Нейротоксин

***

      Солнце катилось к холмистым горизонтам. Его рыжие лучи оглаживали пожухлую траву, тропу и крону вечнозеленого древа. Одинокий символ свободы, раскинувший ветви в Долине Ветров, можно лицезреть практически с любой возвышенности Мондштадта.       Двое шагали прямиком к статуе, что расположилась под куполом зеленых листьев. Архонт точно глядел на столицу, следил за порядком, за жителями. Дилюк глядел на лик Святого воодушевленно, а Кайа бурчал что-то себе под нос, почесывая загривок серого кота.       — Приветствую тебя, Архонт ветров и свободы! — воскликнул Дилюк, перешагивая массивные корни. Он опустил ладонь на грудь, наполняя легкие. — Яви себя, великий спаситель Мондштадта, и одарит тебя сын древнего рода молодым вином!       — Ха! Нежности… с каких пор мелкий пьяница стал великим? — отвернулся Альберих, усаживаясь на извилистый корень. Ветер взъерошил его волосы, запутав в темных шелковых прядях сухую траву и листья. Над головой пролилась ласковая тихая мелодия. Пела ее лира в руках умелого барда. Тогда ветер стих.       — Рад видеть, сэр Рагнвиндр, мой дорогой друг! И тебе здравствуй, капитан кавалерии Ордо Фавония. Какими судьбами прибыли к статуе Архонта?.. Особенно ты, Кайа, — прощебетал по-птичьи тонко Венти, спускаясь на ветровом потоке вниз. Только теперь его взгляд поймал шерстяную тушку, сопящую на плече кавалериста. Почесав нос, бард попятился в сторону.       — Поглядите-ка, как мы заговорили! Сними корону, малыш. Уж больно она тебе велика… — фыркнул капитан, отворачиваясь. Око скользнуло по синим переливам в небе. Где-то там возвышались руины Логова Ужаса Бурь.       Дилюк усмехнулся, закрывая глаза на ворчания названого брата, а встретившись с изумрудами глаз барда, по-доброму улыбнулся. Пускай в таверне Дилюк не наливал мальчишке, не угощал его, несовершеннолетнего, алкоголем без чужой помощи, а то и вовсе мог грубо отправлять прочь из «Доли Ангелов», но то было прикрытием. Рагнвиндр давно знал тайну бродячего музыканта и поэта, и теперь гордился этим знанием.       — Спасибо тебе, что так скоро пришел, уважаемый, — качнул густой гривой Дилюк. — Ни ветра, ни холод не страшны тебе. Не холодно ль на ветви, Барбатос?       — Ха-ха-ха! Нисколько! — пальцы пробежали по натянутым струнам.       — Он уже прогрелся… быть может, пробрался в твой погреб, пока мы тут гуляем и теряем время, вылакал твое вино… — продолжал ворчать Альберих. Архонт снова рассмеялся, звонко и беззлобно.       — У Кайи сегодня хорошее настроение. Извини, — мужчина зыркнул на младшего, желая успокоить предупреждающим взглядом, но все внимание брата было приковано отнюдь не к Дилюку. Вздохнув, тот обернулся обратно к Барбатосу. — Венти, мы пришли за твоей мудростью. Нас настигла странная болезнь, о которой ты, вероятно, знаешь…       И мастер винных дел поведал историю о людях и их недуге. О белых глазах, отвисшей челюсти, кровожадности и утрате воспоминаний. Единственное, о чем он умолчал — что одним из больных был Альберих.       — Частично Олаф помнит то, как его нашел Кайа. Он знает, что убил того кабана. Бедняга все еще пребывает в ужасе, — завершил рассказ Дилюк.       Он поджал губы, заметив хитрую улыбку барда. Будто этот музыкант скрывает что-то. А Кайа поднялся на ноги, нетерпеливо прошелся, прижался плечом к дереву, оставаясь в стороне. Молчал, пряча красные щеки в меховом воротнике. Кот помогал. Но и это не удалось скрыть от Венти.       — Ты точно так сильно волнуешься об охотнике, которого узнал совсем недавно? В нем ли дело?.. — заговорщически пропел юноша, шелковой тряпочкой протирая древко лиры. — Так странно видеть вас вдвоем. Вы, кажется, не слишком хорошо ладили последние годы…       — Тебе известно о болезни? — настоял Дилюк, держась неприступно и горделиво, словно крепостные башни Мондштадта. — Сейчас это важно…       Венти обогнул винодела, рассматривая мужчину со всех сторон. Он все еще приводил в порядок любимый инструмент, не спешил говорить. Только поглядывал на братьев. Таких разных…       — Это немного напоминает действие эрозии — бич Архонтов и древнейших существ. Недуг уничтожает воспоминания. Иначе мы, Архонты, помнили бы каждый из прожитых дней. Но так можно потерять рассудок. Однако я никогда не встречал эрозии у людей. Тем более, подобной ее вариации.       Кайа слушал. Притворялся, что их с котом не существует, но безмолвно слушал. Все это казалось бредом, лишенным логики. Даже появилось острое желание заткнуть мальца, но капитан сдержался, прокусив щеку изнутри.       — Есть еще кое-что, Барбатос, — шагнул навстречу Дилюк. — Те, кто успели пострадать от этой «эрозии» живут в мире дольше обычного. Они остаются людьми, просуществовавшими в Тейвате несколько веков. Как и Олаф. Ты помнишь, что его нашли во льдах, где он провел три сотни лет?       — Охотник? Да, слышал эту историю. Олафа нашли в аномальной местности, недалеко от крио папоротника. Иначе он бы погиб, — пояснил Венти. — Важнее знать, откуда пришла эта болезнь. Прежде не встречал подобного в Тейвате.       «В Тейвате…» — повторил мысленно Кайа.       — А за его пределами? — уточнил он, оборачиваясь. Бард пристально вгляделся в заколдованное древними льдами синее око, помолчал немного, затем натянул дежурную улыбку и тихо ударил по струнам.       — Это не в моей власти, — развёл руками, на что Кайа хмыкнул.       — И как же боги лечат эрозию? — мастер перехватил внимание Архонта на себя. Раз им улыбнулась удача, нужно узнать как можно больше от древнего жителя этого мира.       — Эрозия — необратимый процесс и, рано или поздно, он настигнет каждого из Архонтов. Это лишь вопрос времени, — голос звучал тоскливо, но лицо Венти все еще сияло. Казалось, он целиком и полностью принимает то, что его ждет или уже настигло. — Недуг уничтожает определенные, разрушительные и лишние воспоминания, действует направленно, выборочно. Но лекарства от неё нет.       Кайю передернуло. Барбатос проигнорировал. Дилюк прищурился.       Это звучало и правда трагично. Альтернатива старости для вечно живущих существ. То, что позволяет сохранить власть и рассудок ценой собственной жизни.       — Но ты сказал, что у людей не эрозия, — мужчина цеплялся за ниточки, не желая так скоро отпускать барда. За знания. За надежду. Нетерпеливо, задыхаясь, как при нехватке кислорода. — Можно ли исключить необратимость? Прошу, подумай! Может, ты всё же слышал о подобном в мире людей?       Солнце садилось все ниже, бросая на долину черные тени. От горизонта расходились последние лучи. Буйный ветер заглушал голос мастера, растворял его, как сахар в молоке, оставляя только привкус.       — В Мондштадте не наблюдалось ничего подобного, но, так и быть. За пару бочонков молодого вина готов раздобыть информацию! — хихикнул Архонт, подмигнув магнату.       — Да ты просто маленький вымогатель! — возмутился Альберих. Лицо его густо покраснело, а бард звонко расхохотался в ответ.       — Столь скудное подношение за внушительную работу! — поспешил разъяснить бард.       — Дам дюжину, если поможешь! — эмоционально выплеснул мастер, взмахнув руками.       По спине ползали навязчивые мурашки, а ветер ощущался холоднее. Казалось, мир хочет отнять еще и Кайю… Альберих вновь раскрыл рот, но в него случайно попал кошачий хвост. Кайа закашлялся, а Венти с усмешкой покосился на капитана.       — Попытаюсь… — акцентировал Венти. — Но не стоит думать, будто завтра я принесу вам лекарство.       — Разумеется, спасибо, — Дилюк склонил голову, выражая барду почтение. — Бочка с ароматным одуванчиковым вином будет доставлена сюда после заката солнца.       — С вами приятно иметь дело! — хихикнул Венти. Новое ласковое касание струн лиры, и бард взлетел к пышной кроне, растворяясь в потоках свистящего ветра.       — Пошли… — буркнул Кайа и направился на винокурню, не дожидаясь отклика от брата. Да так быстро мчал, что коту пришлось когтями вцепиться в меховой воротник.       Мастер в немой молитве коснулся ствола дерева и направился следом. Он не отставал. Кавардак в голове все больше обретал некую структурированность, будто первый ключ к разгадке тайны повернули, распахивая двери в тайник разума.       Вокруг мужчин кружил пиро поток, согревая обоих. Солнце почти село, окрашивая небосвод в фиолетовый, зловещий след на западе. Рубиновый взгляд вперился в смурное лицо капитана. Меж бровей залегла складка.       Кайю пробивал озноб даже рядом с пиро Глазом Бога. Он всерьез задумался над предположением барда. Его предположение казалось весьма логичным. За долгую жизнь, за бессмертие стоит платить.       Кто-то расплачивается проклятьем, сгнивая изнутри, а кто-то Альберих. Он прожил значительно больше, нежели ему было отведено. Вместе с отцом, он обманул природу. Глупо предполагать, что такая жизнь досталась ему даром. Ведь все это время Кайа оставался здоровым, сильным и красивым.       И все эти размышления, вся эта режущая глаза правда бесила Кайю. Мужчина только сильнее злился, сжимая пальцы до хруста, пиная ни в чем неповинные камни, ускоряя шаг и дыхание. Ярость бурлила в крови.       Услышав плюхающие звуки слаймов, капитан вынул меч и бросился в кратковременный бой, уничтожая монстров с особым ожесточением. Он не думал ни секунды, рьяно разрубая монстров на части. Смахнув слизь с лезвия, погрузил оружие в ножны. Сбросить пар не получилось.       — Кайа… — Дилюк приблизился. Не мешал все это время, но сейчас захотел подойти.

Все это бред…

      — Кайа, — рука поймала руку.       Мастер потянул брата на себя, заставляя смотреть в глаза. В твердые, уверенные, полные спокойствия. Казалось… Внутри же кружила пламенная буря, что перетекала от пальцев к пальцам, согревая Альбериха. Он желал быть опорой и защитой, но сейчас сам нуждался в ответной поддержке от Кайи.       — Это всё ничего не значит. Для людей есть лекарство.       Альберих вырвал руку. Он мотнул головой в сторону и плотно сжал губы. Пара вдохов и выдохов.       — Да откуда тебе знать? Если Архонты не могут помочь себе, чего уж о людях говорить, Люк?! — взорвался Кайа.       Ярость, совершенно чужая, незнакомая и неестественная, окутывала мужчину похлеще пиро Дилюка. И Кайа понимал это, но обуздать не получалось. Как днем ранее на Хребте.

Страшно.

Бред.

Бред.

