Тайны в мелочах

Это было невозможно. Хильден вытер мигом вспотевший лоб, прикрыл на секунду глаза, сделал глубокий вдох. Не помогло. Ничего не изменилось – на его столе по-прежнему стояла пробирка с образцами мозговой ткани, из которой пробивался полупрозрачный крохотный росток. Образцы точно были чистыми и никаких примесей, никаких семян туда попасть не могло. Это выглядело абсурдно. Конечно, после того, как генетическая болезнь превратилась в инфекционную, он был готов поверить во многое, но это уже перебор. В этот момент он был опасно близок к тому, чтобы уверовать в магию, мистику и злобных привидений, портящих образцы. Пришлось делать перерыв на кофе и тщательное обдумывание ситуации. Хильден всегда считал себя человеком прагматичным, рациональным, не склонным к драматизму и излишней доверчивости. Если с образцом что-то не так, то сначала нужно проверить, что и как с ним делали, а потом уже верить в скорое пришествие высшего разума, превращающего воду в вино, а мозговые клетки в растительные. Поиск по лабораторным отчетам ничего не дал – все было четко по протоколу, никаких подозрительных изменений ни в единой пробирке. Пришлось запугивать лаборантов. Это оказалось несколько затруднительно, потому что проблемный росток он спрятал подальше, чтобы ни один зоркий посторонний взгляд не заметил, а по одним номерам и датам сориентироваться могли немногие. Бестолочи. Но, в конце концов, своего он добился, и как-то даже не слишком удивился ответам. Кое-кто забыл спрятать пробирки в герметичный стенд, и они несколько часов провели на рабочем столе, под палящими лучами. Конечно, это могло быть влияние воздуха, влажности, чего-то еще, но Хильден как-то сразу понял, что дело в солнечном свете. У него никогда не возникало проблем с логикой, и связать это невозможное происшествие с оазисом в резервации было элементарным делом. Сначала мысль о том, что это просто ерунда какая-то, заслонила всю картину. Он прокручивал в голове все, что знал о генетике и биологии, и решения не видел. А затем, чуть успокоившись, осознал нечто другое: они же в резервации их едят. Эти мозги, которые неведомым образом превращаются в растения. Хильден вскочил на ноги, взволнованно и растерянно одновременно, потоптался на месте и упал обратно в кресло. То противно зашевелилось, подстраиваясь под внезапную нагрузку. Бррр… Передернув плечами, он запустил пальцы в волосы, сжал голову, пытаясь угомонить отдающий в висках пульс. Они их прячут, потому что знают, откуда появляются растения. Если для активации роста действительно нужно только солнце, то они не могут не знать. Значит, аборигены следят за своим оазисом, скрывают от посторонних глаз… подкармливают трупами. А затем едят сочные, полные сока и жизни листья. Не могут не есть – при таком дефиците натуральной пищи они драться готовы за любой кусок, отличающийся от мерзких пищевых брикетов. На последних мыслях его начало мутить. От нервов в том числе. А еще представилось, как того старика, который скончался в приступе безумного хохота, оттаскивают в оазис и сбрасывают вниз, в переплетение лиан. Как сквозь него прорастают молодые побеги, разрывая гнилую плоть. Или как он сам каким-то образом становится источником этого… богатства. Ох, черт. Это было просто. Даже шокировало своей простотой. Вот же путь передачи! Они жрут этот мутировавший шпинат и заражаются. Вот ответ, который он искал. Правда, вопросов меньше не стало, даже наоборот. А подумав еще немного, Хильден вообще начал сомневаться в таком удобном выводе. И чем больше он успокаивался, тем страннее все это выглядело. Стоило дать мозгам отдых и посмотреть на цельную картину свежим взглядом. И, конечно же, стоило хорошенько изучить единственный драгоценный образец. Пока что этому изрядно мешали подчиненные, то и дело заглядывающие в его крохотный закуток, оборудованный под личный кабинет. В итоге, он вытер вспотевшее лицо, постарался навести на столе порядок, несколько долгих секунд смотрел на шкаф, скрывающий новую тайну, но все-таки пересилил идиотское желание вынести пробирку под полой халата. Что он будет с ней делать в личной комнате, без оборудования? Дегустировать