Тайны в мелочах

Кажется, пока он был без сознания, произойти успело многое. Хильден с усилием сглотнул, открыл глаза и поморщился. Его куда-то везли на машине (что-то современное, с комфортабельными креслами, хорошим кондиционером и фильтрами), слишком яркий свет резал сетчатку, скула немилосердно болела, а в горле пересохло. Надо же, даже связывать не стали, лишь пристегнули к сиденью ремнем безопасности. Попытавшись осторожно оглядеться, Хильден внезапно обнаружил, что он здесь не один — у противоположного окна свободно устроился незнакомый альфа, глядящий на него равнодушно, но внимательно. Они сидели на просторном заднем сиденье, переднее было отделено затененным стеклом. Интересно, что бы делал этот амбал, если бы он сейчас распахнул дверь и выпрыгнул на ходу? Разумеется, делать так было абсолютно глупо — мало того, что можно свернуть шею на скорости, так и пейзажи за окном не вдохновляли, все та же чертова пустыня. Может быть, полудикие местные и смогли бы там выжить, но уж точно не он. Да и дверь наверняка заблокирована. Преодолев абсолютно мальчишеское желание подергать дверную ручку, Хильден упрямо сложил руки на груди и откинулся на мягкую спинку сиденья. Пить хотелось адски, но идти на контакт, и тем более что-то просить, он был не намерен, тем более что был шанс, что похитители просто откажут и он будет выглядеть еще более жалким. (Как будто сейчас недостаточно жалок, ага.) А потом он задремал. То есть, вот так просто взял и уснул в одной машине с преступниками, по дороге неизвестно куда, а очнулся от мягкого толчка — они тормозили. В окно удалось рассмотреть немногое, но и этого хватило, чтобы начать догадываться, кто именно добавил экстрима в и без того не слишком рутинную жизнь. Это точно была исследовательская база, только не такая старая и жалкая, как его собственная, о нет, хватило беглого взгляда, чтобы понять, какую кучу денег сюда влили. Полноценный внешний кордон, множество отдельных куполов-лабораторий, наверняка целая куча работающего здесь персонала. Машина неспешно заехала на территорию базы, несколько раз свернула и остановилась. Хильден отстегнул ремень и дернул ручку двери. Возможно, слишком резко и зло, потому что охранник повернулся в его сторону. Дверь не поддалась. Постаравшись успокоиться, он глубоко вдохнул увлажненный и ароматизированный воздух, выдохнул сквозь зубы. Ну уж нет, истерик он здесь закатывать не будет. Наконец, хлопнула передняя дверца, водитель обошел машину и открыл его дверь снаружи. Омега проигнорировал протянутую руку и вылез сам. Прищурился и тут же поморщился — разбитую скулу дернуло как-то особенно неприятно, на стоящего рядом человека он не смотрел, хоть тот и красовался огненной, вопиюще яркой на солнце шевелюрой. — Будешь дуться? — деловито поинтересовался Ремингтон. — Иди нахуй. — четко и разборчиво сказал Хильден. Он внезапно почувствовал то спокойствие, которое всегда спасало его в толпе недружелюбно настроенных коллег — плевать на их мнение и их выводы. Он никому не доставит удовольствия, продемонстрировав слабость. И этот не дождется. Кажется, безопасника его посыл ничуть не задел, он улыбался, как всегда, светло и дружелюбно. — Пойдем, надо что-то с твоим лицом сделать. Это ж надо так умудриться, а. — Безопасник сочувственно покачал головой, будто не имел к произошедшему никакого отношения. Ответить омега не успел — незнакомый альфа, покинувший машину последним, внезапно подал голос: — Босс велел вести сразу к нему. — А сразу к нему мимо медблока нельзя? Что, сам не видишь? — Ремингтон раздраженно указал взглядом на проблему. Чужак лишь равнодушно пожал плечами и взмахом руки обозначил Хильдену направление. Прикасаться не стал, за что спасибо ему огромное; иначе мог бы произойти эксцесс. Неприятный, с дракой и попыткой выцарапать глаза. Не то чтобы Хильден когда-то делал что-то подобное, но сейчас он кипел, как чайник, готовый взорваться от малейшего касания. Не факт, что ему удалось бы причинить вред кому-то, кроме себя самого, но он точно попытался бы. Конечно, он уже понял, кого увидит, и вроде бы подготовился к этой встрече. Но вживую доктор Гольцер вымораживал еще сильнее, чем по вирт-связи. Хильден не знал, что это было — гормоны, хитрые ментальные техники или что-то совсем уж фантастическое, но глазами он видел вполне обычного альфу: явно усталого и немного раздраженного, педантично застегнутого до последней пуговицы, с лучиками морщин вокруг глаз и проседью в аккуратно уложенных волосах. А вот чувствовал… Нечто совсем другое. Слухов о столь известной личности ходило много. Либо Хильден помимо своей воли выискивал их крупицы среди других новостей их сферы. Кто-то