Все это бред!       Обмяк, рассказывая слишком много о себе и выворачивая наизнанку душу?       — Кай, ты не один, ясно? Я обещал быть рядом. И я буду рядом.       — Что с того?! Я умру, Люк! Ясно?! Просто умру… не телом, так душой умру… — полустон-полурык разрезал ветер, что все еще кружил подле мужчин. И Дилюк, стремясь унять эту боль, обхватил ладонями лицо Кайи, поворачивая голову к себе. Смотрел прямо в синее око.       — Я не позволю. Мы послушаем, что найдет бард, поищем информацию сами. Я отыщу для тебя лекарство, слышишь? Я больше терять никого не собираюсь!       И Кайа стих.       Наконец-то ему и правда удалось акцентировать все свое внимание не на гневе, а на голосе. Дилюк говорил так уверенно, что капитан покрылся мурашками. Молча смотрел в лицо мужчины, в яркие глаза, наполненные безудержным жаром — полная противоположность Альбериху.       — Мне так хочется верить тебе, Люк… — сипло прошептал он, поднимая лицо к небу. Кайа обхватил запястья Дилюка ледяными пальцами, скользнул по черной коже перчаток пальцами, оставляя полосы белого инея, и потянул за собой к Винокурне. — Идем. Скоро станет совсем холодно. Я не хочу, чтобы ты замерз…       Путь от Долины Ветров до Винокурни не близкий. Под покровом ночи двое мужчин вошли в особняк, принося с собой свежий морозный запах. Он тут же смешался с вкусным ароматом выпечки и цветочных духов.       Кот соскочил с плеча и скрылся под диваном. Умный зверь. Все прекрасно понимает, потому не спешит следовать за негласным хозяином. Кайа усмехнулся, а после взгляд скользнул по вновь появившейся уродливой вазе.       — Это… что? Ее же не было. Она разбилась, — приблизился к находке капитан.       — Так и было, — заметил мастер, укладывая ладонь на плечо брата. Он и сам пораженно хлопал глазами.       Кайа протянул к ней пальцы, точно к привидению. Почти, как новенькая, если бы не множественные узоры в виде едва заметных трещинок. Они напоминают шрамы и порезы. Как символично…       — Ее явно восстановил настоящий мастер, — заметил Альберих, испуганно отнимая руку и оборачиваясь на старинные часы.       «Бом! Бом! Бом!..» — били они, отсчитывая двенадцать ночи. Мужчины так редко бывали в этом доме, что вовсе позабыли о существовании шумной реликвии. И Альберих тревожно поджал губы, не отрывая от дрожащих стрелок око.       — Я пойду… А то глядишь, половину персонала перекусаю, пока доберусь до подвала, — за легкой и непринужденной шуткой скрывался страх. Потому он спешил. Спешил скрыться, спрятаться от лишних глаз. Стоит просто пережить эту ночь и никого не сожрать.       — Давай, — протянул ключ от погреба Дилюк. — Скоро спущусь к тебе и помогу. Аделинда, принеси ужин в погреб!       Кайа взволнованно посмотрел на брата. Только собирался открыть рот, но передумал. Не стоит отказываться от любой помощи. Если бы рыцарь дважды не наткнулся на Олафа, кто знает, что стало бы с этим охотником или с жителями Спрингвейла? Затолкав свою гордость подальше, капитан направился в погреб. Мастер же метнулся к конюшне.       Альберих вошел в сухое темное помещение. Давно не посещал его. Он глубоко вдохнул аромат древесины и молодого винограда, зажег свет, спустился по лестнице вниз. Там прошел мимо высоких бочек, полок и ящиков, остановился возле массивного дубового стола. С обеих сторон располагались грузные лавки. Тяжелая конструкция, и это не могло не радовать. Кивнув собственным мыслям, Альберих присел за стол и обхватил край дрожащими пальцами. Он нахмурился, взмахнул ими, точно сбрасывая талый снег. Затем отцепил Глаз Бога и меч Фавония, сложив их рядом с собой.       