Венец и милосердие: Чужестранка

Сумерки опускались на пустыню, принося с собой пронизывающий холод – извечный парадокс этих мест, где днём можно сгореть заживо, а ночью замёрзнуть насмерть. Лекарь поёжилась и склонилась над маленьким переносным очагом, пытаясь разжечь огонь. Её пальцы, закоченевшие от вечерней прохлады, никак не могли удержать кремень. Раз за разом она пыталась высечь искру, но сухие ветки оставались безжизненными, словно кости, выбеленные пустынным солнцем. Вдруг она почувствовала лёгкое прикосновение к плечу. Обернувшись, увидела Балдуина – он молча протягивал руку к кремню. В его глазах читались спокойствие и уверенность человека, тысячи раз выполнявшего это простое действие в походах и на войне. На мгновение всё замерло, будто сама пустыня затаила дыхание, наблюдая за этой сценой. Балдуин взял кремень в одну руку и железный скребок в другую. Одним уверенным движением, выдающим в нём воина, он высек искру, которая тут же поймала сухую травинку. Через несколько мгновений маленький огонёк уже радостно плясал среди веток, отбрасывая причудливые тени на стены палатки. — Иногда всё, что нам нужно — это немного помощи. — Произнёс Балдуин, и в его глазах мелькнули искорки, отражающие пламя костра. Сейчас он казался совсем молодым, каким был до того, как болезнь наложила свою тяжёлую печать. — Спасибо, саид. — Девушка осторожно коснулась его руки, и это прикосновение, даже сквозь ткань перчатки, отозвалось теплом в его груди. — Сейчас я приготовлю нам ужин. Вы выглядите уставшим, отдохните немного. Собрав грязные бинты и перчатки возле очага, она заглянула в металлический котелок, в котором уже начинала закипать вода. Следуя древним правилам врачевания, она опустила в кипяток кусочек мыла и какие-то травы, и следом погрузила все использованные повязки. Пока вода делала своё очищающее дело, девушка занялась приготовлением пищи. Из своего заплечного мешка она достала несколько сухих продуктов: головки чеснока, привезённого из долины Нила, засушенные травы, собранные в горах Синая, и вяленое мясо, приготовленное по рецептам кочевников. На отполированной временем каменной доске она быстро нарубила ингредиенты, её движения были уверенными и точными, как у человека, привыкшего готовить в любых условиях. Занимаясь приготовлением ужина, она одновременно готовила лекарства. На маленьком складном столике, который девушка достала из своих пожитков, расположились различные травы и корни, собранные во время странствий. Её руки двигались будто сами по себе, отмеряя нужное количество каждого ингредиента, смешивая их в определённом порядке, известном только ей. Она что-то тихо напевала на своём странном языке, и эти звуки сливались с потрескиванием огня в какую-то древнюю мелодию исцеления. Балдуин сидел на покрытой песчинками подушке, его глаза были прикованы к фигуре незнакомки. В свете очага её движения казались почти танцем, древним ритуалом, в котором смешались искусство врачевания и какая-то первобытная магия. Огонь очага окутывал её силуэт мягким сиянием, создавая вокруг неё таинственный ореол. Он слушал, как она что-то бормочет, будто разговаривая с травами в котелке. Её голос то поднимался, то опускался, создавая странную мелодию, похожую на песню ветра в древних руинах. Лёгкий аромат, который распространялся, был необычным, но приятным — смесь запаха горных трав и восточных специй. — Ваш язык, — всё же прервал рабочую тишину Балдуин, — я никогда не слышал его прежде. — О... — смутилась девушка. Она явно не подозревала, что паломник прислушивался к её бормотанию. Лёгкий румянец окрасил девичьи щёки, делая её похожей на утреннюю зарю. — Это мой родной язык. Как вы могли заметить, я не очень хорошо владею арабским и совсем немного знаю латынь. Но этих знаний мне достаточно для работы. — Но что это за язык? — В его голосе звучало искреннее любопытство. За годы правления Балдуин встречал купцов и путешественников со всех концов известного мира: от туманной Британии до загадочного Китая. Но никогда не слышал подобной речи. — К сожалению, я не знаю, саид, — она задумчиво помешивала варево в котелке. — Знания о его происхождении, как и моё имя, у меня отсутствуют. — Вы не помните своего прошлого, — догадался Балдуин. Он слышал о таком – иногда путники, пережившие сильное потрясение или удар по голове, теряли память о прошлом, словно чистый пергамент, с которого стёрли все письмена. — Но как так произошло? — Не знаю, — пожала она плечами, не отрываясь от своего