Garden of Blood

Наверное, Льюису все же следовало разработать конкретный план, прежде чем самовольно сбегать из дома после полуночи. В целом он понимал, что собирался сделать и какие цели преследовал, но не знал как именно ему это удастся. Когда он прибудет на место, каков дальнейший план его действий? Как он раздобудет рецепт лекарства для Уильяма? Льюис был настолько ослеплен желанием защитить брата, что принял решение импульсивно, за что теперь ему придется расплатиться. Он мог бы просто вернуться в поместье, и это было бы гораздо проще, чем пытаться осуществить свой сырой план, который Льюис разработал менее чем за час. Черт, он был сырым даже не на половину, а скорее на три четверти. Но Льюис не собирался останавливаться. Он не жалел о своем опрометчивом решении сбежать поздним вечером. Помочь Уильяму нужно было как можно скорее, потому как наблюдать за страданиями брата с каждым разом становилось все более невыносимо и Льюис понятия не имел, как долго ещё это может продолжаться. Как бы упрям ни был его старший брат в своем «я в порядке» и «мне не нужна помощь», неизвестно, сколько еще времени у него осталось на самом деле. Уильям был настойчив, и Льюис находил это качество в нем положительным и даже полезным, но только в том случае, если это не означало причинение себе вреда. Он должен был это сделать. Льюис не мог быть уверен, как скоро Ханахаки окончательно высосет все оставшиеся жизненные силы Уильяма. И как бы сильно он ни хотел спасти жизнь брата, все же понимал, что выполнить столь сложную задачу способен только один человек. Льюис мог облегчить боль Уильяма, но только Шерлок Холмс мог избавить его от страданий навсегда. И пока Уильям не перестал упрямиться, большее, что они могли сейчас сделать — это достать лекарство. Он хотел верить, что этого будет достаточно, чтобы продлить жизнь Уильяма ещё немного.

~・~

Сидя на краю кровати, Уильям размышлял, как его жизнь дошла до такого. Никогда ранее он не мог себе представить, что будет сидеть один, почти в кромешной темноте, лишь с мерцающей свечой на столике, и читать письмо, написанное тремя его учениками. А все потому, что не было возможности выйти на работу из-за тяжёлой болезни, даже несмотря на то, что он уже появлялся в университете относительно недавно. Окно было приоткрыто, совсем немного, но случайному порыву ночного ветра было не под силу усмирить разошедшуюся внутри него бурю. Он чувствовал себя опустошенным. Он хотел вернуться к работе. Не только потому, что это было одним из его любимых занятий, которое позволяло ему отвлечься от страданий, с недавних пор наполняющих его жизнь; ему нравилось преподавать и показывать своим студентам пользу образования. Не только пользу, но и радость самого процесса обучения. Сейчас он постепенно начал принимать факт того, что тот день, когда они с Шерлоком ужинали, был его последним днём в университете. Силы кончались. Справляться с кашлем становилось все труднее, он постоянно чувствовал слабость и раздражение, что для Уильяма было довольно странно, учитывая, что обычно он был довольно терпелив. И раньше ему всегда удавалось легко сосредоточиться на чем угодно, в отличие от нынешнего состояния, когда для этого приходилось прилагать куда больше усилий. Он был уверен, что помимо Ханахаки теперь у него была еще одна травма, но уже психологическая. Осознание казалось резкой, заземляющей пощечиной. Он просто хотел, чтобы это наконец закончилось. Уильям хотел умереть. Но, читая письмо, он чувствовал, как набирается смелости прожить еще немного. «Здравствуйте, профессор Мориарти. Мы надеемся, что у вас все хорошо. Можем только предположить, что вы отсутствуете из-за вашего… состояния. Избавим вас от лишних страданий, связанных с названием болезни, и надеемся, что вы это переживете. Мы — все мы, а не только трое ваших учеников — очень ценим вас. Вы лучший профессор математики (ну, или даже профессор в принципе) в нашем университете. Вы нужны миру. Мы будем молиться, чтобы человек, к которому вы испытываете чувства, ответил вам взаимностью. Вы заслуживаете быть любимым, а не страдать из-за всей этой боли. Конечно, формально вы только наш преподаватель, но мы хотели бы считать вас ещё и своим другом. Возможно, это не совсем уместно сейчас говорить, но вы преподает так, что ощущается связь… Связь с вами как с другом. О, и Билл ещё раз благодарит вас за то, что вы его приняли. Он это очень ценит».

