Венец и милосердие: Чужестранка

Балдуин методично складывал палатку, превозмогая боль в каждой мышце. Годы военных походов научили его этому нехитрому делу, но сейчас болезнь терзала его тело с новой силой после ночи на холодном песке. Стиснув зубы, он продолжал работу - короли не имеют роскоши показывать слабость, даже притворяясь паломниками. Закончив с палаткой, он заметил странные письмена на шерсти верблюдицы. Замысловатые узоры складывались в символы, похожие на те, что он видел в древних свитках библиотеки Иерусалима. - Что это? - С искренним интересом спросил Балдуин, осторожно касаясь загадочных знаков. - А, это... - девушка подошла ближе, и теплая улыбка осветила её лицо. - Это амулет, чтобы ни один скорпион и змея, и другие гады не посмели обидеть её. - Она ласково похлопала верблюдицу по боку, и та, словно понимая, что речь о ней, повернула длинную шею к хозяйке, напрашиваясь на ласку. - Чтобы моя девочка была в здравии и в безопасности. И меня доставила в нужное место без проблем. Слегка постучав по боку верблюдицы, Балдуин велел ей опуститься и принялся закреплять поклажу. Каждое движение он выверял с точностью, помня уроки старого конюшего: "Плохо закреплённый груз может стоить жизни и всаднику, и животному". Собрав последние силы, он взобрался наверх. Болезнь отозвалась острой болью в суставах, словно насмехаясь над его усилиями. Пришёл черёд девушки. Балдуин машинально протянул руку, но тут же отдернул её, вспомнив о своем проклятии. Вместо этого он наклонился, предлагая использовать его колено как опору. Она поняла без слов и легко забралась на верблюдицу, устраиваясь впереди. Её близость ударила в голову крепче вина. Тонкий аромат её волос, теперь скрытых под платком, дразнил обоняние - пьянящая смесь трав и неведомых благовоний. Изгибы тела, едва угадывающиеся под просторной одеждой, распаляли воображение. Он пытался держаться поодаль, создавая спасительное расстояние, но мерная поступь верблюдицы раз за разом предательски сокращала эту дистанцию. Солнце нещадно палило, и даже редкие порывы ветра не приносили облегчения. Девушка, не спавшая всю ночь, начала клониться вперед, поддаваясь дремоте. Её голова всё чаще опускалась на грудь, тело расслаблялось, теряя равновесие. Когда она начала заваливаться набок, Балдуин инстинктивно подался вперед, обхватывая её за талию. Прикосновение обожгло даже сквозь одежду. Он остро ощутил тепло её тела, мягкость изгибов под тонкой тканью, и первобытное желание всколыхнулось в душе, пробуждая давно похороненную страсть. Сколько лет минуло с тех пор, как он позволял себе прикоснуться к женщине? С принятия болезни он отринул саму мысль о плотских удовольствиях, но сейчас, держа её в объятиях, он остро чувствовал каждый изгиб её фигуры, каждое невольное движение. Теперь её спина полностью прижималась к его груди, и каждый шаг верблюдицы заставлял их тела двигаться в едином ритме. Сквозь ткань он ощущал жар её кожи, упругость молодого тела. Размеренные движения её груди при дыхании, округлости бедер, прижатых к его ногам, будили в нём яростное, мучительное вожделение. Его руки дрожали от желания исследовать каждый изгиб её тела и от горького осознания невозможности подобной близости. Она повернула голову во сне, и её шея оказалась так близко к его губам, что он различал пульсацию жилки под нежной кожей. Выбившиеся из-под платка пряди щекотали лицо. Он видел, как подрагивают длинные ресницы, отбрасывая тени на раскрасневшиеся щеки, как капельки пота стекают по изящной шее, скрываясь за воротом одежды, как приоткрываются чувственные губы во сне. Аромат её разгоряченной солнцем кожи, смешанный с травяными благовониями, туманил разум, пробуждая жажду более мучительную, чем жажда воды в пустыне. Покачивание на верблюдице