вкусовые качества? От этой мысли передернуло от отвращения. Об ужине даже думать не хотелось, но не стоит нарушать заведенный порядок и демонстрировать, что произошло что-то необычное. Едва дождавшись окончания рабочего дня, он едва ли не первым покинул лабораторию, широким шагом направившись к себе. Сердце стучало слишком быстро, от переполнявшей нездоровой энергии хотелось метаться туда-сюда, одежда противно цеплялась к липкой от пота коже. Стоило заглянуть в душ, и чем холоднее он будет, тем полезнее для разгоряченной головы. Аппетита не было, от одного взгляда на еду к горлу подкатывала смутная нервная тошнота. Хильден рассеянно ковырял вилкой в тарелке, больше утрамбовывая пюре и салат в одну неаппетитную кучу, чем реально пытаясь что-то съесть. И старался рассуждать здраво. Очевидно, что столь странное, противоречащее всем законам логики и биологии, превращение, каким-то образом придумал и реализовал доктор Гольцер. Именно этот грязный секрет он пытался скрыть, велев не лезть. Но тогда получается какая-то ерунда – зачем же он поручил Хильдену расследовать распространение Болезни 32, если след вел к самому доктору? И, к тому же, довольно сложно верилось, что ученый с мировым именем сам не додумался до столь элементарной причины распространения. Это же буквально первое, что приходит в голову. Значит, скорее всего, столь удобный ответ на вопрос ошибочен. Ну, или Герхард Гольцер вложил всю свою гениальность в создание нового вида растений, после превратившись в клинического идиота без зачатков логического мышления. Заманчиво, но, увы, не стоило даже надеяться на такую удачу. - Чего такой задумчивый? – Вкрадчиво спросили сверху. Хильден вздрогнул, вилка неприятно заскрежетала по тарелке, месиво, в которое превратился ужин, едва не оказалось у него на коленях. Он поднял взгляд и несколько нервно улыбнувшись, поинтересовался: - Ты чего подкрадываешься? Рэм плюхнулся напротив, беззаботно пожал плечами и улыбнулся в ответ. Смотрел он чуть насмешливо, но одновременно ласково. От этого взгляда приятно теплело где-то в животе, неожиданно снедающая внутренности тревога немного улеглась. Хильден на секунду представил, как сейчас откроет рот и расскажет о всем том безумии, что с ним происходит в последнее время, как изумленно поднимутся рыжие брови, а лицо альфы задумчиво и тревожно нахмурится. А потом они придумают, что делать со всем этим бредом. Мысль была настолько заманчивой и одновременно абсолютно невозможной, что заныло в висках. Ему искренне хотелось поделиться хоть с кем-то, потому что, честно говоря, каким-то отдаленным уголком сознания он уже начал сомневаться в здравии собственного рассудка. Может, он просто перенапрягся, переволновался, какой-то сосуд в мозгу лопнул, и теперь мерещится всякое… И самое время вызывать врачей с успокоительным и долгими душещипательными беседами после. Пожалуй, с какой-то стороны такой вариант даже выглядел соблазнительным. Хильден слишком долго и упорно тащил все на себе. В этом он и признался, абсолютно искренне: - Я устал. Сил моих нет на эту чертову резервацию. – Хотелось то ли побиться головой о пластик стола, то ли уложить эту самую голову на чужое сильное плечо. Жаль, ужинающие вокруг люди не поймут ни того, ни другого. Рэм, видимо, каким-то магическим способом прочитал его мысли, потому что мягко провел по его ладони своей, маскируя жест под случайность, и, понизив голос до волнующего шепота, предложил: - Приходи. Утешу. - Посмотрим, - Хильден тяжко вздохнул и поднялся на ноги, - мои олухи натворили дел с образцами, дел невпроворот, нужно выспаться. - Приходи, - повторил безпасник чуть громче, во взгляде у него появилось напряжение, он даже чуть привстал со стула, но тут же взял себя в руки и опустился обратно, откинулся на спинку. За ним подобные мелочи замечались уже не раз. Рэм любил, чтобы все шло по его плану. Иногда Хильден поддавался, делая вид, что не замечает, как его подталкивают к определенному решению, иногда нет. Он прекрасно знал, что имеет дело с человеком, у которого склонность к манипуляциям намертво приросла к личности. Профессиональная деформация успешного