— Тейт Персиваль, Люсьен Этвуд и Билл Хантинг

В горле застряла вина от прочтения письма, а особенно третьего абзаца. Но он понимал, что не может изменить свою судьбу. В конце концов, Уильям собирался умереть, и теперь он знал, что будут люди (кроме его братьев, конечно), которых его смерть опустошит. Он не мог этого избежать, сейчас в его силах было лишь продолжать жить настолько долго, чтобы хватило времени закончить план и сделать эту страну лучшим местом не только для людей, которые ему дороги, но и для всех остальных. Пальцы сжали письмо, хватая и так мятую бумагу. Почувствовав, что кашель вот-вот вырвется из горла, Уильям отвел кулак в сторону подальше от себя и повернулся, ударив по локтю. Пролилась только кровь, без кашля или лепестков, но сопровождаемая болью. Он не хотел так страдать. Он уже начинал верить, что Бог или другие небожители, кто бы то ни был, видели в нем лишь марионетку, которой в любой момент можно было нанести новое увечье развлечения ради. Иначе он никак не мог объяснить свои бесконечные страдания, которые не заканчивались и яростно напоминали ему о всех грехах и преступлениях, которые он совершил; вдобавок ко всему Ханахаки высасывала из него все оставшиеся силы, в то же время он сам пытался справиться со стрессом и скрыть свое состояние от Шерлока. Однажды он разорвет опутывающие его сети собственных ловушек и покинет мир смертных, оставив тело, словно тряпичную куклу, лежать в грязи, и тогда ни один кукловод больше к нему не прикоснется. Уильям бросил последний многозначительный взгляд на письмо, прежде чем аккуратно положил его на столик, не давая пламени свечи охватить бумагу. Он тяжело вздохнул, хватаясь руками за собственные волосы и зарываясь пальцами в светлые пряди, сгибаясь пополам, пока лоб не уткнулся в колени. Нужно было признаться Шерлоку в любви до того, как он умрет. Нельзя было не сказать этого. Но до этого было ещё кое-что, что он должен был сделать. А именно, текущее дело Адама Уайтли, которое еще предстояло закончить. Уайтли, как и самого Уильяма, шантажировали, и за этим, несомненно, тоже стоял Милвертон. Уильям собирался положить конец террору невиновных и спасти множество людей от такой же участи в будущем. Тоненький голосок в глубине его сознания кричал, что не обязательно было взваливать эту ношу на себя и нести бремя в одиночку. Голос надрывался, терзал и царапал воздвигнутые Уильямом стены вокруг себя, но продолжал твердить, что у него есть друзья и семья, которые более чем готовы разделить существенную часть тяжести греха. Однако его подавляла другая, более альтруистичная часть, с лёгкостью искореняя подобные мысли и не давая им прижиться. Не позволяя Уильяму даже думать о том, чтобы перекладывать, хоть и частично, но все же мучения, на какого-то другого, не говоря уже о людях, которыми он дорожил больше всего на свете. Он снова закашлял в ладонь, на которой тут же появилась кровь. Страдания ощущались словно тиски, давящие на череп, и их все труднее было игнорировать, а уж тем более подавлять. Все шло к этому с самого рождения Уильяма, ему было суждено закончить… вот так. И раз уж это было неизбежно, то он мог хотя бы принести пользу миру и взять себе роль злодея в этой жестокой пьесе. Пламя замерцало от очередного порыва ветра, ворвавшегося в окно, и он снова подумал о Шерлоке, — Боюсь, что слишком рано, предчувствует