Нейротоксин

***

      — Когда мы были детьми, ты обманывал меня. Носил фальшивую повязку на глазу, являлся маленьким шпионом своей страны. Но со мной… ты был настоящим? Я имею ввиду, не фальшивы ли те шутки и улыбки? Не противно ли было тебе притворяться членом нашей семьи?       Наступила тишина, и свет задрожал.       — Люк, я попал к вам коротышкой, и вряд ли осознавал всю серьезность слов моего отца. То есть, я понимал, но… понятия не имел, как должен вести себя.       Кайа посмотрел в глаза цвета молодого вина, сощурился, натянул дружелюбную улыбку, но та быстро исчезла. Потому он обхватил губами горлышко бутылки и сделал три крупных глотка. Отставив опустевший сосуд в сторону, капитан теперь искренне, от души рассмеялся, на что Дилюк растерянно уставился, хотел было отсесть подальше. Он подхватил полотенце одной рукой, нервно теребя его в пальцах. Места себе не находил, но следующие слова Кайи остановили порыв сбежать:       — Взгляни на Кли. Разве такая малышка может притворяться кем-то иным слишком долго? И теперь попробуй вспомнить меня.       — Ты помладше был. И такой напуганный. Часто плакал… — забормотал Дилюк, опуская веки. Картинки сами возникали перед глазами, образы, воспоминания, а Кайа только подпитывал их, обнимая запястье холодными пальцами.       — Вы так просто приняли меня в семью, что очень скоро стали самыми близкими людьми в Тейвате. Крепус был добр, мудр, он часто прощал мне капризы и побеги. Позволял пропускать службу в церкви, будто все-все знал про меня. Мне бы его выдержку. А ты — пример для подражания и любимый старший брат. Моя опора и поддержка. Мой защитник. Я не мог врать вам. Ты мне веришь?       Дилюк, не открывая глаз, отбросил полотенце в сторону, перехватил ледяную руку и бережно коснулся губами излома запястья, между перчаткой и напульсником. Он прекрасно все помнил. То, как долго всей семьей приручали уличного мальчишку, утирали его слезы, дежурили ночами. Как тот скрывался в тумбах на кухне, под столами и кроватями, как воровал чесночные булочки, а потом снова уползал от Аделинды. Горничная гонялась за Кайей по всем этажам, размахивая мокрой тряпкой для протирания комодов, а Дилюк хохотал, за что получал не меньше. Рагнвиндр помнил, как приемыш сбегал из дому и ночевал в поле, не зная, что Крепус находился совсем рядом и следил, чтобы никто не ранил нерадивого мальчишку. Однажды даже добрался до Сумеру, но скоро был найден названым отцом. Дилюк помнил, как Альберих впервые заговорил, как приходил ночами к старшему брату во время грозы. Помнил их первые драки, первые улыбки, падения с яблони, кражи вина. А после появился Тома, и шалости с тех пор стали еще коварнее, отвязнее. Только Джинн с малышкой Барбарой удерживали пыл мальчишек, подростков, юнош.       Но самое важное во всем этом — взгляд Кайи. Он действительно особенным образом смотрел на Дилюка. Странно улыбался, смеялся над шутками и глядел с обожанием, восхищением, как Барбара смотрела на статую Архонта. И маленький Рагнвиндр выпрыгивал из кожи вон, только бы сберечь младшего брата, научить чему-то важному и новому.       — Кайа… — сипло протянул Дилюк. Альберих глядел на мастера, как на невиданное сокровище. Дилюк следил за мимикой брата, неслышно дышал, боясь спугнуть момент.       — Так каков твой положительный ответ, Люк?       — Ты мне нужен… — опьяненный не алкоголем, эмоциями пьян был Дилюк. Он кончиком носа повел по смуглой коже запястья, посмотрел на капитана из-под густых бровей. По каждому позвонку Альбериха пронесся холодок.       — Я даю тебе слово, — пророкотал капитан.       Его рука выскользнула из хватки Дилюка. Кайа поддел подбородок мастера, обхватил его пальцами и притянул к себе. Он замер на толику секунды, рассматривая буйный огонь в карминной радужке. Внимание скользнуло по чертам лица, остановилось на губах. Капитан невесомо коснулся чужих уст и почти сразу отстранился. Он почувствовал, как задрожало дыхание Дилюка, как мурашки проступили под подушечкой пальца. Будто впервые.       Они оба молчали. Рассматривали друг друга, не смея отдаляться. Едва ощутимое расстояние нарушать не собирались. Кайа придерживал краснеющую кожу подбородка. Дилюк сжимал пальцы на запястье привязанной руки.       — Ты сегодня со мной. Спасибо, — прошептал Альберих, нарушив магию момента. Он опустил ресницы и по-кошачьи потерся щекой о щеку. — Теплый… какой же ты теплый, Люк. Как мне не хватало этого тепла…       — У тебя крио Глаз Бога. Немудрено, что ты мерзнешь, — с придыханием ответил мастер. Сердце сбилось с ритма, за ним последовал короткий выдох с тихой усмешкой: — Надо же было получить именно его…       — Потому мне нужен ты, Люк, — Альберих выпустил Дилюка из мягкой хватки, вложил ладонь в горячую свободную кисть.       — У меня руки грязные, — предостерег Рагнвиндр. Темные, почти черные брови сдвинулись, а затем Кайа рассмеялся, переплетая пальцы.       — Это ничего! Будто меня беспокоит чистота твоих пальцев. Не будь Аделиндой!       Близость, странная и мимолетная, осталась в ноздрях и на корне языка. Пахла сладким, пряным вином и малой долей страха. Вопросы, что Кайа хотел озвучить, застряли в горле. А слова о чистоте рук и вовсе сдавили сердце, ведь на руках этих застыла кровь безоружных болванов. Но он не мог больше поднимать тяжелые темы. Не желал прерывать то, о чем мечтал годами.       Все еще тихонько хихикая, Альберих опустил голову на плечо старшего брата. Его бронзовые пальцы потянулись к спутанным, волнистым волосам, с сухими кончиками. Не глядя перебирал их, оглаживал, укладывал на плечах и спине, пока не провалился в спокойный сон.       Рагнвиндр сжимал тонкую рубашку Кайи, смотрел в потолок, на стену, на остывшую еду и пустую бутылку. Но чаще его взгляд скользил по спине, лопаткам и темным, шелковым волосам. Чистой рукой гладил спину, убаюкивал капитана, не позволяя тому выскользнуть, упасть. Он потерял счет времени, и сам никак не мог заснуть. Только зевал, боролся с собой, сторожил, как когда-то в детстве.

      Летнее солнце пролилось в спальню Рагнвиндра. Жаворонок весело пел свою песню, хлопал крыльями. Мокрые от пота мальчишки распластались по углам просторной кровати. Ночью снова гремела гроза и сверкала молния. Кайа вновь примчал босиком к старшему брату, забрался под одеяло и прижался к горячему телу. Дилюк, как положено старшему брату, крепко прижал Альбериха, унимая его дрожь.

— Засыпай. Я буду рядом…

А утром их, как обычно, обнаружила Аделинда. Ей больше не нужно рыскать по всему дому в поисках Кайи. Если была гроза, значит кукушонок у Рагнвиндра младшего. И вот, она ловит смуглого босоногого непоседу одеялом, как кота в мешок, а тот носится по комнате, прячется за спину Дилюка. Рыжеволосый вытягивает руки в стороны, точно тот жаворонок, и смело закрывает своим телом младшего. За столом оба будут ворчливы, в знак протеста откажутся от завтрака, а уши их станут краснее спелых мондштадтских яблок.

