Garden of Blood

Устал. Уильям так устал. Столько всего произошло за последние сутки. Он ощущал, как туман поглощает его разум, пока пытался вспомнить все события прошедшего дня, а то и всей недели, в хронологическом порядке. Может, его мозг теперь всегда будет таким онемевшим? Одно Уильям знал точно: он больше не чувствовал себя тем же человеком, что и несколько дней назад. И он не был уверен, что сможет вернуться к нормальной жизни. Изложение событий на листе бумаги не помогло. Неаккуратно написанные слова служили лишь очередным подтверждением его страданиям, отображая, как стремительно жизнь разрушалась на протяжении всего одного дня. Неделю назад он встретился с Шерлоком. Провел с детективом целый день, начиная с утренних лекций и заканчивая ужином, который прошел довольно хорошо, не учитывая… состояния Уильяма. Но это было ещё не все, потому что то самое состояние ухудшилось еще сильнее, и теперь он стал откашливать по три лепестка за раз. Сам кашель стал настигать его чаще, вместе с тем увеличилось и количество крови. Наверное, это стало более болезненным? Уильям не мог сказать точно — он настолько привык к боли, что, казалось, стал к ней невосприимчив. После этого, в ту же ночь, Альберт повел себя странно, когда Уильям небрежно бросил фразу, что, судя по всему, у его старшего брата был опыт с Ханахаки. Но их разговор прервался тремя кровавыми лепестками. Льюис с Альбертом хотели отвезти его к доктору Моррису, но не смогли его найти. Спустя неделю он вышел на прогулку ночью один. Наткнулся на пожар, охвативший местную пекарню. Залез в огонь, чтобы спасти отца какой-то девушки. Потом… Потом Уильям выкашлял три лепестка. Три бледно-розовых лепестка. Человек, которого он спас из пожара, понял, что Уильям влюблен в мужчину, из-за чего в страхе и от отвращения стал отходить от него все дальше, прямо в голодное пламя, где тут же был раздавлен горящим столбом, упавшим откуда-то со здания. В конце всего этого они с братьями получают письмо, в котором сообщается, что доктор Моррис мертв. Чарльз Огастес Милвертон безжалостно убил их врача. И во всем этом виноват Уильям. Он это понимал как никто другой, и чувство вины невыносимо пронзало все его нутро насквозь, разрывая изнутри и отдавая горечью на языке и в горле всякий раз, когда он осмеливался сделать вдох полной грудью. Он не заслуживал дышать, не заслуживал растрачивать воздух, который природа так милосердно даровала даже таким грешникам, как он. Если бы Уильям не влюбился в Шерлока, ничего этого бы не произошло. Прямо сейчас все братья втроем находились в библиотеке поместья. Уильям сидел в углу между двух книжных стеллажей, корешки книг впивались ему в спину, отдавая лёгкой болью и удерживая в реальности. Из незашторенных окон пробивались яркие утренние лучи, освещая фигуры Альберта и Льюиса, стоявших неподалеку и торопливо просматривающих каждую книгу одна за другой, в тщетных попытках найти хоть какую-то зацепку, хоть какую-то крупицу информации о Ханахаки. Остаток вчерашнего вечера прошел как в тумане. Уильям едва помнил, как Альберт с Льюисом тогда помогли ему подняться с пола, после чего отвели в ванную и вымыли — в таком состоянии, все еще отходя от шока, его вряд ли волновало, что кто-то, тем более, его братья, видели его обнаженным, — после чего ему полностью перевязали руки. Сейчас от его плечей и до самых пальцев, поверх ран лежали бинты; вместо плаща на нем была светлая домашняя рубашка на пуговицах и свободные черные флисовые штаны. Одеться ему вчера вечером помогли братья, и с тех пор он ходил так. — Ханахаки, Ханахаки… — услышал он бормотание Льюиса, пролистывающего очередную книгу. Они занимались этим уже час, на протяжении которого Уильям бесполезно сидел рядом. Он был слишком измотан; чувствовал себя так, будто проспал целую вечность, но не смог отдохнуть. Усталость не отпускала, что бы он ни делал. Были ли это последствия потери огромного количества крови? — Здесь тоже ничего, — сказал Альберт, захлопывая книгу и ставя ее обратно на полку. Льюис напряженно, со злостью выдохнул, захлопнув книгу так сильно, что Уильям вздрогнул. — Откуда у нас столько книг по