Нейротоксин

***

      Полночи Дилюк усердно боролся с сонливостью. Он и щипал себя, и прикусывал губу, но последние дни преподнесли обоим сложные испытания. Потому, до появления первых рассветных лучей, Рагнвиндр все же провалился в сон следом за Альберихом.       Спал Кайа. Спал Дилюк. Спал особняк. И даже солнце не способно было помешать им. Пока не раздался тихий голос:       — Ты мой маленький лжец…       Рагнвиндр разлепил веки, широко зевнул. На него глядел Кайа своим ярким синим оком. Капитан улыбался, ладонью держался за горячий пояс мастера, разглядывал своего любовника. А когда Дилюк проморгался, Кайа подал голос вновь:       — Соврал, будто не знаешь, что со мной делать…              Щеки Дилюка вспыхнули, но взгляд отводить не стал. Он посмеялся, поцеловал Альбериха в лоб, огладил холодную щеку подушечками пальцев. Только теперь, когда оба стали шевелиться, почувствовали жар влажных тел.       — А ты выражаешься совсем не как пятилетка.       — О, ты просто не знаешь, какие нынче пятилетки! — хрипло посмеялся Кайа, отрывая голову от подушки. Он сел, потер веко, потянулся. Суставы захрустели, капитан заскулил. Похоже, он не менял положение тела всю ночь.       Дилюк перевернулся на спину. Его рука опустилась на смуглую поясницу. Рагнвиндр осторожно гладил кожу. Молчал. Ждал, пока Кайа сам решит заговорить. А пока тот пробуждался, следил за мурашками, что разбегались по бронзовым рукам и шее, поднимая волоски. В конце концов, не выдержал.       — Как ты себя чувствуешь?       — О, блестяще! Ты оказался очень чутким любовником! — Альберих широко улыбнулся, а Дилюк запыхтел.       — Я не об этом, Кайа.       — Хах, я понял… Знаешь, кажется, ничего не изменилось, — капитан взглянул на часы, потом повернулся к Дилюку. Он наблюдал за тем, как сияет лицо любимого брата, если его таковым все еще можно считать. — Олафу стало худо еще ночью. Утром он уже превратился в…       Информация доходила медленно. Оба туго соображали, все еще будучи разморенными. Смятенный разум Рагнвиндра старался переваривать информацию и постепенно успокаивался. А вместе с умиротворенностью приходила и усталость, накрывая новыми волнами. Пока Кайа что-то рассказывал, Дилюк периодически отключался, а затем пробуждался с тихим:       — М?       — О чурл… Лю-ю-юк, — протянул настороженно Кайа. Он провел пальцами по лбу мастера, сдвигая яркие пряди. Взгляд стал настороженным, серьезным. Рыжие ресницы поднялись. — Это что, чешуя?..       — Чешуя?       Сон будто рукой сняло. Кисть метнулась ко лбу. Дилюк ощупал свою кожу. Привычно сухая, но никаких чешуек или чего-то подобного так и не почувствовал. Из воспоминаний выскочили рассказы Кайи о том, как Олаф называл окружающих ящерами, и мастер резко сел.       Кайа гнусаво захихикал, прижался щекой к щеке, ласково потерся, словно кот.       — Не будь так доверчив, Люк. Я просто пошутил, — капитан отдалился и сполз с кровати. — Ты совсем не отдохнул. Поспи еще. Я в душ и, раз меня не покинул разум, схожу в город. Увидимся в таверне.       — А секрет?! — бросил вслед Дилюк подушку, но дверь ванной комнаты уже хлопнула. Мешок из перьев плюхнулся на пол.       «Пошутил…» — подумал он и упал на спину, раскинув в стороны руки. Обижаться, сопеть или сквернословить не было сил. Он моментально заснул, больше не в состоянии прислушиваться к посторонним звукам.       Не слышал ни шума воды, ни сборов Альбериха, ни мяуканье объявившегося кота. Спал, когда Кайа поцеловал его в лоб перед уходом, и когда тот осторожно щелкнул дверью.       Минуя краснеющих горничных и Аделинду с ее «очень важным и незаменимым завтраком», Кайа покинул винокурню. Летящей походкой он шагал в Мондштадт. Чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Кот мурлыкал, сидя на плече, а капитан все думал, стоит ли ему поблагодарить Барбатоса за сохранение рассудка, или же тот никоим образом не причастен. Погрузившись в мысли, он не заметил, как проскользнул через главные ворота, вошел в Ордо Фавониус и по-привычке вломился в кабинет Джинн. Серый кот с белой лапкой молниеносно ретировался.       — Утречко, Одуванчик!       — Кайа? — она отложила документы в сторону и рассеянно посмотрела на друга. — Ты точно рожден в пещере. Тебя не учили стучать?       — Стучать? Зачем? Чего я не видел в твоем кабинете, ха? Оу, ты только взгляни на это… Кто-то не спал всю ночь, ха? И чую, Лиза здесь совсем не при чем. Не обижайся, но ты просто ужасно выглядишь.       Альберих посмеялся и уселся на край стола, бедром сдвинув кипу бумаг. Как всегда. Он обхватил пальцами подбородок девушки и повернул ее к себе. На него смотрели два больших серо-голубых глаза, обрамленных темными синяками.       — Брось, — Гуннхильдр высвободилась, нервно заправила выбившиеся пряди за уши, слабо улыбнулась. — Все в порядке. Дел невпроворот. Как только закончу, возьму выходной и отдохну.       — Ох, как же! Я слушаю это… — задумавшись, капитан постучал указательным и средним пальцами по подбородку. — Когда там Варка покинул город? Вот, с тех пор и слушаю! — он спрыгнул на ноги, перебрался в глубокое кресло напротив. Нога легла на колено, руки обхватили покатые подлокотники. — Именно поэтому я прибыл. Хочу украсть тебя на твой выходной, ха-ха!       Но магистр больше не улыбалась. Изучающе и серьезно глядела на друга. Было заметно, как она пытается подобрать верные слова, но все тянула. Тихо постукивала по столу карандашом, поджимала губы. Кайа ощутил, как по позвонкам пробегает холодок, сконфуженно почесал затылок.       — Джинн, ну не сердись. Я принесу тебе отчет завтра же. Прости, написать не успел. Если кратко, то Олаф совсем плох. Вчера кидался на людей, а после начал стремительно тупеть. Зайду к нему, как только смогу. И еще я встретился с Венти. Он поведал историю о странном поведении чурлов. Якобы, те стоят посреди дороги совсем одни, не двигаются, не реагируют на людей. Предполагаем, у всех одна и та же хворь.       — Кто-нибудь пострадал? — фраза прозвучала дежурно, будто девушку совершенно не волнует тема беседы.       — Если ты про Олафа, то нет. Все живы. Только наш охотник, кажется, погибает. Но врачи работают с ним. А чурлы… мертвы.       Магистр натужно вздохнула. Она потерла переносицу, зажмурилась. Воздух в помещении потяжелел, едва ли не искрился. Казалось, Джинн перестала дышать. Кайа понимал — это недобрый знак.       — Тебя интересует совсем не это, верно? Тогда что? — не унимался он, ерзая в кресле.       — Кайа, мы ведь все еще друзья?       — Что? — непонимающе покачал головой он. Пальцы впились в подлокотники. Ножки кресла скрипнули по полу. Капитан придвинулся ближе. — Что за странные вопросы? Разумеется, мы друзья!       — Не царапай паркет.       — Прости, — застыл он. Еще один признак того, что Джинн злится или напугана. — Это ты меня вынудила! Бросаешься такими нелепыми фразочками. Пф-ф-ф. Разве ты не знаешь, что ради тебя я горы свернуть готов!       — Раз так, значит, я могу доверять тебе?       Светлые ресницы поднялись, и магистр все же посмотрела на Кайю. Она казалась теперь еще более обессиленной и убитой, чем пару минут назад. Пристально смотрела в холодное синее око, боясь разорвать тишину. Эту задачу на себя взял капитан:       — Тебя кто-то обидел? Обещаю, я мигом превращу его в копию вершины Драконьего Хребта.       Он старался смягчить обстановку, да только сам тревожился и сжимался. С позвонков холод перекочевал к грудине, животу, бедрам. Ощущения казались живыми, словно нечто длинное и скользкое просочилось под кожу, в тело, окутало хвостами внутренние органы. Оно извивалось, морозило. Кайа выпустил облако пара, вжал голову в плечи.       Джинн и сама насторожилась. Она поглядела в сторону, проверяя, на месте ли ее клинок. Убедившись в собственной безопасности, позволила себе заговорить:       — На Побережье Сокола случилась беда. Трое людей напали на человека, избили и выбросили его, — Кайа сглотнул. Суставы хрустнули. — Человек оказался крепче, чем думали люди. Он сбежал, объявился в таверне. Помятый. Побитый. На глазах у пьяной толпы. Но люди, решившие проучить человека, не думали, что у жертвы имеется заботливый, но очень мстительный друг, за что и поплатились. Он жестоко расправился с людьми, уничтожил улики. Но невозможно уследить за каждой деталью и закрыть рты свидетелям.       