Венец и милосердие: Чужестранка

Солнце медленно поднималось над Иерусалимом, окрашивая древние камни города в золотистые тона. В королевском дворце жизнь начиналась ещё до первых петухов, но в одних покоях свет горел всю ночь. Балдуин рассеянно перебирал четки - старая привычка, помогавшая сосредоточиться. Свечи в серебряных подсвечниках отбрасывали причудливые тени на стены, где библейские сцены на фресках, казалось, оживали в мерцающем свете. Сладковатый аромат благовоний, его неизменных спутников, наполнял воздух. Взгляд скользил по документам, но буквы расплывались перед глазами. После возвращения из пустыни сон словно забыл дорогу в его покои. Король машинально потянулся к кубку с водой, но рука дрогнула, и несколько капель упали на пергамент. Он замер, пережидая волну слабости. Даже простые движения давались с трудом - путешествие измотало его сильнее, чем он готов был признать. Память предательски возвращала его в ту ночь: тихая мелодия на неизвестном языке, уверенные движения тонких пальцев, накладывающих повязки, и этот взгляд - прямой, чистый, без тени отвращения или жалости. Серые глаза, меняющие цвет, как море перед бурей... Стук в дверь вырвал его из воспоминаний. Характерный - три коротких удара, так стучал только Раймунд. - Войдите. - Балдуин выпрямился в кресле, откладывая четки. Каждое движение отдавалось болью, но он заставил себя сохранять величественную осанку. Его верный советник и друг появился на пороге со свертками пергаментов. Балдуин заметил, как тот на мгновение замер, видимо, оценивая состояние своего господина. - Ваше Величество, - Раймунд склонился в поклоне, - я принёс доклад о последних событиях в королевстве. Король жестом пригласил его сесть. Луч солнца, пробившийся сквозь щель между шторами, прочертил золотистую полосу между ними. Балдуин чуть повернул голову, уходя от яркого света - сегодня даже это простое сияние казалось слишком резким для его воспалённых глаз. - В деревне около Назарета произошло необычное явление, - начал Раймунд, разворачивая свиток. Его пальцы слегка подрагивали - король отметил это с легким удивлением. - Ночное небо внезапно озарилось ярким светом, будто днём. Свечение длилось несколько минут. Балдуин рассеянно провел рукой по подлокотнику кресла, чувствуя знакомую резьбу под перчаткой. Необъяснимое всегда привлекало его - возможно, потому что его собственная жизнь была так распланирована и скучна? - Что говорят наши учёные? - Балдуин подался вперёд, стараясь скрыть внезапный приступ боли за проявлением интереса. - Предполагают появление редкой кометы или иного небесного тела. - Раймунд развернул второй свиток, его взгляд на мгновение задержался на дрожащих пальцах короля. - Просят разрешения организовать экспедицию. Говорят о возможных знамениях... Король невольно коснулся шеи там, где под повязками скрывалась рана, недавно переставшая болеть. Знамения... Разве не было знаком свыше их встречу в пустыне? - Что ещё? - Балдуин поправил вуаль, пряча за этим жестом секундную слабость. Корона требовала внимания к государственным делам, не к воспоминаниям. Раймунд развернул следующий документ, но король уже не вслушивался в слова о торговых тарифах и недовольстве венецианских купцов. Перед глазами вставала картина: её руки, уверенно смешивающие травы, тихий голос, напевающий странные мелодии, когда она думала, что он спит... Пальцы непроизвольно сжали подлокотник кресла. В последние дни лихорадка усилилась. Ночью он метался в постели, прижимаясь воспаленным лбом к холодным камням стен. Но те места, которых касались её руки, уже не пылали прежним огнем. - И последнее, - голос Раймунда пробился сквозь пелену мыслей, - жители Хеврона просят защиты от диких зверей. Балдуин потянулся к кубку с водой, отмечая, как дрожит рука. Вода казалась безвкусной - болезнь давно притупила его чувства. Но он помнил вкус той воды в пустыне, что она давала ему: сладкий, как мёд диких пчел. - Раймунд, - король отставил кубок, перебирая пальцами четки, - что ты знаешь о пустынном лекаре? Советник удивленно выпрямился: - Простите, Ваше Величество? - О целителе, живущем среди песков. Том, о ком говорят, будто может исцелять неизлечимое. - Король повернулся к окну, где солнечный луч рисовал узоры на полу, напоминающие следы на песке. - Я... я не слышал о таком. - Раймунд подался вперёд, внимательно изучая осанку короля. За годы службы он научился читать настроение Балдуина даже под слоями скрывающих его лицо тканей. - Но если прикажете, я соберу все возможные сведения. Балдуин рассеянно коснулся пергамента, лежащего перед ним. Чернила расплывались перед глазами, складываясь в узор, напоминающий те странные письмена, что он видел на шкуре её верблюдицы. - Да, соберите всё, что сможете найти. - Король поднялся, сдержав невольный вздох, когда суставы отозвались болью. Медленно подошел к окну, опираясь на спинки кресел. - Особенно меня интересует... - он замолчал, подбирая слова, - всё, что связано с целителем, чьи волосы напоминают рассветное солнце. Раймунд застыл, не сводя глаз с фигуры своего господина. В стройной осанке короля появилось что-то новое - едва уловимое напряжение, выдающее глубокое волнение. - Ваше Величество, - осторожно начал советник, - во время вашего отсутствия произошло что-то важное? Балдуин провел рукой по холодному камню подоконника. Прохлада напомнила ему прикосновение её пальцев к его воспаленной коже. Где-то в глубине дворца зазвучало пение - монахи начинали утреннюю службу. - Когда я потерялся в пустыне, - король говорил медленно, словно заново переживая