душа… — пробормотал он про себя, зарываясь пальцами в ткань простыней на кровати. Он не смог удержаться от язвительного, лишенного юмора смеха, который вырвался из него. Пусть Уильям продолжает цитировать Шекспира, да еще в такой момент. Цитата подходила к ситуации: из классической пьесы о двух влюбленных, которые с самого начала были обречены, но не могли расстаться. Совсем как он сам с Шерлоком. Но только если бы Шерлок гипотетически разделял его чувства. А он, скорее всего, не разделял. В голове промелькнул образ того человека, раздавленного горящим столбом. Его кровь, вытекающая из тела и оставляющая шрамы на земле, приглушенный хруст раздробленных костей. Пронзительный крик его дочери, только что увидевшей собственными глазами смерть отца. Уильям стиснул зубы с такой силой, что мог бы поклясться, что почувствовал, как повредилась эмаль. Ему было плохо. Он знал, что любить человека своего пола это не грех и не неправильно. Но мысли о тех словах мучили его. Тот человек не был невиновен, но кто знал, каких невинных людей может постигнуть такая же же участь, что и его, из-за безрассудной любви Уильяма? — О Ромео, о Ромео… где же ты, Ромео? — Слова были горькими на вкус, как им и было положено в оригинале. Почему Шерлок был таким безупречным? Неужели он появился в жизни Уильяма только для того, чтобы помучить его, стать запретным плодом, к которому Уильям не сможет прикоснуться? Он встал так быстро, что у него помутилось зрение и закружилась голова, но, потратив пару секунд на то, чтобы прийти в себя, он глубоко вздохнул и подошел ко столу. Взяв трость, направился к гардеробу, где накинул все тот же плащ, что был на нем в ночь пожара, только теперь свежевыстиранный и с несколькими прорехами. Завершив, надевая перчатки, он направился к выходу. Может быть, принесенная в жертву зеленой Божьей земле собственная кровь смягчит его проклятие. Все, что угодно, лишь бы больше не испытывать этих мучительных душевных терзаний. Он хотел потерять способность к восприятию. Он не хотел больше чувствовать. Только так ему удастся продержаться до конца этого плана, при этом сохранив хоть крупицу рассудка.

~・~

— Выглядишь неважно. В ответ на приветствие Альберт язвительно усмехнулся, шагая через порог торговой компании, являвшейся штабом МИ-6, и дверь за ним захлопнулась. — А ты как всегда прекрасен, Майкрофт. — Альберт знал, что скрыть на своем лице темные синяки под глазами было слишком тяжело. К тому же Майкрофт смог бы легко определить, насколько он измотан, если бы обратил внимание на минимальные изменения его движений, которые любой другой человек не заметил бы. Он бы не упустил из виду и вялую манеру, и вечную усталость, сквозившую в его тоне, и то, что Альберт все чаще менялся в лице, посмеиваясь в попытке скрыть свои истинные эмоции. Он легко поцеловал Майкрофта в щеку, когда тот поднялся и прошел мимо него, направляясь куда-то в другой конец комнаты. В это время Альберт напротив, опустился на один из диванов в мягкие подушки с обманчиво блаженным вздохом. Майкрофт вернулся, уже с двумя чашками в руках — от них все еще шел пар, и было не трудно догадаться, что чай был приготовлен совсем недавно, специально к его визиту. Майкрофт опустился рядом с ним на диван и протянул одну из кружек. Альберт осторожно взял ее в ладони, слегка поморщившись от обжигающего тепла, пробивающегося сквозь тонкий фарфор. Майкрофт