Сначала на лице Кайи не дрогнул ни один мускул. Он заставил пальцы расслабиться и выпустить сдавленные до хруста подлокотники. Все силы пустил на то, чтобы не выдать себя. А затем непринужденно пожал плечом, натянул усмешку.       — Хм, любопытная версия. Но больше не пугай так. Я уж решил, будто у тебя что-то случилось, а ты снова с головой окунулась в работу. Нельзя так, малышка.       — Верно решил. Ведь два моих близких друга под угрозой, а я никак не могу помочь им, — Джинн медленно встала из-за стола, подошла к окну, сложила на груди руки. Ноги почти не держали, казались ватными. Капитан молчал. — Кайа, расскажи мне все…       Альберих мог бы и дальше врать, гнуть свою линию. Но слишком многое связывало названых братьев с Джинн. Слишком многое пройдено вместе, и теперь вранье справедливо будет расцениваться как предательство. Его привычная улыбка стерлась с лица. Локти уперлись в колени, голова повисла.       — Все не совсем так, милая…       — Мои друзья — убийцы, — всхлипывая, прошептала Джинн.       Три слова выбили опору из-под ног. Сейчас Кайа мечтал бы, чтобы опора эта была ящиком, а на шее его красовалась петля, потому как в следующий миг все переменилось.       Мрачная атмосфера сгущалась. Леденящий душу ужас сжимал легкие, нагревался. Скоро лицо мужчины покраснело, на лбу проступила испарина. То, что ползало по венам, то холодное и осязаемое теперь обжигало. Адреналин хлынул в кровь. Зрачок увеличился и почернел. Кисти рук покрыл иней, Глаз Бога замерцал, зазвенел.       Замерзшие пальцы сжали рукоять меча. Он поднялся. Джинн вздрогнула, обернулась. Выкинув руку в сторону, сама схватилась за меч, направила на друга. На капитана смотрело испуганное лицо, залитое слезами. И ему тоже стало страшно.       Опомнившись, Кайа сокрушенно выдохнул, отпустил рукоять, в один прыжок приблизился к подруге. Альберих тыльной стороной руки отодвинул в сторону ее оружие и обнял хрупкие девичьи плечи. Нос зарылся в блондинистые локоны. Мужчина вдохнул аромат ее волос.       В такие моменты капитан вспоминал, что перед ним всего-лишь девчонка, на которую взвалили непосильную ношу. Хрупкая и нежная. И он не имеет права скидывать на нее тот груз, что носит сам. Или…       — Прости… Прости меня, Джинн. Я ничего такого не… — задыхался он. — Прошу тебя, освободи на сегодня день и вечер. Приходи в «Долю Ангелов» после обеда. Мы с Дилюком будем ждать тебя. Сходим к Альбедо и… все обсудим.       — Альбедо уехал на Хребет сегодня утром, — безжизненно произнесла Джинн.       — Тогда оденься тепло. Мы пойдем к нему.       — Ты, Дилюк и… я?       — Ты в безопасности. Мы не враги тебе. Никто не причинит тебе вреда, клянусь…       — Слышать клятвы от безбожника… Что может быть подозрительнее?.. — девушка хмыкнула, сдвинула брови и отступила. Кайа не смел держать ее, а лишь смотрел, как побитый щенок. — Но я приду. Ты расскажешь мне все. Потому что мы все еще друзья, Кайа Альберих.       — Конечно… конечно, милая… — улыбнулся он кисло и поспешил удалиться.       Тело колотил озноб. Кайа торопился навстречу Дилюку и… молился. Третий раз в жизни молился, пока пальцы сжимали рубашку в области груди.       Они бежали. Спотыкался, падал, торопился. Несся на всех парах. Неожиданно для себя, добрался до «Рассвета». Влетел в дом, пронесся по лестнице к своей комнате, схватил походную сумку и принялся заталкивать в нее все необходимое для похода в горы. Тогда и появился Дилюк, оказавшись в дверном проеме. Мастер выглядел отдохнувшим и посвежевшим. От него приятно пахло мятой. Разумеется, и одет он был с иголочки. Чего не скажешь о потрепанном капитане. Это первое, что бросилось в глаза виноделу.       — Кайа? — окликнул брата он. Его брови хмуро сдвинулись. — Ты чего? Что стряслось? И куда ты спешишь?       — Я? — вылупился на Дилюка тот. Он осел на кровать, обхватил себя руками, дрожа от холода. — Я подставил нас, Люк. Прости… прошу, прости меня. Обещаю, я все решу.       — Подставил? — недолго думая, Дилюк захлопнул за спиной дверь и опустился перед Альберихом на одно колено, уложил ладони на трясущиеся бедра, заглянул в лицо. — Нужно уйти? Я с тобой.       — Нет. Я сам. Я могу все исправить… правда! Я могу все исправить, Люк. Обещаю… прости… прости меня!       — Кайа, погоди. Мы можем все исправить вместе. Но расскажи, что тебя так напугало?       Альберих вскинул голову, сталкиваясь с алым взглядом. Повисло долгое и упрямое молчание. Оба играли в гляделки. Кайа проиграл. Тогда он тихо и неразборчиво поделился с Дилюком тем, что произошло в Ордо Фавониус.       Зло цокнув языком, Рагнвиндр удержался от гневных комментариев, складывая руки на груди. Он ходил от стены к стене. Старался успокоиться, размышляя вслух:       — Вчера я не стал говорить тебе о визите Альбедо. Думаю, ты бы поступил также на моем месте, — закончил Дилюк спор прежде, чем тот успел начаться. — Он допрашивал меня. Будто случайно проговорился о следах на пальто. Но то были просто теории, догадки. Надо было тебе врать до конца. Мы бы выкрутились.       — Ты и Джинн. Не могу. Не вам, — отрезал Альберих. Да и Альбедо относился к нему, как к родному брату в прошлом. — Расскажу ей о том, что со мной произошло. Если поймаем алхимика, то и ему. Он поймет. Прекратит охоту на нас. Случись с Кли что-то подобное, Альбедо бы сжег дотла весь Мондштадт. Он бы не стал разбираться. Он поймет.       — Что? Нет, Кайа! — опешил Дилюк. Ушам не верил, не воспринимал, не слушал. — Не ты их убил. У Джинн и Альбедо лишь догадки. А твоя реакция… Мы придумаем, как выкрутиться.       — Это моя ноша. Я расскажу им об эрозии. Расскажу о том, что произошло на Побережье. Я убил их. Не ты. Во всем виноват я. Если бы не мой образ жизни, этого бы не случилось, — колкий взгляд метнулся к Дилюку. Тот обомлел. — Джинн дорожит нашей дружбой. Попрошу ее прикрыть меня, а сам покину Мондштадт. Тебе позже пришлю письмо с координатами моего нового убежища.       — Какие еще координаты?! — громко хмыкнув, Дилюк показательно всплеснул руками. — Куда ты пойдешь? С эрозией это опасно! К тому же, ты не виноват в том, что случилось.       — Если бы не та монашка… Если бы я не захотел позлить тебя, она бы не натравила на меня своих бугаев! И ты бы не вляпался. Это полностью моя ответственность.       Рагнвиндр не позволил больше говорить. Он обнял капитана так крепко, что показалось, словно захрустели ребра.       — Кайа, жертва никогда не виновата в том, что с ней сделал насильник. Ты не виноват. Слышишь? Я не отпущу тебя одного, ясно тебе? Без тебя не смогу. Я люблю тебя.       Кайа охотно обхватил Дилюка, прижался к нему плотнее. Он робко кивнул. Оба отдалились. Мастер убрал со смуглых щек иссиня-черные волосы, открывая лицо, и только они принялись вновь собирать вещи, как в дверь постучала Моко.       — Господин, к вам гостья. Временный магистр Ордо Фавониус прибыла. Сказала, дело срочное…       — О чурл… — выдохнул Кайа, поднимаясь на ноги и бросаясь к выходу. Его остановил Дилюк, схватив за руку.       — Ты совсем с ума сошел?! Мы договорились! — громким шепотом мастер врезался в разум брата, да только тот теперь казался непоколебимым.       — Поздно. Теперь остается только одно.       — Мы соберем вещи, и уйдем! Через окно, Кай!              — В одном из домов сидит пленник. Кого посадят вместо нас, ха? — Дилюк выпустил капитана, отступил. — Либо доверюсь Джинн, либо беру всю вину на себя, Люк. Ты знаешь о методах допроса Ордо Фавониус. И знаешь, что Гуннхильдр, не будь она нашей подругой, давно засадила бы обоих за решетку. Меня, тебя, и каждого в этом особняке.       Кайю трясло. Дилюк оробел, поджимал губы, стискивал кулаки: то ли пытался взять себя в руки буквально, то ли планировал проехаться пару раз по физиономии капитана, дабы привести того в чувство. Но сдержался, остановившись на первом варианте.       — Как же ты наивен, мой друг, — процедил Рагнвиндр в унисон со стуком каблуков по ту сторону комнаты.       Этот шаг не спутать. Разумеется, Джинн спешила увидеть обоих собственными глазами. Альберих оглянулся на дверь, вперился в алую радужку вновь и, бросившись к Дилюку, сжал его пальцы, вынуждая расслабить кисти. Он заглядывал в лицо по-ребячески, наивно и доверительно, торопливо бубнил, оставаясь на грани слышимости:       — Люк, я прошу тебя. Если что-то пойдет не так, я возьму всю вину на себя и уйду. Но не брошу тебя. Ты не потеряешь меня. Обещаю…       — Какую вину, Альберих? — возразил Дилюк. — Ты не умеешь сжигать людей. Кто поверит тебе? Да и я не позволю. Нет. Все не так. Ты спрячешься, а я выйду и встречу…       — Джинн! — на пятках развернулся Кайа. Он мигом выпустил побледневшие руки винодела, просиял, встречая магистра фальшивой улыбкой. — Не ожидали увидеть тебя здесь. Мы ведь договорились…       — Я оставила все дела Лизе. Предупредила, что иду к вам. Так что, не глупите. Решила убедиться в том, что ты не смоешься, Кайа, — перебила его Джинн, недобро взирая то на Дилюка, то на Кайю. — И, кажется, приняла верное решение. Не говорите только, будто все эти вещи пригодятся в путешествии на Хребет. Или задумали поселиться на месяц-другой в логове Альбедо?       — Что ты, малышка? Конечно же, это не так. Я бы не сбежал, не попрощавшись с тобой, — капитан уронил голову на грудь, ковыряя носком окантовку шерстяного ковра.              Джинн фыркнула:       — Знаю. Вы говорили «чуть» громче, чем следовало бы. Дилюк? — она бросила колкий взгляд в мужчину. Тот стоял молча, скрестив на груди руки. Он оставался привычно непоколебимым. Играли в гляделки долго. Кайа тем временем вертел головой, смешивая мысли в мозгах в единый коктейль. Скоро Джинн снова разорвала тишину. — Я жду вас внизу.       Дверь хлопнула так громко, что косяки затрещали. Бой каблуков стремительно удалялся, а мужчины все еще стояли на прежних местах, не говоря ни слова. Кайа нервно жевал ноготь, а Дилюк пыхтел, распространяя вокруг себя жар.       — И на что ты надеялся, когда решил пойти к Альбедо? Я совсем не понимаю тебя, — сказал он.       Альберих отвлекся на миг. Он обогнул брата, уселся на край кровати. Он не смотрел в глаза Рагнвиндру, страшась увидеть в них разочарование. И без того понимал, что испортил все собственной несдержанностью. Длинный язык второй раз в жизни нанес вред самому близкому человеку. И стыд неподъемным плащом опустился на поникшие плечи.       — Я планировал отправиться вчетвером на своеобразный пикник. Думал, приготовишь горячий шоколад. Ну тот, что умеешь варить только ты, — раздался шепот, и Дилюк оглянулся. — Мы ведь дружили раньше. Пускай в Мондштадте меня величают «королем всех лжецов», — винодел съежился. Когда-то именно он прозвал так Альбериха, — но от вранья этим двоим меня наизнанку выворачивает. Все не так должно было случиться. А произошло то, что произошло. Если ты не хочешь никуда идти, я не стану настаивать. Отправлюсь с Джинн вдвоем, встречусь с Альбедо и попытаюсь перетянуть обоих на нашу сторону. Разумеется, если не отупею в пути, как Олаф… — посмеялся он.       Мастер приблизился к брату. Его крупная ладонь легла на шелковистые волосы, взъерошила их легким движением. Кайа замер, прислушиваясь к дыханию Дилюка, к его сердцебиению. Слышал, что и ему, статному и сильному Полуночному герою, безумно страшно.       — Кончай уже, — тяжело выдохнул Дилюк. — Альбедо мне плохо знаком, тебе виднее, но Джинн… Будь по-твоему. Расскажем ей, рискнем. Вставай, собирайся, — он отступил, присел над сумкой и продолжил укладывать в нее вещи.       — Не злись… я не…       — Кайа, — закипал Дилюк. Он вовремя собрался и встал в полный рост. Альберих глядел на него снизу вверх, как на самое настоящее божество. Как тогда, во время приступа. Это не осталось незамеченным. Пылающее сердце мастера ухнуло. — Я люблю тебя. И ты, знаю, любишь меня. Но что ты будешь делать во время приступа без меня? Рвать на части кабанов да крокодилов? — Кайа улыбнулся, пожал плечом. Дилюк хмыкнул. — Так, дальше сам. Захвати и мои вещи, а я соберу все необходимое для горячего шоколада.       