чертовой ботанике? — Фред читает их, — слабо произнес Уильям из своего угла хриплым голосом. Он впервые заговорил с тех пор, как они пришли в библиотеку. Льюис с Альбертом обернулись, одновременно переводя взгляд на него и хмурясь. За последние пару часов они не слышали Уильяма вообще. — Нам нужно что-нибудь с описаниями болезней или лекарств. — Льюис поставил книгу, которая была у него в руках, обратно на полку. Альберт неторопливо подошёл к лестнице и забрался на нее, просматривая книги на верхних полках, легко проводя пальцами по корешкам. — Как думаешь, если бы у нас были такие, то там было бы описание Ханахаки? — спросил Альберт. В ответ Льюис пожал плечами, — Полагаю, мы никогда не узнаем. — Он взял другую книгу и грубо пролистал. В тишине раздался тихий звук, когда Льюис случайно порвал одну из страниц; костяшки только сильнее побелели. — Как думаете, что означает розовый цвет лепестков? — спросил Уильям, откидываясь назад и облокачиваясь на книжную полку, слабо покачивая головой из стороны в сторону. — Тот… человек понял, что мне нравится мужчина, лишь по одному взгляду на лепестки. Льюис с Альбертом замерли, прекратив просматривать страницы, и обернулись к нему, одаривая тем самым, ненавистным ему, обеспокоенным взглядом; Уильям выпрямился и закатил глаза. Он был не из тех, кто мог бы вести себя подобным образом, но его терпение давно начало подходить к концу и грозилось вот-вот лопнуть. Братья относились к нему так, будто он был не человеком из плоти и кожи, а хрупким стеклянным украшением, которое безвозвратно разлетится на множество мелких осколков, стоит лишь кому-то слегка повысить голос. И это чертовски раздражало. — Я не фарфоровый, хватит ко мне так относиться, — потребовал Уильям. Тон получился не таким, как он хотел, потому что голос оказался все еще довольно слабым и хриплым. — Честно говоря, мне уже надоело видеть это обеспокоенное выражение у всех. Я понимаю, что вы напуганы, но… Пожалуйста. В конце концов, я не так слаб, как вам кажется. — Факт того, что у него не было сейчас сил даже на то, чтобы стоять прямо, доказывал обратное. Но это было лишь совпадением. За вчерашний день произошло слишком много всего, и ему понадобится несколько дней, чтобы прийти в себя и вернуться в нормальное состояние. Уильям откинул волосы с лица, задевая рану под тонким слоем бинта и морщась от боли. В воздухе повисло напряжение, а на лицах Альберта и Льюиса теперь был почти идентичный шок. Спустя пару секунд Альберт отвернулся обратно к полке, закусив губу. — Прости, Уилл, — наконец сказал он. — Но ты наш брат, и это срабатывает почти на подсознательном уровне. Мы не можем не беспокоиться о тебе, особенно, когда ты… — Он бросил взгляд на Уильяма и неопределенно махнул рукой в его сторону, судя по всему, намекая на все его распадающееся на части существо. Альберт слез с лестницы, вставая на пол и отряхивая пыль с рук. Уильям вздохнул и расслабился, облокотившись головой на стеллаж и сильнее прижимая колени к груди. Льюис продолжал просматривать очередную книгу в поисках ответов. Шелест страниц заполнил пространство на несколько минут. В конце концов, Льюис все же заговорил. — Видимо, это зависит от того, какой пол тебя привлекает, — предположил он. Альберт с Уильямом одновременно издали вопросительное «хм?», и Льюис вздохнул. — Ханахаки, — уточнил он, — скорее всего, цвет лепестков соответствует полу, который привлекает человека. Например, раз ты, Уильям, влюблен в Шерлока и при этом кашляешь розовыми лепестками, значит розовый цвет соответствует мужскому полу. — На словах о детективе он, казалось, сдерживался от того, чтобы закатить глаза и нахмуриться. — Если человека, больного Ханахаки, привлекают женщины, то, может быть, он кашляет… не знаю, голубыми лепестками? Уильям обратно сел, внимательно слушая брата. Почти впервые за последние несколько дней он чувствовал, что его мозг снова заработал, сосредотачиваясь на словах. Задумчиво наклонив голову набок, он размышлял над предположением Льюиса. Это бы объяснило, почему тот человек смог узнать, какой пол его привлекает, лишь взглянув на лепестки. — Хм, — промычал Альберт, тоже