сделал глоток из своей чашки, после чего откинулся на спинку кресла и, скрестив ноги, подул на горячий чай. Они просидели в тишине неизвестно сколько времени — возможно час, или всего пару минут, Альберт не мог сказать точно — прежде чем Майкрофт нарушил молчание. — Так, — начал он, одарив Альберта теплым, заботливым взглядом, придавшим атмосфере уюта. Захотелось тут же утонуть в чужих глазах и навсегда остаться в этом счастливом моменте комфорта. — Ты хотел меня видеть. — А что, мне нельзя увидеться со своим тайным возлюбленным? — поддразнил Альберт, ухмыляясь в попытке скрыть горечь в тоне. Это вызвало лишь вздох Майкрофта. — Мне кажется, что ты пришел сюда не за этим, Ал. — Он смотрел на Альберта, вглядываясь в его лицо и мысленно отмечая любые изменения в выражении, которые могли бы его выдать. Под пристальным взглядом Альберт подсознательно прикусил губу. По груди разлилась неприятная тревога вместе с чувством бабочек в животе. — Ты беспокоишься об Уильяме. — Это был не вопрос. Альберт раздумывал, стоит ли отрицать дальше, но в конце концов решил, что в этом нет никакого смысла. Он вздохнул и опустил глаза. — Да, — кивок, — ты прав. — Неудивительно, — сказал Майкрофт, — учитывая, что тебе пришлось пережить то же самое. Альберт с грустью рассмеялся. — Уилл догадался и спрашивал меня об этом. Дважды. Оба раза я ушел от ответа. — В его улыбке не было ничего, кроме сырой боли. Он уставился на чашку, бездумно крутя ее в руках и наблюдая, как по поверхности горячей жидкости пробегает рябь. Диван прогнулся, и Майкрофт придвинулся ближе к нему. Отношения в тайне казались странной затеей: с одной стороны, Альберт был безмерно, неописуемо благодарен за то, что они вообще имели возможность тайно проводить время вместе как возлюбленные, но с другой стороны, это было пыткой во плоти — быть вынужденным скрывать свои чувства от окружающих и не иметь возможности гордо заявлять об этом. — Почему ты ему не расскажешь? — мягко спросил Майкрофт. Альберт снова поднял взгляд, встречаясь им с собеседником. В великолепных глазах Майкрофта читалось беспокойство, которое тот не должен был испытывать. — Сказать Уильяму, который ставит в приоритет команду и берет на себя бремя чужих грехов, что я когда-то страдал от той же болезни? — Альберт недоверчиво рассмеялся. — Это плохая идея. Он начнет чувствовать себя ещё хуже, будет винить себя за то, что не помог мне тогда, вместо этого теперь причиняя боль себе. — Он покачал головой. — Я люблю своего брата, правда люблю, но… — пауза, а после нее вздох. — Иногда это становится больно. Мне невыносимо видеть его таким… таким самоотверженным, до такой степени, что он даже на мгновение не позволяет себе задуматься о собственном благополучии. Если бы он просто признался в своих чувствах Шерлоку… Может, ему не пришлось бы больше страдать. Он поднял одну руку, закрывая ладонью лицо и отчаянно вздыхая. Майкрофт скользнул пальцами по спине Альберта и стал водить круговыми движениями, растирая напряженные мышцы. Альберт едва заметно расслабился, бросая в ответ благодарный взгляд. — Думаю, Шерли может чувствовать то же самое, — признался Майкрофт. — Я не уверен, но он часто говорит об Уильяме. Я довольно редко навещаю его, но в последний раз мне показалось, что он упоминает Уильяма каждые несколько предложений, причем под совершенно разными предлогами. — Он позволил