Вскоре появилась Аделинда. Горничная не задавала лишних вопросов, пока расставляла тарелки с ужином, стаканы, раскладывала приборы. По лицу было видно, как сильно зудит любопытство, но Кайа молчал. Ровно до тех пор, пока не распахнулся уличный вход. На лестнице появились знакомые сапоги, за ними штаны и черный мундир, а там и лицо Дилюка. В руках он сжимал крепкую веревку, скрученную в канатик. Аделинда тихонько ойкнула, опуская взгляд на тарелки.       — Это… — Дилюк застыл на месте, понимая, какой безумный рой мыслей сейчас кружит в голове у горничной. — Сегодня так надо.       — Разумеется, сэр, — женщина поспешила удалиться, но у выхода замерла и оглянулась. — Я останусь в доме, господа. Чтобы вам снова не пришлось искать меня… — Кайа поджал губы, а Дилюк молча кивнул. Дверь захлопнулась.       — Она всегда насквозь нас видела, — протянул мастер, поднимая со стола оружие и сияющий холодной голубизной артефакт. Он унес их в угол погреба, пряча в пустом ящике. — Догадливая. Я ведь даже ей ничего не…       — Люк, — окликнул Кайа, перебивая брата. — Время идет. Давай ты дело сделаешь, а потом говори, сколько душе угодно, ха?       Он протянул запястье. Рубиновый взгляд коснулся бронзовых пальцев. Те тряслись, как при лютом морозе. Дилюк вздохнул, обхватил ладонь и начал обвязывать руку морским узлом. Затянув туго, но не больно, Рагнвиндр сделал петлю вокруг ножки стола и обернул лодыжку, делая второй узел.       — Так пойдет? Нигде не давит?       — Нормально, — сухо ответил Кайа, без аппетита глядя на остывающую курочку в меду. Аделинда старалась, а ему кусок в горло не лезет. — Мне нужно выпить. Не откажешь? А то с ума сойду… — признался он, прижимаясь спиной к стене.       — Да, разумеется. Красное? Белое?       — Ты знаешь, — наотмашь произнес Альберих, и мастер огляделся. Нашел нужный ящик, вынул темную бутылку красного и вернулся к столу, усаживаясь напротив Кайи. Откупорив, плеснул в стакан капитану, после себе. — Составишь мне компанию?       — Тебе ведь так будет легче, м? — уточнил винодел.       Кайа согласился, выдавив благодарную улыбку, что тут же растворилась. Он поднял стакан, дождался, когда то же сделает мастер. Стеклянные края тихонько соприкоснулись и оба прильнули к напитку. Дилюк сделал мелкий глоток, что со стороны смотрелось, будто вино лишь лизнуло его губы. Альберих опустошил все, поставив стакан перед братом. Недолго думая, мастер опустил бутылку, подвинул ее к кавалеристу. Тот охотно принял своеобразное подношение, припадая к горлышку.       В погребе повисла тишина. Она давила на барабанные перепонки. Сжимала сердце и горло. Кайа кусал губы со вкусом винограда, искоса поглядывал на Рагнвиндра, который играл с вином в своем стакане. Оно плескалось, танцевало внутри, разбрасывая по прозрачным стенкам алые капельки.       — Чурл, скажи что-нибудь. Люк, поговори со мной, прошу, — взмолился Кайа, и их взгляды столкнулись.       Зрачки обоих бегали. Беспомощно, пугливо. Они, как промокшие под дождем котята, понятия не имели, как вести себя сейчас. Вся смелость улетучилась, а от мощи и сноровки не было толку. Вот вам и сильнейшие герои Мондштадта.       — Давай сначала поедим. Олаф, вероятно был голоден? Потому, было бы лучше, если бы ты…       — Умоляю, о чем угодно. Только не о том, что происходило со мной и Олафом, — Кайа подпер голову, скрывая за пальцами взгляд.       