      Дилюк пришел в себя, когда ощутил шевеление брата. Его ладонь раскрылась веером, прижимая корпус Альбериха плотнее.       — Неудобно? — прошептал, заглядывая в лицо. Он дернулся, едва не выронив мужчину, когда веко медленно поднялось.       Молочный глаз глядел в пустоту перед собой. Губы разомкнулись, рот раскрылся, лицевые мышцы расслабились, а после челюсть и вовсе повисла в пугающей гримасе. Кайа попытался подняться, но рука брата на спине не позволяла сделать этого. Тогда Альберих задышал тяжело, будто загнанный в клетку хищник, щелкнул зубами возле уха мастера. Белое око заметалось, тело напряглось.       — Кайа, — снова позвал мастер. Он отреагировал молниеносно, стоило вспомнить рассказы о разорванном кабане. Дилюк мигом отсел назад, подскочил с лавки. — Кайа, слышишь меня? Это я, — позвал он вновь, опасливо выставляя руки вперед.       Но не было похоже, чтобы Альберих слышал своего брата. Как только преграда исчезла, он медленно поднялся, но двинуться или выпрямить спину не смог — веревки крепко удерживали его на месте. Мужчина не собирался сдаваться. Он рванул путы на себя, да только снова ничего не вышло. Дернул еще раз, а затем еще.       — Стой! Стой! Ты себе руку оторвешь! — Дилюк подлетел со спины, опуская ладони на плечи. Надавил. — Посиди. Останься здесь. Тут безопасно…       Кайа покорно сел. Он снова зарычал. Не реагировал на голос брата, только на физическое воздействие, а око глядело на настенные часы, замерев, словно покрываясь коркой льда.       Рагнвиндр тоже обратил внимание на время. Третий час ночи. Выходит, приступ не зависит от времени. Одной теорией стало меньше. Это совершенно не радовало, и, грузно выдохнув, Рагнвиндр посмотрел на младшего. Казалось, будто Кайа не настроен агрессивно по отношению к нему. Скорее всего, Альберих вообще ничего не видит, кроме этих старых часов. А значит, брата можно взять под контроль и… понаблюдать. В конце концов, это будет полезно для обоих.       Тогда Дилюк убрал руки. Он пробрался между столом и телом мужчины, дернул верхний узел. Запястье освободилось. Альберих выпрямился, но вновь не сумел никуда уйти. Его все еще удерживала веревка. Он рвался, тянул, падал в руки Дилюка, выпрямлялся и вновь тянул. Тянул так сильно, что узел затягивался все туже и туже. Короткие ногти царапали столешницу, тупыми, неуклюжими движениями Кайа сбрасывал на пол посуду, еду и косточки.       — Еда тебя тоже не волнует… — подал голос Дилюк снова. Так успокаивал себя. Казалось, он отчитывается перед Кайей, но увы… — Куда ты рвешься?.. — прошептал Рагнвиндр, осматриваясь. В голову закрались мысли. Он поймал чужие руки, не позволяя больше причинять себе вред. Но чем крепче держал, тем упрямее становились движения брата. — Ты на улицу хочешь? Чурл тебя…       Дилюк неуверенно подхватил свободный край веревки и обмотал вокруг пояса мужчины, крепко завязал, а затем высвободил ногу. Теперь капитан оказался буквально на поводке. Это дает значительное преимущество мастеру. Наверное…       Кайа поплелся вглубь погреба. Он двигался к выходу, что вел на улицу. Шаркал ногами медленно, напоминая походкой зомби. Спотыкался. Не падал только благодаря брату. Поднявшись по ступенькам, уперся руками в дверцы, надавил, но те не поддавались.       — Руки слабые. Это хорошо… Так ты безопаснее, — кивнул озвученным мыслям Дилюк, прошел вперед и толкнул тяжелые створы. Те заскрипели, распахнулись, с грохотом запружинили. — Побуду для тебя джентльменом.       Они вместе выбрались из погреба. Кайа шел, Дилюк не отставал. На всякий случай навязывал новый узел на веревке. Его можно будет накинуть на капитана и обездвижить до утра.       Но кажется, Альбериха не интересовали ни птицы, ни кабаны, что копошились недалеко в лесу. Он брел к дороге. Проплывая мимо виноградников, вертел головой, отслеживал движение кристальных анемо бабочек. Изо рта валил пар, кожа холодела. Но мужчина не останавливается до тех пор, пока не оказался посреди дороги. Оглядывался. Искал. Искал.

