Изгои

ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК!

      ТУРГЕНЕВ ИВАН СЕРГЕЕВИЧ 16 ЛЕТ       УТРОМ 5 МАРТА 2007 ГОДА ВЫШЕЛ ИЗ ДОМА В ШКОЛУ И ПРОПАЛ. ДО НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ ЕГО МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ НЕ ИЗВЕСТНО       ПРИМЕТЫ: РОСТ 177 СМ, ХУДОЩАВОГО ТЕЛОСЛОЖЕНИЯ, ВОЛОСЫ КОРОТКИЕ ТЕМНЫЕ, ГЛАЗА КАРЕ-ЗЕЛЕНЫЕ       ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ: НОСИТ ОЧКИ, ШРАМ ОТ АППЕНДИЦИТА НА ЖИВОТЕ       БЫЛ ОДЕТ: ВЕТРОВКА ЧЕРНОГО ЦВЕТА, ТЕМНО-СИНИЙ ПИДЖАК, БЕЛАЯ РУБАШКА С КРАСНЫМ ГАЛСТУКОМ, ЧЕРНЫЕ БРЮКИ       ПРИ СЕБЕ ИМЕЛ: ЧЕРНАЯ СУМКА ЧЕРЕЗ ПЛЕЧО С УЧЕБНЫМИ ПРИНАДЛЕЖНОСТЯМИ, БУМАЖНИК, КЛЮЧИ       ВСЕХ КТО МОЖЕТ СООБЩИТЬ КАКУЮ-ЛИБО ИНФОРМАЦИЮ О ПРОПАВШЕМ, ПРОСИМ ПОЗВОНИТЬ…

***

      Пожелтевшие за весну потрепанные листовки о пропажах, наклеенные на доску объявлений и уже наполовину закрытые аляпистыми рекламными брошюрками, тихонько шевелил ветер. И вокруг ни души, сонная тишина, лишь громкий, истеричный, утробный вскрик где-то вдалеке потревожил густой умиротворенный туман, стелившийся по оврагам. Откуда-то со стороны леса, за низкими грязно-серыми панельками, укрытыми одеялом из зелени и спящими в такое раннее утро.       Никто его не услышал. Мир продолжил спокойно существовать дальше, не заметив потери. Над старыми пятиэтажками и частными домиками занимался рассвет, поднималось яркое теплое июньское солнце.

***

ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК!

      ОСТРОВСКИЙ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ 18 ЛЕТ       12 ИЮНЯ 2007 ГОДА РАНО УТРОМ ВЫШЕЛ ИЗ ДОМА В СТОРОНУ ЖД СТАНЦИИ. ДО НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ ЕГО МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ НЕ ИЗВЕСТНО       ПРИМЕТЫ: РОСТ 160-164 СМ, СПОРТИВНОГО ТЕЛОСЛОЖЕНИЯ, ВОЛОСЫ ТЕМНО-РУСЫЕ, ГЛАЗА ЗЕЛЕНЫЕ       ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ: ТАТУИРОВКА ВОЛКА НА ЛЕВОЙ НОГЕ, ПИРСИНГ УШЕЙ.       БЫЛ ОДЕТ: ТЕМНЫЙ СПОРТИВНЫЙ КОСТЮМ, КРОССОВКИ, ДОРОЖНАЯ СУМКА…