себе с нежностью усмехнуться, вспоминая брата, после чего покачал головой. Сделав громкий глоток чая, Майкрофт поставил чашку на стол. — Я понимаю, как страшно наблюдать за происходящим без возможности что-либо сделать. — Он поджал губы и неопределенно уставился себе под ноги. — Все-таки, я был на твоём месте. Альберт испустил тяжелый, напряженный вздох, чувство вины грозилось вновь окутать его. Он очень хорошо скрывал свое Ханахаки, настолько, что почти дошел до последней стадии, и при том никто кроме него самого об этом даже не подозревал. Дрожь пронзала от воспоминаний, как он давился лепестками и задыхался прямо на глазах у Майкрофта. В тот день они лежали на кровати, путаясь в простынях; Майкрофт проник так глубоко в его тело, что Альберт был готов прослезиться от переполняющего его чувства эйфории. Но именно неожиданно неконтролируемый и чересчур болезненный зуд настиг его, пронзив горло с двойной силой. Альберт был не в состоянии справиться с этим приступом, в результате чего белая ткань была залита кровью и лепестками. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от этой картины в голове. — Я не хочу его терять, — сказал Альберт. — Я не могу его потерять. Я… я ничто без Уильяма. Майкрофт нахмурил брови, неодобрительно скривив губы. — Альберт. — Его рука крепко, но нежно сжала чужое плечо. — Ты действительно думаешь, что я полюбил бы кого-то, кто является «ничем»? Альберт снова вздохнул. — Но это правда. Уильям — тот, благодаря кому у меня в первую очередь хватает смелости продолжать делать все то, что я должен. Без него, кто я? — Ты — Альберт Джеймс Мориарти, — ответил Майкрофт так легко, что Альберт засомневался, заслуживает ли он вообще любовь такого человека. — И ты — родной мне человек. Я полюбил тебя. Возможно, ты этого не видишь — того, как ярко ты сияешь, но зато вижу я, ведь именно ты наполнил мой мир красками и осветил его. Альберт почувствовал, как его щеки запылали жаром, а на лице появилась маленькая смущенная улыбка. Он с нежностью усмехнулся. — Ты слишком добр ко мне, Майки. Майкрофт сжал его плечо и поцеловал в щеку. — И ты этого заслуживаешь. — Я… — Он не хотел опровергать слова Майкрофта. А Майкрофт не хотел бы этого слышать. — Если ты так считаешь. — Эй. — Свободной рукой Майкрофт осторожно взял Альберта за подбородок, ласково побуждая того повернуться лицом. Тот без колебаний подчинился. — С ним все будет в порядке. Со временем он поймет, что смерть — не выход, и осознает, чего хочет в действительности. Тогда он получит необходимую помощь. Я знаю, что тяжело смотреть на его страдания, но… все будет хорошо. А если не будет, то… что ж… — Он прикусил губу, вздохнул и изобразил на лице улыбку, надеясь этим успокоить. — Я буду здесь, рядом с тобой. Я не брошу тебя. Альберт улыбнулся в ответ, чувствуя, как тепло разливается по груди и превращается в мягкое утешение. Он понимал, что это блаженство мимолетно, но наслаждался моментом, пока мог. — Я люблю тебя. Майкрофт притянул его к себе, не отнимая рук, и их губы соединились. Альберт наконец ощутил долгожданное облегчение, позволяя себе забыть о прочих заботах и предаться поцелую. Возможно, мир вокруг него и рушился, но сейчас он сосредоточился на нежных прикосновениях Майкрофта, на его губах, на его коже, на его присутствии, которым наслаждался каждым дюймом своего тела. Чай остыл. И Альберт не возражал.