Искал…

«Пустота… тут… Помню, как хотелось заполнить ее. И я услышал стук сердца дикого зверя»

      Дилюк ослабил натяжение веревки. Та провисла, но Кайа не бросился бежать и не потянул за импровизированный поводок. Рагнвиндр медленно обошел брата, разглядывал. Пытался отследить взгляд молочного ока.       А Кайа смотрел сквозь Дилюка. Он закрыл рот. Ладонь легла на солнечное сплетение. Капитан жалобно заскулил, как побитый пес. Снова завертел головой. Искал. Искал. А взгляд стал печальным и потерянным. Капитан мычал, цеплялся за ворот белой распахнутой рубашки. Хныкал, словно обиженный ребенок. Или как брошенный…       — Замерз?.. — Дилюк сделал полшага навстречу. Пиро Глаз Бога ярко разгорелся, вокруг возник невидимый ореол тепла. Кристаллики морозного льда, зависшие в воздухе, сразу растаяли. Рагнвиндр опустил горячую руку поверх промозглой ладони.       Белое око замерло. Кайа уставился точно на Рагвиндра. Задрожал так, будто только что спустился с Драконьего Хребта. Пальцы оттаили. Капитан уронил безвольные руки вдоль тела. Замолк. Во внутреннем уголке глаза собралась влага. Слеза разрезала лицо, разделяя на две неравные половины. Кайа выдохнул. Спокойно. Расслабленно.       Сделав еще полшага, Дилюк остановился нос к носу. Тыльная сторона кисти подхватила непослушную слезу, огладив красивое, холодное лицо. Совсем окоченел.       — Что такое? Ты ищешь тепло?       Эксперимента ради, он перестал посылать горячие пиро потоки. Но Кайа продолжал глядеть на мастера, не мигая. Дыхание медленно выравнивалось. Все еще мерз, но больше не скулил, не мычал, не плакал. Только смотрел.       Догадка оказалась неверной.       Тогда Дилюк отошел в сторону. Белесый глаз следовал за ним, пока мог. До тех пор, пока мастер вовсе не скрылся за спиной.       Кайа снова замычал, в панике сжал кулаки, завертел головой, да только тело окаменело, лишившись гибкости, воли и движения. Ноги приковало к земле. Только ладонь звонко шлепнулась о холодную грудь. Щелкая суставами, пальцы собрались в кулак, ударили снова. И еще, пока другая рука хваталась за края распахнутой рубашки, раскрывая ее еще шире. Мужчина снова заскулил, а глаз наполнился горячими слезами, проливая их.       — Ох… — сдавленно обронил мастер, тут же возвращаясь вперед.       Он неверяще смотрел на эти слезы. На эти отчаянные попытки. Когда появился в зоне видимости Альбериха, заметил, как тот начал успокаиваться. Собственное сердце больно сжалось от осознания.       — Ты меня ищешь?..       Теперь корпус Дилюка одеревенел на долю секунды. Такое важное, значимое открытие било точно в сердце, что сейчас вырывалось из груди. В прошлый раз Кайа тоже следил, пока не провалился в сон, но сегодня… Сегодня приступ показался иным, более серьезным.       Бессознательное признание. Оно мощнее и правдивее всех возможных слов. Кайа действительно нуждался именно в нем.       Мужчина тут же вернул согревающий поток, взял капитана за руки, крепко сжимая пальцы. Сложно дышать. Он не был готов к подобному откровению.       Плечи опустились, пальцы стали мягкими и податливыми. Кайа шагнул навстречу, врезаясь грудью в мастера. Все его внимание приковано только к Дилюку. Он безмолвно разомкнул губы, словно хотел сказать что-то, но вместо голоса — тихое облачко теплого пара.       — Всё хорошо… я рядом, — шептал Дилюк, гладил лицо, убирал влагу. Желал поддаться порыву, что сформировал все неясные, сильные эмоции в одну, самую важную. Быть может, Кайа об этом даже не вспомнит. Дилюк обнял брата, прошептав: — Вот же два идиота… Идем, Кай. Нам пора домой.       Капитан послушно последовал за мастером. Он с трудом переносил вес с ноги на ногу. Старался не отставать. Глаз раскрылся шире. Боялся снова потерять Дилюка из виду. Скоро оба миновали виноградники и практически непреодолимые сейчас лестницы. Но Кайа справлялся.       Дилюк завел Альбериха в ванную комнату своей спальни, вымыл теплой водой лицо, обработал повреждения, оставленные узлами на руке и ноге. Следил за состоянием брата, а когда тот начинал паниковать и терять из виду, возвращался. Так он переодел капитана, довел до кровати и уложил под мягкое одеяло.       — Засыпай. Я буду рядом…       Но Кайа продолжал глядеть на брата, даже когда в комнате погас свет. С первыми петухами он все же сумел заснуть, прижавшись к горячему плечу Рагнвиндра…

