Индивидуальная терапия

Прошло около недели. Состояние Лололошки вообще не шло на улучшение, и каждый новый день казался ему всё более безнадежным. В комнатке палаты царила гнетущая тишина, и только редкие шорохи из коридора напоминали о жизни за пределами этой замкнутой реальности. Лололошка начал бредить, слышать голоса, которые шептали ему непонятные угрозы и обманчивые обещания. Часто он залипал в одну точку, его взгляд застывал на стене, будто мироходец пытался уловить в её безмолвной поверхности тайные послания, которые его раздирали изнутри. Еду, которую ему давали, бывший студент принимал с неохотой, а обстановка, затянутая невидимой тенью, лишь подчеркивала его отчаяние. Джон, заметив, как Лололошка худеет на глазах, по просьбам медсестёр, сам откармливал его, с ложечки, пытаясь вернуть жизнь в его бледное, почти безжизненное лицо. Джон очень долго думал, что с этим можно сделать, отчаянно перебирая в голове способы помочь своему пациенту. Каждый из них казался неэффективным в этой запутанной ситуации, где безумие, казалось, прочно обосновалось в сознании Лололошки. В итоге он решился на рискованный шаг — разрешил Лололошке выходить из палаты и гулять по отделению с десяти утра до девяти вечера, словно надеясь, что новые впечатления могли стать глотком свежего воздуха для его заточенного разума. Это было как открытие двери в новый, невидимый мир, который еще совсем недавно казался недоступным. Теперь для Лололошки открыли новые территории: столовая с её безликими столами, где еда подавалась в пластиковых тарелках. Зал с телевизором, где экраны щедро делились яркими моментами жизненных реалий, так же была маленькая библиотека с книгами, где можно было присесть и окунуться в ненастоящий мир. Особенно комфортно он себя чувствовал в кабинете Джона, где стены, облитые светом, казались на мгновение близкими и теплыми, хотя Лололошка часто входил туда без спроса, словно искал в этом свете утешение от собственных терзаний, лежа на диване и слушая шуршание бумаг, которые перебирал Джон. Голоса, неконтролируемые вспышки гнева и бред никуда не ушли, но по крайней мере они стали реже, как буря, постепенно утихающая в отошедших далях. Временами Лололошка начинал осознавать свое присутствие в этом новом мире, и в его глазах, полных страхов, порой проскальзывали искорки чего-то человеческого. Он начал знакомиться и разговаривать с другими психбольными. Эти мелкие социальные взаимодействия стали для него своего рода островками надежды в безбрежном море отчаяния. Каждая коммуникация, каждое неверное, но искреннее сообщение о дружбе постепенно размягчали его окаменевшую душу, позволяя пробуждаться новым чувствам. С каждым днем он всё больше открывался в разговорах и терапиях с Джоном, хоть в большинстве случаях это был просто бред. Этот несмело пробуждающийся интерес к общению словно освещал темные закоулки его разума, восполняя пустоты новыми эмоциями. Каждый сеанс превращался в маленькое чудо, когда слова, и даже улыбки начинали пробиваться к свету, заражая и самого Джона надеждой, словно воскресая из самой глубокой тьмы. Волнение и оптимизм постепенно завладели атмосферой, и казалось, что, возможно, Лололошка не так уж и потерян в этом мире.

***

И вот, впервые за долгое время, Лололошка проснулся в хорошем настроении. Солнечный луч, пробивающийся сквозь занавеску, упал ему на лицо, высветив нездоровый блеск в глазах, но всё же… это был *блеск*. Он даже поел! Целую тарелку овсянки! Медсестры, обычно просившие помощь Джона, сегодня перекидывали друг другу восторженные взгляды, и тихонько перешептываясь. Этот факт сам по себе казался Лололошке чудесным, нереальным, словно наградой за какой-то неведомый подвиг. В его голове эхом пронеслось: "Я… я победил голоса! Они отступили перед моей могучей силой... или перед овсянкой? Возможно, это божественная овсянка?" Десять утра. Знакомый скрежет ключа в замке палаты — грубый, металлический звук, который Лололошка теперь воспринимал не как вторжение, а как приглашение к новым приключениям. "А что, если это ключ к порталу в другое измерение? В мир, где овсянка — это валюта, а голоса поют дифирамбы?" Эта мысль заставила его улыбнуться, слегка криво, но всё же улыбнуться. Вновь разгуливая по отделению Джона, Лололошка забрел в его кабинет. Комната, обычно окутанная запахом старых книг и кофе, сейчас казалась ему особенно светлой и просторной, словно огромная пещера, полная сокровищ. Джона не было. Это открывало безграничные возможности. "Наконец-то! Я смогу провести полное археологическое исследование кабинета доктора! Кто знает, какие артефакты таятся в его секретных ящиках?" Он начал осмотр с пристальным вниманием, ощупывая каждый предмет, будто искал скрытые механизмы и тайные проходы. Каждая книга казалась ему зашифрованной рукописью, каждый карандаш – магическим жезлом. В его воображении все это ожило, превращаясь в фантастические устройства и инструменты могущественной силы. И вот, в небольшой щелочке между диваном и стеной, на самом дне, он заметил его — блестящее, золотистое колечко. "Древний артефакт! Ключ от сердца вселенной!" — пронеслось в его голове. Он решил, что сможет пролезть туда и схватить его зубами. Голова пролезала, да и смирительная рубашка, в которой он находился, делала его неуклюжим и неловким. В его голове звучали новые голоса, но теперь они казались дружелюбными, подбадривающими: "Ты сможешь, Лололошка! Ты сильный!" И вдруг, оглушительный звук, пронзивший тишину. -БЛЯТЬ! Колечко было слишком маленьким, чтобы его вытащить, а Лололошка… застрял. Между диваном и стеной. В его голове зародилась новая, безумная теория: "Может, это испытание? Чтоб получить артефакт, надо пройти через портал в виде щели между диваном и стеной?!"