~・~

— Ненавижу. Это было первое и единственное слово, которое прошипел Льюис, когда в поле зрения появилась резиденция Милвертона. Он спрятался за высокими кустами, изгородью украшающими окраину, на случай, если вдруг окажется, что тут кто-то есть снаружи. Свое презрение он адресовал самим небесам, где мог бы находиться гипотетический Бог. Но, сколько Льюис себя помнил, он никогда не был ярым верующим, а напротив, всегда подвергал религию сомнениям. За последние несколько месяцев его убеждения только сильнее укрепились. Несмотря на то, что сам он верующим не был, Льюис знал, что для Уильяма это было важно. Его брат твердо верил в рай и ад, часто использовал аллюзии и метафоры с религиозным подтекстом. Льюис считал, что, если Бог существует, то он крайне несправедлив к Уильяму: обращается с ним так, будто тот чертова игрушка для развлечений, что, конечно, безжалостно причиняет его брату боль каждый чертов день. Он бросил взгляд на роскошное поместье, отвратительно гордо возвышающееся на земле. — И вас я тоже ненавижу. По дороге сюда он так и не смог составить план действий. Собирался ли он просто ввалиться туда и потребовать разговора с Милвертоном? Или, может, переступить через порог поместья и просто начать безжалостно убивать всех, кого заметит? Без Уильяма, указывающего ему, что делать, он растерялся. Льюис пытался стать сильнее, чтобы в один прекрасный день иметь возможность самому защищать Уильяма, а не Уильям — его, но пока что это оказалось непосильной задачей. Он внушил себе, что всегда должен следовать за братом и делать то, что тот приказывал, и теперь забыть эту привычку будет очень трудно. Но он хотел попробовать. Он должен был попытаться. Был шанс спасти жизнь Уильяму. Не создавая лишнего шума, он выбрался из зарослей и стал пробираться к возвышающемуся зданию. Его ботинки тихо похрустывали по гравию, не достаточно громко, чтобы кто-то заподозрил о его присутствии. Осторожно он вынул из кармана нож, не сводя пристального взгляда с поместья. — Так, так, так, — внезапно раздался голос у него за спиной. Сердце замерло, кровь застыла в жилах, тошнотворное чувство ужаса сжало его тело, словно змея, обвившаяся вокруг него. Он понятия не имел, как звучит голос Милвертона, но, судя по тому, что он знал о внешности этого человека, голос был слишком высоким для него. Напрягшись, Льюис обернулся и ничуть не обрадовался, увидев, что незнакомец — не сам Король Шантажа. Он полагал, что будет рад тому, что Милвертон не поймал его раньше, чем он сам планировал напасть, но быстро понял, что вид его паразитирующего маленького подчиненного ничуть не лучше. Человек прятал руки за спиной, явно что-то скрывая, и Льюис насторожился. — Что вам нужно? — зашипел Льюис. — Что мне нужно? — ответил человек. Льюис не мог понять, мужчина это или женщина. — Это вы вторглись на территорию имения, Льюис Джеймс Мориарти. Он резко вдохнул, паника охватила его, когда он услышал подтверждение того, что о нем знали подчиненные, а значит, и Милвертон тоже. Почти наверняка тот знал, кто такой Уильям, но Льюис легкомысленно полагал, что сам надежно защищен от посторонних глаз, поскольку обычно старался держаться в тени. — Я здесь по делам, — просто ответил он, проглатывая тревогу, комом вставшую в горле. — О? — с любопытством переспросил человек. Но по блеску в глазах стало понятно, что ложь Льюиса ничуть не сработала. — Босс не предупреждал о вашем визите. — Он вас вообще о чем-то предупреждает? — Он сплюнул. Его собеседник усмехнулся, словно дразня, и вытянул руки вперёд, размахивая ножом не меньше клинка Льюиса, ленивыми движениями опасно крутя его в пальцах. — Да, важно знать о всем, что тут происходит. Иначе какую пользу мы можем принести боссу? — Он сделал шаг вперёд, и Льюис выставил оружие перед собой, предупреждая его не подходить ближе. Незнакомец не дрогнул, продолжая двигаться в его сторону. Он слегка опустился, принимая оборонительную стойку. — Я не собираюсь никому причинять вреда, — чистейшая ложь, — а всего лишь хочу поговорить с вашим боссом. — О чем же? — Личные