Венец и милосердие: Чужестранка

Через несколько минут всё было кончено. Шестеро оставшихся в живых разбойников, включая окровавленного Якуба, стояли на коленях перед рыцарями. Вокруг лежали тела их товарищей – кто с перерубленным горлом, кто с пробитой грудью, кто с разрубленной головой. Песок жадно впитывал кровь, а солнце уже начало печь трупы, наполняя воздух тяжёлым запахом смерти. Балдуин стоял возле верблюдицы лекаря. Джамила нервничала, чувствуя запах крови, но не отходила от короля - словно чувствуя ответственность за него перед своей хозяйкой. — Ваше величество. — Командир стражи опустился на одно колено перед Балдуином, его меч, всё ещё покрытый кровью, был воткнут в песок. — Мы опасались, что не успеем найти вас. Балдуин стоял возле верблюдицы лекаря. Животное явно переживало из-за отсутствия хозяйки, но не отходило от короля. — Ваше величество, — к Балдуину подошёл рыцарь, его доспехи были испачканы в крови, повреждённый шлем он держал в руках. — Этот сарацин знает, куда везут лекаря. Рыцарь с силой толкнул пленника, и тот без сил упал на колени перед королём. — Кажется, тебя зовут Якуб, — спокойно произнёс Балдуин, продолжая гладить верблюдицу. — Да, это моё имя, — мужчина оглядел некогда бывшего паломника. Как же Якуб мог в нём ошибиться? Ведь весь его вид, его произношение, то, как он держится – всё говорит о том, что он принадлежит к царской особе. — А ты, паломник, значит король Иерусалима? Что ты хочешь? Ты разбил отряд. Оставшихся хочешь добить? — Как смеешь ты, разбойник, так разговаривать с королём?! — Воскликнул рыцарь, который привёл его сюда. — Мы наёмники... — Оскорбился Якуб. — Наёмники? — переспросил Балдуин. Холод его голоса остудил задетую гордость Якуба. — Помнится, не все из вас вели себя как обычные наёмники. Я помню, как просил у вас воды, и никто из вас не соизволил снизойти до милости к прокажённому паломнику. И лишь слабая девушка напоила меня и не оставила умирать на безжалостном солнце. Куда вы её везли? Голубые глаза короля сверкнули. Несмотря на то, что его голос был спокоен, Якуб понимал, в какой ярости был король. — Её повезли к нашему эмиру — Халиду Аль-Хакиму. Это он организовал людей на её поиски. — Зачем? Она простой лекарь... — Это не просто лекарь, — ухмыляясь, перебил короля Якуб. — Неужели Вы, Ваше Величество, не слышали легенд о пустынном целителе? — глаза Якуба сверкали, улавливая каждый намёк на реакцию короля. — Многие шепчутся, что его дар — это не просто искусство врачевания, но и благословение, переданное ему самим Всевышним. Говорят, что даже жестокие хищники пустыни избегают его, словно узнавая в нём избранника. И что ветры пустыни шепчут ему древние молитвы и секреты. Он бродит по бескрайним пескам, исцеляя тела и души, вызывая благоговение даже у самых закалённых сердец. И когда он говорит, его голос проникает в самую глубину души, обладая таинственным очарованием, словно музыка звёзд. — Я слышал о нём, — отозвался рыцарь. — Но это сказки бедуинов. — Сказки не сказки, — пожал плечами наёмник. — Но мы его нашли. И как же мы удивились, когда им оказалась женщина. Совсем девчонка. — А вдруг вы перепутали? — Не поверил Балдуин. — Могли бы. Да только к ней нас привёл отец ребёнка, которого она спасла. Он сказал, что "Хатун вытащила моего мальчика с того света". Вот что он сказал, — Якуб на мгновение замолчал. Будто что-то вспоминая: — Это вы с нами пробыли одну ночь. А девушка с нами в пути уже неделю. И ни один зверь на нас не напал... — А как же тот, кого ужалила змея? — напомнил Балдуин наёмнику. — Я слышал, как он кричал. — А, этот... — Якуб махнул рукой, словно отгоняя муху. — Он дурак. Сам змею тронул. Она мимо ползла... А ты, король, разве сам не заметил, как она тебя на ноги поставила за ночь? — напомнил ему Якуб, и сердце короля кольнуло. — Я помню, ты не мог стоять на ногах. И слышал, как ты от лихорадки стонал всю ночь. А она тебе пела и поила. А утром ты был уже исцелён. Будь я на твоём месте, я бы забрал её себе. Вдруг то, что о ней говорят, — правда? И даже твою болезнь она исцелит? — Ты прав, — Балдуин склонил голову набок. — Приведи её ко мне в Иерусалим. Приведёшь — хорошо заплачу, — король повернулся к рыцарю. — Отпустите их. — Ты нас отпускаешь? — удивился Якуб, потирая ноющие запястья. — Почему? — Но ты же сказал, что вы не разбойники, — глаза Балдуина прищурились. Казалось, что он улыбнулся под своими повязками. — А если я обману тебя и не приведу девушку? — Если Господь наделил её таким даром и если он хочет, чтобы я избавился от этой болезни, — ты приведёшь её. А если нет, значит, Господь действительно обрек меня на муки за моих предков и всех тамплиеров. Балдуин смотрел, как Якуб со своими уцелевшими людьми скрывается за барханами вслед за Тариком. Верблюдица лекаря беспокойно переступала с ноги на ногу, словно чувствуя, что её хозяйка уходит всё дальше. Король положил руку ей на шею, успокаивая: — Не волнуйся. Мы ещё увидим её.