говорил, что Герхард Гольцер возглавляет свой институт не менее полувека, а до этого еще столько же занимался собственными наработками. Если верить самым смелым слухам, ему было лет под двести. Стоило лишь включить логику и критическое мышление, как этот срок значительно сокращался, но все равно казался неправдоподобно большим. Все официальные источники стыдливо замалчивали цифру, но даже по тем скупым строчкам, которые удалось найти, однозначно следовало, что без комплексов биоревитализации и хронокоррекции столько не живут. Ему точно было больше ста, и он мог протянуть еще почти столько же, если проходить все курсы омоложения в полной мере и вовремя. Его выдавали глаза — слишком холодные и почти нечеловеческие, а еще аура абсолютной уверенности в себе. Хильден стиснул зубы так, что боль прострелила до самого виска, в три шага преодолел кабинет и молча плюхнулся в кресло для посетителей. Под этим давящим взглядом вдруг появилось глупое и раздражающее желание вытянуться по струнке, честно признаться во всем, что натворил, а возможно, даже попросить прощения. Одновременно это крайне нелепое и трусливое желание разозлило его до невозможности: казалось, что он давно вытравил из себя детские повадки понравиться, несмотря ни на что. Да, можно было не лезть, куда не просили, но о каких свободных исследованиях и самоуважении могла бы идти речь после такого? Нахмурив брови, он уставился на хозяина кабинета, но не смог долго смотреть в абсолютно бесчувственные рыбьи глаза. Сместил взгляд на переносицу, но решил, что скорее откусит себе язык, чем нарушит тяжелую паузу. Тем более, черта с два он поручился бы, что голос не дрогнет в самый ответственный момент. Но Герхард заговорил первым. Ледяной взгляд скользнул по его лицу, на несколько секунд задержался на разбитой и безобразно опухшей скуле, затем уставился куда-то ему за спину. — Я же просил — пригласить. Аккуратно, — сухо заметил доктор, и Хильден услышал, как кто-то нервно переступает с ноги на ногу у него за спиной. И даже мысленно позлорадствовал. — Случайные накладки, — отрапортовал Ремингтон, вроде бы спокойно и деловито, но за всем этим все равно чувствовалось нервное напряжение. — Мне казалось, я плачу вам достаточно, чтобы избегать подобных… случайностей. Впрочем, обсудим это позже. Вон. И безопасник вымелся за дверь. Молча! И быстро. Они остались один на один. — Ну, и что вы скажете в свое оправдание? — Доктор Гольцер вонзил в него свой взгляд, как скальпель. Он был собран и абсолютно спокоен, ни единым жестом не выказывал агрессию, но Хильден внезапно почувствовал, как стают дыбом волоски на загривке. Его естественной реакцией на стресс всегда была злость и жажда действия, и этот раз не стал исключением. Поэтому он подобрался, злобно прищурился в ответ: — Хочу сначала услышать, что скажете вы. Естественно, никто не собирался перед ним оправдываться. Хозяин кабинета лишь иронично приподнял бровь, как будто имел дело с подростком, на все обвинения отвечающим «Сам дурак!». А затем медленно, с расстановкой, пояснил: — Я по-хорошему просил вас не лезть в это дело. Мои исследования — мое личное дело. Это секретный проект, к которому у вас нет, и в принципе не может быть доступа. Так откуда у вас опытный образец флоры? И зачем? — Если это флора, то я — глава Директората, — взорвался Хильден, внезапно даже для самого себя, — это же, черт подери, животные клетки, я видел их своими глазами! Как я должен справляться со своими задачами, если оперативное пространство сузили до нано-размеров?! Еще и этот, с парализатором, маячит за плечом, — он с отвращением кивнул на дверь. — Если я нужен здесь только для отвода глаз, то вы выбрали не того человека! — Для подставной куклы от вас слишком много проблем, — доктор внезапно потер переносицу, устало вздохнул и от этого даже стал выглядеть чуть человечнее. — А еще, я смотрю, вы закопались поразительно глубоко, как для человека, которого просили в эту сторону не копать. Я всего лишь надеялся распределить задачи и немного разгрузить свой график, и что же я получаю в ответ? — А я надеялся на задачу в области генетики, с понятными вводными, а не на фантастический триллер с колониями псевдо-растений, передающих неизвестное заболевание. — Не порите чуши! Luminiflorus Vitae абсолютно безопасен. Если вы пошли по этому пути, то я явно вас переоценил. — Да вы романтик, — Хильден насмешливо улыбнулся здоровой половиной лица, старательно игнорируя голос разума, — «Цветок жизни», серьезно? — Это не то, о чем вам стоило бы сейчас думать, — от него отмахнулись, колкость явно прошла мимо цели. — Я не могу думать ни о чем конкретном, мои выводы в любом случае