агента безопасности, ничего удивительного. Если честно, порой он даже нарочно поддразнивал Рэма, следуя чужой стратегии, а затем, в последний момент, срываясь с крючка и поступая по-своему. Это была своеобразная игра, которая никогда не касалась чего-то важного, обычное развлечение. Интересно, как быстро до Рэма дошло, что это не случайность, что его просчитали и переиграли? Подобные мелочи поднимали самооценку и настроение, поэтому Хильден лишь кивнул на прощание, сдержав довольную усмешку, но столовую покинул в куда более приподнятом настроении, чем было до этого. Про «выспаться» он, конечно, здорово преувеличил. Стоило только закрыть глаза и начать погружаться в сон, как сознание начинало подкидывать какие-то отвратительные, тревожные и жуткие образы. Мертвый старик с обширными открытыми ранами, в которых медленно ворочается что-то белесое, длинные черви или тонкие растительные побеги, в полутьме не разобрать, безумная застывшая в смерти ухмылка, обнажающая оскал зубов и рот, набитый сочной, упругой зеленью, то ли не до конца пережеванной, то ли наоборот, растущей из зараженного нутра наружу, к беспощадному солнечному свету. Хильден с трудом перебарывал сон, встряхивался, переворачивался на другой бок, тревожно поджимая колени к животу, и опять проваливался туда, в крохотную вонючую лачугу. Терпение его лопнуло, когда часы бесстрастно показали четыре часа утра. Голова была тяжелой, сознание путалось. К черту такой отдых, лучше бы он и вовсе не ложился! Пришлось прибегнуть к крайнему средству – таблетка энергетика противно шипела на языке и разила цитрусом, пришлось спешно запивать ее водой. Бр-р-р, гадость какая. Пустой желудок заурчал, но принял подачку без эксцессов. Коридоры были ожидаемо безлюдны, но приглушенное, как обычно, ночное освещение сегодня почему-то нервировало, особенно углы, где тени принимали какие-то странные формы. Ну вот, не хватало еще до галлюцинаций докатиться. Зло тряхнув головой, Хильден расправил плечи и двинулся дальше неспешной походкой. Он не будет идти на поводу у собственной психики и шарахаться на ровном месте. Лаборатория запиралась на ночь, но это была ерунда, так, для порядка. Открыть ее мог любой из работников, посторонних на базе не было, усиливать охрану не было нужды. Все равно все важное Хильден хранил в своем закутке, в шкафу и стендах, под личным паролем главы экспедиции. Образец оказался на месте. Да и куда бы ему деться? Росток увеличился, на верхушке появились зачатки листьев. Скорость роста у него была изрядной. Подумав, Хильден решил сначала взять несколько простейших проб и соскобов, а уж затем решать, что делать дальше. Под окуляром микроскопа было что-то странное. Пришлось выводить картинку на экран побольше, чтобы рассмотреть как следует. Даже первый, самый беглый взгляд, мигом нашел неувязки – клетки мутанта не имели клеточной стенки, да и вообще, были довольно мелкими. Будто он ткани животного, а не растения рассматривает. Но вот же хлоропласты, необходимые для фотосинтеза. Бред какой-то. Нужно больше данных, больше анализов. Дверь за спиной открылась с тихим шорохом. Хильден вздрогнул, рука машинально дернулась к пульту управления, чтобы закрыть опасные визии, поэтому оборачивался он с запозданием. И не успел. Шею сбоку кольнуло болью, затем жаром. Его придержали за затылок, не давая повернуть голову и рассмотреть вошедшего, а через пару секунд мышцы перестали слушаться и тело безвольно обмякло. Мысли еще с десяток секунд метались внутри головы, пока сознание медленно тускнело, постепенно избавляясь от всего лишнего, пока не осталась единственная яркая точка – ему вкололи что-то. Сделали беспомощным. Безопасным. Последнее слово раздробилось на мелкие составляющие, отдающиеся эхом: «...