обдумывая теорию, — это могло бы иметь смысл. — Кажется, ты довольно много знаешь о Ханахаки, Альберт, — сказал Уильям. Его тон прозвучал так, будто он обвинял брата в чем-то, но было уже поздно брать слова назад. Он неуверенно поднялся на ноги, слегка шатаясь, но сохраняя равновесие. Как только он смог разогнуть ноги, спустя долгое время, проведенное сидя в углу, по телу прошло приятное чувство облегчения; мысленно Уильям отметил, что это было самое приятное, что он испытывал за последние семь дней. — Я не забыл, как странно ты вел себя неделю назад. Льюис вопросительно перевел взгляд на Альберта, — Ты вел себя странно? Альберт прикусил губу, пытаясь скрыть виноватый взгляд, что ему совершенно не удалось. Глубоко вздохнув, он посмотрел на них обоих. — Я не так уж много и знаю, потому что разбираюсь только в некоторых моментах… И верно ли предположение Льюиса не знаю. Уильям подошел ближе. Он гордился тем, что все еще оставался на ногах. — У тебя был личный опыт, Альберт? Альберт ничего не сказал. Он сложил руки на груди, перебирая в пальцах складки на пиджаке. — Вроде того, — ответил он, слишком очевидно пытаясь подобрать слова. — Я… Знаю кое-кого из армии, кто столкнулся с Ханахаки. — Он вздохнул, закрывая глаза. Его плечи, казалось, напряглись ещё сильнее. — Но это не столь важно. Чего-то не хватало. Альберт что-то недоговаривал. И Уильям чувствовал, что теперь он точно знал, что упустил Альберт. Но пока что ему следует оставить свою гипотезу про себе. Альберт явно не хотел об этом говорить, а Уильям и так причинил им всем достаточно стресса и боли; стоило бы сделать сейчас передышку. Осторожными шагами, держась за спинку кресла в качестве опоры, он подошёл ближе к братьям. — Может, в доме Генри есть книги, которые могли бы пригодиться, — предположил Уильям, сменяя тему разговора. — Это бессмысленная затея в любом случае, — со вздохом произнес Льюис. — Даже если мы найдем информацию, что тогда? У нас не осталось никого, кто мог бы сделать лекарства. Единственный человек, которого мы знали и который был достаточно хорош в медицине, теперь мертв. Не думаю, что какая-то новая информация сильно нам поможет. — Может, есть какое-нибудь другое лекарство, не связанное с медициной или взаимной любовью? — предположил Альберт, тут же поморщившись от того, как глупо прозвучала его идея. Они все понимали, что вероятность найти другой способ лечения этой богом забытой болезни, кроме как операции или чудесной взаимности, была минимальной. — Нет, — тут же отрезал Льюис. Он покачал головой, — Очень сомневаюсь в этом. Это все звучит так… — выругался он себе под нос, стиснув зубы от разочарования, после чего повернулся к Уильяму. — Ты ведь сказал, что вы ходили с ним на свидание? — в его взгляде пылала напряжённость, — Что там произошло? Если он принял приглашение, то это должно значить, что он ответил взаимностью? Смущение и трепет охватили его, когда он, прикрыв глаза, стал вспоминать тот день, когда в последний раз мог почувствовать себя по-настоящему расслабленным и счастливым. Наверное, он должен был испытывать радость, размышляя о том дне, но этого не произошло. Этого просто не могло произойти; счастье, которому он позволил в тот день наполнить свое сердце, было исключительным событием, и теперь воспоминания вызывали лишь мысли о том, как ухудшилось его состояние, как мало времени осталось, и что Шерлока он больше не увидит до самого конца. До самого последнего дня, когда он еще будет ходить по Земле. Вернее, так случится, если все пройдет по плану. Всё ещё возможен такой вариант, в котором Шерлока и вовсе не будет рядом с ним в конце. Уильям бы не стал его винить за это, ведь детектив все же не был обязан потакать его эгоистичным прихотям. — Это было не свидание, — пробормотал он. — Это был ужин. Я приглашал его не на свидание, а на ужин, и, скорее всего, он воспринял это как возможность провести время с… другом, если нас вообще можно называть друзьями. — Уильям сглотнул. — Сомневаюсь, что Ханахаки чудесным образом пройдет после одного свидания. Скорее всего, нужно чтобы человек недвусмысленно сказал «я люблю тебя», и только тогда можно