дела. — Что ж, буду с вами честен: я знаю, что вы лжете. Мне было поручено устранить всех незваных гостей. К счастью, его собственные рефлексы оказались не хуже, чем у этого незнакомца; как только тот бросился на него, Льюис тут же выставил свой клинок, скрещивая оружия и защищаясь от удара в горло. Резким движениям они разорвали контакт, вскидывая руки вверх. Поморщившись, Льюис схватился пальцами за лезвие своего ножа и оттолкнул противника, который отшатнулся назад, рассмеявшись. — Кажется, младший брат любит сражаться, — насмехался он. Льюис не поддался на провокацию, вместо этого резко бросившись вперёд и предпринимая попытку нанести первый удар. Но соперник, как и следовало ожидать, заблокировал атаку, ухмыльнувшись. — Я оставлю тебя в живых, если сдашься сейчас, — предложил он, и Льюис мысленно рассмеялся, услышав столь нелепое заявление. В ответ он не произнес ни слова, продолжая просчитывать движения и направлять клинок. Но противник будто предугадывал все его шаги, в то же время контратакуя на каждый из них. Звон скрещивающихся лезвий разносился вокруг, накаляя атмосферу до предела, пока двое были сосредоточены друг на друге в этом смертельном танце. Их цели совпадали, но в то же время были полярно противоположны; оба жаждали отнять чужую жизнь, оба одинаково искусно владели своим оружием. Но Льюис не собирался проигрывать. Он не мог умереть здесь. Он должен был помочь Уильяму. План пошел под откос, но он умел приспосабливаться к неожиданным ситуациям. Льюис зашипел, когда один из ударов полоснул его по щеке. Он отшатнулся назад, поднимая руку, чтобы осмотреть рану, и тут же почувствовал, как горячая кровь стекает по лицу, размазывается по пальцам мокрым пунцовым пятном, огибая левую сторону челюсти и проходя по подбородку, а затем падает в траву. Он снова поднял нож, готовый к атаке. — Знаешь, я подумал, и решил, что отпущу тебя, если ты дашь мне хоть какую-то полезную информацию, — сказал человек, с которым он все это время сражался, наконец нарушив молчание. — Я ничего не скажу, — произнес Льюис, сопровождая слова усмешкой. — Расскажи мне, к кому Уильям испытывает чувства. На секунду Льюис остановился, его глаза расширились, когда он услышал такую наглость из уст незнакомца. Он и правда думал, что ему добровольно выдадут столь личную информацию в обмен на эгоистичное спасение собственной жизни? Нет, Милвертон и все его подчиненные не знали, что он готов умереть, ради брата. Льюис язвительно хмыкнул. — Действительно? Неужели вы всерьез полагаете, что я поделюсь с вами этой информацией? Неужели вы думаете, что я предам своего брата? В ответ незнакомец лишь пожал плечами и с новой силой набросился на Льюиса, едва не задев его горло, когда тот уклонился, отпрыгнув назад. Льюис продолжал медленными, осторожными шагами двигаться в сторону поместья, и его соперник повторял эти движения. — Нет, — ответил он. — Но, думаю, смогу заставить тебя это сделать. — Что? Он не слышал шагов позади до тех пор, пока не стало слишком поздно куда-либо бежать. Сильная рука схватила его за шею и с неестественной легкостью подняла с земли. Льюис подавил крик паники, с трудом переводя дыхание; нож выпал из его руки и теперь валялся в траве. Удушение было сильным, и на секунду ему показалось, что его горло вот-вот разорвет на куски. К счастью, этого не последовало, давление не усиливалось, и он все еще мог с огромным трудом вдыхать немного кислорода. Но легче не становилось, и он начал задыхаться. Перед глазами поплыли пятна, сердце забилось в разы быстрее, словно грозя проломить ребра. Льюис сопротивлялся, отчаянно пытаясь освободиться, и даже замахивался, царапая чужую руку, но нападавший не сдвинулся с места. — Ты… — Льюис закашлялся, мучительно пытаясь сделать вдох. — Ты никогда… не получишь… — Он снова закашлялся, слюна вылетела из его губ, но, к сожалению, не попала в незнакомца, все еще насмешливо стоящего перед ним. Льюис продолжал сопротивляться, но все попытки были тщетны. — Хм? Чего я никогда не получу? — Тот ухмылялся во все зубы, наклонив голову, словно был уверен, что