те события, - на грани смерти от жажды и зноя... Меня нашли разбойники. - Он повернулся к Раймунду, машинально поправляя складки одежды: - Они могли пройти мимо. Кто бы узнал? Но она... - король сделал паузу, рассеянно перебирая четки, - она увидела во мне не прокажённого, а человека, нуждающегося в помощи. - Она знала, кто вы? - Раймунд подался вперёд, забыв о придворном этикете. Короткий смех Балдуина прозвучал глухо из-под вуали. Он провёл рукой по подоконнику, задержав пальцы там, где солнечный луч согрел камень. - Для неё я был всего лишь больным паломником. - Король поднял руку, разглядывая белую перчатку. Утренний свет пробивался сквозь тонкую ткань, очерчивая изувеченные пальцы. - Знаешь, Раймунд... Её руки не дрожали, когда она касалась моих ран. В её движениях было больше искусства, чем у всех придворных лекарей. Балдуин замолчал, прислушиваясь к звукам просыпающегося дворца. Звон доспехов стражи, шаги слуг, далекое пение в часовне - привычные звуки его мира. Но сейчас они казались чужими, словно эхо из другой жизни. - Мой господин, - в голосе Раймунда зазвучала тревога, -"как можно доверять незнакомке? Тем более той, что водится с разбойниками... Вдруг это была ловушка? Король отвернулся от окна. Его пальцы невольно коснулись щеки - там, где под повязками скрывалась рана, впервые за долгие месяцы начавшая заживать. - Если бы она желала моей смерти, - тихо произнес он, опускаясь в кресло, - ей достаточно было просто пройти мимо. - Четки в его руках замерли. - Вместо этого она провела ночь, ухаживая за моими ранами. Пела... странные песни. И впервые за долгие годы, - его голос дрогнул, - я спал без боли. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием свечей. Раймунд внимательно наблюдал за королем. В его глазах, единственной части лица, видимой из-под вуали, появился давно забытый блеск - словно внутренний огонь, который, казалось, навсегда угас под тяжестью болезни, вновь начал разгораться. - Вы хотите, чтобы я нашел её? - Раймунд тщательно подбирал слова, наблюдая, как король рассеянно поглаживает подлокотник кресла - жест, выдающий глубокое волнение. - В этом нет необходимости. - Балдуин потянулся к документам, пальцы слегка дрогнули. - Она сама появится при дворе. Якуб, один из тех наёмников, обещал привести её. - И вы верите слову разбойника? - Раймунд не сдержал резкого движения, выдавшего его скептицизм. Король поднял взгляд от бумаг. Его рука замерла над пергаментом: - Я верю тому, что увидел в его глазах. - Он сделал паузу, пальцы невольно коснулись шеи, где под тканью скрывалась заживающая рана. - Этот человек уважает её. Боится. Он видел то же, что и я - дар, не поддающийся обычному разумению. Луч солнца, скользнувший по комнате, заставил Балдуина прикрыть глаза. Даже этот простой свет казался слишком ярким для его измученного бессонницей взгляда. Но в памяти вспыхнуло другое сияние - отблеск пламени в её волосах, когда платок соскользнул с её головы. - Что касается Яффо, - король выпрямился, возвращаясь к государственным делам, - я согласен на новые тарифы, при условии... - его пальцы стиснули четки, пережидая волну боли, - часть прибыли пойдет на укрепление городских стен. Раймунд поднялся, собирая свитки. У самой двери он остановился, заметив, как король прижал руку к груди - жест, который тот обычно старательно скрывал от окружающих. - Ваше Величество... - Да? - Будьте осторожны. Чудеса редко случаются в нашем мире. Балдуин долго смотрел на закрывшуюся за советником дверь. Солнце поднималось все выше, и его лучи уже пробивались сквозь тяжелые шторы, рисуя на полу причудливые узоры. Король медленно поднялся, каждое движение давалось с трудом после бессонной ночи. Из двора донесся звон оружия - молодые рыцари начинали утреннюю тренировку. Балдуин подошел к окну, его пальцы рассеянно теребили кисточку на поясе. Среди тренирующихся он заметил племянника - мальчик, затаив дыхание, наблюдал за поединком, крепко сжимая деревянный меч. Знакомая горечь кольнула сердце. Король помнил себя в его возрасте - такого же увлеченного, полного надежд. До того, как первые признаки болезни изменили всё... Рука непроизвольно коснулась груди, где под слоями ткани билось сердце, уставшее от одиночества. Порыв ветра ворвался в комнату через приоткрытое окно, взметнул бумаги на столе. В его дыхании чудился запах пустыни - сухой, горячий, пропитанный ароматом трав, которые она использовала. На мгновение Балдуину показалось, что он слышит её голос - тихий смех, мелодию на незнакомом языке... Король прижал ладонь к прохладному камню подоконника, пытаясь вернуться к реальности. Перед ним лежали документы, требующие внимания - торговые договоры, прошения, отчеты. Корона не ждет, пока её носитель справится со своими мечтами. Он вернулся к столу, но пергаменты расплывались перед глазами. В тишине покоев эхом отдавались её слова, произнесенные в ту ночь: "Вы сильнее своей боли, господин." Никто прежде не говорил с ним так - словно видя в нем не корону, не болезнь, а человека, способного превзойти свои пределы. Внутренний голос, тот самый, что всегда помогал ему править мудро, шептал о терпении. О необходимости ждать. Пока же... Пока нужно было оставаться королем - величественной фигурой в белом, чье лицо скрыто вуалью, а сердце - долгом перед короной. Но где-то глубоко внутри теплилась надежда - хрупкая, как первый луч рассвета. Надежда, рожденная прикосновением рук, не знающих страха, и взглядом глаз, видящих за маской короля-прокаженного просто человека, ищущего исцеления не только для тела, но и для души.