Дилюк соображал. Ничего не приходило в голову. Словно он вовсе говорить разучился. Но стоило Кайе шмыгнуть носом и несдержанно выдохнуть, как мастер подлетел с лавочки и пересел к капитану, сдвигая того плотнее к стенке бедром. Места было еще много, но почему-то Рагнвиндр решил, что телесный контакт поможет быстрее адаптироваться в этой ситуации.       — Давай, ешь. Я с тобой, — заявил Дилюк.       Он снял перчатки и оторвал куриную голень. Удерживая в пальцах косточку, пропустил в пищу пиро частицы, прогревая мясо. Оторвал кусочек и протянул брату. Кайа усмехнулся, поддевая вилкой еду и отправляя в рот. Живот тут же громко заурчал, выдавая Альбериха с потрохами. Голоден. Разумеется, голоден.       — Ну, я же говорил, — улыбнулся мастер, отрывая еще кусочек. Его съел сам, а следующий вновь протянул Альбериху. — Помнишь, как мы впервые пробрались сюда?       — Конечно. Ты меня испортил! Я был таким тихим и послушным, пока ты не начал подбивать меня пробраться в погреб Крепуса, — улыбался Кайа, пережевывая курицу. Щеки его постепенно розовели. Вино начинало действовать.       — Было дело… — еще шире заулыбался Дилюк. — Нам тогда много не нужно было. Меньше половины этого стакана на двоих.       — Да, ты повыше меня был. Краник открывал у самой верхней бочки и в кружку. Дураки… Под верхней было такое же вино, а мы мучались, кряхтели. Будто и так не понятно, что мы воровали, — плечи Альбериха опустились. Стало намного легче. Дилюк так и не растерял навыки старшего брата. Все еще умел успокаивать и утешать.       — Я думал, что подозрения на конюха падут. Но зато какая получалась пенка с такой-то высоты…       — О, да… розовая пенка — самое вкусное…       Оба закивали головами. Они быстро разделались с ножкой, и Дилюк взялся потрошить всю курицу, выбирая самое сочное мясо. Кайа хлебал вино, опустошив половину бутылки. Рагнвиндр не спешил, делая маленькие глотки. Желал сохранить трезвость ума и бдительность. Все же, впереди ждет трудная ночка.       — Так что с вазой?       — А что с вазой? — пожал плечами винодел. — По моей вине разбилась. Аделинда, видимо, решила отправить ее на реставрацию. Если честно, очень благодарен ей за это. Без этой вазы как-то пусто. Очень уж она хорошо смотрится в главном зале.       — Пф-ф-ф! Хорошо смотрится? Да это же безвкусица! Я специально выбрал самую страшную вазу, что только сумел найти.       — К чему этот цирк, Альберих? — смурно посмотрел на собеседника Дилюк. Кайа усмехнулся, демонстрируя ряд ровных зубов.       — Надеялся, что ты тоже посчитаешь ее уродливой, разобьешь и найдешь внутри Глаз Бога. Кто ж знал, что ты окажешься таким ювелиром, да ещё и поставишь этот ужас на самое видное место.       — Это чтобы тебе стыдно было за свои подарки, — отшутился Дилюк, позволяя себе свободно рассмеяться.       Разумеется, это была ложь. Как и то, что Кайа эту вазу ненавидел. Для обоих она являлась символом, вселяющим надежду на лучшее. Пока она стояла в гостиной, Кайа верил в возможность примирения. Дилюк же берег первый подарок капитана, врученный по возвращении Рагнвиндра в родные края.       — Всякий раз приходил на винокурню, смотрел на это уродство и надеялся, что однажды свершится между нами этот разговор. Потому, спасибо, что хранил её все эти годы.       Взволнованный Дилюк выронил куриную косточку, поворачивая лицо к Кайе. Пораженный честностью брата, он подхватил бутылку, пачкая ее отпечатками медового соуса, и отхлебнул вина. Больше, чем положено. Алкоголь обжег пищевод. Меж бровей залегла морщинка, а глаза забегали. Нескоро он сможет привыкнуть к искренности Альбериха.       — Откуда у тебя вообще оказался мой Глаз Бога? Я оставил его Эроху, когда ушел из Ордо Фавониус, — попытался он переключиться, увести тему в иное русло. Но все стало еще сложнее.       — А я забрал, чтобы никто не посмел прикарманить безделушку, — взгляд Кайи изменился, потеплел. Следующий удар он нанес не в бровь, а прямо в глаз. — И чтобы знать, что ты всё ещё жив, Люк. Птица, прилетающая раз в пару-тройку месяцев — хорошо, но сияние пиро в твоей стекляшке говорило о том, что ты все еще жив.       Рагнвиндр замолк. Воображение скоро нарисовало картину того, как Кайа вечерами пишет очередное письмо, поглядывая на Глаз Бога. Как брат проверяет его, вынимая из кармана, точно часы. Или как прячет под подушку перед сном, чтобы в любой момент можно было узнать, цел ли Дилюк.       Эмоции рвались наружу. Дыхание на миг перехватило. Он больше не мог игнорировать то, что бурлило в нем все эти годы. Алкоголь тому виной или необходимость быть честным в ответ, но он обнял брата, не касаясь испачканными ладонями спины. Подбородок опустился на плечо. От тихого «Прости…» позвоночник крио мечника сковало льдом.       — Люк… да… все нормально… Давно за все простил. Сейчас главное, что мы оба живы и вместе в трудную минуту. Я о таком «вместе» и мечтать не смел, — неловко попытался унять пыл брата Кайа. Он быстро сдался, и ладонь опустилась на поясницу Дилюка. Капитан прильнул теснее. Губы его прижались к алым корням у виска. Веко опустилось. Мужчина глубоко вдохнул запах волос. Пальцы соскользнули со спины на поясницу.       — У меня скопилось так много вопросов к тебе, Люк, — пробормотал на ухо капитан, — Беспорядочные мысли кружат в дурной голове. Я теряюсь во всём этом, точно в дремучем лесу. И всё же, как хорошо, что ты здесь, со мной…       — Ты можешь задать мне вопросы сейчас. Нам все равно еще ждать… сколько-то, — предложил Дилюк.       Но слишком мало вина выпито, чтобы осмелиться для тех, важных вопросов. И хотелось бы насытить организм алкоголем, но нет желания отпускать сейчас Рагвиндра. Ладонь только сильнее прижалась к телу мужчины. Кайа набрался смелости…       — Я хотел обсудить некоторые очень значимые моменты. Но ностальгия по временам позволяет ненадолго забыться и выдохнуть. И все же, мы не знаем, чем обернется эта ночь. Потому, если со мной что-то случится, то… на крыше Ордо Фавониус есть мой тайник. За кирпичом. Ты найдешь, он помечен небольшим сколом и выпирает. Там есть то, что тебя заинтересует, но сомневаюсь, что я Фонтейн для тебя открою…       — Знаю, Кай… — чуть слышно прошептал Дилюк. — Видел тебя, когда ты хотел срезать волосы, да… ты забыл о моем признании. Я уже читал те письма, что ты оставил. Стало совсем погано, когда я понял, что ты намерен покинуть Мондштадт.       Альберих поджал губы. Сам не понимал, как теперь реагировать на это признание. Злиться или выдыхать? Скорее второе, потому как первое, вероятно, уже было прожито прошлым Кайей.       — Что ж… тогда… легче, — кивнул он, отстраняясь. Но тишине не позволили захватить власть в этом погребе.       — Можешь ли ты ответить на один мой вопрос? — перехватил инициативу Дилюк.       — Ты задавай свой вопрос, а позже я скажу, смогу ли ответить на него.       — Когда мы были детьми, ты обманывал меня. Носил фальшивую повязку на глазу, являлся маленьким шпионом своей страны. Но со мной… ты был настоящим? Я имею ввиду, не фальшивы ли те шутки и улыбки? Не противно ли было тебе притворяться членом нашей семьи?       Наступила тишина, и свет задрожал.