***

      Рыжий юноша со всех ног продирался сквозь лес, изо всех сил перепрыгивая через выступающие над землей корни деревьев. К концу августа из-за аномально холодного лета многие деревья успели пожелтеть и частично облысеть, и в их оставшихся золотых листьях яркими лучами гуляло солнце.       Наверное, он бы остановился, отдышался и спокойно прогулялся по этому живописному месту под громкую атмосферную музыку в стареньких наушниках, если бы его не преследовали, намереваясь убить.       Кровь стучала в голове словно Бухенвальдский набат, мешая думать, было невозможно сосредоточиться. Парень как на автомате бежал куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой проклятой твари. Ноги сами несли его вперед, и он не мог повернуть обратно, хоть и прекрасно понимал, что чем дальше в лес…       Он откуда-то знал, что ему не убежать, но упорно пытался, прорываясь все глубже.       Мышцы ныли, каждый толчок подошвой о землю, казалось, сотрясал мозги.       Он остановился на несколько секунд, только чтобы отдышаться и хоть немного успокоить колотящееся от ужаса сердце. Согнувшись пополам он оперся ладонью о шершавый толстый ствол раскидистого дуба. Легкие болели невыносимо, бок колол справа и парень решил, что еще немного и у него остановится сердце.       Он закрыл глаза, прислушиваясь к звукам леса сквозь гул в ушах, и поскреб ногтями морщинистую кору. От легкого ветра жухлая листва затрепетала под ногами сливаясь с тихим щебетом птиц, и кроме своего хриплого и надсадного от долгого бега дыхания он услышал тихий свист острого ножа. Словно в замедленной съемке паренек видел, как лезвие ножа проникает в плоть его кисти по самую рукоять, пригвождая к дубу.       Из глотки вырвался дичайший вскрик боли и страха, колени подогнулись, а в легких вдруг кончился весь воздух. У парня потемнело в глазах.       Второй нож с таким же свистом с хирургической точностью попал в левое бедро, с силой вошел в мясо, вырывая из груди еще один более глухой вскрик и рассекая артерию. Вспыхнувшая невероятной силой боль заставила его желать жить как никогда, но от паники он весь одеревенел. От вида собственной ноги, проткнутой едва ли не насквозь, от кислого железного запаха крови к его глотке наравне с ужасом накатила тошнота: из нее с частой пульсацией вытекала горячая бордовая жидкость, пропитывая одежду и противно приклеивая ее к коже.       — Лё-ё-ёва, — протянула девочка, преследовавшая его, сверкая пугающими неестественными темно-зелеными, словно изумруды, глазами, — куда ты убегаешь, я же просто хотела подружиться, — она рассмеялась, и этот тон и выражение лица, наверное, показались бы милыми, но не посреди глухого леса и не вкупе с остро наточенными ножами, изящно зажатыми в девичьей ладони.       Лёва с болезненным криком безуспешно дернул за рукоятку ножа, которая торчала из окровавленной кисти. Еще один рывок, и его тело сокрушил новый приступ боли, а окровавленный нож упал к его ногам. Он сдержал рвотный позыв, едва не теряя сознание от вида сочащейся крови и ярко-красной проникающей раны. Его силы закончились еще несколько минут назад, но адреналин и вид приближающейся к нему девушки дал толику энергии.       Он, тяжело дыша, попытался бежать дальше. Но еще один нож, с хирургической точностью и невероятной для хрупкой девушки силой вонзился в правое ахиллово сухожилие, полностью рассекая его.       Едва успев подставить руки, он упал лицом на землю, сквозь боль слыша звонкий довольный смех из-за спины. Теперь его борьба окончена, и парень затрясся и заплакал от страха, бессилия и боли. Его насильно перевернули на спину, отчего он скорчился от еще одной волны боли от раненой ноги.       — Привет, милый! — девушка с яркой, белозубой и почти маниакальной улыбкой достала из своей ветровки серый скотч. Несмотря на все, его тело продолжало бороться, суча ногами в попытке отползти. Но та ловко прижала его своим весом, сев на живот. Парень, хрипя и подвывая будто раненый зверь, пытался вырываться, но девушка была на удивление сильной и быстро связала его согнутые в локтях руки клейкими широкими лентами, прижав его запястья к шее.       — Пож-жалуйста, — вырвалось у него между рыданиями. Он уже не видел ее, лицо расплывалось из-за слез, текущих из глаз, затекающих в нос и уши, — не н-надо, пожалуйста! П-пож…       — Ну, что же ты так, — девушка надула губки, и ее голос прозвучал очень обиженным. Она играла с ним так, как играет кошка с мышкой, которую поймала и собирается сожрать. Парень собрал все свои оставшиеся силы, чтобы скинуть ее с себя, и у него получилось. Та завалилась на бок, пачкая свои белые колготки в земле и возмущенно ахая. — Какой же ты упрямый, — ее голос внезапно прозвучал раздраженно и пугающе-злобно, но затем тон снова выровнялся. — Я же просто хочу подружиться, Лёвочка! Мы бы стали такими хорошими друзьями! Меня зовут-…       — Не называй своего имени, — откуда-то слева послышался тихий низкий голос. — Ты слишком беспечна, такими темпами нас поймают.       К ним неторопливо приблизился еще один человек, но Лёва, изгибая шею, никак не мог разглядеть его из-за пелены слез.       — Явился, не запылился! — оскалилась девушка. — Он все равно не жилец, кому он расскажет, — та тихо попросила его подержать ноги и обмотала слабо дергающиеся щиколотки скотчем, резко выдергивая один из своих кинжалов. Лёва лишь весь дрожал, крупно и судорожно, невыносимо потея, несмотря на прохладную погоду, и подвывая от страха. Его взгляд, затуманенный слезами, упал на знакомое лицо. Внутри откуда-то появилась отчаянная надежда, и он заплакал еще сильнее, слизывая с покусанных губ горячую соленую влагу.       — Это же… ты? Из поезда? — ахнул Лев, не веря в свою удачу, и всем своим естеством потянулся к парню, с которым они даже почти познакомились в электричке, как к какому-то божеству, захлебываясь в соплях. Как назло он не успел спросить его имя, но это было хоть что-то, он же не монстр какой-то, как же так…       — Ну, допустим, — парень хмыкнул, чуть наклоняясь и складывая руки на груди. Помогать ему он и не собирался, ведь его судьба была предрешена пару дней назад, когда они вдвоем выслеживали этого малыша. Интересно было понаблюдать за его стенаниями и мольбами.       — П-пожалуйста! Мы же друзья… — попытался он, чувствуя себя так жалко, но слова сами вырывались из его глотки вперемешку с воем, всхлипыванием и кашлем, ноги болели ужасно, рана на ладони отдавала тупой пульсирующей болью. — Я… я не понимаю, что вы делаете, но, пожалуйста, перестаньте! М-мне очень… больно, прошу… Пожалуйста, мы же… друзья…       — Вы встретились три часа назад, болван, вы не друзья, — влезла девушка в разговор и ловко заклеила ему рот скотчем, понимая, что все равно ничего интересного он больше не скажет. — Бери за ноги и понесли его, — скомандовала она, пытаясь отряхнуть колготки от листьев и земли.       «Друг» старался не смотреть на искаженное ужасом лицо Льва, который уже перестал бороться за свою жизнь и не пытался вырываться, и тот за это был благодарен, иначе нести было бы неудобно.       Лев не мог поверить, что все это происходит с ним. Его грудная клетка дрожала даже не от всхлипов, а от тихой захлестывающей все его естество истерики. Глаза щипало, и ему на секунду стало невероятно смешно от себя и одновременно столь же мерзко. Он не может постоять за себя, за свою жизнь и теперь вот так просто его тащат куда-то два конченых психа…       Девушка, встретившись с ним взглядом, озорно подмигнула ему, и Лёва ужаснулся от голода, удовольствия и предвкушения горящих в ее глазах, пугающе-изумрудных, будто два драгоценных камня, чего он никогда не видел, по крайней мере у людей.       Они его точно не отпустят, это его последний день на этом свете, они убийцы, настоящие убийцы!       …«Что они со мной сделают?