базируются на догадках. Я хочу больше данных. Раз уж меня не убили, — последнее он добавил, чуть сбавив тон. И так уже что-то разошелся сверх меры. Даже бояться забыл от возмущения. — Не надо меня демонизировать. Информацию я вам предоставлю, но ваша самодеятельность прекращается прямо сейчас. Вы переходите в мое прямое подчинение, и результатов от вас тоже буду требовать именно я. — Но моя лаборатория… — Хильден невольно привстал с места. — Здесь они ничуть не хуже. Ваша база уже получила приказ на свертывание. Я давал вам возможность остаться в стороне! — Доктор Гольцер немного повысил голос и Хильден сам не понял, как плюхнулся обратно в кресло и втиснулся в спинку. Открыл было рот, чтобы возразить, но натолкнулся на взгляд, показавшийся ему до инфернальности жутким, и захлопнул его обратно. Облизал пересохшие губы, собрался с силами и таки сказал, насколько мог твердо: — Свои наработки не отдам. — Да пожалуйста. Было бы что отдавать, — стихийно образовавшийся непосредственный начальник лишь махнул рукой. — Зайдете в административный корпус, подпишете все допуски. Но сначала, будьте добры, навестите госпиталь, я не хочу, чтобы среди персонала поползли слухи. — О том, что вы похищаете людей, как какой-нибудь злобный гений? — Это была даже не колкость, он как-то сразу потух, потерял запал, осознав неизбежность происходящего. — Спасибо за комплимент, — альфа приподнял уголки губ в чем-то, отдаленно напоминающем вежливую улыбку, — смею надеяться, мы сработаемся. Вас проводят. Это, очевидно, было вежливым вариантом «Проваливай, глаза б мои тебя не видели», и Хильден решил не испытывать чужого терпения. Он уже почти дошел до двери, когда в мозг сквозь усталость, потрясение и почти панику от близости чертового тираннозавра, таки пробилась здравая мысль. Резко остановившись, он развернулся и спросил: — А как же образцы? А мои лаборанты? Мне что, начинать все с начала? — Все материалы будут доставлены на новое место работы. Лаборанты… Мне казалось, вы не из тех людей, что страдают сентиментальной привязанностью к подчиненным. «Ага, значит нет. Значит, ты приставишь ко мне своих соглядатаев. Как удобно». Но затем он вспомнил своих собственных работничков, жадно шаривших в закрытых разделах исследований, и стол, о который он сам приложился со всего маха. Да уж, потерянные лаборанты - это действительно не то, о чем стоило жалеть. Только попав сюда, Хильден по-настоящему понял, насколько убогую автономную базу выделили ему самому. Раньше можно было сделать скидки на непопулярность направления и полевые условия, но если есть с чем сравнивать… В общем, его самооценка упала еще чуть-чуть ниже. Личные комнаты тоже были куда как более комфортными. Он действительно побывал в госпитале, затем пришлось заверить несколько обязательств о неразглашении личной цифровой подписью, после чего, наконец, получить доступ в местную сеть. Но кричать «помогите, меня похитили» уже было как-то глупо, а чем еще заняться, пока решались вопросы с его новым назначением, было совершенно не ясно. Пришлось преодолеть невнятное и какое-то нервное желание куда-то бежать и немедленно совершать какие-то действия и вести себя, как рациональный человек. А потому Хильден обследовал свое новое жилье, кое-как привел себя в порядок, полюбовался в зеркало на стремительно заживающую, а потому цветущую всеми оттенками синего и желтого ссадину на лице и ушел искать столовую. Он был морально готов к тому, что спокойно поесть ему не дадут, но, на удивление, успел расправиться и с рыбой и с салатом, прежде чем напротив опустился кое-кто знакомый, поставив на стол чашку с привычно-отвратительным кофе. — Двойным агентам платят так мало, что ты даже здесь не можешь позволить себе что-то получше? — Тройным агентам, — Рэмингтон зубасто улыбнулся и отсалютовал ему чашкой, — официально я все еще работаю на тебя, забыл? Хильден закатил глаза и молча отмахнулся. Взывать к совести этого человека явно было занятием глупым и бесперспективным. — Такой себе из тебя профессионал, — в конце концов сказал он и демонстративно поморщился. После медицинского вмешательства скула потеряла чувствительность, но выглядела даже эффектнее, чем прежде. Заклеивать все это безобразие пластырями медик почему-то не стал, а Хильден принципиально оставил все, как есть. — У меня к многим препаратам резистентность, вашей ли конторе не знать. — Я в курсе, — Рэмингтон сморщил нос, — я дал этим олухам тройную дозу, тебя вырубило бы часа на два. Но они же ученые, — он насмешливо дернул уголком рта, — решили, что это слишком много и вкололи меньше. С-самодеятели. И вот как раз это я уже не учел, да, моя промашка, извини. — Больше ни