им удастся выудить из Льюиса хоть что-то. — Информацию… — Он запнулся. Льюис смутно подумал, что Уильям испытывает это каждый день: горло постоянно сдавливает удушением, делать вдохи трудно, но улыбка не сходит с его лица. — Но ты умрешь, если не скажешь нам. — Так тому и быть. Его собеседник саркастически нахмурился. — О, а что насчет твоих братьев? Они ведь будут скучать. — Лучше… — Льюис сделал короткий вдох, — лучше это, чем предательство. — Хм, — незнакомец скучающе пнул камень в грязи, — а что думаешь о знаменитом детективе, о котором так много все говорят? Интересно, он нам расскажет? — Нет! — крикнул Льюис, не успев додумать мысль до конца. Удушливый вздох вырвался из его горла, и он застонал от боли. — Холмс даже не знает, что брат влюблен в не… Он не закончил последнее слово. О нет. Это была ловушка, и Льюис угодил прямо в нее. Этот промах ожидаемо привлек внимание. Льюис тут же испытал стыд, осознавая всю тяжесть своей ошибки; боль в шее и груди показались ему ничем, но каждый виноватый вдох теперь до тошноты обжигал внутренности. — Влюблен в него? — переспросил незнакомец, с безудержным ликованием глядя на него и обнажая зубы. Пути назад уже не было. Уильям ни за что не простит ему этого. — Нет, — задыхался Льюис, хотя знал, что обман не сработает. — Боссу это понравится! Отпусти его. Все вокруг на мгновение закружилось, когда мускулистый мужчина отпустил его, и Льюис рухнул на траву, судорожно кашляя и хватаясь за шею, жадно вдыхая кислород. Перед глазами все еще плыло, теперь от осознания, как близок к смерти он был. С губ неконтролируемо капала слюна, пока он пытался прийти в себя и подняться. В поле зрения появилась чужая нога, сапогом пиная его руку. Он фыркнул, не в силах подобрать слова. — Ну… может, все же убьем его? Все-таки он сильно сопротивлялся… Несмотря на чувство вины и стыд, переполняющие его, Льюис не мог сейчас умереть. Пока не мог. Перед ним стояла новая задача — предупредить брата о происходящем и, если получится, попросить прощения. Или, может, просто ворваться в поместье и поболтать с Милвертоном, как он изначально и собирался. Чуть не упав, он поднялся на ноги, развернулся и попытался оттолкнуть второго человека, мужчину, душившего его, на что тот почти не отреагировал, лишь протянув руку и грубо ударив Льюиса в спину. Раздраженно прошипев, он подобрал с земли свое оружие и понесся через двор, быстро возвращаясь ко входу, параллельно пытаясь бороться с одышкой. Его легкие все ещё не восстановились окончательно, но Льюис должен был выбраться отсюда. Он должен был предупредить Уильяма. Каким же он был теперь братом? Льюис ведь поклялся всегда быть на стороне Уильяма, никогда его не предавать… А сам сбежал, при этом раскрыв важный секрет и, судя по всему, разрушив жизнь Уильяма окончательно, а вместе с ней и план. Он потерял представление о том, куда бежит. Рано или поздно ноги сами приведут его домой. Внезапно он в кого то врезался, столкнувшись с человеком, и у него перехватило дыхание. Раздался удивленный возглас; чьи-то руки подхватили его, не давая упасть. — Льюис? Он знал этот голос. На мгновение его парализовало от тревоги, прежде чем он набрался смелости и поднял взгляд. — Брат! Уильям смотрел на него потухшими глазами, но за этим оцепенением и страданиями скрывалось несомненное беспокойство за младшего брата. Что бы ни случилось, Уильям никогда не откажется от своих родных. Он был готов умереть ради их безопасности и счастья. И Льюис знал, что это была правда, причем буквально. Уильям без колебаний был готов пожертвовать собой ради других. — Что… ты здесь делаешь? — спросил Уильям. Льюис был не в том состоянии, чтобы спросить у него то же самое, хотя следовало бы узнать, что его брат делает здесь так поздно, несмотря на свое состояние, да еще и один. Льюис вырвался из объятий, немного пошатываясь, но все еще стоя на ногах. — Уильям, мне нужно кое-что тебе рассказать. То, что произошло, это… Просто ужасно… — Ещё немного, и он бы начал задыхаться. — Льюис, пожалуйста, дыши. Что… — Милвертон знает, в кого ты влюблен.