      Как же больно…»

      Всего минуты через три они донесли это рыдающее и сильно ослабшее от кровопотери и шока тело до маленького потрепанного и очень невзрачного домика. С облегчением швырнули его рядом с дверью на грязный со старыми бордовыми пятнами деревянный помост, вроде крыльца, и отошли посовещаться.       — Я не буду его убивать, — спокойно сказал парень, косясь взглядом на дрожащего и тихо рыдающего Леву, который мычал что-то, скорее всего молился, в надежде, что это его спасет.       — Так не пойдет, — девушка раздраженно закатила глаза и скрестила руки на груди.       — Это неправильно, я не собираюсь… — он повторил ее позу, но уже с долей неприязни.       — Опять капризничаешь? — она цыкнула на него, перебивая и поднимая незаметный до этого на рябой листве топор. — Ты должен заботиться прежде всего о себе, ты должен охотиться самостоятельно. Я не могу все время делать за тебя грязную работу.       — Это твоя жертва.       — Слушай, нам и так нечего есть из-за того, что ты нос воротишь. Я устала делать все за двоих. Ты ведешь себя как ребенок!       — Я не выбирал рождаться таким, — он снова завел свою шарманку, за что получил ногой по колену.       — Так если ты не будешь питаться человеческим мясом, ты не станешь человеком! Ты умрешь! — девушка испытующе посмотрела в его яркие аметистовые глаза, полные раздражения, но тот не двинулся. Она поправила рукой волосы, что всегда означало, что спор окончен, — Давай, не выебывайся и бери топор.       Он возмущенно вздохнул, но все же взял из девичьих рук тяжелое оружие, с чистым, почти как зеркало, блестящим, наточенным лезвием и с длинной деревянной рукояткой, пропитанной кровью. Жестокости девушке было не занимать. Лева, слышавший их разговор, взвыл и снова так смешно задергался и задрыгал связанными ногами, что ребята переглянулись и одновременно тихо хмыкнули. Все же, для них это было обычным делом.       С тех пор, как убили их отца, им двоим приходилось не сладко. Одно дело охотиться с кем-то опытным, знающим, как правильно, и совсем другое — самостоятельно, учась на собственных ошибках, каждая из которых могла быть для них последней. За два года, ради удовлетворения раздражающей нужды, им пришлось сменить несколько городов, чтобы не попасться полиции, и многому научиться.       Тому, что обычным людям и не снилось.       В два шага его палач преодолел нужное расстояние, останавливаясь сбоку от Левы.       Тот был уже совсем бледным, из его проткнутой ладони сочилась кровь, заливающая шею, а бедро с все еще торчащей из него рукояткой выглядело совсем плохо. Связанный, трясущийся, он выглядел как зашуганный зверек, попавший в западню. Огромные глаза, полные ужаса и неимоверного болезненного принятия.       «Это необходимость, это необходимость, это необходимость», — начал «палач» свою любимую мантру, опираясь на рукоятку топора, но, взглянув на связанного, лишь полюбовался дрожащим от ужаса тельцем, в котором вместе с кровотечением из ран постепенно угасала жизнь.       — Расслабься, ты умрешь быстро, это не больно, — солгал тот, выдыхая, прицелился и с легкостью замахнулся топором.       Будет очень больно.       Ему было даже жаль этого паренька, но все же его сестрица права — у них заканчиваются припасы, и сейчас не время кичиться своими принципами. Топор привычно лежал в его натренированных ладонях, сжимающих длинную деревянную рукоять. И если металл еще можно было как-то почистить от следов, то в дерево кровь всыхала намертво.       Лев, на удивление быстро принявший свою неприглядную судьбу, зажмурился и, чтобы закрыть лицо пальцами, потянулся связанными у локтей руками вверх.       Острое лезвие блеснуло в воздухе и с неимоверной силой одним движением разрезало шею почти у основания, с приятным сочным хрустом рассекая молодые хрящи гортани и позвонки. Оно с металлическим стуком врезалось в деревянное крыльцо под ним, и вместе с этим от запястий отделились его пухленькие пальчики. Парочка обрубков осталось лежать у него на лице, остальные словно крупные бусины рассыпались вокруг, пачкаясь в его крови.       С ветвей соседних деревьев от звука топора тут же сорвалась маленькая стайка ворон и каких-то неизвестных птичек, улетая подальше от этого проклятого места.       С мокрым чавкающим звуком голова отделилась от тела. Тут же фонтаном брызнула алая кровь, окропляя крыльцо, траву и чистые джинсы темными теплыми каплями. Покоцанное прогнившее дерево под ним окрасилось багровым пятном, продолжая длинный кровавый след в несколько метров на пожухлой листве, которую медленно перебирал необычно прохладный для августа ветерок.       Лес замер на мгновение в гробовой тишине, и затем время снова продолжило свой ход. Телефон противно защебетал в заднем кармане джинс, оповещая о назначенном времени.       Парень чертыхнулся и наклонился, чтобы разглядеть мелкие пятна на своих штанах. На черной ткани капли почти не были похожи на кровь, но ему все равно придется переодеться. Он прислонил топор, с лезвия которого еще стекала кровь, рукояткой к стене домика и с раздражением посмотрел на сестру, которая хлопала в ладоши, прыгая на месте.       