Дилюк двинулся к выходу, напоследок подмигнув Альбериху. Подлый, но забавный сигнал. Кайа ему ответить не смог бы, потому он лишь посмеялся в ответ, кивнул, и взялся за походную сумку.       Аделинда вовсю поила чаем гостью, пока братья собирались в путь. Магистр внимательно наблюдала за Дилюком, при этом не забывая отвечать на вопросы доброй тетушки, от которой в прошлом порой приходилось прятать неугомонных мальчишек. А теперь за юбкой старшей горничной скрываются те самые мальчишки, но уже от Гуннхильдр.              Когда вещи были собраны, Дилюк зацепился за лямку чехла от клеймора, подтягивая тот на плечо. Все трое молчали, словно не в путешествие собираются, а на похороны их дружбы. Выбравшись на улицу, мужчины опешили. На них глядела пегая кобыла, на которую немедленно забралась Джинн.       — Если идти пешком, то к Альбедо доберемся к ночи. Дилюк, у тебя тоже был конь. Он ведь все еще жив и здоров, я полагаю? — тонкие пальцы магистра оглаживали пятнистую рыже-белую шею. Кайа потерял дар речи, а сердце его вовсе забыло, как биться. Так бы и бросился к этой красавице да облюбовал бы ее всю.       — Да. Конечно, он в полном порядке. И ты права. Отправимся верхом, — согласился Дилюк и пошел в конюшню, расположившуюся позади особняка.       — Ну наконец-то! — Кайа всплеснул руками и помчался следом за братом. Лицо его раскраснелось. Казалось, он позабыл обо всех невзгодах, что тяготили его последнее время. Он мчался впереди Рагнвиндра, порой оглядывался, поторапливал, а то и вовсе бежал спиной вперед, спотыкаясь. — Ну же! Скорее! Я хочу увидеть его! Ты чего такой тормоз, ха?       Дилюк снисходительно покачал головой, усмехнувшись. Верил, что это не начало той самой деградации, а обычное ребячество, свойственное капитану. Джинн тоже невольно улыбнулась. Лошадь шла не спеша, поравнявшись с Рагнвиндром.       — Странно, что Ордо Фавониус никак не могут позволить себе купить лошадь для своего капитана кавалерии, — язвительно бросил мужчина, косо поглядев на магистра. Та смутилась.       — Ты знаешь о положении дел, Дилюк. Если бы этот вопрос зависел только от меня, поверь, у Кайи давно был бы целый табун.       Но Кайа не нуждался в табуне. Он уже вовсю носился вокруг вороного жеребца: чесал его голову, наглаживал и нацеловывал морду, распутывал пальцами густую гриву, обнимал широкую шею. А конь, кажется, наслаждался вниманием и умелыми руками. Право слово, никто так не заботился о нем, как сейчас это делал Альберих, вкладывая всю душу, даруя свое сердце. Известный своей строптивостью в Мондштадте конь превратился в копытного ласкового котенка.       — Я уже почти все! — высунулся капитан из-за стойла. Дилюк и Джинн оторопели. — Чур я поведу! А ты садись позади меня.       — Он своенравный. Справишься? — Дилюк осмотрелся, надеясь обнаружить конюха, но того рядом не оказалось. Конь редко выходил наружу в холодное время года, потому сотрудники появлялись нечасто и сейчас, похоже, отдыхали дома.       — Обижаешь! Нет в мире зверя, с которым я не сумел бы совладать! — горделиво заявил Кайа и подпрыгнул на месте.       Внимание привлек грохот и плеск воды. Все разом вытянули шеи, тут же обнаружив источник. Из-под перевернутого корыта раздавалось жалобное мяуканье. Кайа не заставил себя долго ждать. Капитан резко опрокинул железяку, и по его ноге взлетел уже знакомый серый кот в белом носочке. Несчастный цеплялся когтями, дрожал от холода, по его серой шерсти стекала ледяная вода. Кайа прижал бедолагу к груди, проводя рукой по головке.       — Отнесу его в дом. Замерзнет на Хребте, заболеет, — отчеканил он и пронесся мимо брата и магистра. Те переглянулись.       — Он всегда любил животных больше, чем кого бы то ни было, — легким взмахом ладони Дилюк остановил всякие вопросы Джинн. Он вывел жеребца на улицу, но взбираться не спешил, ждал брата.       