***Бессознательное***

      Он остался один.       Холодная, гадкая, бесформенная жижа плещется вокруг, желая забрать, поглотить и перемолоть. Нечто темное, вязкое, жуткое. Оно вязнет, скользит и отбрасывает мутные масляные переливы на бронзовую кожу.       Это приводит сознание в ужас. Что-то из прошлого. Воспоминания по спирали скручиваются, рвутся, смешиваются!       А потом все затихает. В нос ударяет свежий воздух, немного влажный, осенний. И хотелось бы выдохнуть, да только перед глазами вырастает дремучий лес. Деревья в нем лысы и высоки. Их голые ветви закрывают собой небо. Пространство укрывает непроглядный молочный туман. Он не позволяет видеть ничего за пределами этой бескрайней чащи.       Когда Альбериху становится страшно, когда готов вопить от своей беспомощности, но его выдергивают на свет.       Перед собой он видит лицо человека из детства. Кто-то очень знакомый. Но зачем он здесь, в этом лесу?       — Дилюк? Ты…       Он сжимает его руки. Взгляд Кайи проясняется, а тьма отступает. Туман рассеивается, а небо становится ясным.       — Ты сожжешь лес? Ты выведешь нас отсюда?..       Но Дилюк исчезает.       На плечи вновь опускается молочная мгла, а черные мертвые деревья вновь тянут корявые руки к небесам, скрывая луну и звезды. Кайа молит о помощи. Зовет брата обратно!       Неужели его слышат?..       Без единого слова, его слышит родной человек, что в прошлом звался «братом»

***

      Остаток ночи мужчина провел рядом с Альберихом. Дилюк уложил его в собственной спальне, сам отдыхал рядом. Широкая кровать позволяла сохранять безопасную дистанцию для обоих. Но даже так сон Рагнвиндра оставался чутким и поверхностным. Он то и дело просыпался с замиранием сердца, стоило Кайе пошевелиться. А теперь мешало яркое солнце, лучи которого так и норовили заползти под рыжие ресницы. И Дилюк раскрыл глаза. Зрачки задрожали, разглядывая человека рядом.       Свет ласково касался смуглой кожи, целовал лицо, блестящие иссиня-черные волосы и серебряную прядь. Дилюк залюбовался, касаясь костяшками светлой линии на челке. Но скоро его улыбка померкла, а радость от того, что всю ночь приступы не напоминали о себе, улетучилась. За ней темной тенью тянулась страшная правда: Альберих действительно болен.       Кайа, точно услышав мысли брата, поморщился и ткнулся носом в горячее плечо Дилюка. Он незаметно приоткрыл веко. Некоторое время соображал, прислушивался и пытался вспомнить, как оказался в постели Рагнвиндра. Лежал неподвижно, изучая волокна ткани. По опасливым движениям рядом понял, что Дилюк уже не спит. Теперь еще больше старался не подставлять себя, только бы продлить момент.       Крупная белая ладонь легла на макушку Кайи. Пальцы осторожно перебирали волосы. И можно было бы так пролежать до самого вечера, но теперь их ждет важная миссия.       — Кай… спишь?       Капитан дернулся. Он разочарованно вздохнул, поднял лицо и посмотрел на Дилюка. Не встретив ни пренебрежения, ни осуждения, ни агрессии, Кайа опасливо прижался и обхватил пояс Дилюка пальцами. Грудная клетка старшего застыла на миг, а уголки губ приподнялись. Альберих тоже улыбнулся и хрипло прошептал тихое «Доброе утро». Голос звучал тепло, почти ласково. Он ощущал себя уставшим, но таким счастливым.       Побыв еще немного в этой томящейся неге, Кайа все же отстранился, удобно укладывая голову на подушку. Дилюк оперся на локоть и приподнял корпус. Белая рубашка сдавливала тело. Совсем неподходящая одежда для сна, но ночью следить за этим было некогда. Теперь же хотелось распарить тело и размять косточки. Но Рагнвиндр не спешил уходить. Он накрыл смуглую кисть своей, сжимая.       — Скажи, что ты помнишь? — бросил в лоб самый важный вопрос. Кайа сдвинул брови, потерся носом о подушку. Рука судорожно дернулась, проверяя наличие повязки на глазу. Та оказалась на положенном месте. Дилюк отслеживал действия Альбериха, проталкивая ком в горле.       — Я, кажется, помню все, — протянул Кайа неуверенно, прокручивая еще раз то, что металось в голове.       Капитан замолчал, когда за спиной что-то зашуршало. Оно цеплялось за ткань, а после ткнулось в открытую спину и улеглось рядом. Мягкий и горячий кот громко замурчал. Мужчина быстро оглянулся, встретился с умиротворенным лазурным взглядом и, хмыкнув, вернул все свое внимание Дилюку.       — Давай, я поделюсь с тобой, а ты скажешь, вчера ли это произошло? — Дилюк кивнул, а Кайа начал, перевернувшись на спину и укладывая кота на свою грудь. — Утром ты пришел ко мне. Мы помирились. Я заскочил к Джинн, затем мы навестили Олафа. У нас состоялся разговор, после бард и… погреб?       — Это было вчера, — тепло улыбнулся Дилюк. Тон голоса снизился до шепота, будто кто-то может подслушать их маленькую тайну. — Но почему ты запомнил? Ведь Олаф…       — Быть может, никакой болезни нет? — посмеялся Кайа, перебивая брата.       Дилюк отрицательно мотнул головой. Он уселся на кровати в позу лотоса, переложил кота на натянутое между коленями одеяло. Чем-то нужно было занять руки, отвлечься, потому пальцы нырнули в густую серую шерсть.       — Это было ужасно, да?.. — и Альберих сокрушенно накрыл лицо руками, простонав: — Надеялся, что это был просто сон.       — Никто не пострадал, Кайа. Только немного твое запястье и нога. Но это ничего. Я оставался рядом с тобой каждую минуту.       Кайа открыл лицо, решил проверить запястья. Одно покрыто синяками от веревки. Брови сдвинулись. Руки вытянулись вдоль тела. Он посмотрел на Дилюка.       — Я пытался напасть на тебя?       — Нет. Ты рвался на улицу. И я выпустил тебя, проследил за твоим поведением. Ты остановился посреди дороги и стал осматриваться… — Дилюк запнулся. Кайа заметил это. — Тоже искал что-то. Как Олаф… Потом мы пошли домой. Я уложил тебя спать.       — Темнишь… Было еще что-то. Ты толком не научился врать мне, Люк, — синее око сощурилось, недобро блеснуло. Мастер некоторое время вглядывался в ледяную радужку, а после сдался, и тонкие губы изогнулись в сдержанной улыбке.       — Не научился… — подтвердил он. Пальцы почесывали меховой загривок зверька. — Ты стоял, осматривался. Паниковал, безмолвно звал кого-то. А когда увидел меня, сразу успокоился. Я проверил несколько раз. Результат один. Тебе становилось лучше всегда, стоило мне появиться в поле твоего зрения.       — Чурл возьми… — выдохнул Кайа. Смуглая кожа порозовела. Око уперлось в стену. Капитан усмехнулся. — Хорошо, что я не ушел вчера на Драконий Хребет. Без тебя я бы пропал.       Дилюк просиял. Между мужчинами осуществлялся немой диалог. О чем-то тихом. О чем-то важном. О сокровенном и тайном. Они не смотрели друг на друга, но и не покидали пределы кровати. А тишину нарушали лишь тикающие часы да мурчащий на руках винодела кот.       — Хорошо рядом с тобой, Люк. Спокойно, — нарушил идиллию Кайа. Или же нет, не нарушил. Дополнил, украсил. — Останься со мной, ладно? Ты тоже нужен мне…       Дилюк покрылся испариной от столь важного откровения. Он сотни раз слышал признания различного характера от Альбериха, но те оставались странными, ложными или спонтанными. В них не было ни души, ни разума, потому Дилюк даже не пытался вникать в них. Но теперь, когда все изменилось…       — Я дал слово, что буду с тобой и не брошу тебя, Кай… — пальцы прошлись по темным волосам, на бронзовых плечах проступили мурашки. — Разве что на время, пока ты будешь там, — показал он глазами в сторону душа, улыбаясь.       