за что извиниться не хочешь? — Хильдену стало почти смешно. Он ведь с самого начала прекрасно осознавал, с кем имеет дело. О каком доверии и каких обидах вообще могла идти речь? Прямо удивительно, насколько сильно его задела вещь, которую не так сложно было спрогнозировать. Ну не рассчитывал же он на любовь и преданность из-за секса и мимолетной симпатии, ну в самом деле. — А остальное — моя работа, — Рэмингтон явно почувствовал, что его отпустило, и улыбнулся почти как раньше — немного задиристо и ласково. Ну, если он решил, что все вернется на круги своя, то черта с два. Хильден спокойно окончил обед, так же спокойно попрощался и убрался прочь. Конечно, он не собирался прекращать общение полностью — в конце концов, будет настоящей удачей, если контролировать его снова поручат Рэмингтону, которого он успел неплохо изучить. При определенной сноровке его можно будет использовать с выгодой для себя. Даже от мысли о том, чтобы начать такую игру с самим доктором Гольцером, по спине пробегали мурашки. Боже, он даже в собственной голове называет этого напыщенного индюка «доктором». Да и оскорбление добавил почти насильно — этот человек вызывал в нем крайне противоречивые чувства, но не учитывать его ум и опыт было невозможно. Нет, напыщенным, если подумать, он тоже не был. Скорее отстраненным, смотрящим с высоты прожитых лет. Древний кусок льда в дорогом костюме, тираннозавр, подпиливший клыки, чтобы соответствовать эпохе. Хильден помимо воли чувствовал что-то близкое к восхищению и ненависти одновременно. И страх, тут же превращающийся в злость и дурную энергию. Хотелось ли ему переиграть этого человека? Да, несомненно. Бесил ли его тот факт, что доктор Гольцер так легко обломал его планы и засунул в собственный штат, — о-о-о, безусловно. Чувствовал ли он гордость из-за того, что ученый такого уровня все-таки признал его профессионализм и личные качества, — ну, не без этого, ладно. Его вещи действительно привезли — все, от нижнего белья и личных игрушек, до тщательно упакованных и пронумерованных лабораторных образцов. Материальные носители с информацией, подгрузившиеся в систему электронные журналы и базы данных. Здесь было все… кроме того самого образца, который он лично, своими руками выковыривал из башки сумасшедшего старика. Того, что позже пророс удивительным гибридом, совмещающим в себе как растительные, так и животные черты. Ни образца, ни запароленных исследований по нему. Это было так вопиюще очевидно, почти демонстративно, что Хильден мгновенно вскипел от ярости. Его только что щелкнули по носу, мягко указали на то, что работать придется только с той информацией, на которую расщедрится непосредственное начальство. И оно, конечно, предоставит нужные данные, но официально, после запроса, под контролем, без самодеятельности и личной инициативы. Он мог кое-что этому противопоставить. Продемонстрировать, что его не так уж легко просчитать и запихать в рамки. Если честно, то это было то, что он стыдливо запихнул куда-то на дно сознания и вообще попытался сделать вид, что ничего не было. Потому что если выкопать этот позорный случай, то можно увериться в собственном полном идиотизме. У него был образец, был еще со времен поездки в резервацию… но он о нем забыл. Справедливости ради, когда он чисто машинально сорвал крохотный листик в оазисе, ни о каких экспериментах, трупах и прочем и речи не шло. Он благополучно сохранил неизвестное растение, но просто из любопытства, не более. А уж потом, когда все завертелось, о нем не вспомнил. Вот так вот, встречайте — великий ученый, первооткрыватель века, человек, который, возможно, скоро забудет собственное имя. Если бы он сразу по приезде посмотрел на чертов зеленый огрызок под простейшим микроскопом, то сейчас, возможно, уже имел бы решение, потому что спутать эту химеру с нормальной флорой было абсолютно невозможно. И не заинтересоваться невозможно тоже. Но он потерял уйму времени, итогом чего стала утрата независимости и значительной части самомнения. Но что-то из этой ситуации еще можно получить. Подергать за нос самого Герхарда Гольцера — чем не цель. Перекопав вещи, он нашел непримечательный листик и в куда более приподнятом настроении принялся заново планировать все методы анализа. Если его и засунули в общий штат сотрудников, он быстро продемонстрирует, что требует особого подхода и особых поощрений. Хильден Кройф умел подстраиваться под изменение среды ничуть не хуже некоторых бактерий. Не получилось заполучить славу самостоятельного ученого, значит получится достигнуть того же, а то и большего, выделившись из толпы подопечных Герхарда Гольцера. Они еще просто не знают, с кем связались.