Лицо Льва на отрубленной голове еще несколько секунд дергало мышцами и бешено двигало глазами в орбитах, и в итоге затихло, неестественно бледное, забрызганное собственной кровью. Из тела тоненько струилась оставшаяся кровь, смешиваясь с содержимым желудка, и, возможно, если бы не полоска серого скотча на его рту, по его губам можно было бы прочитать его предсмертные слова.       — Быстро умер, — спокойно прокомментировал парень и с любопытством добавил: — как думаешь, ему было сильно больно?       — Все жду, когда ты предложишь убивать под наркозом, — рассмеялась девушка, вставая с ним плечом к плечу и складывая руки в карманы, ее тон стал глубже и печальнее, — это лучше, чем душить их, так меньше мучений. Они, конечно, намного сильнее, но длятся всего несколько секунд.       — Можно было снотвор-       — Дурак совсем? Нам это есть потом! — возмутилась она, с улыбкой пихая его в плечо. Тот в ответ улыбнулся уголком губ, любуясь умиротворяющей картиной.       Возле отрубленной головы приземлилась любопытная ворона, сверкая черными глазами-бусинами и щелкая клювом. Она в два прыжка оказалась у бледного застывшего лица и пару раз клюнула в открытый остекленевший глаз. Девушка вздохнула и в качестве разминки хрустнула суставами пальцев.       — Иди вперед, я закончу здесь сама, — тихо сказала он, ловко и с легкостью подхватывая остывающий труп за ноги и волоча его в хижину. — Его надо разделать быстренько. Будет странно, если мы вдвоем одновременно пропустим первый день.       Тот кивнул, в этом был смысл. Конечно, вряд ли тех, кто пропустит первый день, будут подозревать в убийстве людей, там даже учебных лекций не будет, но ведь в одиночку им обоим, теоретически, было бы сложно завалить кого-нибудь, так что это уже половина алиби. Он даже предложил девушке первое время делать вид, что они не знакомы, но неизвестно, сколько она продержится. Их безопасность сильно его волновала.       Конечно, стоило перестраховаться на всякий случай. Здесь и так не все чисто: пропажи людей, убийства, да и сама история городка довольно пугающая, не хватало еще, чтобы у них двоих все пошло наперекосяк.       Он расчесался, завязал аккуратный хвостик, переодел пропитанную кровью «рабочую» куртку на свою серую мышиную ветровку с капюшоном, убедившись, что на нее ничего не попало, натянул запасные джинсы и махнул на прощание своей сестре.       — Не забудь про его пальцы, — он кивнул на лежащие кучкой уродливые посиневшие обрубки возле двери и застегнул молнию до самого подбородка, сунув замерзшие от легкого ветра руки в карман. Та с легкостью подняла тело Лёвы на металлический стол в самом центре комнаты и с улыбкой отсалютовала ему большими ножницами, разрезая на обезглавленном трупе одежду.       Оглянув их хижину взглядом в последний раз, он с удовольствием втянул носом характерный сладковатый запах смерти, и вышел на улицу, стараясь не наступать на следы засыхающей крови.       Экран на покоцанном мобильнике показал половину девятого утра. У него было еще минут двадцать, чтобы прогуляться и насладиться природой. Рано утром он сильно переживал по поводу его первого дня на новом месте, но, пожалуй, убийство его успокоило и даже немного развеселило.       Вокруг головы Лёвы уже собралась кучка голодных ворон, которых пришлось прогнать резким взмахом ноги. Тот смотрел пристально, с каким-то осуждением в наполовину завалившихся глазах, посеревших и утративших свой живой блеск.       «Покойся в Царствии Небесном, или как там…»       Признаться честно, в таких активных мероприятиях ему участвовать не нравилось, мало того, что как человек он довольно слабенький, так еще и с анемией. Он, оправдывая свою кровь, бегал быстро, бил сильно, но также и быстро выдыхался. И все это вкупе с его полным нежеланием следовать своим инстинктам делали из него белую ворону.       Это было довольно странным явлением для его семьи. «Наша цель выжить любой ценой, мы хищники, мы убиваем из необходимости! — говорил их отец, в ответ на очередную истерику и отказ выходить на охоту. — Это не то же самое, как когда люди убивают друг друга, в этом нет ничего плохого. Ты со своими причудами помрешь от голода! Ты бракованный какой-то! Или ты собираешься быть обузой и сидеть на моей шее всю жизнь?»       Хорошо, что его больше нет, зато его дорогая сестрица такая же. И по мозгам ездит так же.       Лев ведь всего лишь школьник, они вместе ехали сюда на электричке, но у кого-то, видимо, бзик на маленьких мальчиков. Отец твердил, что сырое молодое мясо намного нежнее и вкуснее, но, если честно, как будто бы разницы не было никакой, если его готовить на огне. По-другому его желудок попросту не переваривал, и это тоже постоянно доставляло ему проблем.       Он никогда не вписывался в общество своей семьи и таких же, как и он. Он почти не убивал, не ел сырое мясо и никак не мог смириться со своей природой. Он не хотел убивать Лёву, его заставили, и теперь он чувствовал себя паршиво. Почему все так?       Он со злостью пнул носком своих старых конверсов маленький камешек, который улетел далеко вперед и разогнал птиц.       «Бракованный».       Да, пожалуй…       Легкие вдохнули побольше, втягивая с воздухом запах прохладного леса. Мимо то и дело скакали вороны, с подозрением глядя на идущего. Тот остановился и медленно нагнулся к птице, чтобы дотронуться до серых перышек. Но ворона отскочила от него, а потом и вовсе упорхнула.       «Хорошо, что они не умеют говорить», — со вздохом подумал он, ускоряя шаг и поглядывая на время.