Альберих заворчал что-то о сломленной романтике, но послушно сполз с кровати. Перекинул полотенце через плечо и прошлепал босиком в ванную, оставив кота с Дилюком наедине. Алые глаза еще раз оглядели животное. Тот мирно сопел, а почувствовав на себе взгляд, поднял веко и покосился на мужчину. Кайа уперся в стену ладонями, подставляет лицо под горячий поток воды. В процессе наслаждения теплыми ласковыми струйками, вдруг осознает свою ошибку. Сонливость как рукой сняло.       — Альберих, ты идиот, — выключая свет и сбрасывая промокшую насквозь повязку на тумбу, зашипел Кайа.       Небольшая оплошность, невнимательность капитана превратилась в проблему. Теперь либо придется ждать, пока текстиль высохнет, либо надевать мокрую повязку на глаз и мучиться до самого Мондштадта. Выбравшись из-под воды, он нащупал на столе комок ткани. Разумеется, та все еще оставалась мокрой. Капитан вздохнул, присел на край ванной и принялся раскручивать ее, точно пропеллер. Долго. Нудно. Муторно.       — Кайа, — послышался голос с той стороны, когда Альберих пробыл в тишине более двадцати минут. — У тебя все в порядке?       — Да… да, все в полном, — повязка повисла. Ладонь прошлась по ней, но та все еще мокрая. И тут в голову приходит гениальная идея. — То есть, нет! Люк, мне нужна твоя помощь! — воскликнул он.       В эту же секунду по ту сторону комнаты, в коридоре зазвучали каблучки. Они остановились возле входа, притихли. Дилюк цокнул языком. Заговорил только когда стук возобновился и в спешке удалился.       — Лю-ю-ю-ю-ю-юк!       — Еще раз позовешь меня так на весь дом, Альберих, и я!.. — он ухватился за ручку, но вовремя остановился и дергать не стал. Глубокий вздох позволил сбросить жар, охвативший тело. — Слушаю тебя.       — Входи, — Кайа мигом обернул полотенце вокруг пояса. — Только не зажигай свет, хорошо?       — Если ты решил разыграть меня, я утоплю тебя, — сдержанно процедил Дилюк и осторожно нажал на ручку.       Внутри оказалось темно, влажно, и тесно. В ноздри ударил аромат свежей, холодящей кровь мяты. Рагнвиндр ахнул, когда свет пролился на Кайю. Тот сидел на каменной ванной, пряча лицо за руками.       — Что это ты…       — Заходи скорее и закрывай дверь! — пугливо затараторил Кайа. Дилюк растерянно хлопнул дверью, оставаясь нос к носу с братом. Тьма стала совсем непроглядной. — Погибнуть от твоих рук — честь, но не сегодня, — отшутился капитан, позволяя себе опустить руки. Он подхватил чужую кисть, поворачивая ладонь вверх. На руку положил мокрую повязку. Губы невидимо сжались. Капитан неловко кашлянул.       — Это еще что? — не думая, бросил Дилюк, но поздно понял, бережно сжимая влажный кусочек ткани. Осознание скоро ударило в голову и мужчина отшатнулся, вжимаясь спиной в дверь.       — Ты мог бы сделать что-то с этим? В мокрой ходить неудобно, а запасную я оставил в рюкзаке, — подтвердил догадку брата капитан.       — Да, конечно. Дай минуту… — волнение заставило руки дрожать. Сосредоточиться было сложно. Момент казался интимным. Более, чем любая иная близость, что могла возникнуть между двумя. Потому винодел отвернулся и сконцентрировался. Боялся спалить дотла, потому грел аккуратно, пока пиро частички обжигали ладони. Когда повязка стала сухой, потянулся за рукой кавалериста. — Готово.       — Спасибо, — кивнул Альберих, и капельки воды со взъерошенной челки упали на кожу брата. Важный символ доверия перекочевал из руки в руку. Дилюк с неохотой разжал пальцы, выпуская вещицу. Он боролся с любопытством и ноющим под ребрами сожалением.       — Могу я прикоснуться?       — Прикоснуться? — непонимающе уточнил Кайа, но после замялся. — Глаз? Он закрыт… но, да. Ты можешь.       