будет вылечиться. — И слова должны быть искренними, — заметил Альберт. — Каким-то образом Ханахаки понимает, когда человек лжет, а когда говорит правду. — Ну, довольно сложно соврать в такой ситуации. Как минимум изобразить истинную и безусловную привязанность и обожание, которые в том или ином виде появляются во время признания, непростая задача, — ответил Уильям. — Обычно в такой ситуации человек и сам может определить ложь. Альберт отчаянно вздохнул, — Верно. Уильям закашлялся, и из его губ брызнула кровь, стекая по лицу и капая на белую марлю. Три лепестка вылетели и теперь лежали на полу, оставляя под собой липкие алые следы. Небрежным движением он разорвал тонкую красную нить слюны и только спустя секунду осознал действие, даже удивившись тому, как легко у него это вышло. Ежедневно кровь с лепестками лилась с его губ по многу раз, и это стало настолько привычно, настолько естественно, как если бы это было нечто схожее приему пищи, обыденное для всех, а не рутина умирающего от безответных чувств человека. Но у Уильяма уже не оставалось сил совсем, и в последнее время он испытывал совершенное безразличие к этому факту. Его сейчас волновал только план и его успех, в частности, часть с избавлением мира от зла. От его чертовой души. — Я пойду приму ванну и потом ещё немного отдохну. Удачи в поисках. Прежде чем кто-либо из братьев успел ему возразить, Уильям развернулся на каблуках и вышел из библиотеки. Ради того, чтобы удержаться на ногах, пришлось приложить немало усилий, но, к счастью, ему удалось добраться до ванной с помощью книжных полок и стен, за которые он время от времени хватался. Он хотел увидеть Шерлока. С Шерлоком он чувствовал, что все будет хорошо, даже если понимал, что на самом деле это не так. Но именно сейчас он жаждал этого обманчивого блаженства и спокойствия. Он скучал по Шерлоку. Он нуждался в Шерлоке. Но получить желаемое не мог. Уильям залез в ванную, полную горячей воды, и погрузился в тепло, чувствуя, как пар проникает в разум и уносит мысли куда-то далеко. Он представлял Шерлока. Представлял ощущения касания его рук. Представлял шепот его голоса у себя под ухом. Представлял чужие руки в своих волосах… Фантазии были единственным, что поддерживало здравый рассудок Уильяма, и даже на фоне всей это разрушающей неизвестности, даже с осознанием, что это не является реальностью и никто ей не станет, он все еще мог мыслить. И сейчас, в этот момент, в этот короткий промежуток времени, этого было достаточно.

~・~

Если бы существовала премия «самый заботливый брат в мире», то Льюису Джеймсу Мориарти понадобился бы отдельный особняк для всех золотых наград. Вряд ли кто-то в этом мире мог быть более заботливым по отношению к своим братьям и сестрам, чем Льюис к Уильяму. Вот почему он собирался сам изготовить лекарство для Уильяма, хотя бы для облегчения симптомов. Добиться полного выздоровления было невозможно, тут Льюис оказался бессилен, но тем не менее, он все еще мог бы попытаться найти лекарство, на которое у Уильяма не возникло бы аллергии. Или, по крайней мере, способ его изготовления. И неважно с доктором Моррисом или без него. Но теперь не было иного выбора, кроме как делать все в одиночку, потому как Генри уже давно был на шесть футов под землёй. Или в другом месте, где бы Милвертон ни бросил его тело. Он, вероятно, сжёг его просто чтобы не тратить на это слишком много времени. Льюис очень сомневался, что у Милвертона была хоть капля человечности и порядочности, хоть крупица, которой и то было бы достаточно, чтобы отдать дань уважения к доктору и похоронить как положено. Позже, когда все уже разошлись по своим спальням, один только Льюис стоял у входа в поместье и торопливо надевал плащ. Ещё вчера вечером, прямо тут, Уильям рухнул на пол в таком состоянии, будто смерть пыталась забрать его преждевременно. И до сих пор он никому не рассказал, что произошло на самом деле. Льюис хотел попытаться вытянуть из него информацию об этом завтра, когда (как он надеялся) Уильям отдохнет как следует. Убедившись, что нож надёжно спрятан во внутреннем кармане, он потянулся к ручке. — Льюис? Что ты делаешь? Перед