Кайа вернулся незамедлительно, по пути смахивал с одежды воду. Капитан устроился в седле, выпрямил спину, расправил широкие плечи, выпятил грудь. Он буквально светился от счастья. Вот он — недостающий пазл кавалериста.       Дилюк долго любовался Альберихом, глупо улыбаясь. Поймав себя на этом и дернувшись от призывающего к действию кашля Джинн, ухватился за руку Кайи и сел позади него. Ладони сначала обхватили пояс впереди сидящего, но девушка в очередной раз подала знак, зардевшись. Тогда мастер поспешил выпустить все еще влажные одежды и вцепился в седло, заведя руки за спину. Магистр легко ткнула животное пяткой. Кайа проделал то же.       Все трое двинулись в путь. Джинн ехала впереди. Молчала. Обдумывала что-то в своей светлой голове, да только мысли превращались в кашу. Иногда она оглядывалась, проверяя, не сбежали ли эти двое. Братья следовали за ней.       — Люк, — окликнул винодела капитан и зашептал, — я знаю хиличурский.       Дилюк нахмурился. Он не сразу понял, о чем говорил Кайа, но после до него дошло. Секрет. Похоже, это то, о чем хотел рассказать Альберих. Да только секрет этот породил еще больше новых вопросов.       — Хм. Думал, только Элла интересуется им. Когда ты успел выучить?       — Я не учил его. Просто знаю, — пожал плечами Кайа. Он не видел реакции мастера, но слышал его сопение, чувствовал спиной, как горячая грудь прижалась к нему, а чужой подбородок улегся на плечо. Конь сбавил шаг.       — Хорошо, что ты не рассказал мне об этом в детстве, иначе мы бы бегали в лагеря хиличурлов, подшучивали бы над ними и таскали их припасы.       — Жаль, что не рассказал… — отшутился Кайа, и на сердце стало легче. — Ты не злишься?       — Не злюсь, — и память подкинула Дилюку новые воспоминания. Меж бровей пролегла еще более глубокая морщинка. — Просто знаешь… Они как-то связаны с твоим родным домом? Ты так разозлился на Венти, когда тот назвал их…       — Они не монстры. Бывшие люди, Люк, — пальцы крепче сжали поводья.

«Бывшие люди»

«Бывшие люди…»

      Слова Альбериха звенели в ушах, словно кто-то надел на голову Рагнвиндра ведро и начал отчаянно лупить по нему кочергой. Пальцы слабели, и Дилюк вынужденно переложил их на плечи капитана.       — О чем ты? — лицо винодела перекосило. Стало зябко, шею окутали мурашки, сдавливая ее незримой рукой.       — Люди, Люк. Проклятые или больные чем-то, не знаю. Но я помню их с детства. Только тогда мы не истребляли друг друга, как теперь. И да, именно поэтому они болеют так же, как и я.              — Пф-ф-ф… нет, это бред какой-то, — выпалил мастер и мотнул головой.       — Я говорю правду, Люк.       — Правду? Ох… тогда… я… Проклятье! — зло выругался мастер. Он ткнулся лбом в затылок Кайи, едва не скинув с коня. — Почему? Почему никто не говорит об этом?! Как такое возможно?!       Кайа нервничал, наблюдал за Джинн. Та тоже замедлилась, а кисть ее обхватила рукоять меча. Она сдвигала брови, серые глаза точно стреляли искрами. Невзирая на пристальный взгляд подруги, он переплел свои пальцы с облаченными в черную кожу. Старался успокоить, утешить.       — Люк, я ускоряюсь. Держись крепче. Хэй-хэй!       Жеребец послушно ускорился, нагоняя кобылу, везущую магистра. Пока Кайа говорил о чем-то с Джинн, хихикал, широко улыбался, а та успокаивалась, Дилюк думал. Думал о всех тех, кто погиб в его пламени. О разрушенных несуразных домиках и вырезанных под корень поселений. Он не реагировал на вопросы, а Кайа прикрывал его собой. «Он просто переутомился» — заверял капитан. Снова язык подвел его.       Не то место. Не то время.       — Джинн, ты иди. Дай нам минутку, ладно? — попросил Альберих.              Девушка кивнула. Впереди уже виден лагерь, в морозном воздухе витал аромат свежего мясного супа, от которого урчало в животе. А Кайа остановил жеребца, обернулся. Пожалел об этом в тот же миг.       — Люк…       — Почему нам никто не говорит, что все это время мы бьем людей? Почему не преподают их язык? И ты… ты так редко вступал с ними в бой… — блеклый алый взгляд прошелся по лицу Кайи.       