только усиливало его муки. Каждое движение заставляло её бедра невольно тереться о его ноги, разжигая в теле огонь, не имеющий ничего общего с палящим солнцем. Мягкие округлости прижимались к его бедрам, и даже сквозь слои одежды он чувствовал их соблазнительную тяжесть. Его тело, вопреки всем запретам, отзывалось на эту близость самым естественным образом. - Ах... - Простонала она во сне, и этот тихий звук едва не лишил его остатков самообладания. Девушка слегка поерзала, устраиваясь удобнее, и это невинное движение отозвалось в нём новой волной желания. Он стиснул зубы, пытаясь совладать с собой. Его ладони на её талии невольно сжались сильнее, и она отозвалась даже во сне - её дыхание участилось, по телу пробежала едва заметная дрожь. Именно эта непроизвольная реакция отрезвила его. Он - проклятый Богом, отмеченный болезнью, не имеющий права даже мечтать о подобной близости. Его прикосновения несут лишь смерть и разрушение. Как бы ни манило его её тепло, как бы ни кипела кровь в жилах, он должен помнить о своем проклятии. Внезапно тишину разорвал отчаянный крик боли. Девушка вздрогнула и проснулась, инстинктивно схватившись за его руки, все еще обнимавшие её талию. Это прикосновение, такое открытое и доверчивое, обожгло его кожу даже сквозь ткань перчаток. На мгновение она замерла, осознав их близость, и он почувствовал, как жар прилил к её щекам, а сердце забилось чаще под его ладонями. Её тело на миг напряглось, прижимаясь к нему ещё ближе, прежде чем она резко выпрямилась. - Стойте! - Крикнул Тарик, и весь караван замер. Лекарь поспешно соскользнула вниз. Среди разбойников послышались крики и ругань. Кого-то ужалила змея. Девушка бросилась к пострадавшему, расталкивая толпу локтями. Балдуин тоже спешился, но остался на месте. Лекарь бежала изо всех сил, её ноги утопали в рыхлом песке. Растолкав плотный круг мужчин локтями, она оказалась в центре суматохи. Один из разбойников, сбиваясь с ног и хватаясь за бедро, кричал от боли, его лицо исказилось от агонии. Среди пыли и колышущегося от жара воздуха она заметила мерцающую чешую змеи, скользящей прочь. Раненый показал ей два маленьких следа от укуса на своем бедре - кожа вокруг них уже начинала багроветь и опухать. - Вылечи его, женщина! - Велел Тарик, удерживая извивающегося товарища. - Не говори мне того, что я и так сделаю. - Резко ответила лекарь, сбрасывая с плеча походную сумку. В её глазах читалась сосредоточенность человека, готового вступить в схватку со смертью. Зная об опасности змеиных укусов в пустыне и понимая, как мучительно страдает человек, девушка действовала решительно и быстро. Её руки двигались с отточенной уверенностью, не теряя ни секунды. - Ты должен оставаться спокойным. - Строго сказала она, доставая из сумки кожаный ремень. - Чем сильнее ты нервничаешь, тем быстрее яд распространяется по твоему телу. - Быстрыми, уверенными движениями она обмотала его выше места укуса, создавая импровизированный жгут, чтобы замедлить распространение яда. Затем лекарь аккуратно промыла место укуса холодной водой из своей фляги, стараясь смыть возможные остатки яда с кожи. Её прикосновения были точными и уверенными, несмотря на дрожь раненого. - Нужно высосать яд! - Выкрикнул кто-то из толпы. - Иначе яд отравит всё тело! - Я не мешаю тебе грабить, и ты не мешай мне работать! - Отрезала девушка, и внезапно воцарилась тишина. Мужчины были поражены её дерзостью, но не посмели возразить - слишком многое зависело от её умения. Она достала небольшой прибор собственного изготовления - стеклянную колбу с двумя отверстиями. С помощью этого инструмента, приложив его к ране, она создала вакуум, пытаясь извлечь как можно больше яда. Тёмная жидкость медленно заполняла прозрачное стекло. - Подорожник и шалфей... - прошептала