***

Иерусалим возвышался на горизонте, его золотистые стены сияли в лучах заката. Древние укрепления, построенные римлянами и усиленные крестоносцами, надежно защищали город. Над крышами домов величественно возносился купол храма Гроба Господня, увенчанный сверкающим крестом. Путь лежал через Яффские ворота. Стражники на башнях замерли, готовые в любой момент опустить тяжелую решетку. Внутри городских стен царило вечернее оживление: торговцы сворачивали лотки, паломники спешили к постоялым дворам, пестрая толпа горожан - франков, арабов, евреев, армян - расступалась перед королевским эскортом. У дворцовых ворот ждала делегация. Среди придворных выделялся Раймунд - его темные глаза горели сдерживаемым гневом. - Добро пожаловать домой, ваше величество. - Произнес он, пытаясь скрыть волнение. Балдуин направился в свои покои, ощущая любопытные взгляды слуг и рыцарей - весть о его исчезновении успела облететь весь дворец. - Замок был спокоен, но есть важные вопросы... - Начал Раймунд. - Позже. - Прервал его король. - Дай мне час. В королевских покоях воздух пропитался привычной смесью благовоний и лекарственных трав. Опытные слуги, двигаясь бесшумно, словно тени, помогли Балдуину освободиться от дорожной одежды. Каждое прикосновение к измученному телу отзывалось болью, но годы практики научили их действовать максимально осторожно. Когда старший лекарь начал снимать повязки, в комнате повисла напряженная тишина. Все знали этот момент - обычно после долгого путешествия раны выглядели особенно скверно, воспаленные и сочащиеся. Король готовился к привычной боли и виду собственной плоти, предающей его. Но сегодня всё было иначе. Там, где должны были быть глубокие язвы, кожа выглядела лучше. Края ран, обычно воспаленные и красные, приобрели более здоровый оттенок. Даже участки, которые не поддавались лечению годами, казались менее болезненными. - Невероятно... - Пробормотал старший лекарь, склоняясь ближе. Его руки, затянутые в тонкие кожаные перчатки, осторожно касались изменившейся кожи. - За все годы службы я не видел ничего подобного. Раны затягиваются так, словно... словно сама болезнь отступает. Молодой помощник лекаря, державший чашу с целебными маслами, от удивления едва не выронил её. Один из старших слуг, помнивший первые дни болезни короля, торопливо перекрестился. Балдуин молчал. Перед его внутренним взором вставала картина той ночи в пустыне: нежные руки девушки, накладывающие повязки, её тихий голос, напевающий странные мелодии на неведомом языке, прохлада её прикосновений, под которыми утихала вечная боль. Он помнил запах трав от её одежды, уверенность её движений и, главное, - отсутствие страха в её глазах, когда она касалась его ран. - Какими снадобьями вас лечили в пути, ваше величество? - Спросил лекарь, всё ещё изучая необъяснимые изменения. - Господь милостив к своим созданиям. - Уклончиво ответил король, не желая говорить о таинственной целительнице. Её дар был подобен чуду, и он боялся спугнуть эту надежду неосторожным словом. Старый лекарь понимающе кивнул, хотя в его глазах читалось сомнение. За долгие годы службы он повидал немало чудес, но сегодняшнее превосходило их все. Облачение в королевские одежды превратилось за годы в священнодействие, каждый шаг которого напоминал Балдуину о бремени его положения. Слуги бережно облекли его в нижнюю тунику из тончайшего египетского льна. Прохладная ткань ласкала измученную кожу - единственная материя, не причиняющая боли. В этот краткий миг между сменой одежд он чувствовал себя почти свободным, почти обычным человеком. Но иллюзия быстро развеялась под тяжестью верхних одеяний. Золотое шитье ложилось на плечи подобно броне, каждый узор - напоминание о долге перед короной. Балдуин чувствовал, как с каждым новым слоем одежды человек в нём уступает место монарху, прячется всё глубже под маской величия. Сложнее всего давалось сокрытие лица. Лечебные повязки, пропитанные мазями, шелковый платок, искусно закрепленный, чтобы не тревожить раны - эта вторая кожа отделяла его от мира надежнее любых стен. Венец, последний штрих его преображения, замыкал круг его одиночества. Отражение в зеркале явило ему привычный образ - величественную фигуру в белом, внушающую трепет. Идеальную маску короля, за которой не осталось места человеческим слабостям. Но сегодня что-то изменилось. В памяти всплыл взгляд той девушки из пустыни - прямой, чистый, без тени страха или жалости. Она смотрела сквозь все покровы и титулы, видела в нём просто человека, уставшего от боли и одиночества. И впервые за долгие годы Балдуин почувствовал, что его маска может треснуть - не от слабости, а от надежды. Раймунд вернулся со свертком документов. Пора было возвращаться к делам королевства, хотя мысли Балдуина всё ещё блуждали в песках пустыни.