ним стоял Моран. Льюис с облегчением выдохнул, радуясь, что это был не Уильям. У его брата была привычка не спать по ночам, а потом засыпать днём от изнеможения, когда тело переутомлялось настолько, что не было способно функционировать. На секунду он чуть не запаниковал при мысли, что Уильям мог его поймать сейчас. Льюис даже мог предугадать, что сказал бы Уильям. Он знал это наверняка. — Тебе не нужно так напрягаться из-за меня, — настаивал бы он. — Пожалуйста, останься и отдохни. Мне не нужны лекарства. — Но я устал видеть, как ты страдаешь! Брат, это невыносимо. — Воскликнул бы тогда в ответ Льюис. — Я в порядке, — как обычно лгал Уильям. — Прошу, вернись в свою постель. И Льюис слушался. Потому что, несмотря на то, что он был единственным, кому хватало смелости возразить брату и показать свои истинные эмоции, в конечном итоге Уильяму всегда удавалось убедить его подчиниться своим словам. Но есть человек, которому он бы ни за что не уступил — и это был Себастьян Моран. Он обернулся и увидел Морана, стрящего на середине лестнице, скрестив руки на груди и облокотившись на перила. Тот подозрительно косился на него. — А это тебя касается, Моран? — спросил Льюис, наклонив голову. — Я часть команды, так что да, касается. — Я просто ухожу по поручению. Скоро вернусь. — Уже за полночь. — Ну и что? Я не ребенок, Моран. Мне не нужен надзор и я не обязан ни перед кем отчитываться, куда я иду поздно ночью. Моран усмехнулся. — Раз ты делаешь это после того, как Уильям лег спать, то, скорее всего, ничего хорошего это не предвещает. Льюис повторил его усмешку и повернулся к двери. Он слышал звук шагов за спиной. — Это во благо брату. Остальное тебе знать не нужно. — Это ведь из-за Ханахаки? Он замер, только прикоснувшись пальцами к холодной металлической дверной ручке. Прикусив губу, Льюис раздумывал, стоит ли говорить правду. — …Нет. — Ты врешь. Он тяжело вздохнул. — Тебе какое дело? Я вернусь до восхода солнца. Никто даже не узнает, что я куда-то уходил. — Что бы это ни было, Уильям не будет рад, когда узнает, — нахмурился Моран. — Его приказы абсолютны. И он сказал не пытаться вмешиваться в его… болезнь. Уильям хочет бороться с этим в одиночку, и нам придется принять его выбор, несмотря на то, согласны мы с ним или нет. В ответ Льюис почти зарычал и со злостью развернулся на месте, вонзая острый, словно кинжал, взгляд прямо в собеседника. Моран вздрогнул, и на секунду это заставило Льюиса поверить, что его ярость могла воплотиться в реальное оружие и впиться в чужую плоть. — Он будет благодарен, когда сможет наконец почувствовать себя человеком! Я протягиваю ему руку помощи, Моран! Наш единственный доктор мертв, но я могу помочь с этим самостоятельно. И я достану лекарство, чего бы это мне ни стоило. — Он неосознанно оскалился, словно дикий хищник, запугивающий жертву. Глаза Морана чуть расширились, и он нерешительно сделал шаг назад. — Ого. Ты можешь быть устрашающим, когда захочешь. Льюис позволил себе криво и безрадостно усмехнуться. — Лучше не знать пределов моих способностей, Моран. В этом я могу тебя заверить. — Для справки, — сказал тот, поднимая руки вверх и сдаваясь, — я не собираюсь тебя выдавать. Уильям ничего не узнает, пока ты сам ему об этом не расскажешь. — Я знаю, — Льюис улыбнулся, обнажая угрожающие зубы. Никакой искренности в этом выражении. — Не стоит раскрывать мои планы раньше времени. И не стоит пытаться узнать о последствиях этого. Он не видел реакции Морана, потому как наконец вышел из поместья, но услышал тревожный вздох за спиной, прежде чем дверь захлопнулась с резким звуком. Плащ развевался позади него, подхваченный порывом ветра. Льюис поспешил исчезнуть со двора, натягивая капюшон на голову и изо всех сил стараясь оставаться в тени. Чарльз Огастес Милвертон, возможно, смог убить Генри Морриса, но тронуть Льюиса Джеймса Мориарти он бы не посмел. Младший брат Мориарти был далеко не так уязвим, как прежде. Он уже давно не был тем хрупким и слабым ребенком. В нем горела решительность спасти брата; и поиск лекарства был только началом. Он собирался спасти жизнь Уильяма, даже если ему придется пожертвовать собой.