она себе под нос, роясь в запасах трав. Её пальцы быстро смешивали травы, создавая целебную мазь. Нанося состав на рану, она старалась предотвратить воспаление и уменьшить боль. - Пей это. - Приказала девушка, протягивая раненому настой зверобоя. - Это должно облегчить боль и дать нам больше времени. Её руки двигались с уверенностью, выработанной годами практики, каждое действие было продиктовано глубоким знанием и интуитивным пониманием. Она работала быстро, но без суеты, понимая, что время играет против них. В каждом её движении читалось не только мастерство, но и искреннее желание помочь страдающему человеку. И в этот момент что-то появилось на горизонте - рыцари Иерусалима. Балдуин узнал бы эти силуэты из тысячи. Направив отражающую поверхность клинка, что он прятал всё это время, в их сторону, король начал подавать сигналы короткими и длинными бликами - старый рыцарский код, сообщающий о своём месте положения. - Отряд рыцарей приближается! - Крикнул один из разведчиков. - Они уже совсем скоро будут здесь! - Как мы могли их не заметить?! - В ярости воскликнул Тарик. - Мы не успеем покинуть стоянку. - Всем не успеть. - Подхватил Якуб. - Хватай девчонку и нескольких ребят. Быстро отправляйтесь в путь. До места доберётесь ночью. - Что?! - Девушка вскочила на ноги. - Я не оставлю тут свои вещи! А ещё моя верблюдица! И паломник... - Его судьбу решит Аллах. - Коротко бросил Тарик, хватая девушку за руку и волоча к своему верблюду. Одним движением он забросил её в седло и вскочил следом. - Спасибо, Якуб. - Это не ради тебя. - Сухо отозвался тот, обнажая клинок. - Я обязан твоему отцу. Вот, долг и отдаю. Едва Тарик скрылся с девушкой за барханом, как воздух наполнился свистом стрел. Первый залп выкосил нескольких разбойников - стрелы пробивали незащищенные шеи и животы, разрывая плоть и выпуская внутренности на раскаленный песок. Якуб, проявив хладнокровие опытного воина, успел выкрикнуть команду, и оставшиеся разбойники рассредоточились, используя верблюдов как живой щит. Тяжелые боевые кони рыцарей не рисковали идти на столкновение с испуганными животными. Командир королевской стражи разделил отряд. Первая группа, спешившись, двинулась в лобовую атаку, прикрываясь щитами. Вторая начала обходной маневр, готовясь ударить с фланга. Балдуин с интересом наблюдал за схваткой. Прямые мечи его рыцарей беспощадно крушили легкие доспехи разбойников. Первая кровь брызнула, когда один из воинов, прикрывшись щитом от сабельного удара, сделал короткий выпад. Лезвие вспороло живот нападавшему, и его внутренности вывалились на песок, мгновенно покрываясь пылью. Крик агонии потонул в общем шуме битвы. Якуб сражался как одержимый демонами. Его кривая сабля со свистом рассекала воздух, отражая удары сразу двух рыцарей. Он даже сумел достать одного - клинок рассек щеку противника до кости, обнажая окровавленные зубы. Молодой разбойник попытался сбежать, но рыцарский меч настиг его между лопаток. Лезвие, пройдя сквозь кожаный доспех, вышло из груди, пригвождая жертву к земле. Юноша рухнул, захлебываясь собственной кровью и царапая пальцами песок в последней агонии. Командир стражи, спешившись, лично вступил в поединок с Якубом. Их клинки схлестнулись, высекая искры. Якуб двигался как смертоносная змея, но рыцарь был опытнее. Он умело парировал атаки, выжидая момент. Когда Якуб слишком увлекся нападением, рыцарь ударил его щитом в лицо. Хрустнула кость, брызнула кровь из разбитого носа. Оглушенный, Якуб пошатнулся, но все еще пытался сражаться. Его сабля описала широкую дугу, целя рыцарю в шею, но тот пригнулся и нанес удар снизу вверх. Меч вошел под ребра, пронзая легкие и сердце. На губах Якуба выступила кровавая пена, но даже падая, он пытался достать противника - такова была его ярость.