занятия. Отблески огня играли на её лице, придавая ему то задумчивое, то почти потустороннее выражение. — Я помню, как очнулась в пустыне, на земле Египта. Меня нашли добрые люди. Они научили меня местному языку, помогли встать на ноги. — Вы не мусульманка? — Вдруг спросил король, оглядывая платок, который всё ещё скрывал её волосы. Хотя она и носила традиционную одежду местных женщин, что-то в её манере держаться говорило о чужеземном происхождении. — Нет, — покачала она головой. — Я не мусульманка и не христианка. И вообще не приближена к какой-либо вере. — В её голосе не было ни вызова, ни смущения – простая констатация факта, словно она говорила о цвете песка или температуре воздуха. — Вы оказались для меня настоящей загадкой, — произнёс Балдуин с невольным восхищением. — Девушка без имени и веры, но с навыками лекаря, говорящая на неведомом языке. Словно вы пришли из какой-то древней легенды. На последних словах Балдуина девушка слегка вздрогнула, будто он нечаянно коснулся какой-то тайны, о которой она сама не хотела думать. Но быстро взяла себя в руки и вернулась к своим делам. Вскоре ужин был готов. Лекарь разложила еду на две медные тарелки, потемневшие от времени, но тщательно вычищенные. Они оба сели у очага, наслаждаясь теплом огня и ароматом приготовленной пищи. После того как еда была закончена, она сняла бинты и перчатки из кипящей воды, аккуратно выложив их на пергамент рядом с огнём, чтобы они высохли. Внимательно наблюдая за своим спутником, девушка замечала то, что могли увидеть только глаза опытного целителя. С первого взгляда могло показаться, что Балдуин просто устал после долгого дня. Но она видела большее, появились первые признаки лихорадки — его кожа была бледной, почти прозрачной при свете костра, взгляд был рассеянным, зрачки сузились, а на лбу блестели мелкие капельки пота. Девушка медленно подошла к Балдуину и мягко проговорила: — Господин, из-за усталости у вас начинает подниматься температура. Вам следует отдохнуть. Без лишних слов лекарь расстелила для него спальное место из мягких шерстяных одеял, помогая устроиться поудобнее. Когда Балдуин лёг, она села рядом, легонько прикоснувшись рукой к его лбу. Он был горячим, словно раскалённый песок пустыни. Тогда она начала петь. Её голос был глубоким, мягким и умиротворяющим, но в то же время в нём чувствовалась странная сила, древняя как сами пески. Звучание её песни было таким, будто оно исцеляло не только тело, но и душу, наполняя существо Балдуина теплом и силой. Он впитывал каждый звук, искренне удивляясь тому, насколько необычным было это пение – оно не походило ни на григорианские хоралы, ни на арабские мелодии. Слова были непонятны, но в них слышался шёпот веков, отголоски забытых тайн и древней мудрости. Мелодия то взлетала ввысь, подобно птице в небесах, то опускалась в глубины, словно воды Нила. В ней слышался шелест песка, шёпот ветра и эхо давно исчезнувших храмов. Внезапно, едва осознавая свои действия, Балдуин снял руку девушки со своего лба и, прижав её к своей груди, крепко сжал в своих руках. Ощущение покоя и безопасности переполнило его, и он, убаюканный её колыбельной, быстро погрузился в сон. Девушка замерла, когда рука Балдуина обхватила её ладонь. Сначала она почувствовала лёгкое смущение – никто прежде не осмеливался прикоснуться к ней с такой доверчивой нежностью. Её сердце забилось чаще, и она могла ощущать его ритм сквозь сжатые пальцы. Ей было тепло и спокойно от этого прикосновения, но в то же время она чувствовала лёгкое беспокойство. Это неожиданное действие раскрыло перед ней уязвимость мужчины, который, несмотря на свой явно высокий статус и внешние обстоятельства, оказался таким же человеком, нуждающимся в простом человеческом тепле, в заботе и понимании. Теплота его тела проникала сквозь её руку, вызывая приятное покалывание, словно искры костра, пляшущие в ночи. Она понимала, что это момент искренней благодарности и доверия со стороны Балдуина. Её дыхание стало более ровным и глубоким, и она почувствовала себя ответственной за его благополучие – не только как лекарь за пациента, но как человек за человека. — Скоро ваши раны заживут, — прошептала она Балдуину, глядя на его бледное лицо, освещённое отблесками пламени. Он глубоко вздохнул и девушка почувствовала, будто весь груз этого мира возложен на этого человека. - Вы сильнее своей боли, господин. Мужчина, будто слыша её слова сквозь сон, коротко кивнул, и его пальцы чуть крепче сжали её руку.