Капитан спешился, передал поводья брату. Проверив в спешке, что никто не следит за ними, он уложил руки на бедро Дилюка, посмотрел по-собачьи преданно. С трудом натянул улыбку.       — Эй, мастер Дилюк, кончай винить себя, — бархатно пропел он. — Малышка Элла учит этот язык не первый год, но все читает им простейшие стихи. Есть ли с них прок? Даже я, зная этот язык, как родной, не всегда могу договориться с ними.       — Но нужно пробовать. Искать лекарство.       — Нет никакого лекарства. А ты… ты делал то, что должен был. Не забывай, хиличурлы — людоеды и воители. Мы защищаемся, бережем близких, не убиваем их бездумно, ради удовольствия. Эта правда болезненна, понимаю. Но теперь ты знаешь о нашем мире чуть больше, чем прежде.       — Сколько еще секретов ты припрятал в рукаве?       — Много, Люк. Но всему свое время. А пока… идем, а то Джинн нас в клочья разорвет.       Отпрянув от Дилюка, он поспешил к лагерю. Когда все трое оделись теплее и передали лошадей ответственным рыцарям, они поспешили к реке.       — Солнце. Через часа четыре стемнеет, — предупредила Джинн, пряча руки в карманы.       — Успеем, малышка! — Кайа усмехнулся и подхватил подругу под руку. Другая ладонь поймала Дилюка за предплечье. — Ну же! Чего такие кислые? Сбросьте эти печальные мины, должности и обязанности. Мы на отдыхе! Ах, Тому бы к нам, и точь-в-точь, как в детстве!       — Кайа… — синхронно взмолились Джинн и Дилюк.       Альберих выпустил обоих и ускакал вперед. И пока он старательно демонстрировал обоим радость и веселье, оглядывался, прислушивался, выискивал следы существ, обитающих здесь. Не хватало еще наткнуться на лавачурла. Он вел ребят по безопасным тропам, пока не добрался до тихой местности, где было безопасно.       Из раздумий Дилюка выдернул стук зубов Джинн. Бедняжка ежилась, обняв себя руками. Согреться не удавалось. Тогда, пересилив себя, Рагнвиндр взял ее за локоть. Пиро Глаз Бога засиял, девушка расслабилась. К щекам вернулся здоровый румянец, а изо рта повалил пар.       — Спасибо… — промямлила она неловко и опасливо. Мастер молча кивнул. Джинн взглянула на него исподлобья.       Шлеп!       В грудь Рагнвиндра врезался снежный ком, разбился, разлетевшись на мелкие кусочки. Впереди послышался хохот Кайи, а следом еще один «Шлеп!», но теперь в колено подруги. Дилюк заскрипел зубами, невозмутимо смахнув с себя талую воду. Ему будет вдвойне сложнее играть с такими горячими руками.       — Эй! — Джинн взвизгнула. — Нечестно играть в снежки, когда у тебя крио Глаз Бога!       — Кто сказал, что я использую его? — еще пуще залился смехом капитан, нагнулся, загреб еще горсть снега и слепил новый шар. — Ну? Кто из вас следующий?       Неожиданно для обоих, Джинн кинулась в сторону Альбериха, взмахнула рукой и подняла самую настоящую пургу. Снегопад накрыл Кайю с головой пушистым облаком. Девушка показательно отряхнула и без того чистые и сухие руки, подула на ноготки, словно издеваясь над приятелем. Вскоре сдался и Дилюк. Он бил плоской стороной Волчьей погибели по стволам деревьев, осыпая друзей новой порцией снега. К пещере прибыли три мокрых, уставших, красных, но счастливых путника. Весь путь до логова они согревались игрой из детства.       Капитан приблизился к краю склона. Память не подвела его. Нора затворника располагалась прямо под ними.       — Альбедо-о-о! К тебе гости-и-и! — воскликнул Альберих.       Он сделал шаг вперед, плавно скатываясь по склону вниз. Джинн и Дилюк переглянулись и прыгнули следом, приземляясь точно на ноги, пока Альберих отряхивал снег с бедер. К счастью для Дилюка, пещера оказалась пуста. Капитан закряхтел, почесывая затылок.       — И куда делся наш безумный ученый? — вопросил он у Джинн. Та пожала плечами. Кайа цокнул языком. — Вот же… хотел двух зайцев одним разом, а он…       Дилюк широко раскрыл глаза. Джинн сжалась до размеров песчинки. Они встали на входе в логово. До Альбериха дошло, и он замахал руками.       — Нет! Нет, Джинн! Я имел ввиду… Ох… ладно, в любом случае, он не будет против, если мы воспользуемся его гостеприимством.