асность, …опасность» и в такт этому эху тревожно и громко стучало сердце. А затем он услышал голоса, а накрывшая с головой мягкая, но плотная пелена принялась таять, как туман на солнце. Вернулся слух, а за ним и зрение. Хильден осознал, что так и сидит в рабочем кресле, обмякнув и безвольно уронив голову на рабочий стол. Кресло плотно зафиксировало нижнюю половину тела, не дав сползти на пол, мутный взгляд выхватывал то оказавшиеся перед самым носом образцы, то смутные фигуры, мельтешившие у стендов. Спустя еще минуту вернулась способность рассуждать здраво. Ну, почти здраво. Теперь глаза застилал не наркотический туман, а ярость. О-о-ох, как он был зол! Эти недоумки вкололи ему что-то из барбитуратов, пытаясь вырубить, но фокус не прошел. Знакомый эффект, знакомые препараты, уж этим-то его организм и многострадальную голову не удивить. В свое время, многое было перепробовано в надежде одолеть мигрень. Что-то не давало видимых результатов, что-то слабо, но помогало, жаль, не надолго – привыкание, а затем и резистентность к препаратам развивалась быстро. Скажи кто Хильдену пару недель назад, что он будет этому рад, и он бы мысленно разобрал этого человека на биологические образцы. Тело было ватным, на команды мозга реагировало с задержкой и погрешностями. Злоумышленники (о боже, да это всего-навсего его собственные лаборанты, не слишком умные и абсолютно не предусмотрительные) спокойно переговаривались между собой, потроша стенды и физические носители данных в поисках ценной информации. Насколько Хильден понял, основной целью был он сам, и сейчас эти обделенные интеллектом личности занимались полной и бесповоротной самодеятельностью. Он терпеливо ждал, старался дышать как можно глубже и незаметно напрягать мышцы, разгоняя кровь. Наконец, лаборанты скрылись за массивным стеллажом в почти противоположном конце помещения, и пришло время действовать. Хильден рывком вытолкнул себя из кресла, покачнулся, схватился за край стола и только чудом не столкнул вниз ничего, способного привлечь внимание грохотом. В глазах двоилось, горло пересохло, слишком частый пульс отдавал в висках, он хрипло, с присвистом дышал, втягивая воздух сквозь стиснутые от напряжения зубы. Входная дверь была не далеко – буквально несколько метров, и их почти удалось преодолеть, когда сзади послышался какой-то шорох. От испуга ноги дрогнули, одно колено подломилось и он неуклюже завалился вбок, не сумев подставить руки и затормозить падение. Голова с громким стуком встретилась с ближайшим столом, скула вспыхнула болью, но какой-то далекой, не настоящей, во рту стало солоно от крови. Хильден замычал, сплюнул густую розовую слюну и пополз. Наверное, со стороны это выглядело смешно – лаборанты, выглянувшие на шум, бросились к нему, матерясь вполголоса, а он на четвереньках – к двери. Удар, как ни странно, знатно помог, и тело стало слушаться куда лучше, да и до выхода было совсем близко. В коридор он вывалился, тут же извернулся ужом и хлопнул ладонью по панели аварийного закрытия. Дверь с шорохом сомкнулась, едва не прищемив носы на двух злых и одновременно растерянных физиономиях. Хрипло дыша и постанывая от боли и облегчения, Хильден вытянулся на прохладном пластике пола, позволив себе на несколько секунд закрыть глаза. Тошнотворное кружение черных точек перед глазами замедлилось, но боль в разбитой скуле стала ярче, грозя вскоре перерасти в нестерпимую. Во рту снова скопилась кровь, но теперь он понял, откуда она взялась: судя по всему, во время падения рассек щеку изнутри, о зубы. Действие препарата стремительно заканчивалось, как и его отдых - дверь в очередной раз издала резкий сигнал, извещая о том, что запертые злоумышленники пытаются выйти. И им не понадобится много времени, чтобы взломать простейший код. Он как-то не предусмотрел подобного поворота событий и защитой не озаботился. Однозначный минус, в следующий раз обязательно стоит исправить… Какая только чушь не лезет в голову, стоило ее лишь немного встряхнуть. К черту. Хильден пошевелил руками, затем ногами, прислушался к себе – правая половина лица горячо пульсировала, где-то в глубине черепа словно что-то гнусно и медленно ворочалось, слегка подташнивало, но тело слушалось более-менее. Хорошо. Головную боль он переживет, бывало и хуже. Есть у него проблемы весомее, чем легкое сотрясение. Что это было? Заговор? Личная инициатива с целью хищения информации? Очень хотелось поднять на ноги всю базу, притянув обидчиков к ответственности, но что-то подсказывало, что в таком случае сохранить в тайне