Ледяные подушечки покрылись инеем, обняли горячее запястье. Кайа притянул чужую руку к своему лицу. Он ощутил прикосновение теплых подушечек к коже сомкнутого века. Бережное, невесомое, осознанное. Дилюк, как слепой, отдавался ощущениям, скользя по неровной полосе шрама. Внутри все замерло. Он перевел ладонь на затылок, не заставляя, но призывая податься вперед. А получив негласное разрешение, коснулся века губами. Кайа ухватился за пояс мужчины напротив, мизинцем и безымянным удерживая сухую повязку. Тихий вздох. Спокойный, медленный выдох.       — Я давно простил тебя, — прошептал он, нарушая тишину.       — Больше не причиню тебе боль. Никогда, — Дилюк втянул носом аромат еще мокрых волос.       — О-о-о, не зарекайся, Люк, — посмеялся Альберих. — Жизнь непредсказуема.       — Никогда больше, — твердо возразил Дилюк. — Ты сам говорил мне. Я не умею лгать тебе.              Он верил своим словам. Пускай Кайа решит покрыть пеплом и снегами весь Тейват, но Рагнвиндр больше не пойдет против своего брата. Если приставит лезвие к горлу. Больше никогда не поднимет клинок против Альбериха. Мужчина отстранился, отходя к двери. Кайа не сразу отпустил чужую руку.       — Я запомню твои слова.       Еще секунда и он разорвал связь. Темнота надежно прятала лица мужчин. Мрак впитывал чужие тайны и признания. И через миг снова раздался скрип ручки. Кайа зажмурился, закрыл лицо, а Дилюк вынырнул.       Скоро оба приводили свою одежду в порядок, разглаживая ладонями складки, стряхивая уличную пыль. Аделинда обязательно отругает обоих. Если не вслух, то мысленно. Она мужчин такому не учила. По этой причине Кайа и Дилюк собирались покинуть винокурню как можно скорее. Кот сидел возле зеркала, таращился то на младшего, то на старшего. Когда капитан шагнул на выход, зверь оттолкнулся от пола и взобрался по спине на плечо.       — Эй! Ты мог это сделать до того, как я смахну с себя отпечатки твоих лап? — но кот не отреагировал, опустив довольную морду на густой белый мех.       — Давай помогу, — посмеялся Дилюк, в пару взмахов очищая мундир кавалериста.       — Спасибо, — в очередной раз поблагодарил тот старшего, бросая взор на часы, повисшие под потолком. — Следует поторопиться. Альбедо будет ждать через пять часов. Ещё нужно наполнить чем-нибудь желудок, добраться до города. Ты со мной?       — Разумеется, — Дилюк затянул низкий хвост потуже, вытягивая короткую, но очень важную алую прядь. — Я заскочу в библиотеку. Попробую узнать о твоей болезни.       — Вряд ли ты услышишь что-то новое, но оставайся осторожным. Тебя не так часто видят в библиотеке Ордо Фавониус. Сейчас каждое изменение в привычном поведении жителей — подозрительно. А за тобой и без того следят пристально и непрерывно.       — Сомневаюсь, что книжки меня сожрут.       — Ты меня понял! — качая головой, посмеялся Кайа. Он прохлопал карманы брюк, огляделся по сторонам. — Мои меч и Глаз Бога..? — взгляды мужчин столкнулись. Дилюк многозначительно поглядел на Альбериха. — А-а-а… в нашем тайнике? Тогда я заберу их и поднимусь на завтрак, — бросил Кайа, мигом выскочив из комнаты.       Дилюк усмехнулся и спустился на первый этаж, не спеша, вальяжно. Он шагнул к отреставрированной вазе. И правда уродливая и вычурная на фоне интерьера особняка. Сухие пальцы коснулись едва заметного шва. Марджори постаралась на славу. Стоит отблагодарить ее коробочкой сумерских фиников и бутылочкой белого вина. Но сперва…       — Аделинда, — позвал он, вглядываясь в сторону кухни.       — Да, господин? — вынырнула голова женщины, за ней и все остальное. Женщина приветливо улыбнулась и склонила голову.       — Твоих рук дело? — мужчина кивнул в сторону своего безобразного сокровища. Скулы старшей горничной заметно заострились, но ответила она тихое:       — Не имею понятия, о чем вы говорите, господин, — защебетала она, расправляя передник. Как мужчины и предсказывали, ее недовольный взгляд описал фигуру чуть мятого Дилюка. Женщина приблизилась к хозяину дома и заговорщически зашептала: — Я больше удивлена, что вы позволили Софи остаться в доме.