать его как минимум на этом основании? — Это очевидная ложь, — быстро возразил Шерлок. — Учитывая твой характер, ты бы не упустил возможности сказать мне о компромате раньше, если бы ты и правда собирался его опубликовать! А что касается Лиама… — Его глаза на долю секунды вернулись к Уильяму, и он издал почти печальный вздох. — Нелепое предположение. К тому же, у тебя есть привычка: когда ты нервничаешь, беспокоясь, что кто-то может видеть тебя насквозь, ты сжимаешь зубы до скрежета! Милвертон подтвердил слова Шерлока, тут же сделав именно это. — Ха-ха! Да, вот так! — Подожди!.. Уильям не вмешивался, в то время как Милвертон медленно продолжал отступать назад, пока не уперся спиной в стекло. Надо было просто пристрелить его там, где он стоял. Было уже все равно, что Шерлок станет свидетелем его преступления, убийства… Это хотя бы не так унизительно, как если бы Шерлоку пришлось наблюдать, как он в очередном приступе откашливает кровь с лепестками, корчась от боли. Удар. Еще один. После нескольких напряженных минут отчаянных поисков, Милвертон наконец нашел путь к отступлению. На его губах заиграла дьявольская улыбка, затем он развернулся на месте и пробрался через окно на балкон, готовясь броситься в воду. Дождь уже давно прекратил яростно хлестать снаружи, но свирепый ветер не утихал. — Побег — это не твой выбор, — хладнокровно произнес Шерлок самым решительным и жестоким тоном, который Уильям когда-либо слышал от него, — а мой. Выстрел. Кровь свободно разливалась по полу, брызгами разлетаясь вокруг и рисуя ужасающую картину первого и невыразимого греха, совершенного Шерлоком, когда пуля прошла сквозь ткань, разрывая плоть Милвертона. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Яркий, тошнотворный багровый цвет окрасил воздух, размазываясь по всем поверхностям, которые только можно было найти: блестящие перила теперь были покрыты самым темным оттенком красного, а на некогда чистом полу скопилась целая лужа алого. Ноги Уильяма приросли к полу, абсолютный ужас захлестнул его изнутри, мозг дал сбой и совершенно не желал воспринимать то, что он только что увидел. Отторжение и чувство вины затуманили его разум, он стал быстро моргать, пытаясь прогнать эту ужасающую, мучительную иллюзию вокруг. Но этого не удавалось. Когда тело Милвертона окончательно рухнуло, скрываясь в безжалостной пучине воды внизу, Уильям осознал, что именно сделал Шерлок. Шерлок совершил убийство. Уильям повернулся и направил пистолет на только что окропившего свои руки кровью детектива. Шерлок посмотрел в его сторону, не обращая внимания на оружие, угрожающее оборвать его жизнь. — Даже после всего этого… я все еще не могу наверняка доказать, что ты — Преступный Лорд, — сказал Шерлок, положив свой пистолет на круглый столик неподалеку. Тошнота накатила на Уильяма с новой силой, и он больше не мог с ней бороться. Его веки дрогнули, хватка пальцев на пистолете ослабла, и он с грохотом упал на пол; звук эхом раздался по жутко оглушенной комнате, а сам он перевернулся на спину, жалко выгибая спину, и кровь короткими, но уверенными струями хлынула из его горла вместе с мучительным кашлем и хрипами. В напряженном воздухе между ним и детективом раздавались тихие стоны муки, пока Уильям переживал свой приступ. Он ощущал на себе шокированный взгляд Шерлока, словно желающий прожечь в нем дыру. Прежде чем он успел проглотить их, четыре цветочных лепестка вышли из его горла, и он сплюнул их вместе с кровью на пол. Впервые Уильям ощутил нечто странно колючее, пронзающее его легкие. Чувство это было слабым, едва заметным уколом, но было трудно игнорировать тупое жжение в груди, которое ощущалось иначе и не было похоже на привычные приступы боли. В его легких начали расти шипы. Черт. Кровь все еще продолжала капать с его губ, и он поднялся, снова встречаясь взглядом с детективом. Недвусмысленное, совершенно окаменевшее лицо Шерлока было последним, что он увидел, прежде чем его глаза закатились и он рухнул на пол. Возможно, он умирал. Смутно Уильям приготовился к удару головой о твердое дерево; это падение могло оказаться смертельным. Но боли не последовало. Он не слышал бешеных шагов, гремящих рядом с ним, но зато отчетливо ощущал каждым дюймом тела присутствие Шерлока и переполняющую того панику. Руки детектива прижимали его к груди, и он чувствовал, как их тела дрожат в унисон, причем оба до ужаса напуганные. Шерлок вместе с ним на руках опустился на пол, укладывая Уильяма на спину. Все вокруг то вспыхивало яркими эмоциями и красками, то затухало, словно ничего и не было. Уильяму казалось, что его уши и разум были заложены ватой, а все его существо растворялось в онемевшем бытие. Неужели он умирает? Как иронично, что его жизнь оборвется прямо на глазах у Шерлока, человека, который сам того не зная и стал причиной его страданий. С каждой секундой он терял связь с реальностью все сильнее и безвозвратнее, с трудом улавливая лишь обрывки взволнованных бормотаний Шерлока. — Лиам, Лиам! …Не умирай, Лиам… Не… — остальные слова были приглушенными, и только одну единственную мольбу он смог разобрать в самом конце, перед тем как его разум отключился окончательно. — …Потерять тебя. Я не могу… Все вокруг померкло, превратившись в лишенную любых чувств и эмоций тень. Пустота оказалось приятно спокойной.