собственные грязные генетические изыскания не получится. Не зря же эти идиоты так внимательно шарили в его лаборатории. Собравшись с силами, он медленно сел, пережил приступ головокружения и принялся подниматься, охая и постанывая. В тяжелой голове плавали неповоротливые мысли, сталкивались друг с другом, как снулые рыбы в аквариуме. Он попытался сосредоточиться и выйти в сеть, но лишь бессильно выдохнул (фокус внимания соскальзывал, не цепляя даже жалкого первого уровня) и, придерживаясь одной рукой за стену, побрел по коридору прочь, к жилым комнатам. Технологии пасовали, придется по старинке, своими ногами. Он жутко не хотел посвящать Рэма в свои дела, но, видимо, другого выбора не осталось. У того, по крайней мере, есть боевое оружие. От нарастающей с каждой секундой боли Хильден отвлекался, мстительно представляя, как безопасник пристрелит этих двоих ублюдков, и, вытащив за ноги прочь из базы, скормит плотоядным лианам. Конечно, в реальности подобного произойти не могло – он сам не допустил бы – но фантазировать тем не менее было приятно. С Рэмом он столкнулся, так и не дойдя до его комнаты. Безопасник вынырнул из-за поворота, полностью одетый и без малейших признаков сонливости на лице. Напротив, выглядел он непривычно собранным и серьезным. - Что про…изошло, - взгляд остановился на окровавленном лице, глаза удивленно расширились, Рэм на миг запнулся, затем отсканировал его глазами с головы до ног, ища другие повреждения, - ты цел? - Почти, - Хильден криво улыбнулся здоровой половиной лица и скомандовал, - быстрее к лабораториям, нельзя, чтобы они ушли. Он схватил замявшегося безопасника за руку и потащил за собой обратно. Идти было недалеко – база была тщательно продуманной, компактной и эргономичной. Всего несколько поворотов, и они уже достигли первого, когда разум, наконец, переварил выплеснутый адреналин и радость от неожиданной встречи, и где-то на краю сознания зазвенела неясная тревога, сначала тихо, а затем все громче и громче. Хильден невольно замедлил шаг. Что Рэм делал ночью в 3-А коридоре? Это дорога к лабораториям, никуда больше. Почему он полностью одет и собран? Все-таки исхитрился подсунуть жучок для тайной слежки? Или… Второй поворот промелькнул мимо, сердце бешено застучало, ладонь, стискивающая чужую руку, повлажнела. Хильден перестал тянуть, но напарник не замедлил шаг и они поравнялись. На широком поясе поблескивала кобура с чем-то тяжелым и опасным. На веснушчатом лице читалась тревога, но какая-то напускная, поверхностная. А под ней – абсолютное спокойствие человека, уверенного в своих действиях. Во рту стало кисло, а в животе похолодело. Хильден сделал еще шаг, к последнему повороту, а затем замер на месте, как вкопанный, но Рэм, словно не заметив этого, приобнял его за пояс и мягко, но неумолимо подтолкнул вперед. Дверь в лабораторию была открыта. - А-а-а! Во-о-от, - полный злобной радости и нетерпения возглас одного из лаборантов почти сразу перешел в невнятное бормотание, когда тот заметил Ремингтона. На его лице появилось узнавание и опаска, но не как у человека, совершившего покушение на жизнь и свободу гражданина Союза, а как у работника, провалившего элементарное задание. Хильден прекрасно знал такие лица, он видел их регулярно. И именно это стало последней точкой, гвоздем, вбитым в его сомнения и растерянность. Он не думал, не планировал, действовал внезапно и хаотично – дернулся в сторону в ту долю секунды, когда внимание безопасника переключилось на сообщника, шарахнулся за стеллаж, загораживающий часть коридора, и нырнул в приоткрытую дверь подсобного помещения… Почти нырнул. Ноги подсекли умелым ударом, сильные руки схватили за шиворот и дернули назад, не давая снова приложиться многострадальным лицом об пол. Все произошло настолько стремительно, что Хильден едва успел осознать, как снова оказался в обманчиво-дружественных объятиях. Ремингтон даже не запыхался. С любителями такой фокус прошел бы, с профессионалом – не получилось. - Извини, но ты слишком шустрый, - со вздохом пояснил альфа. В бок больно уперлось что-то твердое, воздух разрезал звук сработавшего парализатора и мир погас.